Kitobni o'qish: «Проклятие»

Пролог

Я стою в темном проходе, едва освещаемом светом, проникающим через приоткрытую дверь, расположенную за моей спиной, а по обеим сторонам от меня находятся полки, уставленные гробами. Воздух пропитан торжественной тишиной и сухой прохладой, звуки внешнего мира не слышны.

Где я? Что это за место? Кто эти покойники вокруг меня?

Пытаясь взять себя в руки и не паниковать, я оглядываюсь в полумраке и понимаю, что нахожусь в каком-то сооружении без окон с высоким треугольным потолком. Сделав медленный шаг вперед по проходу, я напрягаю зрение и читаю имя на медной табличке, установленной под ближайшим ко мне гробом:

«Марта Вудвард. 1947 – 1987». Кто эта женщина, которая умерла в год моего рождения? Стараясь не шуметь, я делаю еще несколько шагов и смотрю на очередную табличку:

«Блэйк Вудвард. 1919 – 1961».

Я ежусь от холода и волнения. Не самое приятное чувство – находиться в полумраке в окружении покойников. Среди тех, кто жил когда-то, но теперь навечно упрятан в этом молчаливом месте. Кому, вообще, пришло в голову не предавать тела земле, а сносить сюда, в это здание? Семейная традиция? Я сглатываю холодный ком и делаю еще несколько шагов вперед.

«Хлоя Вудвард. 1946 – 1959». Совсем ребенок.

Господи, кто все эти люди, которые, судя по всему, являлись родственниками? Что я делаю среди них в их фамильном склепе? В задумчивости я продвигаюсь дальше. Следующий гроб выглядит совсем потемневшим и запыленным, словно стоит здесь уже очень давно.

«Гвенет Вудвард. 1921 – 1946».

И вдруг металлическая дверь за моей спиной с жутким грохотом захлопывается, а меня обволакивает кромешная тьма.

– Эй! – стараясь не пугаться, восклицаю я и торопливо возвращаюсь к порогу. – Что за идиотские шутки?

Толкаю дверь, но она не поддается и стоит, словно влитая. Я чувствую первые нотки страха, поэтому со всей силы барабаню кулаками по ее холодной поверхности и кричу:

– Немедленно выпустите меня!

Но из-за двери не раздается ни звука. Словно там никого нет. Словно по ту сторону толстого металла бездонная пропасть и больше ничего. Словно весь мир прекратил свое существование.

– Это не смешно! – на всякий случай кричу я, продолжая стучать в дверь, хотя в глубине души понимаю, что никто не ответит. Кроме этого, мне начинает казаться, что в сооружении заканчивается кислород. Становится довольно трудно дышать и, как следствие, все сложнее удается сохранять самообладание и не паниковать.

– Зачем вы заперли меня здесь?

Я снова жду ответа, но его, по-прежнему, нет.

Только тишина.

И вдруг за спиной раздается слабый скребущий звук, словно кто-то усиленно скоблит каким-то твердым предметом по асфальту или по поверхности каменной стены.

Или натирает наждачной бумагой грубую поверхность необработанной древесины.

Или точит нож о кусок кремня…

Я медленно разворачиваюсь, пытаясь убедить себя, что мне это чудится, но нет. Не чудится. Я понимаю, что скрежет идет откуда-то из темноты прохода и он становится сильнее и настойчивее.

«Мыши», – мелькает в голове обнадеживающая мысль. – «Мыши или птицы, которые проникли в мавзолей… А может, кроты?».

Прижавшись спиной к двери, я с тревогой вглядываюсь в черноту, но не вижу дальше своего носа, а скребущий звук становится еще громче, еще интенсивнее.

– Ничего страшного не происходит, – громко говорю я, обращаясь к проходу и стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, уверенней и не дрожал от страха. – Это просто старый фамильный склеп, в который пробрались какие-то животные. Они не причинят мне вреда.

Скрежет внезапно прекращается и в здании снова воцаряется абсолютная тишина. Я изо всех сил продолжаю таращиться в густой мрак и чувствую, что воздух вокруг становится еще холоднее.

Волосы шевелятся на голове.

Не знаю, каким образом, но я чувствую на себе чей-то взгляд.

Кто-то смотрит на меня.

Этот кто-то обладает прекрасной способностью видеть в темноте. Голова кружится от страха, когда я представляю себе полуистлевший скелет, который выбрался из гроба и смотрит на меня пустыми черными равнодушными глазницами. Я пытаюсь выгнать из головы эти нелепые мысли, но у меня ничего не выходит. Все, что остается делать, чтобы не потерять от ужаса сознание и не упасть, это еще сильнее вжаться в дверь, слиться с ней и попытаться стать невидимкой… А в следующую секунду из темноты прохода раздается одиночный шаркающий звук, будто кто-то с трудом переставляет ногу и делает короткий шаг по направлению ко мне.

– Здесь никого нет, – повторяю я, боясь закрыть глаза, чтобы не быть атакованной внезапно. – Здесь никого нет, здесь никого нет, здесь никого нет.

Еще один шаркающий звук.

– Помогите!!! – окончательно потеряв остатки самообладания, кричу я, разворачиваюсь и, что есть силы, колочу кулаками по плотно закрытой двери. – Выпустите меня отсюда!!!

Дверь, по-прежнему, не поддается.

Отступив немного назад, я с разбегу бросаюсь на нее, но моя затея не приносит успеха, зато в правом плече разгорается жгучая боль. Стараясь не обращать на нее внимание, я снова отступаю в темноту и совершаю вторую попытку выбить дверь, но она, как и в первый раз, не пошевелилась ни на дюйм…

Еще один шаг за спиной и на этот раз он слышится гораздо ближе. Кто-то приближается ко мне.

Взвизгнув от безысходности и беспомощности, я снова кидаюсь всем телом на дверь и с силой ударяюсь лбом о ее равнодушную поверхность. Раздается глухой удар, из глаз сыплются искры, а передо мной вспыхивают миллионы ярких пятен. Издав слабый стон, я медленно опускаюсь на бетонный пол и чувствую на своем лице что-то горячее и мокрое.

Кровь, стекающая из раны на рассеченном лбу, догадываюсь я.

Еще один шаг. Еще ближе.

Прижавшись спиной к двери, я снова замираю, понимая, что мне не выбраться из склепа живой.

Еще один шаг. Совсем рядом.

– Пожалуйста, – молю я, в то время как соленые слезы текут по лицу, перемешиваясь со сладкой кровью и попадая в рот. – Пожалуйста, отпустите меня… Я не хотела потревожить вас… Я не знаю, как оказалась здесь, клянусь…

Еще один шаг.

– Кто-нибудь, помогите мне… – всхлипывая, словно маленькая напуганная девочка, продолжаю шептать я и начинаю отчаянно перекрещиваться. – Мамочка, где ты?

И тут из темноты коридора прямо передо мной появляется женщина, одетая в какие-то изгнившие грязные лохмотья, свисающие до пола. Ее волосы растрепаны, словно она с кем-то боролась несколько минут назад, а на груди и животе я вижу пятна свежей крови. Несмотря на все это, женщина гордо держит спину, ее плечи расправлены, словно она царица, но, в лишенном зрачков взгляде, я вижу муку и скорбь, которыми пропитано ее лицо…

…Вскрикнув, Патрисия проснулась и подскочила в кровати. Бешено оглядевшись по сторонам, она с огромным облегчением убедилась в том, что находится не в старом склепе, а в своей небольшой городской квартире, и ничто не угрожает ее жизни.

Вытерев со лба холодный пот и все еще дрожа всем телом, она перевела испуганный взгляд за окно и с тревогой посмотрела на мерцающие огни ночного Нью-Йорка, а потом откинулась на подушку и задумчиво уставилась в потолок.

Один и тот же сон, который после смерти мамы стал сниться ей все чаще и чаще.

1. Рассказ Патрисии

(12 июня 2020 года)

Никогда в жизни не думала, что окажусь в Гамильтоне. И даже не в самом Гамильтоне, в этом глухом унылом городишке, затерянном среди густых широколиственных лесов в четырехстах милях к северу от Нью-Йорка, а еще в пяти милях от него по узкой, пустынной дороге, уходящей на северо-восток.

Но вот я здесь. И, как выяснилось совсем недавно, оказывается, я уже бывала в этих краях однажды, правда, очень-очень давно, целых тридцать три года назад, когда была младенцем. Об этом перед самой смертью успела поведать мне мама.

Ах, мама, мама…

Ее смерть пришла так внезапно, что я оказалась к этому совершенно не готова, но… Наверное, никто из нас не бывает готовым к смерти самых близких и любимых людей, даже если знает, что их дни сочтены… Не хочу вдаваться в подробности, иначе снова разрыдаюсь и не смогу продолжить свой рассказ… А рассказать, поверьте, мне есть о чём.

Так вот, перед самой смертью мама, задыхаясь и отчаянно пытаясь оставаться в сознании, рассказала, что в старинном поместье, которое находится неподалеку от Гамильтона, живет мой дядя – Алестер Вудвард – и взяла с меня клятву, что я обязательно проведаю его в самом ближайшем будущем, ведь, кроме него, у меня больше не осталось родных людей на целом свете. Я, нечего не понимая, естественно, спросила, кто он и почему она никогда не рассказывала о нем, на что мама с трудом ответила, что Алестер Вудвард являлся мужем ее покойной старшей сестры Марты, о которой я тоже никогда не слышала, и, после внезапной смерти которой, они больше не виделись с ним, но теперь я, во что бы то ни стало, обязана проведать его и наладить добрые отношения, если…

Если, едва слышно добавила она, он сам все еще жив.

Сначала я не восприняла предсмертные слова мамы всерьез и не хотела ехать в такую даль, отчетливо понимая, что вряд ли нужна своему дядюшке, точно так же, собственно, как и он мне. Ведь жили мы как-то друг без друга все эти долгие годы и прекрасно справлялись. Спустя пару месяцев после похорон, когда я впервые увидела тот страшный сон, то сначала не придала ему должного внимания, списав все на излишнюю впечатлительность, вызванную маминым откровением, и даже удивилась тому, как сильно ее последние слова повлияли на мое психоэмоциональное состояние, но после повторения кошмара во второй раз я призадумалась, а когда он приснился в третий раз, я решилась на поездку в Гамильтон.

Алестер Вудвард… До сих пор не укладывалось в голове, что у меня есть дядя, который носит точно такую же фамилию, как и все остальные покойники, в фамильном склепе которых я оказывалась запертой. Что бы это все могло значить? Какая связь между Алестером Вудвардом и моим сном?

Я – врач. Человек, который верит в силу науки, а не религии, в силу фактов, а не предположений, в силу знаний, а не мифов, но… В общем, увидев сон в третий раз и, как обычно, подскочив в кровати от ужаса, вызванного встречей с представительницей потустороннего мира, я твердо решила ехать в Гамильтон, потому что поняла, что сон снится не просто так: мне необходимо выполнить последнюю просьбу умершей на моих руках мамы и проведать дядюшку Алестера.

Восемь часов пути на север от одного из самых густонаселенных городов мира – и вот я в бескрайних лесах Массачусетса. Проскочив Гамильтон, я направилась на северо-восток и вскоре, свернув возле слегка покосившегося указателя на вымощенную старой брусчаткой дорогу, усыпанную прошлогодней листвой, остановилась перед преградившими мне путь массивными железными воротами, окаймленными потемневшими от времени каменными колоннами, которые соединяла высокая полукруглая арка.

Заглушив двигатель, я с интересом посмотрела в лобовое стекло. «Поместье семьи Вудвард» – гласила старая, затертая, выбитая в арке надпись. Выбравшись из машины, я с наслаждением потянулась, разминая суставы и чувствуя, как кровь приливает к затекшим конечностям, принося телу небывалое наслаждение. Взбодрившись немного, я с интересом огляделась. Стоял прекрасный летний вечер, вокруг меня приветливо шелестели густой листвой могучие раскидистые дубы, щебетали невидимые глазу птахи, а на небе не было ни облачка. Подойдя к воротам, я попыталась отыскать глазами кнопку домофона или еще чего-нибудь в этом духе, но не нашла ничего подобного. Видимо, хозяева поместья не привыкли к гостям или целенаправленно избегают их. Взявшись руками за толстые прохладные металлические прутья и затаив дыхание, я с удивлением посмотрела между ними. Несмотря на бросающееся в глаза запустение сада и газонов, ощущение было такое, что я нахожусь не в Америке двадцать первого века, а в средневековой Англии. Все та же, вымощенная булыжником дорога, вела к солидному особняку, находившемуся немного в отдалении и утопающему в зарослях дикого плюща.

Да это же целый дворец, хоть и довольно несовременный, завороженно подумала я. Судя по всему, здание было возведено никак не меньше пары сотен лет назад, а может, и того раньше. Вот уж не думала, что имею отношение к какому-то благородному роду, пусть даже и очень косвенное. Почему мама никогда не рассказывала о своей родной сестре Марте, вышедшей замуж за завидного богатого жениха – Алестера Вудварда? Почему я, прожив на свете целых тридцать три года, даже не догадывалась об этом и что произошло такого, что нужно было делать из этого тайну и хранить ее всю жизнь?

Погрузившись в размышления, я еще раз окинула изумленным взглядом особняк. Неужели, я, и в правду, была здесь когда-то, будучи грудным ребенком? Как сильно изменилась я за прошедшие с тех пор годы, в отличие от дома. Думаю, он такой же, что и сто, что и двести лет назад, разве, только немного потемнели массивные стены и плющ разросся так сильно, словно чувствовал себя полноправным хозяином поместья.

Совсем недавно я впервые, пожалуй, пришла к выводу, что человек стареет не в постоянном темпе, секунда за секундой, а скачкообразно, когда внезапно осознает то, что он уже не тот, кем привык знать и ощущать себя. Не так давно я была молодой симпатичной девушкой, но после смерти мамы в мгновение ока почувствовала себя женщиной средних лет, чье детство давным-давно позади.

Боже, мелькнула грустная мысль, жизнь идет гораздо быстрее, чем хотелось бы…

Но где же люди? Где дядюшка Алестер? Неужели, он действительно давно умер и мой приезд оказался совершенно напрасным? Ну, с облегчением подумала я, может, оно и к лучшему. По крайней мере, тогда меня минует участь изображать на лице приветливо-идиотскую улыбку, думая при этом о том, как бы поскорее избавить себя от общества незнакомого мне старика и вернуться в Нью-Йорк. Я привыкла жить так, как привыкла и, вполне возможно, что мне не стоит скреплять себя дополнительными родственными узами, без которых я прекрасно обходилась все эти годы, собственно, как и дядюшка. Но, снова вспомнив свой ужасный сон и обещание, которое взяла с меня мама, я поняла, что не могу просто развернуться и уехать. Как минимум, для очистки совести необходимо выяснить, что произошло с хозяином особняка. Вдруг мистер Вудвард умер, и никто не знает об этом? А вдруг старик жив, но лежит парализованный в своей спальне, изнывая от жажды и голода, и некому подать ему стакан питьевой воды, чтобы хоть немного облегчить его страдания?

Я потянула ворота на себя, почти уверенная в том, что они не поддадутся, но те с жутким скрипом, словно их не открывали уже тысячу лет, распахнулись, приглашая меня войти на территорию некогда благоухающего и ухоженного сада. Однако, очень опрометчиво оставлять их открытыми, учитывая, в какой глуши расположено поместье, с сожалением подумала я и на всякий случай огляделась по сторонам, но меня окружала все та же беспечная идиллия, в которой не было ничего настораживающего или подозрительного. Протиснувшись в образовавшуюся между створами ворот щель и глазея по сторонам, я неспешно зашагала по брусчатке, которую, явно, давно никто не подметал, хотя иметь садовника на такой впечатляющей размерами территории было бы благоразумным решением. Не думаю, что люди, у которых есть деньги на содержание огромного поместья, не могут позволить себе маленького садовника. Скорее всего, дядя Алестер, и вправду, давно умер, а поместье заброшено, не найдя новых хозяев. Оно и немудрено: кому захочется жить у черта на куличках? Сейчас совсем другие времена. Люди стараются не жить вдали от городов, предлагающих им работу и прочие условия для комфортного существования, если, конечно, ты не фермер или не хиппи из трейлерного парка, но дядюшка вряд ли мог быть таким. Интересно, чем его привлекла жизнь в этом скучном, хоть и очень красивом захолустье?

Я вздохнула, с тоской разглядывая остатки былой роскоши. Когда-то этот сад, наверняка, был гордостью поместья, но сейчас представлял собой удручающее зрелище с разросшимися неухоженными деревьями и высокой травой, которая умудрялась пробиваться даже между булыжниками подъездной дороги.

Остановившись перед широкими гранитными ступенями высокого крыльца, обрамленного давно не крашеной балюстрадой, я посмотрела на потемневшие от времени каменные стены особняка, которые так полюбил дикий плющ. Несомненно, строители, возводившие дом, давным-давно преставились, а их творение – безмолвный свидетель истории этих мест – все также стоит на том самом месте, где они соорудили его когда-то, замерев в суровом, торжественном молчании. Уверена, если бы эти стены могли говорить, то им было бы, что поведать потомкам о своих прошлых хозяевах и о своей прошлой жизни. Скорее всего, когда-то здесь кипела жизнь, бегали ребятишки, хозяева устраивали знатные семейные ужины и приглашали погостить богатых персон со всей Америки. Уверена, все это было именно так, но сейчас ощущение того, что поместье брошено и забыто, охватывало меня все сильнее. Поднявшись по запыленной лестнице на просторную террасу, я нерешительно остановилась перед массивной двустворчатой дверью, сделанной из какой-то плотной, тяжелой древесины, и остановила взгляд на медной ручке, сделанной в виде головы оскаленного льва, из ноздрей которого свисало увесистое кольцо. Взявшись за него, я несколько раз осторожно постучала им по темно-коричневой поверхности.

Тук. Тук. Тук.

И прислушалась. Из-за двери не раздалось ни звука.

Тук-тук-тук! – на этот раз я постучала гораздо настойчивей, а потом снова прислушалась.

Тишина, нарушаемая лишь удивленными перекличками птиц, резвившихся среди деревьев и, явно, не ожидавших, что сегодня появятся гости, которые нарушат царивший здесь до этого момента покой. Я отступила от двери и оглянулась, пробежав глазами по саду и надеясь увидеть гуляющего среди зарослей дядюшку, но его там, разумеется, не оказалось. Полной грудью вдохнув пропитанный травами кислород, я на несколько секунд закрыла глаза.

Идиллия.

Благодать.

И никого.

Ни единой живой души. Я снова развернулась к двери и, схватившись за кольцо, сделала при помощи него еще несколько стуков, но не услышала в ответ ничего, кроме взволнованного птичьего щебета за спиной да отголосков звонкого, щелкающего эха. В общем, как я и предположила, едва только впервые увидела дом, хозяева отсутствовали.

Растерянно посмотрев на голову оскаленного льва, я попыталась сообразить, что мне следует предпринять в сложившейся ситуации, но не придумала ничего лучше, как положить на нее ладонь и осторожно повернуть против часовой стрелки. В следующую секунду замок щелкнул, и тяжелая дверь, лениво заскрипев, медленно подалась мне навстречу.

Открыто.

Очень непредусмотрительно со стороны мистера Вудварда, снова подумала я, если, конечно же, он еще жив, в чем я сомневалась все сильнее и сильнее.

Замерев на месте и нерешительно вглядываясь в прохладный полумрак гостиной, я долго не решалась войти, но, собравшись с духом, переступила порог, надеясь в глубине души, что новые хозяева поместья, кем бы они не были, не пристрелят меня раньше, чем я успею поздороваться и объяснить причину своего вторжения.

– Здравствуйте! – громко произнесла я, оказавшись в огромном зале и с неприкрытым интересом рассматривая уставленный старинной мебелью интерьер. Действительно, время словно застыло здесь, отставая от цивилизации на добрую сотню лет. – Я ищу дядю. Его зовут Алестер Вудвард. Когда-то он владел этим поместьем. Вы не знаете, где я могу найти его?

Тишина.

Я бросила взгляд на выложенный потертым, но дорогим паркетом пол, а потом с интересом пробежала глазами по высоким стенам, на которых висело множество портретов людей в полный рост, написанных маслом и обрамленных массивными резными рамами, выточенными из какого-то крепкого дерева, покрытого уже порядком облупившимся лаком. Набравшись храбрости, я сделала шаг вперед и подошла к ближайшему полотну, на котором был изображен галантный молодой мужчина, одетый в старинный фрак, узкие штаны и высокие черные сапоги. В одной руке он держал трость, на которую опирался, а в другой – цилиндр. Довольно статный персонаж, мелькнула мысль, который, видимо, пользовался авторитетом в обществе, несмотря на то, что на вид ему было не больше двадцати пяти лет.

Интересно, кто он? Один из тех, кто когда-то жил в поместье или видный государственный деятель минувших лет, иметь портрет которого в доме было признаком хорошего тона? Я внимательно разглядела благородное лицо, украшенное длинными завитыми кверху густыми, словно у современного фокусника, усами. Полюбовавшись немного этим эффектным господином, я сместилась вправо и остановила взгляд на следующем полотне. На нем была изображена молодая женщина с едва заметной улыбкой и гордым, знающим себе цену взглядом.

Целая картинная галерея, завороженно подумала я, развернувшись лицом к центру зала. Посмотрев в сторону широкой мраморной лестницы, первый пролет которой оканчивался широкой площадкой с огромным полукруглым окном, я не могла избавиться от ощущения, что нахожусь в каком-то музее, в каком-то совершенно другом, непривычном для меня мире. Современные жилища пропитаны духом минимализма, у многих людей в доме нет ни единой книги, ни единого лишнего шкафчика, отсутствуют даже настенные часы, но жители этого особняка, явно, были приверженцами гигантизма и не любили мелочиться.

Я глубоко вдохнула пьянящий аромат старой древесины, который чем-то напомнил мне вкусный запах маленького антикварного магазина, расположенного в самом сердце Нью-Йорка. Мне нравится этот запах. Вообще, могу сказать точно, несмотря на то, что дом выглядел безлюдным и немного запущенным, от него и всего его интерьера веяло дружелюбием, торжественностью, благородством и спокойствием. Это настроение передалось и мне, думаю, вы знаете, как это бывает. Я снова огляделась по сторонам.

Однако, где же люди?

Где хоть кто-нибудь?

Замерев у подножия лестницы и прислушавшись, я разглядела в луче света, бьющего через панорамное окно лестничной площадки, тысячи порхающих в воздухе пылинок. Возможно когда-то этот дом с утра до ночи убирала многочисленная прислуга, но теперь, и это сильно бросалось в глаза, те времена остались далеко позади. Ощущение того, что дом брошен, еще сильнее укоренилось в голове.

Я подошла к стоявшему неподалеку от камина огромному роялю и подняла тяжелую старинную крышку, очередной раз убедившись в своей правоте насчет любви хозяев поместья к большим предметам. В задумчивости нажав на первую попавшуюся клавишу, я услышала, как по дому пронеслась одинокая и грустная низкая нота. Закрыв крышку, я снова прислушалась к тишине и вздохнула: неужели такой долгий путь на край света оказался совершенно напрасным?

Я снова огляделась и мое внимание привлекли старинные напольные часы, которые находились здесь же, в центральном зале. Огромный циферблат размером, как минимум, с три человеческие головы, находился как раз на уровне моих глаз.

Гигантизм, как я уже упоминала, в былые времена проявлялся во всем – огромные дома, огромные часы… Судя по количеству населения Земли, все прекрасно умещались на планете и не чувствовали тесноты. Сейчас же нас почти восемь миллиардов, и мы стали поклоняться минимализму. Часы становятся все меньше, телефоны все тоньше, квартиры и сады все компактнее, автомобили все экономнее.

Очень красивые часы. Интересно сколько им лет? Явно, они очень старые и представляют собой антикварную ценность, характеризующую быт ушедших поколений. Механизм не тикал, и длинный маятник с круглым набалдашником на конце, видимый через стеклянную переднюю стенку, безжизненно свисал вертикально вниз, а стрелки застыли на без четверти девять. Я где-то читала, что часы останавливаются во время смерти хозяина, но, как человек науки, никогда не верила в подобную чушь.

Усмехнувшись, я провела рукой по их теплой деревянной поверхности, сразу же ощутив на ладони слой тонкой пыли, а потом снова огляделась.

Где хоть кто-нибудь? Поместье не может оставаться бесхозным и умирать среди этих прекрасных дубовых рощ, в конце концов, мы живем не во времена Апокалипсиса и не во времена страшных эпидемий.

А может, мистер Вудвард совершает вечернюю прогулку, наслаждаясь благоуханием огромного сада, окружавшего особняк, мелькнула мысль. А может, он уехал в продуктовую лавку? Но, если так, то почему не заперты дом и ворота? В Нью-Йорке не принято оставлять двери открытыми, чтобы не стать жертвой грабителей или еще кого-нибудь похуже. Хотя, собственно, от поместья до Нью-Йорка очень далеко. Возможно, в этих краях не принято бояться себе подобных и отгораживаться от них. Жизнь в провинции обустроена совсем не так как в городах, об этом я читала в какой-то книге. В Нью-Йорке мы можем не знать в лицо соседей, обитающих на той же самой лестничной площадке, а в маленьких городишках каждый знает каждого не только по имени, но и по фамилии. Люди живут, словно большая дружная семья и у них нет привычки бояться друг друга…

Но, сейчас не об этом. Нужно было срочно решать, что делать дальше, поэтому, для начала убедиться в том, что ни сам дядюшка Алестер, ни его разложившийся труп не находятся в одной из комнат, а посему мне пришла в голову мысль тщательно обследовать второй этаж особняка.

Сказано – сделано. Еще раз оглянувшись по сторонам, я стремительно поднялась по мраморной лестнице на второй этаж и оказалась в центре длинного широкого коридора, уходившего в противоположные стороны. Выбрав западное крыло особняка, я двинулась по проходу, с интересом разглядывая одинаково красивые двери с выгравированными в древесине узорами, за которыми, видимо, располагалось бесчисленное множество комнат бывших обитателей дома и их прислуги.

– Мистер Вудвард, – периодически повторяла я, не уставая оглядываться. – Вы дома?

Пройдя до конца коридора, я выглянула в широкое окно и немного прищурилась, с наслаждением разглядывая очень приветливый и милый пейзаж. Вечер понемногу вступал в свои права и, несмотря на то, что летние июньские ночи достаточно коротки, уже не за горами было то время, когда ночь вступит в свои права. Находясь в таинственном полумраке особняка довольно продолжительное время, я отвыкла от солнечного света, источник которого уже скрылся за роскошными кронами величавых дубов.

Красота.

Невозможно отрицать, что, несмотря на отдаленность от цивилизации, поместье было бы идеальным местом для жизни большой и дружной семьи. Жаль, что оно умирает, хотя могло бы сослужить добрую службу не одному поколению людей.

Вздохнув, я развернулась на сто восемьдесят градусов и посмотрела на окно, расположенное в другом конце коридора, которое с моей позиции казалось совсем небольшим светлым квадратиком. Масштабы особняка не переставали удивлять меня.

Поразмыслив немного, я толкнула ближайшую к себе дверь и оказалась в небольшой комнате, оборудованной все в том же старомодном стиле. У левой стены находилась просторная кровать, застеленная шелковым покрывалом темно-красного цвета, у противоположной стены располагался гардероб, почти достающий до высокого потолка, а у окна стоял прямоугольный стол на массивных изогнутых ножках с ящиками и стул с резной спинкой… Интересно, кому принадлежала эта комната и где теперь ее бывший хозяин? Я потянула тяжелую дверь гардероба на себя, и она, жутко скрипя, открылась, с неохотой позволяя рассмотреть содержимое, которое так старательно прятала, по-видимому, уже долгие годы. Женские вещи, висящие на плечиках. Даже не женские, а, скорее всего, судя размерам, подростковые девичьи. Длинные шелковые и льняные платья различных расцветок и оттенков, сделанные в соответствии с модой ушедших времен. Абсолютно точно можно было сказать только то, что их не носили уже много-много лет. Мне снова показалось, что я очутилась в прошлом.

Закрыв дверь гардероба, я прошла через комнату и посмотрела в окно, из которого открывался потрясающий вид на задний двор и дубовую рощу, начинающуюся чуть поодаль. Красота, очередной раз подумала я, просто красота, которую невозможно описать словами. В отдалении, в разрыве раскидистых крон, я увидела какую-то высокую треугольную крышу, а это могло означать только то, что там, за рощей, располагается еще какое-то строение, скорее всего, гостевой дом или жилище для садовой прислуги. Поразительно, как некогда процветающее поместье пришло к упадку.

Опустив глаза, я сразу же увидела на старой лаковой поверхности стола выцарапанные каким-то острым предметом, ножом или гвоздем, кривые буквы.

– В этой комнате умер брошенный и всеми забытый узник поместья семьи Вудвард, – прочла я вслух и, нахмурившись, призадумалась над тем, что бы могла значить эта странная надпись? В поместье держали пленника? Почему? За что? Особняк Вудвардов не переставал удивлять меня своей таинственностью. Не придумав ни одного дельного объяснения странной надписи, я уже собралась развернуться и выйти из комнаты, как вдруг почувствовала, что мне в затылок уперся какой-то твердый предмет, а потом чей-то скрипучий строгий голос уверенно произнес:

– Стоять! Одно неверное движение и, клянусь Богом, мэм, ваша голова разлетится на кусочки!

Сообразив, что к моей голове приставили дуло пистолета, я замерла от страха, инстинктивно вскинув обе руки вверх и почувствовав, как сильно задрожали колени.

– Кто вы и что делаете в моем доме? – все так же строго спросил из-за спины голос.

– Сэр… – пролепетала я шепотом, чувствуя, как пересохло горло. – Не стреляйте! Я не вор… Меня зовут Патрисия Софт, я из Нью-Йорка… Я ищу человека по имени Алестер Вудвард…

После этих слов дуло оторвалось от моего затылка, и две крепкие, жилистые руки резко развернули меня на сто восемьдесят градусов. Я увидела перед собой высокого поджарого старика с седой головой и такими же седыми усами, завитыми вверх точно также, как на одном из портретов, которые висели на стенах главного холла. Старик некоторое время пристально вглядывался в мое лицо, и я отчетливо различила, как сильно задрожала его челюсть и начало подергиваться левое веко.

– Боже мой… – выдавил он, наконец, не спуская с меня изумленного взгляда, а потом провел сухой ладонью по моей левой щеке. – Боже, я не верю своим глазам… Как сильно ты похожа на мать…

Я, все еще подрагивая от испуга (все-таки, не каждый день к моей голове приставляют оружие), хотела было возразить, что мы с мамой были далеки от того, чтобы называться похожими, но, на всякий случай, решила промолчать. Мало ли, что на уме у этого престарелого чудака, который, в свою очередь, кинув короткий взгляд на поверхность стола, горько ухмыльнулся и произнес: