Kitobni o'qish: «Вернуться на «Титаник»»

Светлой Памяти семей Гудвин, Сейдж и Скуг,

погибших на «Титанике» в ночь с 14 на 15 апреля 1912 года,

и Фрэнка Джона Уильяма Голдсмита (1902-1982),

автора книги «Эхо в ночи»…

Покойтесь с миром…

Эта оконченная версия книги «Барон с улицы Вернон», написанная в память о наших родственниках, семье Гудвин: Фредерика Джозефа Гудвина (родного брата моей прапрабабушки Марии (в крещении – Елизаветы) Карловны Квитки, урождённой Флоренс Эмелины Мэри Гудвин), его жены Августы, и его детей – Лиллианы, Чарльза, Уильяма, Джесси, Гарольда и Сиднея, погибших на «Титанике» в ночь с 14 на 15 апреля 1912 года.

Мы должны помнить всех своих родных, чтобы потомки помнили нас!

Меир Ландау / Николай Ганжа

15 октября 2018 года

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Титаник» давно превратился в корабль-легенду. И всё, что мы знаем о «Титанике», это также набор легенд и мифов, в которые верят даже те, кто серьёзно интересуется этой катастрофой. Книга, которую вы держите в руках – одна из историй «Титаника», что давно превратилась в легенду. Но реальные события были куда более трагичными.

«Титаник» стал первым масштабным кораблекрушением, открыв их скорбный список в ХХ веке. Именно в связи с многочисленными человеческими жертвами «Титаника», были составлены новые Морские Законы и правила спасения человеческих жизней, которые так и именуют – «Законы «Титаника». Однако он оставил после себя много тайн и загадок, одна из которых изложена в этой книге – первой в трилогии «Барон с улицы Вернон».

В этой книге рассказывается о семье Гудвин. Она и есть настоящий символ этой катастрофы. А самый младший Гудвин, Сидней Лесли Гудвин – стал именем этой трагедии. Поэтому его могила стала памятником всем детям «Титаника», И она теперь – одно из самых посещаемых мест в Канаде и США.

Однако, кроме красивой легенды была ещё и неприятная правда, ставшая причиной этой катастрофы. Жертв могло бы быть значительно меньше, по крайней мере среди женщин и детей, находившихся на лайнере. Возможно их и не было бы совсем, если бы не ряд обстоятельств. Этот вопрос поднимался лейбористской прессой Британии сразу после крушения. Увы, все вопросы тогда растворились в родившихся легендах, мифах и откровенной лжи.

Попытаемся развеять романтический дым и ответить, почему так получилось? Можно много говорить о «человеческом факторе», «отсутствии бинокля», «стремлении к роскоши и гордыни», но нельзя отрицать такие моменты: жертв могло бы быть в разы меньше, если бы не социальный фактор, не пренебрежение жизнью «плебса» во имя спасения так называемой «элиты».

Англия конца 19-го начала 20-го столетий нам знакома, как правило, по чудесным советским кинофильмам. Мы судим о ней по экранизации бессмертного Артура Конан Дойла: викторианский домик, ажурные лесенки, туманные садики, Шерлок Холмс играет на скрипке, доктор Ватсон слушает и размышляет, а старенькая миссис Хадсон подаёт чай. Но других описаний той эпохи нет даже у жителей самой Британии. Почему же англичане так не любят вспоминать некоторые моменты из собственного прошлого?

В книге «Вернуться на «Титаник» показаны истинные реалии Англии 1912 года, без прикрас и лоска. Католики, фактически лишённые каких-либо гражданских прав и свобод. Безработица, обусловленная этой же самой религиозной дискриминацией. Для населения Британии, в которой традиционализм всегда играл существенную роль в укладе, менталитете населения, это грозило обернуться масштабной национальной катастрофой. Национальная нетерпимость к ирландцам и шотландцам со стороны англичан, считавших себя хозяевами своей и чужой жизни, встречала аналогичный ответ со стороны католического большинства. Здесь, во втором издании книги, показано зарождающееся рабочее движение в Великобритании. Борьба профсоюзов за права рабочих на фоне разобщённости британского общества.

Английская правовая и общественная система была основана не на Римском Праве, а на прецедентах. И это не могло не сказаться в переломные годы окончания старой аристократической Англии и начале капиталистического уклада жизни. Практически поголовное обнищание населения породило рост преступности в небывалых масштабах. Задолго до гитлеровской Германии произошла вспышка национализма и одновременно религиозного фанатизма. Это явление переросло в открытое насилие и настоящее противостояние. Католикам, даже образованным и известным во всём мире людям, невозможно было устроиться на приличную работу. Детей католиков, хотя закон об образовании гарантировал обязательное обучение всех детей до 12 лет, выживали из школ всеми возможными методами. Католических школ было очень мало и они находились на полном самофинансировании, то есть были не по карману большинству населения.

Усилившееся организованное рабочее движение окончательно поставила Англию на грань революции.

Фактически, нормальная жизнь в таких условиях для очень многих семей была невозможна. Вспомним и другой момент: страшное перенаселение страны. Поэтому, жители Британии стремились выехать в относительно свободные США и страны Европы. Ещё в 19-м веке многие шотландские семьи поселились на севере России, а в США возникла огромная ирландская диаспора, играющая существенную роль в жизни страны до сих пор. Гигантский для того времени пароход, построенный по последнему слову техники начала 20-го века, не стал исключением. Три четверти пассажиров были переселенцами и ехали во втором и третьем классе.

Указанные выше факторы послужили основной причиной гибели пассажиров Третьего класса, запертых на своей палубе во время катастрофы «Титаника».

Некоторые эпизоды книги написаны на основе воспоминаний выживших пассажиров «Титаника» о тех, кто не пережил крушения, и в ней по словам автора нет вымышленных эпизодов.

Здесь впервые упомянут несправедливо забытый малолетний пассажир, Карл Торстен Скуг, истинный символ той катастрофы. Но о нём предпочли забыть буквально сразу, потому что память о Карле Скуге на протяжение более сотни лет бросает тень на репутацию общепризнанных «героев «Титаника» из Первого класса. Собственно, автор ставит под сомнение «героизм» многих пассажиров, объявленных героями.

В книге упомянут и русский герой «Титаника», несправедливо забытый на Родине отставной капитан Русской Императорской Армии Михаил Жадовский. Это первое упоминание о нём за 106 лет.

В принципе, это первая в истории книга, написанная о пассажирах Третьего класса. Это историческая книга, написанная в научно-фантастическом жанре, поднимает важнейшие моральные и этические вопросы, острые проблемы общества, актуальные до сих пор.

Роману «Вернуться на «Титаник» предшествовал рассказ «Кольцо Времени; мальчик с «Титаника», и попытка экранизации этого рассказа.

Уже более сотни лет, рассказывая о «Титанике», нам навязывают, как символическую драму той катастрофы, сцену прощания юной Мадлен Фокс со своим мужем, Джоном Джейкобом Астором. Хотя истинная драма «Титаника» это совершенно другая сцена – трагедия семьи Гудвин из Третьего класса, когда родители не могли собрать своих детей, раскиданных по всему пароходу в разных каютах. И вряд ли они успели попрощаться друг с другом…

Книга посвящена Памяти этих семей: Гудвин, Сэйдж, Скуг и сотен других пассажиров «Титаника», погибших в полном составе во время крушения. Они погибли исключительно из-за средневековых национальных и религиозных предубеждений. Книга – в память о людях, оказавшихся запертыми на своей палубе только лишь потому, что они были не той национальности и не той конфессии.

Книга, хотя и написана в жанре научно-фантастическом, больше относится к историко-публицистическим книгам и станет заметным произведением о «Титанике».

Моше Круман

"Я всегда буду видеть перед собой ту женщину,

цеплявшуюся за мужа, и их шестерых детей…"

(из воспоминаний Берты Малвилл,

пассажирки лайнера «Титаник»,

о последних минутах семьи Гудвин)

Глава 1

ИСПАНИЯ. РАЙОН БАРСЕЛОНЫ. 1937 ГОД

– Виктор! Виктор! – прокричал молодой француз и сбежал вниз к морю по крутому обрыву, где два его товарища только что расположились отдохнуть и уже собирались угоститься отменным коньяком.

– Ни минуты покоя! Ну что за народ эти французы? – выругался бородатый американец и посмотрел на своего товарища.

– Зачем я вам понадобился, Антуан? – обернулся, не вставая с песка, Виктор.

– Ты же у нас физик? – подбежал Антуан к ним.

– Физик-ядерщик, – уточнил Виктор.

– Ну вот ты-то нам и нужен, – встал над ними Антуан.

– Я? На заброшенной ферме в глухой деревне? – уже было рассмеялся Виктор, но поднялся.

Бородач махом вылил себе в рот коньяк и встал вслед за Виктором.

– Чего вы там нашли? – спросил он у Антуана, – марсианские револьверы? Или…

– Или, – кивнул Антуан, – я бы на вашем месте, товарищи, в начале бы посмотрел на это добро, а потом смеялся.

– Ладно уже, пошли, – ответил Виктор, махнув Антуану, и все трое направились в сторону деревни.

В огромном сарае, на самой окраине, не было ничего примечательного. Виктор в недоумении посмотрел на голые стены, разбитые бутылки на полках, но Антуан указал ему вниз. В дальнем углу был спуск в подвал.

– Сюда, – позвал их Антуан и полез в подвал первым.

Два испанца, стараясь ничего не трогать, стояли посреди большой комнаты и разглядывали надписи мелом на школьной доске. В самой комнате был относительный порядок.

– Вначале мы подумали, что какой-то местный любитель оборудовал себе тут лабораторию, – говорил, спускаясь вниз, Антуан, – но потом я заметил кое-что интересное. Благо, я знаю английский, в отличие от бойцов, и сразу же решил показать вам.

Он указал на стол, остановившись у самого входа.

– Посмотрите эти записи. Виктор подошёл к столу и посмотрел на бумаги. Он взял одну из них и изменился в лице.

– Это же… – повернулся он к Антуану и чуть не закричал, – это разработки моего отца! Это его почерк! Он отправил эти бумаги во Францию, в 1912 году! Как они тут оказались?

– А твой отец сейчас где? – подошёл бородатый американец. Он взял тетрадь в кожаном переплёте со стола и начал её просматривать.

– Отец погиб… в том же 1912-м, – ответил Виктор, – насколько я знаю, он отправил эти записи доктору Кюри.

– Не удивительно, что они тут, – ответил Антуан и подошёл к друзьям, – архив доктора Кюри достался нацистам. Очевидно, что это он и есть. Но почему они прячут его в этом сарае, а не в Лейпцигском университете?

– Секретные разработки, – ответил ему Виктор, продолжая просматривать записи, – другого ответа нет. Лаборатория любого университета, и тем более специально построенный объект в Германии, это первые места, где будет искать их МI6. Они очень хотели заполучить их ещё тогда, когда отец был жив, а сами они были просто ищейки из SSB. Но ни они ни немцы, ничего не сделали бы.

– Почему? – удивился американец.

– Вторая часть дневников находится у меня, в Лондоне, – усмехнулся Виктор, – и очень надёжно спрятана.

Он посмотрел на бородача.

– Есть идеи, как это всё увезти, Эрнест?

– Идеи? – усмехнулся бородач, – идея придёт через два часа и она называется «Сандауэр». Не знаю насчёт Лондона, но до Ливерпуля эта посудина нас точно подкинет. А по дороге мы разберём, что тут писал твой покойный батюшка. И, кстати, ты что, по рождению Гудвин? – внимательно посмотрел он на Виктора.

– Гарольд Виктор Гудвин, – улыбнулся Виктор, – давно я не слышал этого имени!

– А я никогда и не верил, что ты немец! – разразился смехом Антуан.

– Вообще-то, тогда уж, еврей, – так же, усмехнувшись, ответил ему Виктор, – фон Готт, это фамилия человека, который вырастил и воспитал меня после «Титаника». Я вообще не знаю, что было бы со мной, не появись он тогда, в те дни, в моей жизни. Он был немец. А вот моя покойная мачеха была еврейкой, а мой сводный брат – раввин на Манхэттене. Но это дела не меняет.

Он положил бумаги и взял в углу огромный деревянный ящик.

– Давайте паковать это добро, пока есть время. Если нацисты это потеряли, то наверняка попытаются вернуться за этим сокровищем.

– Да что же тут? – бросился собирать бумаги и тетради Антуан.

– Отец был компаньоном Николы Теслы, – ответил, не глядя на Антуана Виктор, собирая бумаги, – они занимались подвижным магнитным полем. Представляете, что может случиться, если фашисты попытаются это использовать в качестве оружия?

– Гм, – проговорил Эрнест, не отрываясь от тетрадки в кожаном переплёте, – «чёрные дыры» и «кротовые норы»¹? Я думаю, что твой покойный отец был гением, опередившим свою эпоху…

– Что значит «кротовая нора»? – не понял Антуан.

– А это значит, – ответил Эрнест, глянув на француза, – что если мы соберём по этим записям механизм, над которым работал отец нашего Гарольда, который сейчас Виктор, и запустим его, то выйдем отсюда не в сарай, а там, где захотим. И тогда, когда мы этого захотим. Например, сможем отужинать с Бонапартом, или собственными глазами увидеть смерть Цезаря.

– Что? – удивлённо глянул на Эрнеста Антуан, – так чего мы копаемся, товарищи? За таким они не просто вернутся, а на танках! Быстрее! И постарайтесь не потерять ничего!

Небольшая яхта почти причалила к маленькому деревянному пирсу.

– Чарли! Старина! – замахал руками Эрнест, завидев на мостике фигуру капитана.

– Здорово, Хемингуэй! Может скажешь мне, какого чёрта тебя занесло именно в эту деревню? – шутя ругался капитан, которого, как оказалось, звали Чарли.

Он подогнал яхту как можно ближе, спустился на палубу, и спрыгнув на пирс, не дожидаясь пока подадут трап, побрёл пешком к берегу.

Матросы бросили якорь.

– Чего это у вас? – указал он на огромный ящик, – и может познакомишь со своими товарищами? – обнял Хемингуэя капитан.

– Пустяки, – махнул рукой Хемингуэй, – это кое-какие бумаги, которые надо доставить в Ливерпуль вместе со мной и этим уважаемым журналистом, – указал он на Виктора.

– Надеюсь, это не то, что заинтересует пограничников? – посмотрел на ящик капитан.

Виктор хотел что-то ответить, но Хемингуэй опередил его.

– Ну что ты, старик, брось, какие пограничники? За ними немцы гоняются.

Капитан улыбнулся.

– Ну слава Богу, а то я уж начал волноваться, что это очередная партия рома для многострадальной Америки. Он посмотрел на Виктора.

– Капитан Чарльз Лайтоллер², – кивнул капитан.

– Виктор фон Готт, – ответил Виктор, – а Вы…

– Тот самый, но не хотел бы обсуждать это с журналистами, если Вы про «Титаник», – сказал спокойно Лайтоллер.

– Пожалуй, Вы мне не откажете в этом, – улыбнулся Виктор и протянул ему руку, – сегодня я второй раз Ваш пассажир.

– Да ну… – удивился Лайтоллер, – надеюсь, что в этот раз я Вас доставлю в порт назначения. И думаю, тогда нам действительно есть о чём поговорить…

Яхта отчалила через несколько минут. Антуан долго махал вслед руками своим друзьям и скоро вовсе исчез из виду.

Хемингуэй достал сигару, предложил другую Виктору, но тот отказался.

– Не люблю крепкий табак.

– А вот это ты зря, товарищ коллега, – ответил Хемингуэй. Он затянулся крепким дымом, подумал и закрыл глаза.

– Тишина-то какая, – проговорил Хемингуэй, – будто и войны нет.

– Тишина всегда обманчива, – ответил ему Виктор.

– Что верно то верно, – согласился Хемингуэй и посмотрел на Виктора, – а я не знал, что Вы старые друзья с Лайтоллером!

– Скорее друзья по несчастью, – согласился Виктор.

– Так получается, что ты был на «Титанике»? И там погиб твой отец?

– Да, – вздохнул Виктор, – и вся семья. Братья, сёстры и мать тоже там.

– Сочувствую тебе, дружище, – положил ему руку на плечо Хемингуэй, – знаешь? А у меня с собой замечательный бренди! Может по маленькой? И пусть нам всем повезёт!

Виктор рассмеялся.

– Я, когда нибудь составлю твой цитатник и буду повторять за тобой как попугай! Ты как скажешь что-нибудь, так это хочется запомнить!

Он повернулся к Хемингуэю и облокотился на борт.

– Пошли, мистер трезвенник!

РОССИЯ; ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ; НАШИ ДНИ

Небольшой дом неподалёку от Санкт-Петербурга был почти неизвестен туристам, но, тем не менее, сюда время от времени приезжали небольшие экскурсии. Всё что тут было – фотографии в рамках на стенах по всем комнатам, экспонаты на самодельных, аккуратных витринах и стойках, а ещё была небольшая комнатка с видом на Финский Залив. Она точно воспроизводила рулевую рубку «Титаника». Именно там любили фотографироваться посетители, а детям было интересно покрутить штурвал и машинный телеграф, представляя себя настоящими матросами.

Это был частный музей, в котором и директором, и владельцем, и экскурсоводом был один-единственный старик, говорящий со странным акцентом.

Старик был старой закалки. Он всегда рассуждал не спеша и неторопливо. Всегда слушал внимательно и вникал в каждое слово. Отвечал только по существу. И спрашивал только по существу.

А ещё, он никогда не закрывал свой музей. Сюда могли прийти даже среди ночи и старик всегда был рад посетителям, приглашая их после экскурсии на чай, или просто погреться у камина и продолжить разговор.

Камин находился в соседнем доме. Там старик жил. Его дом был соединён с музеем длинной галереей, точно воспроизводящей променад Первого класса «Титаника».

Старик жил не один: взрослая дочка, зять – капитан дальнего плавания. А ещё было шестеро шустрых внуков, которые не давали скучать никогда. Мал, мала, и меньше.

Даже в этот вечер, когда он уже расслабился возле камина, накрывшись пледом, внучата шумно играли рядом и старик не сразу услышал, что в дверь позвонили.

– Папа, к тебе какой-то человек, – сообщила дочка.

– Человек? И почему я не удивлён? – оглянулся на дочку старик, – пусть проходит.

Старик встал и вышел в прихожую встретить ночного гостя.

– Здравствуйте, – кивнул ему молодой парень со шрамом на щеке.

– Доброго вечера, уважаемый! – подошёл ближе старик, – чем обязан в столь поздний час?

– Мне бы очень хотелось посмотреть на ваш музей, – ответил парень на чистейшем английском и улыбнулся, – я специально нанял машину, чтобы приехать к вам.

– Издалека, наверное, ехали? – так же по-английски, спросил старик.

– Издалека, – вздохнул парень.

– Надеюсь, вы отпустили машину?

– Нет, – покружил парень головой, – она меня ждёт за воротами. Планирую вернуться к утру. Дела, понимаете, не терпят.

– Ну, тогда и мы не будем терять времени? Пройдёмте, я думаю, через галерею? – предложил старик, – холодно нынче по ночам.

– Да уж, не жарко, – согласился парень.

Они прошли в музей. Старик включил свет.

– Так что же конкретно вас интересует, молодой человек?

– Да всё, что и любого посетителя, – ответил ему парень.

– Ну, тогда начнём? – предложил старик.

– Да, пожалуй, начнём, – согласился гость.

– Говоря о «Титанике», – начал старик, – прежде всего надо избавиться от мифов и легенд вокруг этого лайнера. Он не был самым большим, и не был самым роскошным и быстрым. Это был обычный пароход класса «Олимпик», который имел двух братьев-близнецов. А ещё несколько лайнеров, поменьше размерами, почти в точности повторяли его. Последний из этой серии, пароход «Адмирал Нахимов», в прошлом «Берлин», был спущен на воду в 1925 году и погиб 31 августа 1986 года так же, как и его брат «Титаник», столкнувшись с сухогрузом в Чёрном Море, и унеся с собой 423 жизни. Также надо признать, что вопреки мнению многих обывателей, крушение «Титаника» не было самой масштабной катастрофой на море. Тремя годами позже, брат-близнец «Титаника», британский пароход «Лузитания» был торпедирован немецкой подводной лодкой. Погибли 1198 человек, пассажиров и членов команды. Это немногим меньше, чем на «Титанике». Не помогли даже 48 спасательных шлюпок на борту… «Титаник» поразил умы не тем, что он был плавучий дворец. В часы крушения погибло много тех, кто не должен был погибнуть, кто вполне мог бы быть спасён, но спасён не был. Трагедия произошла из-за средневековых предубеждений, согласно которым, жизни пассажиров Третьего класса, ввиду их финансовой несостоятельности оплатить дорогой билет, не представляли ценности. Катастрофа «Титаника» заставила совершенно по-другому посмотреть не только на морские катастрофы. Она заставила понять ценность каждой человеческой жизни…

Старик говорил, а гость его внимательно слушал и только в конце задал один единственный вопрос.

– Что, всё-таки, является символом катастрофы «Титаника»? Точнее – кто?

– Это, бесспорно, Сидней Лесли Гудвин, – указал старик на фотографию маленького ребёнка, – его подобрали моряки только через несколько дней после крушения. Разумеется, замёрзшего. Мальчика хоронили за счёт команды, собирая деньги на памятник по всему порту Галифакса.³

– А родственники?

В ответ, старик только посмотрел на гостя и опустил глаза.

– Понятно, – покачал головой посетитель, – а что его семья?

– Его семья погибла. Вы спрашивали о символе той трагедии? Так вот, истинная трагедия «Титаника» это не овдовевшая Мадлен Форс, которую знают как Леди Астор. Она, простившись с супругом, благополучно спаслась и вскоре вышла замуж. Кстати, – посмотрел на посетителя старик, – второй брак также не был последним в её жизни. Истинная трагедия «Титаника» это гибель всей семьи Гудвин из Третьего класса: матери, отца и шестерых детей. Там вряд ли кто успел проститься.

– Неужели все погибли? – спросил, немного помолчав, посетитель.

– Все, – ответил старик, – гениальный учёный, вынужденный работать в Англии простым электриком, его прекрасная жена и все эти дети.

– Да, это действительно трагедия… – посмотрел на фотографию семьи человек.

– У них просто не было шанса спастись, – сказал старик.

– Но почему? Ведь наверняка был такой шанс!

– Шанс был бы, – ответил старик, – если бы их семью не раскидали по разным каютам, в разных частях парохода. Родители, просто не успели отыскать детей.

– Откуда известны такие подробности? – спросил посетитель.

– Друг вот этого мальчика, Гарольда, Фрэнк Голдсмит⁴, – показал старик на сидящего в центре фотографии мальчика, – ехал вместе с ним в одной каюте. Он и его мать, Эмили Браун, смогли сесть в последнюю шлюпку. Фрэнк оставил после себя богатейшее наследие по истории «Титаника». Этот ребёнок, когда вырос, описал последние часы жизни семьи своего друга со всеми подробностями которые были ему известны.

– Фрэнк? Фрэнк Голдсмит? – переспросил посетитель.

– Да, – кивнул старик, – ведущий авторитет и бесспорный специалист в исследованиях «Титаника». Лучший в мире. Был. Он умер почти сорок лет назад.

– То есть, – уточнил посетитель, – семья погибла из-за нелепого стечения обстоятельств…

– Да, – согласился старик, – из-за нелепого стечения обстоятельств.

– А в какой области работал мистер Гудвин? – посмотрел на старика посетитель.

– Он был физик. И в своё время работал с доктором Теслой, – тихо ответил старик, – он представлял интересы этого учёного в Соединённом Королевстве. Область его исследований мне неизвестна. На этот вопрос уже вряд ли кто ответит, к сожалению.

– А мальчик, который в центре фото, это Гарольд? – переспросил, снова посмотрев на фотографию, посетитель.

– Да, сын Фредерика Гудвина, – кивнул старик в ответ, – Гарольд Виктор Гудвин. Он тоже погиб в ту ночь.

– Как?

– Вы хотите знать, как именно? Этого уже не узнает никто, – ответил старик.

– То есть ни потомков, ни родственников у них нет? – посетитель отошёл от фото и задумался.

– Откуда? – старик присел в кресло, стоящее под стенкой, – так, или иначе, нам удалось отследить судьбы всех сестёр и брата Фредерика Гудвина. Из наиболее близких к Фредерику Гудвину родственников, только две сестры и брат заслуживают внимания историков, занимающихся генеалогией великих личностей прошлого. У брата Фредерика Гудвина, Томаса, к которому семья ехала по приглашению, дела шли неплохо, пока не началась «великая депрессия». Его семье довелось хлебнуть немало горя и лишений, чтобы встать на ноги и лишь к концу 50-х годов вернуться в то состояние, в котором их предок находился в 1912 году. Сёстры, как вы понимаете, носили другие фамилии и… – он подумал, – две младшие сестры не пережили черты 10-х годов. В смысле, для истории, чтобы о них можно было что-либо говорить. Обычные семьи, большинство которых быстро забывают родство. Нет, они остались живы, но их следы теряются и биографии очень мало примечательны. Что касается двух старших сестёр, то сын одной из них, жившей в Англии, погиб в Первую Мировую, в самый конец войны, едва его призвали в армию. А его сын, который так и не узнал своего отца, в свою очередь был убит во время высадки англо-американских войск в Нормандии в 1944 году. Недалеко от того места, где в 1916-м был убит его отец. Фатально. К несчастью, своих детей у него не было. Дочка со своими детьми погибла во время бомбардировки Лондона немцами… А что касательно второй, самой старшей сестры, то она вышла замуж за одного русского дворянина ещё в 19-м веке, жила под Харьковом. Счастливая семья, любящий муж, словно традиционно – шестеро детей. После известия о трагедии, произошедшей с семьёй брата, её парализовало. Следы этой сестры и её сыновей теряются после революции 1917 года. Известно, что её младший сын, Пётр, до 1912 года посещал Англию, и в частности, семью своего дяди, Фредерика. После событий 1917 года он воевал в Армии Колчака и в 1936 году был ещё жив. Пятеро остальных воевали в Гражданской Войне, кто за красных, кто за белых. Кто не погиб на фронтах – погиб в сталинских репрессиях, не оставив потомства. Внук, Николай, сын Петра, сгорел в танке в мае 1945 года, под Дрезденом. Там и похоронен на военном мемориале. Таким образом, с его смертью, память об этой семье исчезла из истории. И осталась только эта фотография, да ещё памятник малышу Сиднею на кладбище в Галифаксе, который стал памятником всем детям, погибшим на «Титанике».

– Печальная история, – произнёс, немного помолчав, парень.

Экскурсия закончилась поздно. Старик проводил гостя к выходу и подождал, пока тот не вышел со двора. За стальными воротами послышался гул заводящегося двигателя. Машина тронулась с места. Гул становился всё тише и вскоре исчез совсем.

Старик продолжал стоять на пороге.

– Тебя что-то обеспокоило, папа? – подошла дочка.

– Да, дочка, – старик обернулся к ней, – позвони мистеру Гудвину. Скажи, что дело очень серьёзное. Он должен немедленно оставить всё и приехать сюда.

– Хорошо, – ответила дочка и вернулась в дом.

– Дочь, – остановил её старик, – звони только с моего смартфона, который в сейфе. С обычного телефона ты не дозвонишься…

После полудня, ближе ко второй половине дня, в дверь снова позвонили.

– Здравствуйте, – представился с порога высокий человек в старомодном кожаном пальто и шляпе, – вы мне ночью звонили и просили, чтобы я немедленно приехал. Моя фамилия Гудвин. И я так понимаю, что говорил с вами? – улыбнулся он дочери старика.

– Да, – удивилась она, – но папа сказал, что вы в Лондоне?

Гудвин говорил на прекрасном русском, без всякого акцента. Иностранца в нём было невозможно узнать, даже если очень этого захотеть. Манера держаться, говорить, лишь слегка выдавала человека из другой страны.

– Совершенно верно, – снял он шляпу и приветственно кивнул, – был, но как вы понимаете, миссис…

– Быстрицкая, – покраснев, ответила женщина.

– Миссис Быстрицкая, – кивнул он снова, – век научно-технического прогресса. Самолёт летит из Лондона всего шесть часов, с ожиданием в аэропорту. Как мне и было сказано, я бросил всё и немедленно ринулся к вам.

– Заходи, дружище! – показался старик.

– Здравствуйте, мой друг, – помахал в ответ рукой Гудвин.

– Заходи, – позвал его старик, – ты знаком с моей дочерью, Вероникой?

– Уже познакомились, – улыбнулся тот.

– Главное не шуми, внуки набегут и не дадут нам поговорить. Им в таком возрасте всё интересно, особенно гости в доме. А поговорить нам с тобой очень нужно, – сказал старик.

После чая, когда остались наедине, старик достал флешку и протянул её Гудвину.

– Вот, смотри. Остальное, я думаю, не стоит даже пояснять.

– Что здесь? – спросил Гудвин. – Это видеозапись с ночным посетителем нашего центра.

– И что в ней странного?

– Не в ней, а в нём. Тебе понравится, – ответил старик.

– Посмотрим. Гудвин достал планшет и вставил в него флешку. Посмотрев минуту, он остановил запись, приблизил изображение и обомлел.

– Но этого не может быть… Это бесспорно он! Шрам на щеке – это след от сорвавшегося с двигателя винта. Он заработал его второго апреля 1912 года в Фулеме. Но, он же погиб на «Титанике»!?

– Вот именно, мой мальчик, – указал старик на экран планшета, – всё было бы ничего, если бы это не был Эннис Гастингс Уотсон, задающий вопросы, которые для всех погибли вместе с ответами, на «Титанике» в 1912 году, и чудесно сохранившийся для своих 125 лет…

НАШИ ДНИ; САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Уильям Сейдж приехал в Россию по очень странному приглашению. Оно было странным само по себе, неожиданным, и в нём не было ничего конкретного. Обычно, на такие приглашения не отвечают, но почему-то Уильям Сейдж сразу же заказал билет и выехал в аэропорт. И уже через несколько часов сходил по трапу в аэропорту Санкт-Петербурга. Единственное, что он понял из письма, это то что его ждут и прибыть надо незамедлительно, что пригласившие его – друзья, а его личное присутствие крайне важно, просто необходимо. И всё это не требует отлагательства.

Кто его ожидал? Этого Уильям Сейдж не знал.

– Рад Вас видеть, мистер Сейдж, – подошёл к нему в аэропорту старик, хотя и достаточно пожилой, но довольно бравый, подтянутый и по-молодецки живой. В лице, осанке и взгляде старика Уильям Сейдж угадывал нечто до боли знакомое, но также и до боли далёкое. Он попытался вспомнить, но не смог где и при каких обстоятельствах он он раньше уже видел этого старика.

– Мы были знакомы с Вами раньше? – не вспомнив ничего, наконец, решился спросить Сейдж.

– Не трудитесь вспоминать, пожалейте свою память, – ответил ему, улыбнувшись, старик, – лично с Вами мы ни разу не встречались, никогда, хотя обо мне Вы много раз слышали. Здесь, в России, меня зовут Карл Быстрицкий. Я старый моряк и старый исследователь гибели лайнера «Титаник», и специалист по другим морским катастрофам, консультант тех кто занимается расследованиями в этой области. Но, пожалуй, нет на свете человека, которому бы «Титаник» был роднее чем мне.

Старик снова улыбнулся.

– В молодые годы мы были очень дружны с Вашим дедом, а после мы дружили с Вашим отцом, мистер Сейдж. И, в том числе поэтому, я рад Вас видеть.

– Я много раз слышал о Вас от своего отца, мистер Быстрицкий, – ответил Сейдж, – но я до сих пор не могу понять причины того, почему я должен был так внезапно бросить всё и приехать в Россию.

– Причина важная, мистер Сейдж, – сказал старик, – она любого из нас выдернет куда угодно, где бы мы не находились. Это «Титаник», а если быть более точным, это ночь с 14 на 15 апреля 1912 года.