Kitobni o'qish: «Дневник мужа стюардессы»

Предисловие

Эта книга – для тех, чьи сердца разрываются между небом и землёй. Для тех, кто ждёт. Кто засыпает под звук шагов в пустой квартире, а просыпается от звонка с другого континента. Для тех, чьи отношения измеряются не днями, а перелётами, не словами, а сообщениями между рейсами. Для тех, кто знает, что такое «любить на расстоянии», но всё равно хранит билеты на самолёт, как любовные письма.

«Дневник мужа стюардессы» – не просто сборник забавных историй о котах, сгоревших макаронах и казусах с онлайн-трансляциями. Это искренний разговор о том, как оставаться собой, когда твоя вторая половина принадлежит небу. Как найти точку опоры в мире, где расписание жизни пишется не вами, а авиакомпанией. Как смеяться над абсурдом, плакать от усталости и снова смеяться, потому что иначе нельзя.

Автофикшн, балансирующий на грани реальности и вымысла, позволяет заглянуть за кулисы «глянцевых» профессий. Да, здесь будут улыбки пассажиров и блеск крыльев самолётов. Но также – забытые дни рождения, ревность к пилотам-пенсионерам и вечный спор с котом за место в сердце и на диване. Это история о том, что даже в хаосе чемоданов и временных зон можно найти свой ритм.

Вы не найдёте здесь громких заявлений о любви. Она спрятана в мелочах: в пятне от кофе на униформе, в носках с надписью «Самый терпеливый муж», в смешных мемах, которые становятся спасательным кругом. И если вы когда-нибудь задумывались, можно ли построить мост между небом и землёй, – эта книга ответит: да. Но мост этот будет шатким, смешным, собранным из кусочков терпения и самоиронии.

Здесь нет универсальных советов. Есть только честный рассказ о том, как два человека – и один кот – учатся летать, не теряя почвы под ногами. И если вы тоже ждёте, смеётесь сквозь слезы или просто любите котов-хулиганов – добро пожаловать на борт. Взлёт разрешён.

«Первый блин в Аэрофлот»

Если бы мне сказали, что моя жизнь разделится на «до» и «после», я бы, наверное, представил что-то эпическое: метеорит, апокалипсис или хотя бы внезапное наследство от таинственного дядюшки-олигарха. Но нет. Всё оказалось прозаичнее. Мой личный Рубикон – это пять пар телесных колготок, тюбик лака для волос «Сильная фиксация» и фраза жены: «Дорогой, я устраиваюсь стюардессой».

Помню, как сейчас: обычный четверг, я валялся на диване, смотрел сериал про зомби и доедал холодную пиццу. Катя зашла в комнату с видом Наполеона перед Бородино. В руках у неё был буклет авиакомпании с улыбающимися бортпроводниками, которые, как мне тогда казалось, светились от счастья, будто их кормили амброзией с серебряного подноса, а не разогретыми сосисками в фольге.

– Ты же любишь самолёты? – начала она, садясь рядом так, что крошки от пиццы посыпались на пол.

– Ну… «Люблю» – это громко сказано. В прошлом году в Турции меня два часа тошнило после взлёта, – пробормотал я, отодвигаясь от её слишком блестящих глаз.

– Не важно! Я прошла отбор! С завтрашнего дня – учёба, а потом рейсы. Ты же поддержишь?

Тут я совершил роковую ошибку. Вместо того чтобы закричать «Да ты в своём уме?!», я потянулся за очередным куском пиццы и процедил:

– А… это надолго?

– Ну, года на три как минимум, чтобы заработать лётную пенсию. Впрочем, если понравится… – она хлопнула буклетом по столу, и я вдруг понял, что это не просьба. Это ультиматум.

Первые сутки я пребывал в стадии отрицания. «Стюардесса? Какая ещё стюардесса? У неё же аллергия на арахис!» – бубнил я, пока Катя разучивала стандартные фразы на английском в душе. Но когда на кухне появился учебник «Аварийно-спасательная подготовка», а в шкафу – форменное платье, пришлось признать: это серьёзно.

– Ты будешь разливать кофе богачам? – спросил я в тот вечер, наблюдая, как она пытается упаковать в чемодан три килограмма косметики.

– Нет, я буду спасать жизни! – парировала Катя, засовывая между флакончиков шиньон для «шишки». – Если, например, пассажир подавится икрой, я должна сделать ему прием Геймлиха. Или если двигатель загорится…

– Стой! – я схватился за сердце. – Ты сейчас шутишь?

– Шучу. Нас учат, что двигатели не горят. Они… «испытывают технические сложности».

Утром, провожая её на учёбу, я почувствовал странную смесь гордости и паники. Гордость вылилась в сообщение друзьям в чат: «Катька теперь штурмует небеса! Сколько будет рассказов про миллионеров – всем спущу!». Паника – в том, что я трижды перечитал статью «Что делать, если ваш близкий работает в авиации» и забил в Google: «Как часто самолёты падают?».

К вечеру, когда Катя вернулась с парой синяков от тренировочного трапа и восторженными историями про «дверь на аварийный выход», я уже мысленно примерял роль «авиамужа».

– Ну как? – спросила она, доедая холодные макароны. – Ты же не против?

– Конечно нет! – я махнул рукой, как истинный герой ромкома. – Летай себе. Только… – я потёр переносицу, – а что такое турбулентность? Там правда трясёт, как на тракторе?

Она рассмеялась, бросила в меня салфеткой, и я понял: наш брак теперь официально получил статус «готов к взлёту». А я – статус «пассажира, который всё ещё не пристёгнут, но очень старается».

– Не бойся, – Катя потрепала меня по волосам, словно я был тем самым котом, о котором она всё мечтала. – Если что, я научу тебя, как складывать униформу.

– Только без шпилек, – взмолился я.

После обучения начался квест под названием «Помоги жене собрать чемодан, не взорвав квартиру». Выяснилось, что экипировка стюардессы – это как снаряжение космонавта, только с блёстками. Помимо униформы, требовалось:

10 пар колготок («телесные, не прозрачные, не «кофе с молоком»)

лак для волос, который «сохраняет прическу даже при урагане»;

гель для рук с антибактериальным эффектом («чтобы не подхватить инфекцию от пассажиров!»);

три вида обуви («лодочки для эконома, кроссовки для прогулок в командировках и туфли на шпильке, если сфоткаемся с пилотом»).

– А противогаз? – поинтересовался я, запихивая в боковой карман упаковку пластырей. – Или ты будешь тушить пожары капроном?

– В самолёте не противогаз, а дымозащитный капюшон. И ещё топор, – невозмутимо ответила Катя, завязывая на чемодане ленту, чтобы не перепутать с чужим.

К полуночи чемодан напоминал бомбу замедленного действия: стоило его встряхнуть – и лаки, кремы и дезодоранты начинали шипеть, будто недовольные моим участием. Катя, довольная, плюхнулась на диван:

– Всё! Завтра первый стажёрский рейс. Буду учиться ставить подносы и улыбаться через силу.

– А если тебя вырвет от турбулентности? – спросил я, представляя, как её укачивает где-то над Атлантикой.

– Не вырвет. У нас есть таблетки. И гигиенические пакеты.

И вот так, с чемоданом, полным колготок, и головой, полной дурацких страхов, мы начали наш путь. Путь, где её небо оказалось моей землёй. А я, как выяснилось, совсем не был готов к тому, что «турбулентность» – это не самое страшное слово в нашем новом словаре.

Но об этом – позже. Пока что я просто муж, который гордится, волнуется и… ищет, куда приткнуть пять пар этих чёртовых колготок.

«Соседка-фаталистка и макароны по-флотски»

Катин первый рейс – Москва—Сочи – совпал с моим первым кулинарным подвигом. «Макароны по-флотски? Легко! – хвастался я друзьям в голосовом сообщении. – Говяжий фарш, лук, томатная паста…, да я за два часа управлюсь!» Но через пять минут после её вылета я уже стоял на кухне, уставившись в пустую кастрюлю, как первоклассник перед нерешаемой задачкой. В голове крутился Катин голос: «Не забудь посолить воду!» – но я так и не понял, сколько это «посолить». Столовую ложку? Стакан? Решил действовать по принципу «чем больше, тем лучше» – морская вода ведь не замерзает, значит, и макароны не слипнутся. Гениально.

Я только успел бросить в кипяток пачку рожек, как в дверь постучали. На пороге стояла соседка Лидия Петровна – местный оракул апокалипсиса, облачённая в халат с вышитыми драконами и с банкой солёных огурцов в руках.

– Молодой человек, – начала она, не дожидаясь приглашения, – вы мне соль одолжите? А я вам банку с рассолом… – её взгляд упёрся в мою кастрюлю. – О, макароны! А Катюша где?

– В Сочи улетела. На работе, – ответил я, пытаясь перекрыть звук бурлящей воды.

Лидия Петровна замерла, будто я сказал «улетела на Марс».

– Стюардессой? – прошептала она, и в её глазах вспыхнул тот самый блеск, который бывает у людей, готовых рассказать, как они «предупреждали». – Ох, деточка, ты хоть понимаешь… – она шагнула внутрь, забыв про огурцы. – Мой племянник, лётчик, рассказывал… В прошлом году самолёт Москва—Сочи чуть в горы не врезался! Там же турбулентность, ветра…

Я нервно помешал рожки. Откуда-то сзади уже пахло горелым.

– Да ладно, – фальшиво засмеялся я. – Катя говорила, это безопаснее автобуса.

– Автобус не падает с девяти километров! – Лидия Петровна драматично подняла палец. – А помните рейс в 2016-м? Прямо над Красной Поляной… – её голос стал зловещим, как у диктора в трейлере к фильму ужасов. – Они же все…

– Все живы! – перебил я, заметив, что вода начала убегать из кастрюли. – Э-э-э, Лидия Петровна, может, я вам соль потом принесу?

Но она уже устроилась на табуретке, размахивая руками:

– А мой покойный муж, царство ему небесное, всегда говорил: «Самолёт – это гроб с крыльями!» Вот в 89-м…

Дым из-под крышки прервал её рассказ. Я рванул к плите, но было поздно – рожки прилипли ко дну, как пассажиры к креслам при взлёте. Лидия Петровна, не обращая внимания на чад, продолжала:

– …и тогда двигатель загорелся, а стюардесса кричит: «Не паникуйте!» А сама…

– Лидия Петровна! – я выдернул вилку из розетки. – Вы случайно не видели, где у меня огнетушитель?

Она вздохнула, словно я был безнадёжен:

– В вашем возрасте я уже двоих детей родила и борщ варила на двадцать человек! А вы макароны сжечь умудрились. – Потом вдруг смягчилась: – Ладно, дам вам банку тушёнки. Только запомните: самолёты – это…

– …технические сложности, знаю, – буркнул я, выковыривая угольки из кастрюли.

Когда соседка ушла, я плюхнулся на пол, уставившись на чёрную массу, которая ещё полчаса назад была ужином. На часах – 21:37. Катин рейд должен был приземлиться в 22:00. Я полез за телефоном, чтобы написать «Как дела?», но вместо этого вдруг увидел новостную рассылку: «В Сочи экстренно сел самолёт из-за неисправности». Сердце ушло в пятки.

– Алло?! – голос Кати на том конце был удивительно спокоен.

– Ты… ты точно не на том самолёте, который в новостях?! – выпалил я, попутно пытаясь открыть тушёнку ножницами.

– Каком ещё самолёте? Мы уже час как на земле. У нас задержка была из-за тумана, – она засмеялась. – Что там у тебя? Я же слышу, как ножницы скрипят.

– Да так… макароны по-флотски, – я пнул сгоревшую кастрюлю. – Только немного… переборщил с солью.

– Научишься, – она фыркнула. – А Лидия Петровна не приходила?

Я взглянул на банку огурцов, которую соседка «забыла» на столе.

– Приходила. Рассказывала, как мы все умрём.

– Милая, – Катя рассмеялась. – Ладно, мне надо помогать раздавать одеяла – тут пассажиры на ночь застряли. Люблю тебя!

Я буркнул что-то вроде «взаимно» и сел на пол, прислонившись к холодильнику. Из динамика телефона доносилось: «…экстренная посадка в Сочи прошла без пострадавших…» Лидии Петровнина тушёнка оказалась с перловкой, но есть хотелось так, что даже это показалось деликатесом.

«В следующий раз научусь», – пообещал я себе, а потом вдруг осознал, что за эти два часа боялся не столько за неё, сколько за себя. Вдруг я и правда не смогу быть тем, кто «ждёт на земле»?

Но размышления прервал звонок в дверь. Лидия Петровна, держа в руках тарелку пельменей, произнесла:

– Молодой человек, я вам ещё не рассказала про Boeing 737 MAX…

– Нет! – вскричал я, но дверь уже закрывалась.