Kitobni o'qish: «Знак Шести»

(начало повести) (с) Михаэль Кирофф

Ну и приложили же меня. Точно вырубился, причем, видимо, надолго. И где это мы сейчас? С трудом открываю глаза. Закрытое небольшое пространство без окон? Волна страха. Я в плену у грибников? Это, если что, конец. Как пить дать на опыты отправят, от них никто не возвращался. Хотя стоп. Стены из вполне привычного композита. Спектр света тоже привычный. Больше всего это похоже на… Камеру. Камеру в тюрьме или, скажем, на гауптвахте.

Как же башка раскалывается…

Так. Собираем себя в кучку. Я, по крайней мере, у своих. Но тогда получается, что меня… Посадили? Точно, посадили. Но за что? Не был, не замечен, не привлекался. Стоп. Поправка. Сейчас уже, видимо, “привлекся”. Остается понять причину. Особисты? Да быть не может. Во-первых, я все-таки не шпион, это я точно знаю. И даже не их собственный агент. Меня подставить-то сложно: я только что “ссыпался” со своего борта в отпуск, а до того почти год был на глазах у целого экипажа. Уголовка? Так же маловероятно, и по той же причине. Вчерашнее мордобитие в баре на тюрьму не тянет, там толком и не пострадал никто, кроме того неудачника со сломанной челюстью, ну так он и был зачинщиком, тому есть куча свидетелей, а заодно и сканеры все срисовали. А что, если… Хорошо, как там все было?

Я вошел, сел к стойке, заказал двойной и закурил. К залу я сидел, соответственно, спиной. Выпивка оказалась отличной, я попросил повторить и добавить кружку портера. Да, и пиво они там тоже наливать умеют, старый-добрый Арья Стаут имел особенно божественный вкус. Или, может быть, мне так показалось из-за первого дня отпуска? Опять же повторил и закурил еще по единой. Да. А сколько раз я еще повторял? Как-то и не помню. Ну да ладно. Что было потом. Услышал за спиной какие-то разговоры на повышенных тонах. Обернулся и увидел… А что я увидел? Какой-то мажор пристает к девушке. По-грязному так. Ей это явно не нравится. Поодаль стоит “группа поддержки” мажора. Лица слабо различимы, но в логах должны “проявиться”, да и количество на тот момент выпитого уточнить не мешало бы. Смотрим логи. Что? Нет доступа. Как это? А самодиагностика? Нет доступа? А вообще-то какой-то доступ есть? А примитивное графическое меню? А…

Хорошо, что моя обычная реакция на сильный шок – это не обморок, не ступор и не полноценная истерика, а просто неостановимый нервный смех. Ну люблю я хихикать по жизни. Правда в этот раз, похоже, дохихикался. И не слабо так. Теперь, конечно, понятно, где я: это нелегальная частная тюрьма. У всех богатеев (ну, которые настоящие богатеи) такие есть, хоть по закону как бы и нельзя. Но ведь известно, что не бывает честных политиков, бывает мало денег. А если денег много… Как-то так, в общем. И даже за что мне столь изощренно мстят – догадаться нетрудно. Почему? А потому что моя жизнь только один раз пересекалась с людьми, способными на подобную месть. Три года назад. И тоже в баре. Только тогда я просто сидел с камрадами за столиком в углу и вообще никого не трогал. А вот тот юнец… Видимо, богатый папаша снабдил его всем, что доступно “по гражданке”, а так же и чем-нибудь запрещенным или контрабандным. Вот мальчик и разошелся. Принял на грудь и стал громко утверждать, что набьет морду вообще любому, даже флотскому офицеру. Мы-то только усмехнулись. А он к нам пристал, мы в форме были. Давайте, говорит, спарринг устроим. Кто-то из наших его даже отговаривал – мол, не на арене мы, сидим, пиво пьем, все хорошо. Но тот не унимался и выбрал меня. Понятное дело, из всей нашей компании я ниже всех ростом. Я ему тогда сам сказал – мол, а если что случится, кто отвечать будет? Дядя с баржи? А он в ответ – все вокруг свидетели, честный спарринг без оружия и смертоубийства, даю слово такого-то из таких-то, что не буду иметь претензий при любом исходе. Вот жаль, не запомнил я какого такого-то и из каких таких-то. Надо было имя-то запомнить. Хотя… Я же на логи надеялся – типа подниму, если что. А теперь уже не подниму, да. Правы были наши предки, которые карандашиком в тетрадочку записывали, а тетрадочку ту в банковский сейф сдавали, а ключ от него посылали самим себе по почте с пометкой “вручить через Х лет”. Потому что нефиг. Ну да задним умом все крепки. Дальше же все было просто и понятно: и сила у парня была, и скорость, и явно полученное через гипнокурс (вот точно нелегальщина!) знание правильных движений и понимание, что можно ожидать от флотского. Не было у него одного: опыта. Поэтому он мне ссадил кожу на скуле, а я ему сломал три ребра. После чего юноша сбледнул с лица, прекратил бой и – надо отдать ему должное – объявил вовсеуслышание: “Все честно, я проиграл, претензий к офицеру не имею!” И даже еще раз повторил, явно под запись: “Нет претензий!”

Народ вокруг радостно взвыл, обменялся денежными знаками (они там еще и ставки делали, оказывается), мне залепили скулу биоклеем и налили стакан “за счет заведения”. И инцидент был, казалось бы, исчерпан… А вот хрен там. Потому что, как я понимаю, папаша мне ребер сыночка не простил. Видимо, он считал, что количество денег в его кармане по определению означает, что коммандер флота должен перед его отпрыском добровольно лечь в первом же раунде. А иначе – обида несмываемая, надо мстить. Даже если отпрыск сам провозгласил “Все честно, без обид”. “Цыц, малявка”, – видимо, сказал ему папаша. И это был точно он. Потому что на свою месть – господи, просто на “потешить самолюбие”! – он потратил больше, чем можно выиграть в национальную лотерею даже теоретически (я так “полных джекпотов” и не упомню, да и были ли они?) Не то и такие деньги для него – не деньги, не то уж больно упертый тип.

У меня изъяли нейросеть и, наверно, все импланты. Хотя их-то, может, и оставили, нахрена они без сети-то? Причем специализированной и с ними уже синхронизированной? Поставишь другую, даже той же модели – она их “не увидит”. Мда, а места-то заняты. То есть и этими не воспользоваться, и другие не поставить. Значит, импланты не трогали. Чтоб я дополнительно помучался. А что касается денег… Все знают, что поставить нейросеть (если она у тебя, конечно, есть) – раз плюнуть. Одна иньекция. Микрокапсулу просто “запускают по вене”, она там потом сама развернется, размножится, модифицируется и залезет куда надо (и, подозреваю, куда не надо тоже). А вот снять ее после развертывания… А вот это уже сложнейшая и крайне продолжительная нейрохирургическая операция, требующая эксклюзивного оборудования и специалистов высочайшего класса. Одна ошибка – и пациент труп, а этого допускать нельзя, почему – скажу позже. Но если уверен в успехе, снятие нейросети – практически “идеальное преступление”, отлично пролезающее во всем известную дырку в нашем законодательстве. Которую никто не затыкает, как я раньше думал, просто потому, что учитывая цену вопроса, никто столько не заплатит, чтобы просто поглумиться. То есть такие вещи делают – для замены сети. Но там, по крайней мере, есть конкретная цель, оправдывающая затраты. А “просто так”… Сейчас же я уже так не думал. И начал подозревать, что “дырку”-то не затыкают сознательно. Вот для таких, пусть и редких, случаев. Потому что…

Потому что это не преступление. А полиция у нас все-таки худо-бедно работает, и чем чорт не шутит, может и богатея прищучить. Ну, если он что-то очень серьезное совершил, в смысле. Вот и смотрим. Если бы они мне отрезали голову, я бы умер. Но это хомисайд. Убийство. Тяжелая уголовная статья. И даже самый привелегированный гражданин, если найдутся улики (а они обычно находятся в конце концов, никто не идеален), может огрести немаленький такой срок, вплоть до пожизненного. Ну купишь ты себе в камеру головизор, еду из ресторана и даже шлюх по пятницам, и что? Тюряга – она и есть тюряга. И к сети из нее не подключиться. И не выпустят. Тюремная охрана взяток не берет: докажут участие в проносе запрещенки – сам сядешь. Поспособствуешь побегу – тоже тянешь срок, причем к нему плюсуется то, что недосидел сбежавший. Даже если его потом поймают. В общем, вертухаи у нас честные. Не от хорошей жизни, но тем не менее. Дальше. Они могли отпилить мне, например, ногу. Тупой пилой. Не убийство, конечно, но “тяжкие телесные повреждения” – это тоже срок, и немалый.

А что такое изъятие нейросети? Это даже не кража, ведь все изъятое они могут поместить в гермобокс и мне же и отдать. Это “повреждение чужого имущества”, и только. Административная статья, которая ведет лишь к штрафу. Ну и как штраф, даже большой, может напугать человека, у которого столько денег? А никак. Ущерба здоровью нет: вот он я, живой и настоящий. Полной потери трудоспособности нет: нога на месте. То есть по факту-то потеря трудоспособности очень даже есть, ведь вся работа с техникой, включая мусороуборочную, только через нейросеть. А вот юридически ее нет, ибо физиология в норме, психика тоже, более того, “базовую”, бесплатную сеть я себе могу поставить в любой момент. Ее, правда, хватает только на управление кухонным комбайном, головизором, пылесосом и уже упомянутыми мусороуборщиками на улице, но ведь возможность-то есть, правильно?

А флотское руководство, узнав о моей проблеме, сильно призадумается. Ведь наши нейросети мало того, что дороги, они и выпускаются индивидуально под каждого. Отдельный заказ оформлять надо. Потом изъятие старых имплантов – стоит как половина фрегата. Нет, в конце концов они все сделают. Но в порядке общей очереди и не торопясь. Потому что бюджет не резиновый. Да и мало ли на флоте коммандеров! А если я сейчас поставлю себе “халяву”, то им потом придется тратиться еще и на ее извлечение, что отодвинет мою очередь вообще в непонятно куда. Или когда. То есть меня засунули в ситуацию не фатальную, но крайне, крайне неприятную. Причем засунули очень надолго. Причем засунули так, что им в случае поимки (а таковая очень возможна, если СБ флота оторвет задницу от кресла) не грозит ничего страшнее штрафа. Который что? Правильно, он им ни разу не страшен.

Ладно, поскольку пока что все равно делать нечего, попробую-ка я вспомнить лица и имена. Ну нет логов и нет, а собственная память мне на что? Предки вон десятками тысяч лет жили без всяких там сетей и ничего, справлялись как-то. Помню ли я физиономию того, “первого” юнца? Похоже, что да. Уже хорошо. А второго? Тоже да, хотя никогда раньше его не видел, это точно. Только вот как насчет его компании? Темновато было, плохо видно. Чорт. Хотя есть у меня подозрение, что один из “затемненных” и был тот, “первый”. По крайней мере, похож. Мда, уверенности нет. “Похож” к делу не пришьешь. Теперь девушка. Яркая, очень привлекательная, фигуристая… Совершенно не в моем вкусе, кстати. Я предпочитаю тех, кого плэйбои называют “серыми мышками”. И вовсе не из-за недостаточной самооценки: из опыта знаю, что “в тихом омуте черти водятся”, что меня, собственно, и привлекает. Ну да ладно. Бросился ее “спасать”, а одет я был по гражданке, отпуск же, так что парень на меня накинулся… Ну и получил, соответственно, по морде. Поделом, по-моему. Нельзя так агрессивно приставать к дамам. А я как раз герой и все такое… Стоп. А почему я сам себе слово “спасать” сказал как бы в кавычках? Что меня напрягло? Нет, не тогда, тогда я выпимши был, что меня напрягло сейчас? Думай, коммандер Мик Ирши, думай. Что было не так? Поведение? В целом естественное. Не очень испугалась? Так не темная подворотня, люди вокруг. Что еще? Глаза? А вот да. Мимика, жесты, голос – соответствуют ситуации. А глаза – абсолютно спокойные и даже несколько отстраненные. Как если человек… Вот. Как если человек на работе. А почему “как”? Девушка из эскорта, нанятая для отыгрывания определенной роли. Очень похоже. Почему не агент? А потому, что у профессионала и глаза бы соответствовали ситуации. А тут нет. Прекрасно представляю себе: “Слышь, милашка, есть работа. Платим по таксе, трахать не будем, но надо сделать то-то и то-то”. А ей-то что? Деньги вот они, так еще и трахать не будут, почему не согласиться? А что они там будут с кем-то делать – так до фонаря, это не ее вопросы. Так, а если бы я не пошел “спасать”? Понятно, “план Б”. Мне достаточно было обернуться на шум, и останься я на месте, последовало бы “А ты чо вылупился?” – ну и далее по сценарию. Дальше я его, помнится, выкинул из бара… А вот и моя ошибка. Нет, не в том, что выкинул. Можно было и пинка дать для ускорения. Но я подошел к двери. А выкинув парня, развернулся. Все еще находясь возле двери. И получил в затылок из тяжелого станнера. Тут-то у меня все и выключилось, включая меня самого. Потом, вероятно, добавили, чтобы раньше времени не очухался. Одно понятно: спланированная акция по отлову именно меня. Что ж, у них все получилось. Теперь, вероятно, убедятся, что здоров, да и отпустят на все четыре стороны. Ну, может, дав того самого пинка. Что ж, меня обыграли вчистую. Будет возможность – припомню, я тоже злопамятный, но сейчас все, что мне остается – это проиграть с достоинством. А для начала попробовать поспать, все равно тут делать нечего.

***

Попалась. Попалась, так его и растак!

Пилот Кара выскользнула из кокона управления: он был мертв, как практически мертв был и весь корабль. И можно биться об заклад, к нему уже приближается “снежинка” жестянщиков. Самое страшное, что может случиться в бою. Не смерть, нет. Плен. Ведь из него не возвращаются.

Начиналась-то война прекрасно: после Разделения (было оно давно и прошло, как предполагала Кара, достаточно кроваво) две ветви человечества обособились, благо космос большой, места хватит. Даже торговать пытались, когда страсти поутихли. Жестянщики развивали технологии, они же, нойманы (хотя противники их называли грибниками), стремились к саморазвитию в первую очередь. Неизбежно и сами меняясь при этом, но ведь к лучшему же меняясь! В конце концов различия стали заметны. И все бы ничего, но, помимо прочего, средний нойман стал быстрее, сильнее, да и попросту умнее среднего жестянщика. Развитие коснулось всего, но в первую очередь мозга и сознания. Однако люди остаются людьми: преимущество воспринимается как угроза, угроза порождает страх, а тот – агрессию. И война стала вопросом времени: среди жестянщиков становилось все больше и больше тех, кто говорил, мол, только мы истинные люди, а грибники – это уже монстры какие-то, выродки и мутанты. И те, и эти стали строить военные корабли. Причем если корабли жестянщиков были совершеннее технически, то нойманы брали в основном мастерством и запредельной реакцией экипажей. После первого же столкновения выяснилось, что “летает не корабль, а пилот”: жестянщики крепко получили и лишились чуть не половины флота. Кто-то даже говорил о близкой победе, но не тут-то было: прошлое у обоих противников было общим, а значит и базовые инстинкты тоже. Жестянщики не сдались. Тогда-то у них и появились нейросети, наноимпланты, способные “дотянуть” их неокрепшие мозги до уровня нойманов. Дело дошло до того, что новичок-жестянщик с хорошей пилотской сетью летал как бы не лучше, чем многоопытный нойман. И маятник качнулся в другую сторону: ведь теперь все решало качество кораблей, а те у жестянщиков были лучше. Ну вот лучше и все. Нойманов стали ощутимо теснить, так что надо было что-то делать. Сделать-то сделали, но… В моральном отношении поставили себя на одну ступеньку с жестянщиками. Потому что раньше кругом неправы были они, ведь как ни крути, а это они начали войну. Теперь же нойманы оказались первыми в опытах, проводимых над пленными. И тут тоже не скроешь и не замолчишь, первыми мы начали, что уж. Нейросети всесторонне изучались с целью создания чего-то подобного, но на полностью биологической основе. Нетрудно догадаться, что участь подопытных была при этом незавидна. Нет, они, как правило, не мучались (хотя кто знает, таких подробностей рядовым пилотам не рассказывают), но при этом и не выживали. Результат, впрочем, был достигнут, и преимущество вернулось к нойманам. Но, опять же, до поры: в космосе появились “снежинки”. На языке нойманов “снежинка” – ветури, но никто не хотел этот ужас называть таким прекрасным словом, поэтому в обиход вошло именно слово на языке жестянщиков. Этот небольшой кораблик, почему-то всегда фиолетового цвета и, судя по всему, вообще невооруженный, приближался к кораблю нойманов и… И все. Командование еще радовалось появлению “расщепителей”, позволявших расфокусировать, “резонансить”, и лазерные, и даже дезинтегрирующие лучи противника: такая защита была намного эффективнее, чем отражающие поля жестянщиков. Умение нойманов – не их аппаратуры, а их самих! – “сводить с ума” куцие мозги торпед привело к тому, что жестянщики вообще перестали их использовать, ведь до цели не долетала ни одна. Но вот “снежинки”… Стоило одной приблизиться к кораблю – любого размера, от истребителя до линкора – и тот “замолкал”. Он переставал отвечать на вызовы и стрелять, вываливался из строя и дрейфовал куда-то в сторону. При возможности жестянщики высаживали абордажные партии, а если нет – абсолютно беззащитный корабль было легко уничтожить. Что и как делали “снежинки” – убивали экипаж? Или вводили в какой-то транс, кому? Или еще что-то? – было неизвестно: ни одного такого корабля спасти не удалось. За очень долгое время – ни одного. Поэтому все, что оставалось, это сбивать “снежинки” на дальней дистанции. Маленькие, верткие, как по ним попасть издалека? Но как-то приходилось, потому что если они подлетали ближе – все. Даже если потом “снежинку” сбивали, пойманный ею корабль (или, того хуже, корабли) было уже не спасти. Конечно, нойманы боролись. Они разработали специальные “антиснежиночные турели”. Они придумали “торпеды-охотницы”: стоило “снежинке” выйти из-под охраны крупных кораблей, и торпеда времени не теряла. Но все равно ситуация застыла в шатком равновесии.

А потом наступил почти что крах. В один далеко не прекрасный день жестянщики… Перестали использовать лучевое оружие, заменив его рэйлганами. И вот это было по-настоящему страшно. Луч, любой луч, можно рассинхронизировать, расфокусировать, еще что-то с ним сделать… Но что ты сделаешь с болванкой из сплава урана и вольфрама, летящей на скорости в пять шестых световой? Там нечему расфокусироваться. Там нет системы наведения. Это просто кусок металла. Достаточно маленький, чтобы его было трудно засечь. И достаточно быстрый, чтобы особо не проигрывать лучам ни в скорости, ни в переносимой энергии. В данном случае чисто кинетической, но если в тебе проделали дырку, какая тебе разница, чем именно?

Как раз это и произошло с кораблем – одноместным малым рейдером – Кары. В нем не просто проделали дырку, его превратили в дуршлаг, выбив 90% функционала. И сделала это всего лишь пара истребителей. Причем походя. Отстрелялись и полетели себе дальше. Добивать не стали. И это-то и было самое страшное. Потому что это значило, что где-то неподалеку уже маячит такая красивая и такая гадкая фиолетовая дрянь. Самоубийство? У нойманов это абсолютное табу, закрепленное на генетическом уровне. Те ученые, что создали изначальный “геном ноймана”, способный к бесконечному развитию, думали о чем угодно, но не о войне и связаных с ней проблемах. Теперь же… Теперь же Кара, похоже, узнает, что именно делает “снежинка”. Узнает, только вот никому не сможет рассказать.

И тут ее сознание погасло.

***

Машик Абрамян возглавлял самый, как он сам говорил, забавный отдел СБ флота. Отдел внешних расследований. Название как бы говорило о том, что этот отдел проводит расследования, напрямую с флотом не связанные, причем вне, так сказать, флотской территории. И потому все вокруг считали, что так была замаскирована служба агентурной разведки. Некоторые даже смеялись над дуболомством флотских, у которых все вечно шито белыми нитками. Агентурная разведка у флота, конечно же, была, но все ее сотрудники носили мундиры интендантской службы. А отдел внешних расследований занимался… Внешними расследованиями. То есть именно тем, чем и должен был согласно названию. Однако, поскольку в это никто не верил, расследования проводились крайне эффективно и, как правило, в полной тайне. И это, по мнению полковника Абрамяна, было крайне смешно. Поэтому в штабной зал он вошел по привычке посмеиваясь.

– Здорово, ворюга! – радостно сказал он начальнику интендантской службы подполковнику Фоксманну и пожал ему руку, – Что попятили на этот раз?

– Привет, легавый! – улыбнулся тот, отвечая на рукопожатие, – Докладываю, господин полковник! Силами ввереного мне подразделения со складов длительного хранения списано в утиль десять новехоньких истребителей класса “Оса-5”. Теперь их надо срочно сплавить куда-нибудь налево, пока агентурщики не прознали. Не поможешь?

– Ото ж, помогу. Есть кое-какие идеи. Подойди после планерки. Хорошо, Роби?

– Заметано! У тебя в кабинете?

– Да, там защита хорошая. Жду.

– Отлично, с меня пиво!

Машик отлично знал, что Роберт Фоксманн был не подполковником, а контр-адмиралом, и не интендантской службы, а той самой агентурной разведки. Остальные офицеры тоже подозревали, что “тут что-то нечисто”, однако вечные подколки этих двоих были чем-то в порядке вещей, тем более что парням иногда удавались действительно неплохие шутки. Как они в свое время разыграли проверяющего из генштаба – ооо, это помнили до сих пор. А уж о том, что Фоксманн и Абрамян однокашники и старые друзья, было известно всем.

Тут, однако, в операционный зал вошел начальник флотской СБ, адмирал Леонардо Кюри.

– Всем привет, девочки и мальчики, – сказал он.

Адмирал Кюри крайне последовательно и весьма твердой рукой насаждал в своей службе так называемое “неформальное общение”. Но делал он это не потому, что был каким-то там “демократом”. Отнюдь, демократом адмирал не был. Он просто считал, что все вот эти “Осмелюсь доложить, господин адмирал…” забирают драгоценные секунды из времени его, адмирала Кюри, жизни. А разбрасываться секундами своей собственной жизни он не хотел. Он просто физически чувствовал, как эти секунды капают… Капают… И ведь докапают же в конце концов! Поэтому любой офицер, и даже иногда унтер-офицер, мог обратиться к нему по имени. Да и не по имени, а “смотри, чувак!” Важно было то, что этот человек скажет. А в какой форме – адмирала не интересовало.

– Короче, как всегда, – заявил адмирал, – У кого что горит, в затыке, новости? Излагайте.

– Мы провалили проект “Секта Семь”, – сказала Дари Пру, руководитель отдела псионики, – Все наши раскрыты и захвачены. Полагаю, ошибка системная.

– Уверены?

– К сожалению, да. Мы явно чего-то не учли, и я не готова посылать людей дальше на убой.

– Рекомендуете прекращение работ?

– Исследования можно продолжать, но агентов посылать пока не надо. Бесполезно.

– Понял вас. Поддерживаю. Еще новости?

Присутствующие на мгновение затихли, но вдруг вскинулся Хиллард Весничка, руководящий отделом внутренней дисциплины.

– У нас пропал офицер.

– Вы уверены? Как, где пропал? Кто?

– Коммандер Мик Ирши. Находился в отпуске. Был в разработке по делу о какой-то мелочи, не то курение на боевом посту, не то еще что-то наподобие. Попытались связаться – нет результата. Попытались найти его по месту пребывания в отпуске – нет результата. Проступок-то мелкий, из-за такого не бегут на край галактики, заметая следы. Это же максимум выговор, а то и вовсе ничего! Но парень как испарился. То есть либо похищение или убийство, либо он был замазан в чем-то гораздо более серьезном. В последнее, впрочем, лично я не верю.

– Хиллард, твои ощущения на моей памяти не обманывали ни разу. Давай исходить из того, что наш коммандер попал в переплет. И надо его найти. Машик, ты слышал?

– Да, адмирал, – ответил Абрамян, – Начинать расследование?

– Начинать. С привлечением серьезных ресурсов. А тебя, Роберт, я прошу помочь Машику.

– Сделаю, шеф, – ответил Фоксманн, – А что, этот коммандер так важен?

– Да не он важен, а то, что на нашей планете, в тылу, вдруг исчезает штаб-офицер флота. Это хрень. Так не должно быть. Никто не отрицает случайностей, но если это не случайность – то это такая дырка в нашей системе безопасности, что через нее можно протащить крейсер. Парня надо найти, а главное – надо выяснить все обстоятельства его “исчезновения”.