Kitobni o'qish: «Катулл»

© Бондаренко М. Е., 2025

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2025

Предисловие

Шла весна 698 года от основания города Рима, или 56 года до н. э. Лучи ослепительного южного солнца щедро ласкали плоское и каменистое побережье Троады, что в Малой Азии. На небе не было ни облачка. Над небольшим приморским некрополем, расположенным недалеко от Ретейского мыса, витали в воздухе пряные запахи южных трав и крепкий дух морской соли, а грохот морских валов и крики чаек, доносившиеся издалека, напоминали о близости великого пролива Геллеспонт.

Было уже далеко за полдень, когда на узкой тропинке, ведущей к некрополю, показался ослик, которого под уздцы вёл мальчик-подросток. Верхом на ослике сидел молодой человек приятной наружности, с любопытством обозревавший окрестности. Звали его Гай Валерий Катулл. Он знал, что на этом выжженном солнцем бедном кладбище был погребён его родной брат, несколько лет назад скоропостижно скончавшийся на чужбине, и поэтому специально приехал сюда, чтобы посетить его могилу.

Достигнув цели, Катулл спешился и, оставив мальчика караулить ослика, медленно побрёл среди могил, пытаясь отыскать последнее пристанище брата. Наконец на самом краю некрополя, неподалёку от свежих погребений, он обнаружил невысокую каменную стелу, на которой было высечено латинскими буквами знакомое ему с детства имя. Вырвав колючие растения, выросшие на неприметном холмике у основания стелы, Катулл, по римскому обычаю, совершил скромный обряд поминовения. Затем он долго стоял у могилы брата, и беззвучные рыдания сотрясали его узкие плечи. Он вспоминал своё детство, весёлые летние дни, проведённые им в совместных играх с братом, их рыбалку и купания на Бенакском озере и многое другое, что не вернётся уже никогда.

Солнце тем временем стало клониться к закату, и на жёлтую каменистую землю ложились длинные тени надгробных стел. Катулл последний раз бросил печальный взгляд на могилу брата и медленно направился в обратный путь, чтобы навсегда покинуть это унылое место.

Пройдёт совсем немного времени, и он сочинит в память о брате одно из самых пронзительных своих стихотворений:

 
Много морей переплыв и увидевши много народов,
Брат мой, достиг я теперь грустной гробницы твоей,
Чтобы последний принесть тебе дар, подобающий мёртвым,
И чтобы имя твоё, пепел печальный, призвать.
Рок беспощадный пресёк твою жизнь, он навеки похитил,
Брат злополучный, тебя, сердце моё разорвав.
Что же, прими эти жертвы! Обычаи древние дедов
Нам заповедали их – в грустный помин мертвецам.
Жаркой слезою моей они смочены, плачем последним.
Здравствуй же, брат дорогой! Брат мой, навеки прощай!¹
 

Катулл не знал, что скоро и сам он вслед за братом отправится в печальную обитель мёртвых, ведь жить ему оставалось немногим более двух с половиной лет…

Глава первая
Детство и юность

Гай Валерий Катулл (Gaius Valerius Catullus) родился в провинции Цизальпинская Галлия (Северная Италия) в городе Вероне². «Гай» – это обычное римское личное имя (praenomen). «Валерий» – родовое имя (nomen gentile), указывающее на происхождение из знатного рода Валериев, весьма известного в Вероне и очень богатого. «Катулл» – семейное прозвище (cognomen), которое, вероятно, происходит от латинского слова catulus, что означает «детёныш», «щенок» или «котёнок».

Святой Иероним (347–420 н. э.) в своей «Хронике» отмечает, что Катулл родился в 87 году до н. э. в Вероне, а умер в Риме «тридцати лет отроду» – в 58/57 году до н. э.³ Однако сам поэт в своих стихотворениях 29, 11 и 45 сообщает о первом военном походе Гая Юлия Цезаря в Британию, который состоялся в 55 году до н. э.⁴ Более того, в стихотворении 113 он упоминает второе консульство Помпея – это тоже 55 год. Выходит, Катулл скончался не раньше 54 года до н. э. По мнению некоторых учёных, Иероним, указав, что Катулл умер в возрасте тридцати лет, либо округлил цифру, либо спутал даты, ведь и в 87-м, и в 84 году до н. э. консулом был Луций Корнелий Цинна. Скорее всего, поэт родился позже, то есть в 84 году, а умер, соответственно, в 54 году до н. э., в возрасте тридцати лет. Этого мнения сегодня придерживается большинство исследователей.

Верона, где появился на свет Катулл, – это небольшой город на севере Италии, уютно расположившийся на берегу полноводной реки Атесис (ныне Адидже). Точная дата основания города неизвестна. По мнению учёных, первые поселения на месте Вероны возникли ещё в доисторические времена. Катулл в стихотворении 67 (ст. 34) указывает, что Верону основали выходцы из соседней Бриксии (современная Брешия) – города галлов-ценоманов, который находится в семидесяти километрах к западу. Археологические исследования позволили установить, что галлы-ценоманы пришли на эти земли в IV веке до н. э. и прочно здесь обосновались⁵. Однако известный древнеримский учёный Плиний Старший считал, что Верона – это город, некогда принадлежащий племенам ретов и эуганеев⁶.

В III веке до н. э. на территорию Северной Италии (Цизальпинская Галлия) проникают римляне, а в начале II века до н. э., после ряда войн с непокорными галлами, навечно присоединяют её к своим владениям. В это время Верона представляет собой уже достаточно крупный и динамично развивающийся город, с которым Римская республика, очевидно, устанавливает добрососедские отношения, поскольку ни о каких конфликтах между веронцами и римлянами источники не упоминают. В 89 году до н. э. Верона становится римской колонией (военным поселением) с латинским правом, а в 49 году до н. э. получает статус муниципия (все свободные жители приобретают римское гражданство) и превращается в полноценный римский город.

Как выглядела Верона во времена Катулла? Об этом почти ничего не известно. Скорее всего, она мало отличалась от других провинциальных италийских городов, окружённых, как правило, мощными крепостными стенами для защиты от врагов и имевших центральную площадь – форум, где находились общественные здания и храмы. На форуме обычно заседал городской совет, проводились выборы городских магистратов, совершались официальные жертвоприношения богам, разбирались судебные дела, велась бойкая торговля ремесленными изделиями и продуктами питания. Благодаря близости реки Адидже проблем с водоснабжением у жителей не было.

Свой расцвет Верона переживает уже после смерти Катулла, во времена ранней Римской империи. В первой половине I века н. э. здесь сооружается один из крупнейших италийских амфитеатров для гладиаторских боев – «Arena di Verona», вмещавший до 25 тысяч зрителей и хорошо сохранившийся до наших дней⁷. На берегу Адидже возводится великолепный римский театр. Также в I веке н. э. обновляется крепостная стена Вероны и воздвигаются роскошные городские ворота – «Porta Borsari» и «Porta Leoni», а также изящная триумфальная арка – «Arco dei Gavi». Украшением города являлись и великолепные мосты через Адидже, один из которых – «Ponte Pietra» (I век до н. э.) – и поныне приводит в восхищение туристов.

О семье Катулла известно очень мало. По свидетельству античного писателя Светония, сам Юлий Цезарь поддерживал с отцом поэта «обычные дружеские отношения»⁸, то есть останавливался у него в Вероне на постой. Тем не менее о статусе и гражданстве отца Катулла нельзя сказать ничего определённого, но, очевидно, он был одним из самых богатых и влиятельных аристократов Вероны. О матери Катулла не сохранилось никаких сведений; возможно, она довольно рано умерла. У поэта был старший брат, который скончался в Малой Азии в 59/58 году до н. э. при неизвестных обстоятельствах⁹. О национальности Катулла нет данных. По мнению исследователей, по своему происхождению он мог быть и римлянином, и романизированным этруском, и даже кельтом.

Первые годы жизни Катулла покрыты мраком неизвестности. У римлян при рождении ребёнка не было принято пользоваться услугами врачей: считалось, что повитуха в этом деле намного искуснее. Именно она внимательно осматривала новорождённого на предмет физических изъянов и определяла, стоит ли его вскармливать. Затем, по римскому обычаю, младенца клали у ног отца, который символически поднимал ребёнка с земли и тем самым признавал его своим и как бы принимал в семью. На девятый день после рождения (или на восьмой, если это была девочка) следовало принести очистительные жертвы богам, после чего младенцу наконец давали имя. По такому случаю в дом приглашались ближайшие родственники и гости; новорождённому дарили особый амулет (буллу), защищавший от злых духов, и первые игрушки: глиняные фигурки зверей, повозочки, куклы и прочее. Устраивалось и небольшое пиршество.

Забота о младенце возлагалась на мать или рабыню-кормилицу. В зажиточных семьях мать редко заботилась о ребёнке, и весь груз ответственности ложился исключительно на кормилицу, которая обычно опекала ребенка до семилетнего возраста. Она ежедневно купала младенца в ванночке, туго пеленала в чистые пелёнки, качала в колыбели, кормила, следила, чтобы он не поранился, учила первым словам и, конечно, рассказывала сказки.

Кроме того, у римлян имелось множество божеств, заведовавших всеми действиями ребёнка с самого его рождения и, следовательно, тоже заботившихся о нём¹⁰.

По прошествии некоторого времени к подрастающему мальчику приставляли также раба-«педагога», который опекал и повсюду сопровождал его, учил хорошим манерам и нередко наказывал за непослушание.

Катулл провёл основную часть своей жизни в Вероне. Неизвестно, правда, в каком районе города он проживал. Однако, поскольку его отец занимал не последнее место среди веронских аристократов, можно не сомневаться, что Катулл воспитывался в одном из самых роскошных домов Вероны.

Особняки знати, по сути, представляли собой сильно разросшиеся традиционные римские дома того времени. Строились они в основном из камня и обожжённого кирпича, балки были деревянными, крыши крыли черепицей. Сразу за центральной дверью дома обычно начинался небольшой коридор с помещением для привратника, ведущий в атрий (atrium) – большую залу с неглубоким бассейном для сбора дождевой воды (impluvium) под широким четырехугольным световым проёмом в крыше (compluvium), которая соединяла все остальные части жилища. Атрий считался центром дома, и поэтому в нём было принято принимать клиентов, гостей и родственников, обсуждать финансовые дела и политические новости. Не менее важным помещением, напрямую соединявшимся с атрием, был таблин (tablinum), который служил кабинетом хозяину дома, хранившим здесь важные бумаги в особом сундуке. По сторонам от таблина симметрично располагались две парадные комнаты – «крылья» (alae), где обычно устраивали родственников или гостей. Здесь же в специальных шкафчиках находились восковые маски предков. Другие комнаты, соединявшиеся с атрием, служили спальнями, столовыми или кладовыми. Особое помещение отводилось для кухни. Дома часто были двух- или трёхэтажными, но на верхних этажах обычно помещали рабов. Таблин соединялся с перистилем (peristylium) – внутренним двором, окруженным по периметру крытой колоннадой, центр которого занимал небольшой садик с бассейном, фонтанами и статуями. Вокруг колоннады располагались многочисленные комнаты: столовые, спальни, ванные, библиотеки, гостиные, залы для бесед. Особняки знати обильно украшались мраморными плитами и колоннами, бронзовыми и мраморными статуями, мозаиками, фресками и картинами.

Для обслуживания особняка был необходим большой штат рабов-слуг (familia urbana). Возглавлял их обычно домоправитель, которого хозяин выбирал из наиболее послушных и преданных ему рабов. Специальные рабы следили за мебелью, постелью, одеждой, посудой, свитками в библиотеке, ванными комнатами, кладовыми и прочим. Обязательно имелся раб-сторож и раб, встречавший гостей и докладывавший о них хозяину. Невозможно было обойтись в особняке без собственных поваров, хлебопёков, кондитеров, а также секретарей, чтецов, цирюльников, садовников, педагогов, врачей и даже музыкантов. Специальные рабы прислуживали за обеденным столом, следили за чистотой в доме, одевали и раздевали хозяина, носили его в специальных носилках – лектиках, сопровождали на улице, служили посыльными, письмоносцами и т. д. Собственный штат рабов имелся и у хозяйки: рабыни, которые причёсывали и укладывали её волосы, смотрели за её украшениями и нарядами, сопровождали её на прогулках, стирали и чинили её одежду, а также кормилицы и рабыни-няньки, которые заботились о её детях.

В семилетнем возрасте Катулл, как и другие его ровесники, должен был начать постигать грамоту. Начальные школы имелись в каждом, даже самом захолустном италийском городке, и учились в них дети из самых разных слоёв населения. Это были исключительно частные заведения, и открывали их обычно образованные бедняки (вольноотпущенники, бывшие солдаты, разорившиеся крестьяне и ремесленники) по своему желанию, без какой-либо регламентации и надзора со стороны Римского государства. Античность не знала дипломов об образовании и судила о людях по наличию подлинных знаний.

Школы, как правило, располагались в снятых внаём, тесных и неудобных помещениях, а иногда и просто на улице, под портиками городского форума, отгородившись от улицы лишь грубой занавеской. Обстановка была очень скудная: массивный стул учителя, скамьи учеников. Столов не было, так как ученики, сидя на скамьях, обычно держали письменные принадлежности на коленях.

Дети собирались в школу ещё до рассвета. Обувшись, умывшись и одевшись, собрав письменные принадлежности (они хранились в специальной деревянной цилиндрической коробке – capsa) и захватив с собой завтрак, они отправлялись в школу в сопровождении воспитателей-педагогов. Функции таких воспитателей обычно выполняли образованные домашние рабы. Они не только провожали своих подопечных в школу и несли их письменные принадлежности, но иногда сидели вместе с ними в классе, а также сопровождали их домой, зорко следя, чтобы те не шалили.

Занятия начинались с восходом солнца и длились почти до вечера, с перерывом в полдень, когда ученики уходили домой перекусить. Впрочем, иногда по пути в школу они покупали сдобные лепёшки¹¹. Каникулы продолжались с 13 июня по 15 октября, то есть от июньских до октябрьских ид; по праздникам школы тоже не работали.

Перед учителем стояла непростая задача научить детей чтению, письму и счёту. Сначала ученики на слух заучивали алфавит, повторяя хором за учителем названия букв, и только после этого начинали изучать сами изображения букв, а затем слоги и слова¹². Писать учились следующим образом: сперва выводили буквы и слова стилями (костяными или железными палочками с острой и тупой сторонами) на покрытых тонким слоем воска деревянных дощечках-табличках, которые держали на коленях. Если ученик совершал ошибку, то он мог легко затереть её тупой стороной стиля. Только освоив этот процесс, дети затем приучались использовать для письма куски папируса, на которых с помощью очиненной тростинки и чернил писали слова. Распространённой практикой был диктант. Постигнув в некоторой степени грамоту, ученики начинали знакомиться с длинными текстами, которые читать было совсем не просто, так как слова писались слитно, непрерывной строкой, без знаков препинания. Большое место уделяли в начальной школе и арифметике. Дети должны были хорошо научиться считать в уме; также для счёта использовали собственные пальцы или счётную доску (абак), с помощью которой учились складывать и вычитать, умножать и делить. За малейшее неповиновение учеников били линейкой или палкой по рукам, пороли розгами или кожаной плетью¹³. Надо сказать, что плата за школьное обучение была довольно низкой, и учителя, имевшие мало учеников, часто влачили полунищенское существование¹⁴.

Мальчики из богатых семей, в отличие от других детей, часто получали начальное образование дома: для них нанимали учителей или покупали грамотных рабов. Уже с малых лет они знакомились с древними родовыми традициями; им рассказывали о великих деяниях их предков, восковые маски которых хранились в доме и были перед глазами каждый день. Часто сам отец показывал своим сыновьям, как ездить верхом, как обращаться с оружием, как пересечь реку вплавь; иногда даже лично учил читать, писать и считать. Катулл, как отпрыск знатной веронской семьи, скорее всего, тоже получил начальное образование дома.

Когда выдавалось свободное от учёбы время, будущий поэт вместе со своими друзьями, очевидно, отдавался всевозможным детским забавам. Известно, что дети той далёкой эпохи с удовольствием возились в песке, строили из него домики, скакали на палочках, изображающих лошадей, гоняли обручи, запрягали мышей в маленькие повозки, играли в чёт и нечет, в орехи, в кости, в мяч, который перекидывали друг другу или бросали о стену¹⁵. Известны были тогдашним мальчишкам игры в бабки, в орёл или решку, в кубарь – небольшой деревянный конус, обычно из букса (самшита), который вращали на земле с помощью специального ремня. Играли также в войну, в суд, в магистратов, в гладиаторов, в цирковых возниц, в прятки, бегали взапуски. И конечно же, дети мучили животных: привязывали к хвостам домашних любимцев разные предметы, ловили и выращивали лягушат, держали птиц в клетках¹⁶.

Повзрослев, мальчишки начинали проказничать. Так, например, если они хотели посмеяться над кем-либо, то старались потихоньку привязать своей жертве сзади хвост, а затем бегали следом и дразнились¹⁷, или же, чтобы намекнуть обидчику, что он сильно смахивает на осла, приставляли обе ладони к своим ушам и тихонько ими помахивали¹⁸. Иногда сорванцы приклеивали мелкую монету к камням мостовой и со смехом наблюдали, как прохожие пытаются её поднять¹⁹.

В отличие от детей бедняков, которые проводили в начальных школах около пяти лет и образование которых на этом заканчивалось, дети из зажиточных семей, напротив, продолжали учиться дальше. В 12–13 лет они поступали в специальные грамматические школы, которые содержали люди более образованные, чем учителя начальных школ. Здесь подростки оттачивали свои знания латинского и греческого языков (например, учились правильно строить фразы), читали, разбирали и толковали поэтические и прозаические сочинения прославленных греческих и латинских писателей, учились анализировать особенности их языка и стиля, писали сочинения на заданные темы. Прежде всего изучали Гомера, а также, например, Гесиода, Еврипида, Менандра, Эзопа, Энния, Невия, Плавта, Пакувия, Теренция и, конечно же, Ливия Андроника, переведшего на латинский язык знаменитую «Одиссею».

В 15–16 лет мальчики достигали совершеннолетия и надевали белую мужскую тогу, являвшуюся символом полноправного римского гражданина. В назначенный день они снимали с себя защитный амулет (буллу), подаренный в младенчестве, и вешали его в качестве жертвы около изображения ларов – божеств, охраняющих дом. Затем юноши вместе с родителями отправлялись в ближайший храм, чтобы принести благодарственные жертвы богам.

Последней ступенью образования молодых римских граждан являлась школа ритора. Здесь примерно с шестнадцатилетнего возраста они обучались ораторскому искусству и готовились к политической или судебной деятельности (в качестве обвинителей или защитников). Это был своего рода «университет» того времени, и поэтому обучение у ритора стоило очень дорого. Ученики штудировали произведения известных ораторов, постигали особые ораторские приёмы, сочиняли речи на заданные темы из истории, литературы или мифологии, декламировали их перед соучениками. Юноши, окончившие риторскую школу, как правило, делали успешную карьеру и обеспечивали себе безбедную жизнь.

К сожалению, античные писатели не сообщают, в какой грамматической школе учился Катулл и окончил ли он риторскую школу. Впрочем, судя по его сочинениям, юноша получил в Вероне самое блестящее образование и был очень начитан.

В стихотворении 68 Катулл упоминает, что сочинять стихи он начал очень рано: «В годы, когда получил я белую тогу впервые, / Был я в расцвете своём предан весельям весны. / Вдоволь знавал я забав…» (ст. 15–17). Под «забавами» (lusus) следует понимать как раз занятия поэзией.

К раннему периоду творчества Катулла исследователи относят несколько стихотворений: 78, 97, 59, 17, 67 и 34, которые юный поэт написал, по всей видимости, в Вероне. Стихотворение 78 высмеивает неизвестного нам Галла. Катулл упрекает его в глупости и поощрении блуда. В отрывке 78b, который примыкает к данному стихотворению, поэт грозит некоему развратнику ославить его на века. Очень грубое стихотворение 97 обращено против неизвестного нам Эмилия. Катулл с юмором рассказывает о вонючем рте Эмилия и приходит к выводу, что зад этого персонажа чище и лучше, чем его же рот. Весьма ехидное стихотворение 59 направлено против Руфы из Бононии (современная Болонья), жены некоего Менения. Катулл сообщает, что Руфа изменяет мужу и состоит в любовной связи с Руфом. Более того, она настолько опустилась, что постоянно ворует на кладбище еду, оставляемую на погребальных кострах для душ умерших, и поэтому её регулярно бьёт кладбищенский раб-сторож, сжигающий покойников. Стихотворение 17 адресовано гражданам Колонии (современная Колонья-Венета) – небольшого города, лежащего в болотистой местности восточнее Вероны. Поэт сообщает, что граждане Колонии хотят устроить традиционные священные пляски на своем старом мосту, но опасаются, что он развалится. Обращаясь к горожанам, Катулл желает им, чтобы у них появился новый и крепкий мост, и просит позволения сбросить с него в болото, туда, где больше всего тины и грязи, одного своего земляка из Вероны (вероятно, в качестве своеобразной искупительной жертвы богам). Дело в том, что у этого человека есть молодая красавица жена, но он не обращает на неё никакого внимания и совершенно не следит за её выходками. И чтобы привести этого тупого чурбана в чувство, нужно обязательно искупать его в болоте, уверен Катулл.

Самым большим из ранних произведений поэта считается стихотворение 67, которое представляет собой диалог между Катуллом и дверью одного дома в Вероне, где некогда проживал старик Бальб. Поэт обращается к двери и интересуется, правдивы ли слухи о том, что раньше она верой и правдой служила своему прежнему хозяину Бальбу, а теперь, когда он умер, переменилась и стала очень плохо служить молодым хозяевам. Дверь обиженно отвечает, что она ни в чём не виновата и все обвинения в её адрес абсурдны. Тогда поэт просит дверь рассказать о семейных делах поподробнее. Она с готовностью соглашается и выкладывает всё, что знает. Оказывается, молодая вдова из Бриксии (современная Брешиа, город недалеко от Вероны), которую взял в жены нынешний хозяин дома Цецилий, отнюдь не девственница. Известно, что её первый муж страдал половым бессилием, и поэтому она была признана непорочной, но на самом деле в Бриксии с ней сожительствовал её тесть, а также ещё трое мужчин. А знает об этом дверь со слов самой хозяйки, которая по глупости всё выболтала своим служанкам.

Считается, что к раннему периоду творчества Катулла относится и стихотворение 34 – торжественный гимн в честь богини Дианы, который исполняет хор юношей и девушек. Есть мнение, что он был сочинён Катуллом по заказу властей его родной Вероны для публичного исполнения на каком-то конкретном городском празднике в честь Дианы. Но возможно, что поэт написал этот гимн просто ради развлечения. Богиня Диана (Артемида в греческой мифологии) в этом произведении наделяется несколькими традиционными именами (эпитетами), отражающими её основные функции: Латония – божественная дочь Латоны и Юпитера (ст. 5–8), Владычица гор, лесов и рек – богиня природы и охоты (ст. 9–12), Юнона-Луцина – покровительница деторождения (ст. 13–14), Тривия-Луна – богиня луны, ночи и подземного царства (ст. 15–16), Покровительница календаря («бега месяцев») – богиня сельских работ и плодородия (ст. 17–20). В конце гимна хор заверяет Диану, что её будут чтить под любым из этих имён, лишь бы она оставалась покровительницей римлян.

Детство и юность Катулла пришлись на очень тяжёлые для Римской республики годы. Не успела отгреметь Союзническая война (91–89 до н. э.), разорившая всю Италию и значительно ослабившая Рим, как началась Первая Митридатова война (89–85 до н. э.).

В 89 году до н. э. в Малую Азию с огромным войском вторгся Митридат VI Евпатор (132–63) – грозный властитель Понтийского царства, желавший изгнать римлян из этого региона. Быстро разгромив армию вифинского царя и слабые римские легионы, он захватил Вифинию, Каппадокию и римские владения в Азии. Весной 88 года до н. э. Митридат инициировал настоящую резню проживавших там римских граждан и италийцев, в ходе которой погибло около 100 тысяч человек. Местное население поддержало понтийского царя, поскольку он вернул политические свободы городам, списал долги и отпустил на волю римских рабов. Затем Митридат отправил своего полководца Архелая с войском в Грецию, где тот установил контроль над восставшими против римского владычества Афинами и многими другими городами²⁰.

Получив страшные вести о вторжении Митридата в провинцию Азия, римский сенат назначил консула 88 года до н. э. Луция Корнелия Суллу (138–78), проявившего блестящий полководческий талант ещё во время Союзнической войны²¹, главнокомандующим в войне с понтийским царём и приказал ему набирать войско. Однако известный римский полководец и политик Гай Марий (157–86), снедаемый завистью и желавший вернуть себе былую славу, задумал отнять у Суллы командование. Он сговорился с народным трибуном Публием Сульпицием Руфом, которому, несмотря на активное противодействие консулов и сената, удалось провести через народное собрание несколько неоднозначных законов: 1) закон о распределении получивших гражданство союзников (италиков) и вольноотпущенников по всем тридцати пяти трибам, то есть о предоставлении им равных с римлянами прав; 2) закон, запрещавший сенаторам иметь долги свыше 10 тысяч сестерциев; 3) закон о возвращении изгнанников; 4) закон, лишавший Суллу всех полномочий и передававший Марию верховное командование в войне с Митридатом²².

Узнав, что его лишили командования, Сулла тотчас отправился в военный лагерь близ города Нолы, где в это время стояли собранные им легионы. Удостоверившись в преданности легионеров, он незамедлительно двинулся с ними на Рим. Сулле удалось довольно быстро сломить сопротивление горожан и занять столицу, вынудив Сульпиция, Мария и его соратников (марианцев) бежать. Второй консул, Квинт Помпей Руф, полностью поддержал все действия своего коллеги. Однако, став хозяином Рима, Сулла не стал впадать в крайности и проявил неожиданную умеренность. Он лишь приказал сенату объявить вне закона двенадцать своих главных противников, включая Мария и Сульпиция, и отменил все законы последнего. Более того, даже позволил провести выборы консулов на следующий год. На них победили Гней Октавий и Луций Корнелий Цинна, рассчитывать на содействие которых Сулле было сложно. Но и в этом случае, смирившись, он не стал ничего предпринимать против будущих консулов и лишь заставил их дать клятву, что они не будут отменять его распоряжения²³.

Тем не менее уже в начале 87 года до н. э. Цинна через народного трибуна Марка Вергилия (Виргиния) попытался привлечь Суллу к суду, но тот не явился на судебное заседание и только посмеялся над обвинителями, пожелав им долго здравствовать. Весной Сулла посадил свои легионы на корабли в Брундизии (современный Бриндизи) и отплыл в Грецию. Целью Суллы были Афины и порт Пирей, где сосредоточились большие силы понтийской армии под командованием Архелая. В свою очередь, полководец Митридата задумал истощить и ослабить римские войска, заставив их вести долгую и тяжёлую осаду Афин, одновременно перекрыв подвоз продовольствия по морю²⁴.

Пока Сулла осаждал Афины, в Риме разразился новый политический кризис. Камнем преткновения продолжал оставаться вопрос о новых гражданах (италийцах), желавших быть записанными во все 35 триб. Консул Цинна был за положительное решение этого вопроса и предложил реанимировать закон Сульпиция, однако консул Октавий выступил категорически против этого. Не имея возможности достичь соглашения, оба консула вооружили отряды своих сторонников, и на улицах Рима начали происходить настоящие битвы, в ходе которых погибли тысячи граждан. В итоге Цинна со своими сторонниками был вынужден бежать из Рима, за что сенат незаконно лишил его консульской должности. Тем не менее опальный консул не сложил оружия, набрал в Италии большую армию и установил связи с беглыми противниками Суллы, в том числе с Марием, прибывшим с небольшим отрядом в Этрурию из Африки, где он ранее укрывался²⁵. Первостепенной задачей для марианцев стал захват столицы.

После долгой осады, потери значительной части войск, голода и начавшейся эпидемии Рим открыл ворота перед армиями марианцев. Сенат немедленно вынес решение о восстановлении Цинны в должности консула и отменил постановление об изгнании Мария. После этого Марий устроил кровавый террор, казнив прежде всего консула Гнея Октавия, а также многих представителей знати, сенаторов и всадников, среди которых были также и сторонники Суллы. Более того, сам Сулла был лишён всех полномочий и объявлен вне закона. Все его распоряжения были отменены, его дом в Риме был разрушен, имущество конфисковано, а италийские виллы уничтожены²⁶.

По свидетельству Плутарха, во время марианского террора особенно зверствовали так называемые бардиеи – иллирийские рабы, служившие Марию: «Многих они убили по приказу или по знаку Мария, а Анхария, сенатора и бывшего претора, повалили наземь и пронзили мечами только потому, что Марий при встрече не ответил на его приветствие. С тех пор это стало служить как бы условным знаком: всех, кому Марий не отвечал на приветствие, убивали прямо на улицах, так что даже друзья, подходившие к Марию, чтобы поздороваться с ним, были полны смятения и страха. Когда множество граждан было перебито, Цинна насытился резнёй и смягчился, но Марий, с каждым днём все больше распаляясь гневом и жаждой крови, нападал на всех, против кого питал хоть какое-нибудь подозрение. Все улицы, весь город кишели преследователями, охотившимися за теми, кто убегал или скрывался»²⁷. Консулами на следующий, 86 год до н. э. были избраны Марий и Цинна.

В течение всего 87 года до н. э. Афины стойко переносили осаду римских войск, несмотря на разразившийся в городе голод. Полководец Архелай дожидался подхода большой вспомогательной армии, которая должна была уничтожить Суллу у городских стен, но она задерживалась в Македонии. Эта задержка дала римлянам возможность воспользоваться несколькими зимними месяцами, которые они потратили на подготовку штурма Афин и Пирея²⁸.