Kitobni o'qish: «Первая Одиссея»

Shrift:

Песнь первая. Напутствие Лаэрта

Лаэрт, Итаки царь, стоял на берегу высоком и на закат смотрел морской, на посох изукрашенный опёршись руками скрещенными, а на руках, могучих и больших, покоилась седая длинная густая борода. Он веки низко опустил то ли от солнечных лучей, то ли от дум глубоких. Пришла весть накануне от Тиндарея, спартанского царя. Со всей Эллады созывал он знатных женихов, желающих посвататься за дочь его прекрасную Елену. О красоте её певцы давно слагали гимны. Прославленный герой Тесей похитил её юной и был с ней счастлив, пока Кастор и Полидевк, домой сестру родную не вернули. Был в Спарту зван и Одиссей, единственный Лаэрта сын. Почётно в жёны взять дочь Громовержца и в будущем царём стать Спарты. Сам Тиндарей гордился тем, что родилась Елена из яйца, снесенное богиней Немезидой, которое она от Зевса понесла. Супруга Тиндарея Леда нашла яйцо, и дочь богов они удочерили, а скорлупа лежит на площади перед дворцом, и каждый может ею восхититься. Напрасно мелят злые языки, что страусы несут не меньше яйца. Достоин ли Елены Одиссей? Какие хитрые плетенья готовят мойры для него? Не зря коварных мойр боятся сами боги. Там тридцать женихов, царей, героев! Один могучее другого. Один Патрокл чего лишь стоит! А два Аякса! Грозный Менелай! Уж своего он не упустит. Его поддержит брат Агамемнон, женатый на сестре Елены Клитемнестре. Опасные соперники они. Не стал бы жертвой Одиссей их замыслов? И все же поразмыслив, Лаэрт сообразил, что зря тревожится. В любом сраженье мудрость побеждает, а не сила. Умом с избытком наделили боги Одиссея. Он с юных лет такую проявлял смекалку, что в восхищенье приводил родителей и старцев умудрённых. Нет, не случайно говорят, что Одиссей рождён от бога, и стать ему героем суждено. Тогда напрасно он, Лаэрт, о будущем печётся Одиссея. Его и боги не оставят без вниманья. А нужно поразмыслить о будущем правителе Итаки. Единственный наследник может навсегда покинуть остров, а тогда, кто будет царствовать? Кто примет власть из рук слабеющих Лаэрта?

– Отец!

Так близко голос Одиссея прозвучал, что вдруг почудилось Лаэрту, как будто сын подслушал его мысли.

– Я помешал тебе?

Царь в бороду незримо улыбнулся:

– Тебя всегда я видеть рад.

– Ты чем-то озабочен?

Навершьем посоха, изображавшим голову царя зверей, Лаэрт на запад указал, где солнце в море погружалось:

– Смотри, день умирает. И наша жизнь угаснет также.

– Да, жизнь людей подобна дню, а жизнь богов, как море, бесконечна. И ночью в полной темноте грохочут волны, как грозное дыханье Посейдона.

Отец и сын залюбовались перламутром волн блестящих, играющих в лучах, от солнца исходящих. Вздохнув, сказал Лаэрт:

– Но мы не боги и возрождаемся в потомках, как новый день, похожий, но иной.

– И море каждый день иное, – продолжил Одиссей, – но все же вечно и едино.

– Так наш и род, идущий от богов. Продолжить мы должны его.

– Ты думаешь, что мне пора жениться?

– Не знаю я, но уж тридцать женихов приглашены посвататься за дочку Тиндарея. Ты в их числе…

– Елена избирает мужа!? Отец, так что же ты молчишь? Позволь немедля в Спарту мне отбыть.

– Я так и знал, и ты туда же, – развёл Лаэрт руками огорчённо. – Я думал, ты мудрее.

– Прекрасней женщины нет, не было и никогда не будет. Владеть Еленой! Нет счастья большего для мужа.

– И в очередь готов ты стать за нею? Так знай, что будешь ты в хвосте последним!

– Конец хвоста приходит часто первым.

– И то, что ей владел Тесей, тебя нисколько не смущает?

– Так говорят клеветники, но красота всегда чиста, как солнце.

– Еще не видел ты её, а уж влюблён по уши. А вдруг она тебе не пара? Молва создаст красотку даже из уродки.

– Ты прав, отец, но сам я лично должен в этом убедиться.

– И так понятно: она почти богиня, а ты бедняк из захолустья. Что общего меж вами? Что делать ей в Итаке, вдали от роскоши и от Олимпа? Пасти овец? Итака нам лишь мила.

– Отец, я Тендареем приглашен, и если не приеду, то скажут все, что так зазнался Одиссей, что брезгует Еленой. Пойдёт дурная слава. А как сильна молва, ты знаешь сам.

Лаэрт беспомощно развёл руками:

– Ах, сын премудрый мой. Отца ты превзошёл. Мне больше нечего сказать, чтоб удержать тебя в родной Итаке.

– Клянусь я Фебом, что вернусь, с Еленой иль один! Всего на свете мне милей отчизна.

Лаэрт невольно прослезился:

– Пойдём, мой сын, готовиться к отъезду, и Посейдону жертву принесём. Как выпадут удачные знамения, с попутным ветром отплывёшь. А по возвращению Итакой станешь править.

– Отец, ты полон сил.

– Хочу покоя я, уединенья. Я странствовал немало. С Язоном славным руно златое добывал в Колхиде, Гераклу подвиг помогал свершить, на вепря калидонского охотился с героями Эллады, но нет милее мне, чем гладь морскую созерцать и думать о богах и людях. И как дождусь тебя, уединюсь в горах. Ни власть, ни слава, ни богатство меня уж не прельщают.

Песнь вторая. Елена и Пенелопа

С времён похода аргонавтов не собиралось столько вместе царей, царевичей героев, сколь прибыло их в Спарту руки Елены добиваться. Все устремились во дворец, где ждал их Тиндарей с Еленой. На входе Одиссея едва не сбил могучий юноша, спешивший лицезреть прекрасную Елену.

– Уж не жениться ли спешишь? – воскликнул сын Лаэрта, схватив нахала за плечо.

– Пока ещё не знаю, – тот впопыхах ответил, – жениться мне иль нет.

– Как ни поступишь, пожалеешь.

– Почему же?

– А вот об этом и подумай, – сказал Лаэрта сын с улыбкой хитрой.

В ответ и юноша открыто улыбнулся и, уж не торопясь, спросил:

– А что ты думаешь об этом?

– Жениться надобно.

– Зачем?

– Как повезет с женой, так буду счастлив.

– А если нет?

– То стану мудрецом.

Теперь они вдвоём расхохотались.

– Я Диомед, – назвался юноша и тут же весело спросил:

– Похоже, что и ты из рода женихов?

– Пока лишь из утробы матери своей и с острова Итака.

– Так знаю я тебя! Ты Одиссей, сын аргонавта славного Лаэрта!

– Хотелось бы наоборот.

– Как?

– Лаэрт, отец героя Одиссея.

– Ты хочешь славой превзойти отца?

– Потомки и должны быть лучше предков.

– Зачем?

– Чтоб мир наш улучшался.

– Тогда вперёд! – воскликнул Диомед. – Добьётся кто Елены, тот уже подвиг совершит!

Через порог из ясеня они ступили смело. Весь портик был заполнен женихами. Елена, на царском троне гордо восседая, приветствовала их:

– О, Одиссей и Диомед!

– Как нас она узнала? – был изумлён последний.

– А что тут узнавать? Я рыжий, ты высокий, – пожал плечами Одиссей и громко отвечал Елене:

– Дочь бога и царя! Ты прозорлива так же, как прекрасна.

– И как же? – смеясь, Елена вопросила. – Скорей скажи мне, многомудрый Одиссей.

– Пусть первым скажет Диомед.

– Что восхищен он мной, я вижу и без слов.

– По взору страстному?

– По челюсти, отвисшей до земли.

Тут смехом разразились женихи, а Диамед, и самом деле, так залюбовался Елены красотой, что рот раскрыл невольно. А та надменно говорила:

– Смелее, Одиссей. Но только ты не повторяй за всеми вслед, что я прекрасней всех из смертных. Мне надоело это слышать.

– А я так не скажу.

– Что? Разве есть прекраснее меня?

– Да вот хотя бы эта птица, – вдруг на фазана указал Лаэрта сын. Тот по двору прохаживался важно и хвост свой яркий распушил.

– Как? – вспыхнула Елена. – И чем же она лучше?

– Вы обе в ослепительных нарядах, но у фазана оперение своё, родное, а на тебе чужое.

– Так ощипи фазана, чтобы увидеть разницу меж мной и птицей.

– Чтобы сравнить, я должен ощипать обоих.

– Снимать с меня одежду позволено лишь мужу.

– Поэтому сужу я по наряду.

Елена даже с трона поднялась:

– Я вижу, ты умён не по годам.

– На ум не жалуюсь, стареть же не спешу.

– Тогда ответь мне на вопрос. Вот статуя Афины на нас взирает свысока. Как рост её измерить?

В задумчивости поднял взор свой Одиссей на лик богини и от ослепивших его солнечных лучей зажмурился. Он опустил глаза и тень увидел на земле от статуи.

– Так что же ты молчишь? – с иронией Елена вопросила.

– Я жду.

– Чего? Когда устану ждать я?

– Жду часа, как тень моя сравняется со мной.

– И что тогда?

– Тогда тень статуи сравнится с ней самой. Измерив тень, получим рост Афины.

Крик восхищения по портику пронесся. Всем женихам был задан вопрос этот. Никто из них не снизошёл до тени и столь мудрой простоты. Ответ достойным признала и Елена:

– Ты мудр.

– Мудры лишь боги, а мы к их мудрости стремимся, но часто спотыкаемся и шишки набиваем.

– И этот мудр ответ. А как с отвагою и силой?

Окинул взглядом Одиссей героев, великих ростом и могучих силой. Лаэрта сын, хоть тоже был не мал, но рядом с ними выглядел мальчишкой.

– Они нужны, когда беда нагрянет в дом.

– А ум?

– Чтобы беду в дом не пустить.

– Ответ, достойный мудреца, но силу, ловкость и отвагу покажешь свою завтра. Ведь сам ты говоришь, что разум может ошибаться и не всегда способен предотвратить несчастье.

И в знак согласья и почтенья склонился молча Одиссей и место Диомеду уступил. Пришлось по вкусу многим женихам, как вёл беседу Одиссей с Еленой. Приветливо все улыбались и дружески стучали по плечу, как бы своим его признав. Лишь Менелай сурово сдвинул брови. Он видно посчитал, что Одиссей опасен. А Патрокл приветливо шепнул Лаэрта сыну:

– Ох, ловко срезал ты Елену. Так лань охотник быстроногую сбивает. А то замучила она всех нас вопросами коварными и с подковыркой. Скорей бы нам на состязанья, где мы себя во всей красе покажем.

В тот день соревноваться не пришлось. Царь Тиндарей устроил пир в честь женихов, и Одиссея провели в покои для гостей омыться и сменить одежду с дороги дальней. Служанка молодая воду принесла, и видно было, как она смущалась. А ноги омывая Одиссею, таз умудрилась опрокинуть, разлив на камни воду. Тут девушка и вовсе растерялась, забормотала извинения, но добродушно улыбнулся Одиссей:

– И как тебя зовут?

– Климена, – чуть слышно молвила служанка и взор потупила.

– Не делай же того, чего не ведаешь, – гость назидательно изрёк, – ты не Климена, и вовсе не служанка.

– Как догадался? – непроизвольно вырвалось у Лжеклимены.

– Отвечу я, когда себя ты назовёшь.

– Сам догадайся, – озорно вдруг блеснула та глазами. – Всё говорят, что ты умён не по годам. Вот это я сейчас проверю.

Раздумывал недолго Одиссей:

– Ты Пенелопа, дочь царя Амикл Икария, брата Тиндарея.

– Как ты узнал?

– Мне боги подсказали.

– Причём здесь боги? Сам ты догадался. И знать хочу я, как?

– Всё очень просто, – сдался Одиссей, – царевну невозможно спутать со служанкой: она и говорит, и ходит, и даже ноги по-царски моет гостю.

– И ноги облила ему по-царски, – едва заметно улыбнулась Пенелопа.

– Вот именно! Служанка б воду не разлила. Работа эта ей привычна, а ты всё делала впервые и потому неловко и нерасторопно.

– Так ты считаешь, что я и вымыть ноги гостю не могу?

– Посмотрим, – рассмеялся сын Лаэрта, – попробуй еще раз.

– Не царское то дело.

– Но ты сама пришла мне ноги мыть. Кстати, зачем?

– Гостей так много, что служанок не хватает, – поспешно отвечала Пенелопа и, таз серебряный водой наполнив, вновь стала ноги Одиссею омывать, однако тот за мысль надёжно ухватился и вслух стал рассуждать:

– Нет, нет, всё это неспроста. Скорей всего, тебя прекрасная Елена подослала.

– Сама я вызвалась к тебе идти, – вздохнув, призналась Пенелопа.

– И для чего?

– Понравилось, как ты Елене отвечал. Хотелось убедиться, так ли ты умён на самом деле?

– И как?

– Раскрыв меня, свой ум ты проявил.

– Ты здесь с согласия Елены?

Взор Пенелопа отвела:

– Да, глупо утверждать иное.

С водой таз опрокинув, вскочил поспешно Одиссей и с жаром Пенелопу вопросил:

– Так, может, выбрала меня Елена?!

Не торопясь, отёрла руки Пенелопа:

– Ну, вот и весь твой ум красою ослеплен, как очи ярким солнцем.

Пристально Одиссей взглянул на Пенелопу, глаза прищурив:

– Ты, думаешь, что я попал под её чары?

– Нет смертного, кто устоит перед красой Елены. Дочь Громовержца соблазнит любого.

– Но только не меня!

– Пустое.

– Любое я тогда твоё желание исполню.

– Клянись Афиной.

– Клянусь, но помощь мне нужна.

– И чья?

– Твоя.

– Я не могу обманывать подругу и сестру.

– Да и не нужно, правду говори.

– И наших тайн я не раскрою.

– Я знаю их и так.

– Так чем же я могу тебе помочь?

– Когда я выиграю спор, моё желание исполнишь.

– Нет, этого не будет никогда.

– Чего? Иль спор не выиграю я, иль не исполнишь ты моё желанье?

– Без первого второму не бывать.

– Да, – подхватил тут Одиссей, – за первым следует второе, и я молю богов, чтоб так и было.

– Ну, что же, мне пора, – вздохнула Пенелопа.

– Елена ждёт? – лукаво усмехнулся Одиссей.

– А хоть бы так. Тебе то что?

– Ох, не скажи.

И золотой кувшин взяла она с водой прозрачной:

– Давай, я все-таки помою твои ноги.

– Нет, царской дочери я не позволю. Елене так и передай.

– Я так и поступлю.

Тут сам омылся Одиссей и полотенцем белым вытерся, которое ему вручила Пенелопа. Он пригласил её присесть, чтобы продолжить разговор, но та лишь покачала головой:

– Мне пора.

– Постой! Ты так и не узнала, как догадался я об имени твоём.

– А что тут сложного? Царевен здесь не так уж много.

Взяв таз серебряный и золотой кувшин, царевна вышла, а сын Лаэрта о чем-то долго размышлял, откинувшись на кресле и в потолок мечтательно глядя.

Песнь третья. Пир

В те времена не допускались женщины на пир, но многомудрая Елена, взяв Пенелопу с Клитемнестрой, гостей приветливо встречала и приглашала в мегарон, где были винами и яствами уставлены столы. Герои таяли от наслажденья, и каждый представлял себя счастливцем, которого богиня красоты встречает на пороге собственного дома. Гостей неплохо изучила дочь Тиндарея и находила всем приятные слова, которые им льстили. А женихи лишь больше возгорались, уверовав в свою победу. Завидев Одиссея, Елена хитро улыбнулась, приветствовав его стихами:

О, многомудрый Одиссей!
Ты всех удачлив и хитрей,
Глубокий ум и зоркий взгляд –
Не боги ль здесь благоволят?

Не ожидал такого поворота Одиссей. Угодно с кем, но с музами он дружбу не водил и также был от стихосложения далёк, как небо от земли. Дочь бога и царя преподнесла ему нежданно испытанье. А нужно отвечать стихами. Для сочинительства Елена много времени имела, а Одиссею оставалось всего лишь несколько мгновений. Замедлил шаг, мучительно он строки подбирая, но подойдя, непринужденно произнёс:

О, златокудрая Елена!
Не скрыться никому из плена
Твоей небесной красоты.
Кого захочешь выбрать ты?

«Ах, слава Аполлону, водителю прекрасных муз, – он Феба мысленно прославил, – сегодня принесу я в жертву богу белого быка». Но испытания на этом не закончились. Елена, видимо, была готова к подобному развитию событий и вновь ответила стихами:

Не скрыть от взора Одиссея
Ни замыслов моих, ни дум,
И в тайны дочки Тиндарея
Проникнет его острый ум.

И вновь пришлось Лаэрту сына рифмованный придумывать ответ:

Известна тайна мне сполна,
Но я изречь её не смею,
Чтоб не перечить Тендарею,
Озвучишь имя ты сама.

Елена мило рассмеялась, и понял Одиссей, что пронесло. Ещё одно прошёл он испытанье. Но одного быка тут явно будет маловато. Без Феба помощи, конечно, тут не обошлось. Сам не родил бы он ни строчки. Тем временем, прекрасная Елена к Лаэрту сына снова обратилась с улыбкой нежной и лукавой на устах:

– А не поведала ли тебе служанка мою тайну?

– Как? Неужели и служанкам известно имя жениха? – с притворным удивлением ответил сын Лаэрта. – Казалось мне, что неизвестно это никому: ни сёстрам, ни царевнам.

Он поклонился Пенелопе с Клитемнестрой, которые внимательно внимали разговору, загадочно и нежно улыбаясь.

– Ты правь, и для меня оно сокрыто, – ответила Елена. – Не знаю я, кого и предпочесть. Достойны все.

– Но знает имя Одиссей, – заметила коварно Пенелопа.

Стоящие вокруг герои расмеялись. Со всех сторон посыпались насмешки.

– Он ясновидящий.

– Не Одиссей, а Пифия.

– Нисколько он не сомневается, что выберет его Елена.

Воздел тут руки Одиссей и вопросил:

– А кто из вас в том не уверен?

Согласно женихи все закивали, а Елена весело спросила:

– Так ты себя имел ввиду?

– Уверен я: достойного ты изберёшь.

– И это ты?

– Узнаем это мы на стадионе, охоте и пиру.

– Так в чём же тайна?

Ответить не успел Лаэрта сын. Герои мощно наседали и сами жаждали с Еленой пообщаться. Не выдержав, Патрокл могучий бесцеремонно Одиссея оттеснил и занял его место подле Елены златокудрой. Тот отступил, со лба ладонью капли пота вытирая, и к Пенелопе подойдя, с укором вопросил:

– Так вот твоя в чём благодарность?

– Ты меня в чём-то упрекаешь? – взглянула удивлённо Пенелопа.

– Меня хотела выставить посмешищем?

– Так это же тебе на пользу.

– Как так?

– Поймёт Елена, что не такой ты мудрый, и предпочтет другого. А ты, глядишь, и выиграешь спор.

– И ты смеешься надо мной…. – занудно начал Одиссей, но вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. – Так ты ревнуешь?

– Достойного Елене помогаю выбрать. Я ей служу, а не тебе.

– Нет, нет, ревнуешь, вижу по глазам, и хочешь, чтобы выиграл я спор.

– Да просто я хотела показать, что и мудрец бывает глупым.

– Зато глупец не станет мудрым никогда. А я прозрел и ясно вижу, что….

– Зря глупости своей в других ты ищешь оправдание, – сказала Пенелопа. – Ищи её в себе.

Ответить сын Лаэрта не успел.

– О чем вы там секретничаете тихо? – их издали Елена вопросила.

– О красоте твоей, – поспешно ей ответил Одиссей.

– Нисколько в этом я не сомневалась, – Елена рассмеялась и провозгласила громко:

– Мужей на пир я приглашаю!

И ложа мягкие, и кубки, полные вина, корзины с пышным хлебом, и горы мяса сочного, поджаренного на вертелах, в огромном зале ожидали женихов.

Сынам своим, Кастору с Полидевком, Царь Тиндарей велел богам воздать всё лучшее, а сам возлил вино в огонь в честь небожителей и жестом призвал героев к пиру приступать. Проголодавшись, женихи набросились на яства. Слух ублажали звуки арф и лир. Вино лилось рекой, и виночерпии не успевали кубки наполнять и убирать обглоданные кости. Насытившись и охмелев, бахвалились друг перед другом женихи.

– Я пью за то, чтобы Елена мне принадлежала! – воскликнул великан Патрокл и кубок полный осушил.

– Согласен, – рассмеялся Диомед, – но выпьем мы потом за то, чтобы она была моей женой.

– И нашей! – воскликнули все женихи.

– Послушай, Тиндарей! А хватит ли вина? – смеясь, спросил Лаэрта сын.

Тот отмахнулся:

– Об этом не волнуйся. Но выдержат ли животы?

– А я боюсь, что смоет скоро дом, – не унимался Одиссей.

– Тогда устроим состязание на выдержку! – всем предложил Патрокл. – Кто дольше не развяжет пояс, тому достанется Елена.

– Елене это ни к чему! – воскликнул Диомед под дружный смех. – Жене по вкусу его развязывать почаще.

Не засмеялись лишь Агамемнон и Менелай. Последний с ложа поднялся и брови хмуро свёл и зло изрёк:

– Во что угодно состязайтесь, да только никому Елену не отдам.

– А что, она уже твоя? – спросил со смехом Диомед.

– Мне ясно это так, как то, что я стою меж вами.

– Так, может, сядешь? – спросил Патрокл.

– Не ты ль меня заставишь?

– Тогда я тоже встану.

Патрокл встал с ложа, а вслед за ним подскочили и остальные женихи.

– Вот видишь, мы все опять равны.

– Хоть лягте все, ничто вам не поможет, – оскалил зубы Менелай.

– А если вдруг Елена изберёт другого? – спросил Патрокл.

– Тебя?

– Хотя бы.

– Тот час же вызову на бой и буду насмерть биться.

– Остановись, ты пьян! – вмешался Агамемнон, пытаясь брата усмирить, но тот, как бык, упёрся и грозно на соперника сверкнул очами. Тут неожиданно Аякса оба разом поднялись:

– Мы тоже будем драться за Елену!

– А если изберет из вас она кого-то? – к ним обратился Диомед.

– Друг с другом будем драться! – ответили Аяксы вместе.

– Избраннику не выжить, – заметил Одиссей.

– О, горе мне! – воздел тут руки Тиндарей. – Кого б ни выбрала Елена, беды не миновать.

– А что ж ты сам не изберёшь Елене мужа? – спросил царя один из женихов. – Отцы наши всегда так поступали.

Царь Тиндарей вздохнул и рёк:

– Елена мне, как дочь, но Зевс её отец. Могу ли дочери его избрать я мужа?

Все закивали головами.

– Правь Тиндарей, – сказал Патрокл, – должны мы к Зевсу обратиться.

– Лишь после выбора Елены, – поспешно произнёс Агамемнон, – одобрит Зевс иль нет, кого Елена изберёт, узнаем по знаменьям.

Все согласились женихи. Лишь Диомед с сомнением изрёк:

– Красавицы все ветрены, и будет неразумно Елене выбор доверять.

– Считаешь ты: глупа дочь Громовержца?! – сверкнул очами Менелай. – Смотри, прогневается Зевс.

Хотел ответить Диомед, но Одиссей его остановил:

– Друг, не тревожься, советчиков Елене не искать: сестра родная Клитемнестра и муж её Агамемном, брат Менелая….

– Ах, вот откуда столь уверен Менелай!

– Всё ложь! – вскричал свирепо сын Атрея. – Я всех достойней и сильней!

– Вот и вернулись мы к началу, – расхохотался Диомед, – рассудят нас борьба и стрелы, из лука выпущенные в цель….

– … и бег, – продолжил Одиссей.

– Так выпьем, чтоб победил сильнейший! – поднял свой кубок Тиндарей.

Напившись, угомонились женихи, уснув на мягких ложах. Не спалось только Одиссею, и Диомед ворочался во сне, проснувшись от легчайшего прикосновенья. Стараясь никого не разбудить, на свежий воздух они вышли и залюбовались звёздным небом.

– Всё суета, – вздохнув, промолвил Одиссей.

– Комедия, – был лаконичен Диомед.

– И кто?

– Конечно, Менелай, брат Агамемнона.

– Он царь без царства, наследник без наследства. Ты знаешь сам: Фиест коварный убил отца их и брата своего Атрея, чтоб завладеть Микенами.

– В том всё и дело: нужна Агамемнону с Менелаем поддержка Тиндарея в борьбе с Фиестом.

– Зачем же Тиндарею лезть в родственные распри?

– Союз с Микенами усилит Спарту, и вместе гегемоном они в Элладе будут. Кто мощи этой возразит?

– Ты прав, – промолвил Одиссей, задумчиво почесывая кудри, – тут всё продумано. Мне непонятно лишь одно.

– И что?

– Зачем нас было созывать?

Задумался и Диомед:

– Да, странно, помеха мы для них.

– Возможно, Менелай сынам Атрея хочет показать, что может обойтись без них?

– Тогда для нас не всё так безнадежно! – воскликнул Диомед.

– Мне всё равно, – не поддержал порыва друга Одиссей.

– Как?! Не жаждешь ты прекрасную Елену?

– Она прекрасна, но заносчива, горда….

– Владеть уж лучше гордой красотой, чем безобразной скромностью.

– Неправда, скромность украшает, а гордость портит.

– Не забывай, что в приданное Спарта достанется тому, кого Елена изберёт.

– И будет помыкать им, как рабом.

– Кто как себя поставит, – заметил Диомед.

– Прекрасно знают все, что по закону всё принадлежит Елене. Она тут будет править, а муж лишь управлять и исполнять её приказы.

– Достойный муж всегда сумеет усмирить и неприятеля и женский нрав.

– Второе будет посложнее.

Лишь рассмеялся Диомед:

– Разве смутит героя женское коварство?

– Нет, не смутит, но только….

– Что?

– Зачем такая мне семья? Хочу с супругой жить в любви.

– А как же Спарта?

– Итака мне милей.

В недоумении развёл руками Диомед:

– Зачем же прибыл ты сюда?

– Хотел бы знать я это сам, – признался Одиссей, – но больше мне сердцу Пенелопа.

– И как давно? – дивился Диомед.

– Как только увидал, когда вошла ко мне служанкой и воду пролила.

Пожал плечами Диамед:

– Мне странно это слышать.

– Почему?

– Затмила всех прекрасная Елена своею красотой, как солнце звёзды затмевает.

– Любуюсь солнцем я, но звёздочка родней: и светит и не обжигает.

– О, мудрый Одиссей, дивлюсь твоей прозорливости.

– Раскрылся я: смеяться можешь ты теперь.

– Наоборот, я рад. Мне легче: меньше женихов.

– А я готов тебе помочь в борьбе за Спарту и Елену.

– Как я за Пенелопу.

– Заключим же союз и жертву Зевсу принесём.

И клятву в дружбе дав пред богом всех богов, Лаэрта сын и Диомед кровь собственную в жертву принесли, алтарь ей окропив, и молча любовались ночью уходящей. С гор утренняя Эос свежесть принесла. На небе угасали звёзды, и лишь Форос мерцала над Тайгетом.

– Возможно, ты и прав, – как будто вслух подумал Диомед.

– Ты втайне сохрани признание моё, – промолвил Одиссей. – Я не хочу заранее пред всеми раскрываться.

Кивнул в ответ лишь Диомед, о чём-то размышляя о своём.

Bepul matn qismi tugad.