Kitobni o'qish: «Шальная музыка (сборник)»

Шальная музыка

Глава I

Рабочий день кончался. В пустующем коридоре районного отдела внутренних дел было тихо. Начальник отделения уголовного розыска Антон Бирюков внимательно перечитал розыскные ориентировки, поступившие с утренней почтой из областного управления. «На злобу дня» в ориентировках ничего не было. Антон положил их в сейф и, поднявшись из-за стола, подошел к распахнутому настежь окну, за которым среди освещенных сентябрьским солнцем вековых сосен беззаботно порхали воробьи. Глубоко вдохнув настоянный на хвое воздух, он хотел закрыть окно, но как раз в это время послышался еле уловимый стук, точнее – вроде бы кто-то поцарапал по двери ногтями.

– Не царапайся, входи! – громко сказал Бирюков, подумав, что за дверью находится оперуполномоченный угрозыска Слава Голубев, имевший привычку таким образом «проверять слух» своего начальника.

Дверь тихо скрипнула. Бирюков обернулся и вместо лукаво прищуренного Голубева увидел невысокого старика в тельняшке с закатанными до локтей рукавами и в широченных клешах. Голову позднего посетителя прикрывала запыленная капитанская фуражка с белым верхом и потемневшим от времени «крабом» на черном околыше. За плечами висел полупустой рюкзачок.

– Арешите войти?… – скороговоркой спросил старик.

– Входите, – Антон улыбнулся. – Прошу извинить, думал, наш сотрудник за дверью шутит.

– Со мной такие промашки часто бывают, – живо поддержал разговор старик. – Думаю одно – получается другое, совсем не шутейное.

Скинув с плеч лямки, он осторожно опустил в угол у порога рюкзачок. После этого нерешительно откашлялся и выпалил:

– Зовут меня Изотом Михеичем, фамилия – Натылько. Бывший шкипер лихтера Минречфлота. Ныне – ветеран труда, находящийся на заслуженной пенсии.

– Что ж, будем знакомы, – ответил Бирюков.

Усаживаясь за письменный стол, Антон предложил сесть старику. Тот расторопно устроился на стуле. Будто снимая паутину, провел ладонью по смуглому морщинистому лицу и забарабанил пальцами по коленям:

– Я, между прочим, по серьезному вопросу…

– Догадываюсь, – со вздохом проговорил Бирюков. – Без вопросов к нам не ходят.

Лицо старика помрачнело. Он тоже вздохнул:

– Мертвого человека, товарищ начальник, я почти случайно отыскал. Иду, значит, от кумы, живущей в деревеньке у железнодорожной платформы, где наши дачники из электрички вылазят…

– Изот Михеич, давайте по порядку, – перебил Антон. – Платформ много, дачников еще больше.

– Что верно, то верно! – подхватил старик – Ныне в кого пальцем ни ткни – каждый дачник. Но кума у меня одна, Зинаида Пайкина. И дачный кооператив «Синий лен» тоже один. Как я туда попал, рассказывать?

– Желательно.

– Тогда, значит, такая история…

Со слов старика, в пятидесятые годы Зинаида Пайкина плавала с Изотом Михеичем на лихтере матросом и, между прочим, по давней традиции стала вроде бы крестной матерью его сына Кольки. Теперь Николаю уже за сорок. Техникум давно окончил, мастером на заводе работает. Мужик неглупый, но супруге своей, Beронике, поддался основательно. Изот Михеич помог им купить двухкомнатную кооперативную квартиру. У самого же Натылько в Новосибирске благоустроенная государственная квартира, где с прошлого года, как жена умерла, остался он один. И тут сын с пробивной супружницей втянули старика в авантюру. Захотелось им собственную автомашину купить, а денег не хватает. Где взять? Решили продать кооперативную квартирку, чтобы и денежки заиметь и со временем казенную жилплощадь получить. А пока суть да дело, перебрались на жительство к старику. Не хотел этого Изот Михеич, да сын-то – родная кровь. Куда денешься?…

– Николай у меня покладистый. Теленок, словом. И сноха Вероника, когда врозь жили, вроде ничего была. Когда же под одной крышей собрались, оказалась такой шваброй… – Старик словно поперхнулся. – Извините, впопыхах оскорбление вырвалось. Мягче говоря, сноха – женщина вздорная. Да что с бабы взять, если она больше десяти лет в винном магазине торгует… Там общение с покупателем держится на уровне упоминания родственников по материнской линии. Вот и насобачилась хамить. К тому же от постоянного общения с клиентами Вероника все мужское племя, кроме Николая, беспробудными алкашами считает. Николай в этот разряд не попал потому, что даже пиво не уважает. Признаться, я тоже выпивкой не увлекаюсь, но употребить бутылек в домашних условиях под хорошую закусь да с добрым товарищем – смертным грехом не считаю. На этой почве и схлестнулись мы со снохой до такой степени, что она пристращала сплавить меня на два года в Евсино. Это, сами понимаете, в лечебно-трудовой профилакторий, где от запоев лечат. Вот, швабра, извините, до чего додумалась! А что?… У Вероники не заржавеет! Продавцы винных магазинов теперь уважаемые люди, блат у них сокрушительный. Она ж, к примеру сказать, автомашину «Лада» без всякой очереди купила, а сплавить свекра в ЛТП ей – проще простого. Затосковал я от такой угрозы…

Бирюков слушал с терпеливым вниманием. Он всегда старался не только уловить суть излагаемой посетителем информации, но и определить, насколько посетитель искренен. Изот Михеич Натылько производил впечатление человека, у которого, как говорится, что на уме, то и на языке.

Чуть помолчав, старик принялся рассказывать о том, как он в тоскливом упадке встретил на Центральном рынке куму Зинаиду, приехавшую из деревни в Новосибирск поторговать малосольными огурчиками. Посокрушалась кума вместе с Изотом Михеичем грубым поведением снохи и посоветовала ему на время, пока сын со снохой не уберутся в собственное жилье, устроиться сторожем в дачный кооператив «Синий лен», где обеспечивают небольшим домиком и зарплату хорошую платят. Прямо с рынка Изот Михеич уехал с кумой к тому кооперативу, а через неделю приступил к исполнению обязанностей. Служба оказалась – не бей лежачего. Особенно сейчас, в период сбора урожая, когда в каждой дачке живут хозяева и сами охраняют свое добро. Только ночами надо сторожу присматривать, чтобы кто-нибудь из приблудных не нашкодил. Народ в кооперативе подобрался порядочный, трезвый. И сами по себе люди интересные, есть с кем поговорить.

Натылько опять недолго помолчал:

– Вдобавок кума под боком в деревеньке проживает. Пешим маршрутом от кооператива два километра. Ну, понятно, нет-нет да и проведаю кумушку. Сегодня утром тоже, значит, к Зинаиде лыжи навострил… – Старик встретился с Бирюковым взглядом. – Вам доводилось бывать в «Синем льне»?

– Это в двадцати километрах от райцентра? – уточнил Антон. – Хороший кооператив.

– Очень хороший! Местность мировая. Кругом лес, речка рядом. И добираться из Новосибирска просто. Хоть на электричке, хоть по асфальтовой дороге. А с того асфальта к кооперативу проселок сворачивает. Ну, значит, по этому проселку утречком сегодня топаю, вдруг… Лиса с правой стороны из кустиков передо мною – шмыг! И прыжками, прыжками в лесочке скрылась. Погостил я у Зинаиды. В сельмаге две буханки хлеба да консервов купил и после обеда подался восвояси. Только подхожу к тому самому месту, рыжая огневка опять промелькнула из кустов через проселок! Любопытство обуяло меня до крайности. Думаю, что за приманка тянет Патрикеевну в те кусточки? Свернул с дороги. Вижу, за кустами кучка хвороста. В одном месте свежая земелька, наверно, лисица под хворостом рылась. Подошел ближе – мать моя! Босая человеческая нога под хворостом видна… Меня аж в холодный пот бросило. Бегом вернулся на асфальтовую дорогу. Проголосовал первому же грузовику. Шофер, спасибо, остановился. В считаные минуты подбросил до райцентра. Хотел бежать к прокурору, потом, думаю, может, милиция и без него обойдется…

Антон Бирюков снял телефонную трубку. Набирая прокурорский номер, сказал:

– Нет, Изот Михеич, по всей вероятности, без прокурора в таком деле не обойтись…

Глава II

Теплый солнечный вечер не успел угаснуть, когда рафик с участниками следственно-оперативной группы съехал с асфальтированной трассы на узкую проселочную дорогу и, покачиваясь на рытвинах, направился к дачному кооперативу «Синий лен». Едва проехали около сотни метров, сидевший рядом с Бирюковым старик Натылько торопливо сказал шоферу:

– Глуши мотор! – И указал пальцем влево от дороги на небольшую рощицу низких тоненьких березок. – Вон за теми кусточками…

Шофер свернул на обочину и остановился. Первым из машины вылез пожилой районный прокурор. За ним легко спрыгнула стройная эксперт-криминалист Лена Тимохина в форме капитана милиции. Придерживая одной рукой на плече широкий ремень вместительного кофра с фотоаппаратурой, она неловко стала укреплять выпавшей шпилькой уложенную на затылке русую косу. Выбравшийся следом судебно-медицинский эксперт Борис Медников, с глубокими залысинами в редкой шевелюре, флегматично спросил:

– Лен, это правда, будто у женщин волос длинен, а ум короток?

– Если судить по волосам, ты, Боренька, самый умный среди нас, – ответила Тимохина.

Подошедший к ним Антон Бирюков взял у Лены кофр:

– Помочь не догадался, эскулап?

– Я красивым женщинам не помогаю. Они меня не любят, не жалеют, – судмедэксперт глянул на белобрысого следователя прокуратуры Лимакина, сосредоточенно щелкающего внезапно раскрывшимся замком потертого служебного портфеля. – Петя, будь свидетелем, как Бирюков за Тимохиной ухлестывает.

– Не завидуй, совсем облысеешь, – улыбнулся Антон.

Прокурор обратился к шоферу:

– Съезди в «Синий лен» за понятыми.

– Зачем лишних людей собирать? – поправляя за плечами рюкзак, удивился бывший шкипер Натылько. – Пишите меня в понятые.

– Волею судьбы вы в роли свидетеля оказались.

– Я ничего не видал! – испугался старик. – Какой из меня свидетель?…

– Какой уж есть. На безрыбье, говорят, и рак рыба, – сумрачно сказал прокурор.

– Пивка бы сейчас, Семен Трофимович, правда? – вмешался в разговор неугомонный судмедэксперт.

Прокурор недоуменно глянул на него:

– Не понял юмора…

– Рыбка да раки на какую мысль наводят?…

Прокурор не поддержал шутливого разговора. Будто осуждая судмедэксперта, он покачал головой и опять заговорил с Изотом Михеичем Натылько. Старик, возбужденно размахивая руками, стал показывать, как возвращался в дачный кооператив из соседней деревни от кумы и в каком месте перебежавшая дорогу лисица привлекла его внимание.

Вернувшийся из «Синего льна» шофер привез двух мужчин пенсионного возраста, одетых в спортивные костюмы. Когда прокурор объяснил понятым их права и обязанности, следственно-оперативная группа приступила к работе.

Молодой худощавый парень, судя по едва взявшемуся тлением трупу и по неуспевшей завянуть под ним траве, пролежал под хворостом не более двух-трех суток. На потерпевшем были старенькие, основательно потертые джинсы «Монтана» и не первой свежести рубашка кремового цвета с отложным воротником и черным фирменным прямоугольничком «Кордэл» на краю нагрудного кармана. Правая нога – босая, на левой – почти новый темно-синий в красную крапинку носок. По распухшим ступням можно было лишь предположительно определить, что потерпевший носил обувь двадцать пятого – двадцать седьмого размера. Карманы джинсов и рубашки оказались совершенно пустыми. Белесые слежавшиеся волосы были подстрижены коротко.

Понятые, словно окаменев, молча смотрели на труп. Прокурор попросил их опознать парня. «Спортивные» пенсионеры, как по команде, отрицательно крутнули головами. Изот Михеич Натылько тоже удивленно скривил лицо и пожал обтянутыми тельняшкой плечами.

Тимохина, засняв катушку пленки, стала перезаряжать фотоаппарат. Бирюков со следователем и судмедэкспертом по просьбе прокурора повернули труп спиной кверху. Под левой лопаткой возле едва приметной дырочки в рубахе запеклось бурое пятно крови.

– Похоже, входное пулевое отверстие, – тихо проговорил судмедэксперт.

– Ну надо же!.. – воскликнул стоявший рядом Натылько и, вроде испугавшись, растерянно глянул на прокурора. – Между тем никаких выстрелов я не слышал.

– А ночью?… – спросил прокурор.

– Тем более! По ночам я не сплю. Шкиперская привычка – на ночной вахте не смыкать глаз.

– Привычки с годами проходят…

– Изот Михеич правду говорит, – заступился за старика один из понятых, а другой тут же поддержал:

– Такого добросовестного сторожа у нас никогда не было.

Натылько гордо сдвинул на затылок капитанскую фуражку:

– Это наверняка где-то на стороне убили паренька и подбросили нам для неприятности…

Разговор умолк. Судмедэксперт, поправив на руках резиновые перчатки, стал прощупывать труп. При этом что-то его насторожило. Оглядев ступни, он обратил внимание на уродливо изогнутую правую ногу потерпевшего. Присев возле Медникова на корточки, Бирюков сказал:

– Вроде бы парализация…

– Похоже, – буркнул судмедэксперт. – При анатомировании разберусь.

Следователь Лимакин стал открывать портфель. Замок никак не поддавался.

– Опять заело? – сочувствующе спросил прокурор.

– Заест, Семен Трофимович, если со времен ОГПУ эта сумка по происшествиям мотается, – обидчиво ответил следователь. – Уже который год жалеете выделить две десятки на современный служебный «дипломат».

– Не горячись, Петро, завтра выделю.

– Спасибо, по горло сыт вашими завтраками…

Портфель внезапно раскрылся. Чуть не уронив его, Лимакин достал бланк протокола осмотра места происшествия и, пристроившись у рафика, начал заполнять. Бирюков с Тимохиной принялись осматривать местность. Трава вокруг кучки хвороста была примята, но ни одного отпечатка следа, чтобы снять с него гипсовый слепок, обнаружить не удалось. Березовая поросль отгораживала хворостяную кучку от дороги. Некоторые деревца белели свежими надломами, как будто через них волоком протащили труп. Но это можно было лишь предполагать. Ни клочка одежды, ни ворсинок на деревцах не осталось. Хворост для прикрытия трупа был притащен от старого березового пня, торчащего неподалеку на широкой выкошенной поляне. Поблизости желтела примятая полоска глины из сусличьей норы. Бирюков присмотрелся к норе – на глине четко отпечатался след автомобильного колеса. Подошедшая к Бирюкову Тимохина откровенно обрадовалась:

– Надо готовить гипс. Отличный слепок протектора должен получиться.

– Тебе помочь? – спросил Бирюков.

– Спасибо, Антон Игнатьевич, сама управлюсь.

Тимохина пошла к рафику. Видимо, заметив, что Бирюков остался один, к нему, раздувая клеши, быстро подкатился Изот Михеич Натылько. Чуть помявшись, бывший шкипер осторожно заговорил:

– Вы с доктором, кажется, промеж собой обсуждали, что погибший паренек вроде бы парализованным был…

– Есть такое предположение, – сказал Антон.

– Это, выходит, он хромал, что ли?

– Возможно.

– Ишь ты, якорь его зацепи… – Старик, потянув за козырек, надвинул фуражку почти на самые глаза. – Не этот ли бедолага в наш кооператив наведывался?…

– Когда? – сразу заинтересовался Бирюков.

– На прошлой неделе видал я тут какого-то молодого инвалида. – Старик, сильно припадая на правую ногу и вихляясь, сделал несколько шагов. – Вот таким манером шел. В руке нарядную шарманку тащил. То ли магнитофон, то ли радиоприемник. В общем, какую-то громко играющую музыку.

– Что ж вы, по лицу его не узнали?

– Того, живого, я в лицо не разглядел. Со спины видал, когда он по проселку ковыляя шагал от кооператива.

– К кому из дачников паренек приходил, не знаете?

– Он вроде и не приходил. Наверно, в автомашине сюда с кем-то приехал, а отсюда своим ходом двинул.

– Кто в тот день на машинах приезжал?

– Трудно сказать. У нас чуть не каждый дачник автомашину имеет. Помню, суббота была. А по субботним дням здесь моторы ревут, как в речном порту в разгар навигации.

– Одежду на том парне не запомнили?

– Брюки точно такие, как на погибшем, а рубаха совсем иная… Что-то вроде старого джемпера. На ногах – белые кроссовки…

– Не туфли и не ботинки?…

– Нет-нет – кроссовки.

– На голове что?

– Ничего. Такие же короткие светлые волосенки, как у мертвого паренька.

Бирюков, раздумывая, помолчал.

– Изот Михеич, а музыкальная «шарманка» у парня как выглядела?

– Продолговатый черный ящичек с никелированным блеском. И орет громко.

– Мелодию или слова песни не запомнили?

– Какая там мелодия! Теперь все музыканты одинаково дудят: чем громче, тем лучше.

– Куда же тот парень шел из кооператива?

– Как вам сказать… – Старик смущенно стал поправлять на плечах рюкзачные лямки. – Суббота, говорю, в тот день была. Сторожу в выходные здесь делать нечего. Ну и, значит, отправился я проведать куму. Надумал в домашней баньке попариться. До самой шоссейной дороги шел следом за пареньком. Он хоть и хромал, но двигался шустро, видать, на автобус торопился. Только на шоссе вышел – «Икарус» из Новосибирска тут как тут. Паренек в него и шмыгнул.

– В райцентр уехал?

– А куда больше?… Наша остановка перед райцентром последняя.

От дачного кооператива «Синий лен» следственно-оперативная группа уехала поздней ночью. Кроме отпечатка автомобильного колеса на глине у сусличьей норы, ничего существенного, что давало бы зацепку для раскрытия преступления, обнаружить не удалось. Ни один из дачников, находившихся в тот вечер в кооперативе, потерпевшего не опознал.

Глава III

В середине следующего дня Борис Медников закончил экспертизу. По его заключению, потерпевший был убит выстрелом в спину двое суток назад. Обнаруженная в трупе свинцовая пуля от стандартного малокалиберного патрона, войдя в тело под левой лопаткой, пробила сердце и застряла в грудной полости. Судя по тому, что на извлеченной пуле не имелось обычных полосок от нарезного ствола, можно было сделать вывод: стреляли из какого-то самодельного гладкоствольного оружия. Это подтвердила и физико-техническая экспертиза. Исследование рубахи потерпевшего показало, что в районе входного пулевого отверстия нет ни малейших признаков пороховых вкраплений и копоти. Значит, стреляли не в упор.

К концу дня удалось установить личность потерпевшего. Им оказался двадцатичетырехлетний инвалид Лев Борисович Зуев. Месяц назад он переехал из Новосибирска в райцентр на постоянное жительство. Антон Бирюков узнал об этом от следователя Лимакина по телефону. Заканчивая разговор, Лимакин невесело сказал:

– Незаурядное, кажется, преступление на наши головы свалилось. Сейчас к тебе зайдет сестра Зуева. Расскажет довольно загадочное. Отнесись к ее показаниям со всей серьезностью, потому как искать преступника, сам понимаешь, придется угрозыску…

– Понимаю, – вздохнул Антон.

Вскоре в кабинет к Бирюкову вошла заплаканная смуглая девушка в черной шерстяной юбке и в оранжевой легкой кофточке. С правого плеча ее на тонком ремешке свисала небольшая коричневая сумка, похожая на фотоаппарат или на портативный транзистор в футляре. Робко усевшись на предложенный Бирюковым стул, она сразу достала из сумки крохотный носовой платочек и словно промокнула им покрасневшие карие глаза. После этого тихо проговорила:

– Я Люба Зуева. Меня из прокуратуры к вам направили. Позавчера вечером брата вызвали в милицию – и вот…

– В милицию?… – удивился Антон. – Кто конкретно вызывал?

– Не знаю. Я работаю в Новосибирске швеей на фабрике «Северянка». С прошлой недели – в отпуске. Приехала к брату и почти не успела поговорить с Левой…

– Расскажите о нем подробней.

– Лева на четыре года старше меня. Закончил ГПТУ по специальности «настройщик телерадиоаппаратуры». Работал в Новосибирске на заводе «Электросигнал», а в прошлом году ему оформили пенсию по инвалидности.

– Причина?…

– Энцефалитный клещ. Десять с половиной месяцев брат пролежал в больнице. С трудом врачи его вылечили. Только с правой ногой ничего не могли сделать, но говорили, что со временем и нога станет нормальной.

– Почему Лев Борисович сюда переехал жить?

– Он очень торопливо обменял квартиру. Даже со мной не посоветовался.

– Вы не вместе жили?

– Нет. Я живу в фабричном общежитии, а Лева жил в квартире, которая осталась ему после смерти бабушки.

– И вы не спрашивали брата о причине переезда?

– Спрашивала. Сказал, природа здесь очень хорошая и до Новосибирска на электричке – почти рядом. Леве туда на обследование к лечащему врачу надо было появляться. Да и по другим делам он часто в Новосибирск приезжал.

– Какие у него там другие дела были? – сделав ударение на слове «другие», спросил Бирюков.

– Радиотехникой Лева сильно увлекался. Покупал уцененные радиотовары, ремонтировал их, потом в комиссионный магазин сдавал. На одну пенсию по инвалидности ведь не прожить…

– А в дачный кооператив «Синий лен» Лев Борисович не ездил?

– Это где такой?

– В двадцати километрах от райцентра в сторону Новосибирска.

– Первый раз слышу. Не знаю. В общем, я ничего не могу понять. Пятнадцатого сентября у Левы украли японский магнитофон… – Люба нервно раскрыла сумочку, достала из нее сложенный тетрадный листок и протянула Бирюкову. – Вот это заявление лежало у Левы в столе. Я показывала его следователю, а он посоветовал передать вам…

Бирюков развернул листок. Аккуратным почерком было написано:

«В уголовный розыск районной милиции

от инвалида второй группы

Зуева Льва Борисовича

ЗАЯВЛЕНИЕ

15 сентября с/г из моей квартиры № 13 по улице Озерной, дом № 7 украден однокассетный японский магнитофон “Националь”, заводской № 5ВАСВ 13676. Кража совершена между 06.30 и 19.00 часами, когда в связи с поездкой в Новосибирск меня не было дома. Убедительно прошу отыскать украденную вещь и вернуть мне. К сему…

Дальше стояла витиевато-длинная подпись, похожая на «Зуешвили».

– Вот по поводу этой кражи брата и вызывали в милицию, – еле слышно сказала Люба.

Бирюков положил заявление перед собою на стол:

– Как же милиция могла вызвать Льва Борисовича, если вы только что принесли эту бумагу?

Тонкие брови Любы недоуменно приподнялись.

– Может, Лева по телефону сообщил в милицию о краже, – неуверенно проговорила она.

– Не было такого сообщения, но на всякий случай сейчас проверим. – Бирюков нажал клавишу селектора: – Голубев!..

– Я здесь, товарищ начальник! – тотчас послышалось из динамика.

– Тебе известно о краже магнитофона у гражданина Зуева из седьмого дома по улице Озерной?

– Никак нет!

– Срочно узнай в дежурной части, не поступало ли туда устное заявление, и сразу зайди ко мне.

– Бегу, товарищ начальник!

Бирюков выключил селектор. Поправив листок перекидного календаря, на котором значилось девятнадцатое сентября, спросил Зуеву:

– Брат рассказывал вам о краже?

Люба утвердительно наклонила голову:

– Да, конечно. Магнитофон стоял на подоконнике, и утащили его через форточку.

– Квартира на первом этаже?

– На первом. Дом трехэтажный, с двумя подъездами. Перед окном у Левы – густой черемуховый куст.

– Знаю этот дом… – Антон, раздумывая, постучал пальцем по календарю. – Почему же Лев Борисович не передал нам заявление, а положил его в стол?

Люба пожала плечами:

– Сама не понимаю. Все как-то странно получилось. Лева собирался в Москву. Пятнадцатого сентября он приезжал в Новосибирск. В авиаагентство, за билетом. Купил на восемнадцатое число и заехал ко мне в общежитие. Мы договорились, что пока брат будет в Москве, я поживу в его квартире здесь, в райцентре. У меня в запасе еще две отпускные недели. Приехала я сюда на следующий день, шестнадцатого, с вечерней электричкой. Лева встретил на вокзале и по дороге к дому рассказал, что, мол, вчера, пока был в Новосибирске, у него украли новенький магнитофон, за который он отдал шестьсот рублей.

– Это государственная цена?

– Нет. Лева говорил, что купил у кого-то с рук, а в «Березке», мол, однокассетный «Националь» стоил триста восемь чеков. Я удивилась: «И не жаль было в два раза переплачивать?» Он в ответ: «Что ты, Люба! Это же первоклассная техника. Фирма “Панасоник”, стерео. За такой отличный маг и семисот не жалко. На любителя, конечно».

– Значит, брат ваш любил музыку?

– Правильнее сказать, не столько музыку, сколько радиотехнику. Став инвалидом, он сутками копался в транзисторах, магнитофонах, телевизорах. Говорила ему: «Не свихнись на этом деле, как Женька Дремезов». Лева засмеялся: «От радиотехники не свихнешься. Женька от водки в психушку залетел». И, правда, один из Левиных соседей по новосибирской квартире от запоев чокнулся. Инженер, а опустился до рядового сантехника…

В кабинет порывисто вошел оперуполномоченный Слава Голубев. Мельком взглянув на примолкшую Зуеву, он по привычке присел на подоконник и сказал Бирюкову:

– Ни устных, ни письменных заявлений гражданина Зуева в дежурной части не зафиксировано.

– И никто из наших сотрудников его не вызывал? – спросил Антон.

– Никак нет.

Бирюков посмотрел на Любу. Та, не дожидаясь вопросов, растерянно заговорила:

– Ну как же это?… Я сама слышала… Шестнадцатого числа, когда Лева встретил меня на вокзале, мы пришли к нему домой около восьми часов вечера. Поужинали. В девять посмотрели программу «Время», потом какой-то концерт и легли спать. Я – в комнате на кровати, Лева в кухне на полу себе постелил. Не успели заснуть – звонок. Лева подошел к двери, спросил: «Кто?»… Ему ответили: «Милиция». – «Что случилось?» – «Это у вас вчера магнитофон украли?» – «У меня». – «Мы нашли его, надо срочно опознать». Лева поколебался: «Завтра утром приду в милицию». За дверью помолчали, потом говорят: «Преступник пойман. Не можем же мы его держать до утра без оформления протокола. Короче, быстро собирайтесь. Ждем в машине. Там всех делов-то на полчаса». Вот так… Я почти дословно запомнила разговор…

– Какой голос был за дверью? – спросил Антон.

– Молодой… Спокойный, но требовательный.

– Один?

– Один. Только он все время говорил «мы». Ну Лева торопливо оделся, взял ключ от квартиры, чтобы не будить меня, когда вернется, и вышел.

– Время, хотя бы примерно, не скажете?

– На часы я не смотрела, но уже темно было. Наверное, около одиннадцати… – Люба приложила платочек к глазам. – И еще, знаете, не могу понять: то ли мне это почудилось, то ли в самом деле после yxoда Левы, в ту ночь, кто-то пробовал открыть дверной замок. Я страшная трусиха, привыкла жить в общежитии, с девчонками. Когда осталась в Левиной квартире одна, никак не могла заснуть. Наверное, больше часа ждала, а Левы все нет и нет. На меня такой страх навалился – решила захлопнуть замок на защелку, чтобы снаружи не открывался. Думаю, пусть уж лучше Лева меня разбудит, когда вернется. Не представляю, сколько времени прошло. Вроде задремала и сразу очнулась. Прислушалась – будто кто-то пытается открыть дверь. Обрадовалась: наверное, Лева вернулся. Подошла к порогу, спрашиваю: «Ты, Лева?» В ответ – молчание. Еще раз спросила – опять молчок. Ну, думаю, причудится же со страху такое. Легла, а заснуть не могу. Вскоре от подъезда вроде бы легковая машина, не включая фары, отъехала. Не странно ли?…

– Все странности имеют свое объяснение, – уклончиво сказал Антон. – Что ж вы почти трое суток молчали об исчезновении брата?

Зуева растерянно моргнула:

– Боялась квартиру открытой оставить. Кое-как сегодня нашла в столе запасной ключ. Там же и заявление о краже магнитофона лежало. Только собралась к вам, участковый инспектор милиции заявился, попросил вместе с ним съездить в морг…

Люба уткнулась лицом в ладони и заплакала. Подождав, пока она немного успокоится, Бирюков опять спросил:

– Брат не высказывал предположений: кто мог украсть магнитофон?

– Лева подозревал, что мальчишки утащили, – сдерживая слезы, ответила Зуева. – Некоторые ведь как шальные гоняются за импортной аппаратурой.

– От шальной музыки и взрослые ошалевают… – Антон помолчал. – Придется, Люба, посмотреть квартиру вашего брата.

– Пожалуйста, хоть сейчас пойдемте.

Бирюков подал Голубеву заявление о краже магнитофона. Когда Слава прочитал его, сказал:

– Пойдешь с нами. Надо будет соседей опросить.