Kitobni o'qish: «Академия Хозяйственной Магии»

ГЛАВА 1

Стояла глубокая ночь, и Высший Институт Магической Полиции, или, как его сокращённо называют ВИМП, спал безмятежным сном. Ну, почти весь – кроме, разумеется, меня. Люблю это время… Так тихо, мирно и уютно сидеть, свесив ноги в бездну, под фронтоном преподавательского крыла в обнимку с горгульей и пытаться напоить ее медовухой.

Та часть замка, где находится студенческое общежитие, украшена статуями героев и полицейских магов, а вот на преподской стороне чудовище на чудовище и чудовищем погоняет. Как по мне, так вполне себе справедливое и рациональное использование жилой территории. Но преподаватели почему-то недовольны, и примерно раз в полгода кто-нибудь из них строчит ректору жалобу, чтобы студенческое крыло и преподавательское поменяли местами.

Оно и понятно – выглядываешь такой ранним утречком в окошко, а оттуда на тебя скалится страшенная морда, которой вчера вроде как тут не наблюдалось. Все статуи на фасаде замка живые и могут перемещаться. А некоторым, особенно монстрикам, не чуждо чувство юмора. Герои в этом плане ведут себя потише, а кое-кто даже помогает студентам. Хотя, некоторые из них, например, статуя Святого Патрика, были излишне уж благочестивы и любили по утрам читать нотации под окошками нерадивых студентов. Но это все равно лучше, чем монстры.

Впрочем, горгулья, которую так нагло и бессовестно пыталась споить я, была очень даже симпатичной, хотя от медовухи отказывалась наотрез, заявляя, что она при исполнении служебных обязанностей.

– Да ладно тебе, медовуха отличная, такую ещё сто лет нигде не попробуешь! – пыталась уломать я строгую каменюку и, похоже, перестаралась.

– Не попробую? – сощурилась горгулья и оскалила клыки. – А где ты ее вообще взяла? На территории Института же строго запрещено хранение и распитие спиртных напитков!

– Ректору побежишь докладывать? – обиделась я. – Я тебе, как хорошей знакомой, по доброте душевной предлагаю редчайший напиток, сто тридцать семь лет выдержки, а ты…

– Ну, вот ещё! – горгулья, в свою очередь, обиделась в ответ и гордо вскинула голову. – Я, в отличие от других статуй доносительством не занимаюсь. А хотела бы – давно уже у него была!

Это верно. Прежде, чем проникнуть в преподавательское крыло и пробраться на карниз, я вкупе с медовухой побывала ещё, как минимум, в трех местах замка, доступ куда строго воспрещен. Вернее, доступ-то разрешен, но не глубокой ночью. Что я там делала – уже не помню… Но, думаю, ничего особо плохого. На плохое я не способна. Только на хорошее, доброе, светлое и чистое.

– Молодец! – с чувством похвалила я и дружественно похлопала горгулью по голове. – Слушай, а тут окна профессора Амалии Сенд недалеко, да?

– Да, – машинально кивнула горгулья и, спохватившись, переспросила с подозрением, – Тебе зачем?

– Затем! – буркнула я и хлебнула ещё медовухи прямо из горла.

– А, все ясно, – протянула подлая каменюка и дружески пихнула меня мордой, так, что я потеряла равновесие и чуть было не полетела с карниза в пропасть. – Да не расстраивайся ты так! Ну, женится ректор на ней и будет все у них замечательно! И будут они любить друг друга! И нарожают кучу детишек! А потом внуки пойдут! – горгулья явно увлеклась представлениями картин светлого будущего ректора ВИМП и профессора Сенд. – Наоборот бы, порадовалась!

Порадовалась, счас!

Гадская гадюка профессор Амалия Сенд появилась у нас с начала второго курса, то есть пару недель назад, но за это время я уже успела ее, мягко говоря, невзлюбить. Во-первых, ее предметом был нудный Магический Кодекс, статьи которого профессор Сенд заставляла нас учить наизусть. А там такой талмуд – аж из трех томов – ну как его вызубрить? Мне, правда, на это плевать с высокой колокольни, я никогда не была в рядах лучших учениц, но ее самоуверенная манера держаться и визгливый голос бесили чрезвычайно. Однако хуже всего было то, что гадюка Амалия явно положила глаз на нашего ректора и, что самое обидное, он похоже, отвечал ей взаимностью.Глаза б мои не видели, как она вокруг него увивается! Магистр Аштон то, магистр Аштон сё… А магистр Аштон и рад стараться – гадюка Амалия в нашем магполице новенькая, его на нее прямо, как на мед, тянет!

Но ректор мой и только мой! И профессору Сенд пора об этом узнать…

– Ладно уж, помогу по старой дружбе, хотя зря ты все это затеяла, – неожиданно великодушно проговорила горгулья. – Магистр Аштон от Амалии этой без ума. Только себе хуже сделаешь!

– Ничего, прорвемся! – ухмыльнулась я и сделала большой глоток медовухи для храбрости.

– Тогда садись!

Кто боится высоты – на горгульях лучше не кататься. Но кто полон жажды мщения, а ещё кто перед этим выпил медовухи – это с нашим удовольствием. Горгулья передвигалась по фасаду здания, гибко перетекая своим каменным телом, как нарисованная, с карниза на карниз. Удержаться на шустрой каменюке было архисложно, но я старалась изо всех сил… Ладно, не старалась. Темные окна мелькали перед глазами, иногда горгулья здоровалась со своими знакомыми статуями, а я, закрыв глаза, наслаждалась нашим путешествием, которое напоминало аттракцион на балаганной ярмарке, куда папа водил меня в детстве.

– Ну, и какие у тебя планы? – поинтересовалась горгулья, зависнув на карнизе под приоткрытым окном, в котором слабо мерцал небольшой источник синего света.

План у меня был четкий – превратить профессора Сенд в змеюку (коей она и являлась по определению), а потом сбежать в город к своим друзьям, чтобы отпраздновать это в какой-нибудь симпатичной таверне. Когда я его озвучила, горгулья заметила с сомнением:

– Ты хоть знаешь, что тебе будет за нападение на профессора?

Я знать не хотела и, полная энтузиазма и жажды мщения, полезла в окно.

– Там это… если что у тебя не так пойдет, чур, я не при делах, – вдогонку мне прошелестела горгулья и замерла на карнизе с совершенно невозмутимым видом.

Я проникла в логово ненавистной профессорши ловкая, как кошка, бесшумная, как пантера, яростная, как тигрица… Ладно, ввалилась в комнату из окошка, как стадо слонов, ойкнула, потирая ушибленное колено, и принялась плести кончиками пальцев заклинание, чтобы огорошить гадюку Амалию на месте.

Но старалась я зря – комната профессора была совершенно пуста. Световой кристалл на трельяже освещал неярким светом логово врага: идеально заправленную постель, огромный шкаф с книгами по магическому праву, которые при моем появлении тревожно зашелестели страницами и большой портрет нашего дражайшего ректора Киллиана Аштона в омерзительно розовой рамочке на прикроватной тумбочке.

Скажите-ка мне, где может находиться в столь поздний час профессор Амалия, если не в своей комнате?

У-у-у, гадюка, ну я тебе покажу, как крутить любовь с ректорами!

Я встряхнула кистями, сбрасывая почти сплетённое заклинание мгновенного и бесповоротного превращения в змею, которое собиралась применить к профессору Сенд, и решительным, но неверным шагом отправилась в ванную.

Она у профессора ну просто шикарная и заставлена целой батареей различных пузырьков со всякими косметическими зельями и притирками. Немного подумав, я взяла бутылочку с зельем для роскошных волос (которым, судя по всему, гадюка пользовалась часто – волосы у нее были и правда роскошные – косы до колен, а на этикетке я прочла – чтобы оно действовало, им нужно каждое утро, на заре, волосы ополаскивать) и принялась колдовать над ним, выплетая простое, но длинное заклинание. Усилила его в два раза и наложила специальный заковыристый слой невидимости, чтобы его нельзя было обнаружить.

Пальцы слушались с трудом, и я невольно вспомнила нашего преподавателя по заклинаниям, который говорил, что колдовать, будучи в состоянии алкогольного опьянения нельзя – последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

Вот и прекрасно! Надеюсь, в случае профессора Сенд эти самые последствия будут такими, что никому и в страшном сне не приснится.

Размашистым шагом я вернулась в спальню и бесцеремонно цапнула портрет ректора, покрутив его и так и эдак. Чего уж тут скрывать – хорош! Строго говоря, красивее Киллиана Аштона я мужчины не встречала.

Но чего-то ему явно не хватает. Например, симпатичных ветвистых рогов! И крокодильего хвоста! И, само собой, козлиной бородки!

Вот так гораздо лучше. С удовлетворением от проделанной работы я поставила обновленный образ магистра Аштона на место, и сиганула в окно.

– Чего-то ты долго, – заметила горгулья, неся меня на студенческую сторону замка. – Ты её там убивала, что ли?

– Профессор Сенд на месте отсутствовала, но она будет очень довольна, когда придет, – плотоядно улыбнулась я.

– Понятно, – хмыкнула горгулья.

На студенческой части здания мы совсем некстати встретили статую Святого Патрика, известного героя, живой прототип которого существовал несколько веков назад и прославился своими благими делами.

– Это ещё что такое? – возмутился святой. – Вы что творите? Почему студентка в такое позднее время не в своей постели, а катается по фасаду академии?

– Отстань! – буркнули мы одновременно с горгульей, после чего она подвезла меня к распахнутому во всю ширь окну женского общажного туалета.

Распрощавшись, я поцеловала горгулью в клыкастую морду (она польщено зарделась), и ввалилась в туалет, который был пуст. Тремя большими глотками допила оставшуюся медовуху, которая потекла по моим жилам приятной пряно-медовой волной и сморила окончательно. Вечер выдался… хм… веселым, и сейчас самое лучшее – закончить его в своей постели.

Я выползла в коридор и по стеночке, по стеночке попыталась добраться до двери своей комнаты. А вот и она, родимая! Кстати, а почему я не попросила горгулью доставить меня непосредственно к своему окну? Вот балда!

Нажала на дверную ручку и ввалилась в свое жилище. Уф! Наконец-то я дома!

Хотя, что-то обстановка тут незнакомая. На стенах обои синие с желтым узором. В моей комнате зелёные, это я точно помню. А вот такого обилия книг не помню. И стол – с аккуратно разложенными свитками лекций и практик… И зелье оранжевое на нём какое-то стоит в филигранном пузырьке.

Вывод один и он неутешителен. Это не моя комната!

Я круто развернулась и увидела того, кого не особо сейчас хотела видеть.

Фил Шепард, лучший ученик курса. Ой, как я неудачно зашла!

Наши родители дружили ещё с незапамятных времён, и попытались привить эту дружбу нам. Но чего-то не срослось. Ну, вот крайне занудный он тип, этот Фил. Такой прямо вот из себя правильный, просто до зубовного скрежета. И пары-то он не прогуливает, и преподаватели его хвалят, и вечеринки наши сумасшедшие стороной обходит. Просто ангел во плоти! Но хуже всего то, что папа нас с Филом постоянно сравнивает, и сравнение это не в мою пользу.

Меня бесит просто, когда папа начинает: «А вот Фил так-то и так-то отличился на зельеварении! А тебя профессор Чортрис опять ругала! Ты посмотри на него, какой благовоспитанный парень, гордость академии! Вот с кого пример надо брать!».

– Ты что тут делаешь? – не особо дружелюбно поинтересовался Шепард, внимательно разглядывая меня зелёными, как крыжовник, глазами. – Да ты пьяная в стельку! Эй, эй, осторожнее, стол не урони! У меня там важная работа по зельеварению!

Ах, так? Важная работа по зельеварению? Ну-ну, посмотрим, как ты завтра ко мне за ней прибежишь и клянчить будешь!

Незаметно ловким движением руки я подхватила пузырек, сотворив вместо него иллюзию-фантом.

– Ничего я тут не делаю, – гордо подняла голову я и, не удержавшись, громко икнула. – Просто дверью ошиблась. Если думаешь, что я к тебе шла – то горько заблуждаешься.

– Да уж не надо мне такого счастья, – заметил Фил с усмешкой. – Опять вечеринка?

– Ничего не вечеринка! – перебила я и осеклась, но было уже поздно.

– Тогда вообще здорово – ты уже в одиночку медовуху хлещешь!

– А как ты понял, что я именно медовуху пила? – на мгновение мне стало интересно.

– А от тебя пахнет медом… Корицей и травами, – ответил Фил, запнувшись.

– Да ты просто светило дедукции! – с наигранным восхищением проговорила я.

– Потому высший балл по ней и имею, – без хвастовства отозвался Шепард. – Слушай, Фрэнтина, время вроде как позднее и я вроде как спал, перед тем, как ты сюда вломилась. Если ты не против, я продолжу это занятие, чего и тебе желаю.

– Я и сама уходить собиралась, – огрызнулась я и, пошатываясь, направилась к двери. – А то в твоем обществе от скуки зеленеть начинаешь!

– Зелёный цвет кожи был бы тебе более к лицу, чем нынешний, – невозмутимо проговорил Фил.

Вот гад!

Хорошо, что я это его зелье рабочее стащила! А то уж слишком задирает нос.

Правда, на данный момент с координацией у меня было не очень, потому вместо того, чтобы гордо удалиться, я врезалась в раскрытую дверцу шкафа и чуть не упала, сшибив при этом несколько увесистых фолиантов на пол. Маркировка на корешках гласила, что взяты эти книги из институтской библиотеки и они особо ценные.

– О, боги, Фрэнтина! – Шепард закатил глаза, после чего помог мне подняться и подхватил за локоть. – Я тебя сам до твоей комнаты отведу, в таком состоянии ты все общежитие перебудишь!

В принципе, за проявленную доброту он даже «спасибо» заслужил, но из вредности я говорить не стала, вместо этого заявив, что он слишком сильно сжал мой локоть и мне больно.

– Потерпишь! Да мы и, собственно, уже пришли, – с явным облегчением Фил впихнул меня в мою комнату. – Сладких снов, приятного пробуждения!

Вот это он, кстати, по делу. Нужно позаботиться о том, чтобы утром мне никто не помешал поспать. Припомнив, как это делается, я сотворила на двери засовные чары и, прошлепав к своей постели, прямо в одежде на нее рухнула.

Флакончик с оранжевым зельем, отлитый из стекла в виде обнаженного женского силуэта, выскользнул из моего кулака и, упав на пол, разбился.

ГЛАВА 2

– Добрый студент радеет об учебе и усердно занимается, не жалея сил своих и времени. С прилежанием посещает он занятие, не пропускает ни одной пары, стараясь, как губка, впитать и овладеть теми знаниями, которые стремятся донести до него. Благочестивый студент с огромным уважением относится к своим преподавателям, преклоняется перед их мудростью и многоопытностью, со рвением внимает каждому их слову. До чего же радостно, светло и приятственно быть прилежным студентом и вкушать от источника знаний струи понимания, сиречь разумения! Но как же плохо быть негодным учеником, лентяем и невеждой, заниматься кое-как, через пень-колоду, а то и вовсе пренебрегать занятиями, не чтить своих преподавателей, и, того хуже, дерзить им, предаваться разгульным кутежам и увеселениям в тяжелую годину, когда все свои силенки нужно бросить на овладение знаниями и умениями…

Я встала с постели, как сомнамбула, подошла к окну и высунула в него голову:

– Патрик, а ты не мог бы пойти со своими рассуждениями к семихвостому? Шесть утра, имей совесть!

Святой, устроившийся на карнизе под моими окнами с самым обстоятельным видом, страшно оскорбился не столько самим фактом того, что его послали (студенты это часто делали), сколько тем, куда послали.

Сейчас я была согласна на статуи самых страшных чудовищ за моим окном, лишь бы они молчали.

– Посмотри, какое чудесное утро, Фрэнтина, – Патрик светло улыбнулся. – Так и тянет встать пораньше и с доброй, веселой душой пойти на занятия!

– Какие занятия, Патрик? Брысь!

– Как какие? – наигранно удивился святой. – У твоей группы через полчаса практика по боевой магии на плацу запланирована!

– Рада за нее, – кивнула я. – А у меня через полчаса, час, два и даже три сладкий сон запланирован!

Я с треском захлопнула окно и задернула занавески. Но, как и следовало ожидать, это совсем не помогло. Громоподобный бас Святого Патрика, рассуждающего о радивых и нерадивых студентах и, в частности, студентках, звучал как будто над самым ухом.

Я вновь открыла окно, размышляя о возможных способах нейтрализации святого, среди которых самым безобидным был превратить его в горстку каменной крошки и рассыпать по дорожкам прилегающей к замку территории.

Для этой цели мне пришлось высунуться в окошко по пояс. Тут-то и произошло самое интересное. Патрик, сложивший ладошки на весьма объёмном пузике и ни на миг не прерывающий своих рассуждений о хороших и плохих учениках, посмотрев на меня, вдруг осекся на полуслове, покраснел, как маков цвет (статуи, оказывается, могут краснеть!) и скрылся в неизвестном направлении, громко ахая:

– Горбатого могила исправит! Это ж надо! В мое время такого не было!

Тут и до меня самой запоздало дошло, что что-то в моём облике не так, что-то не в порядке и не на своем месте. Я опустила глаза и ойкнула.

А потом вообще стала ойкать, как заведённая.

Вместо вполне симпатичной и устраивающей меня по всем параметрам груди, которая была не большой и не маленькой, было нечто, нечто, превышающее прежние параметры раза в три! Неудивительно, что святой спасся бегством, я б тоже убежала, но мне ретироваться было некуда: шикарный бюст имелся в наличии, и никуда исчезать не хотел.

Мало того, шнуровка корсажа платья пришла к выводу, что такое сокровище ей сдерживать не под силам, и с громким треском разорвалась, явив мой обнаженный бюст на свет божий, который в лице трёх первокурсников, что-то оживленно обсуждающих под окном, явно не был готов.

Один из юнцов запнулся на полуслове, да так и замер с открытым ртом. Товарищи принялись тормошить его, а парень в ответ, не закрывая рта, слабо указал пальцем вверх. Они проследили за его взглядом, и тут уж рты открылись у остальных членов компании.

Я ойкнула и резко присела, а потом ползком двинулась к большому зеркалу, стоящему в углу, чтобы оценить масштаб произошедших во мне изменений. Этот самый масштаб меня впечатлил и породил только одно желание – вернуть все, как было.

Дрожащими пальцами я выплела заклинание деактивации, затем уменьшающее, затем комплексной отмены… Толку от этого – ноль.

Лихорадочно соображая, я попыталась припомнить события прошлого вечера и обстоятельства, в которых могла бы обзавестись таким внушительным достоинством. Припоминалось смутно. Все-таки хорошая медовуха была, качественная!

Но, в конце концов, шестерёнки в моих мозгах заворочались быстрее, и смутная загадка озарила меня. Раз на грудь не действуют заклинания, значит, увеличилась она посредством зелья, им же и убираться должна.

Фил Шепард с его работой по зельеварению!

Кинувшись к кровати, я обнаружила валяющиеся у ее правой ножки осколки пузырька – стеклянные останки женской фигуры, у которой явно была обозначена огромная грудь.

Так вот у него, оказывается, какая важная работа! Попадись Шепард мне сейчас, я бы его прибила, честно. И без всякой магии! Да это зелье явно входит в реестр запрещённых в академии! Уж от кого-кого, а от прилежного ученика Шепарда зелья по увеличению женской груди, я не ожидала.

Бессовестный развратник! Сам правильным прикидывается, а между тем сварил такое! Хотя, если рассудить здраво, то на неприятности я сама нарвалась – раз украла зелье, надо было с ним осторожненько обращаться, а не бить. И все равно, я не я буду – но Шепард за свою подлянку получит!

Получит! Только мне сначала надо где-то взять нейтрализатор… Знать бы ещё где! Сама я его точно сварить не сумею – в зельеварении не сильна, я по заклинаниям больше, по магии боевой.

Дался же мне этот треклятый шепардский пузырёк! Впрочем, в том состоянии, в котором я была вчера, явно дался. А может, Фил специально позволил мне украсть свое дурацкое бюстоувеличивающее зелье? Рассказывает сейчас про это однокурсникам, и они дружно ржут.

Представив эту картинку, я чуть не взвыла.

Подлый Шепард, ты у меня ещё узнаешь! Я тебе тоже что-нибудь увеличу, да так, что ты из своей комнаты неделю носа не высунешь!

С отчаяния я попыталась ещё раз вернуть свою грудь к прежним милым размерам посредством заклинания уменьшения видимой формы предмета, и почувствовала в сосках приятное покалывание. Ну вот, кажется, заклятье действует, и слава богам! Представляю физиономию Шепарда, когда я приду на плац, невозмутимая, спокойная и сохранившая свои параметры. Ради этого даже стоит посетить пару, которую я вообще-то прогулять хотела. Вернее проспать.

Но к моему огромнейшему ужасу, все пошло не так, и, вместо того, чтобы уменьшиться, грудь выросла ещё, как минимум, на один размер.

О всевеликие боги! Пока я не уберу это, на глаза людям точно показаться не смогу.

В дверь раздался очень громкий и очень настойчивый стук.

– Эй, Фрэнтина! К ректору! Срочно!

Тьфу ты!

Это Малкольм, комендант нашего общежития и по совместительству гремлин, личность во всех отношениях неприятная и вредоносная. Как и все гремлины, он любит ходить в зеленых штанах и красной куртке, и, судя по исходящему от него запаху, крайне редко моется. В начале первого курса, когда нас только вселили в общежитие, мы вместе с Фионой и Рейвом заколдовали любимую одежку Малкольма перед собранием для первокурсников, которое гремлин проводил лично и на котором стращал студентов разными карами за испорченное имущество общежития, хранение у себя в комнате запрещенных предметов и веществ, а так же ночные прогулки вне стен общаги.

И вот, прямо посреди внушительно-строгого монолога Малкольма его любимые зелёные штаны и красная куртка вдруг с громким хлопком превратились в черное платьишко горничной с оборочками по краям и белым передником, а между длинных острых ушей возник кружевной чепец. Гремлин с трепетом посмотрел на свое платье, нащупал на голове чепец и заорал благим матом.

О том, что при виде таких метаморфоз стало со студентами, лучше многозначительно промолчу. Хотя нет, все-таки добавлю – некоторым из присутствовавших в зале прибежавший куратор группы профессор Лэмингтон немедленно выдала успокаивающую настойку. Кое-кому даже двойную дозу.

С той поры Малкольм, узнавший, кто заколдовал его одежку (семхвостый, вот на след Рейва с Фионой он почему-то не вышел, зато меня каким-то образом вычислил!) меня почему-то невзлюбил и страшно злился, что ему пришлось выдать мне, да ещё и одной, номер люкс с отдельной душевой и собственной кухней. При этом Малкольм не оставлял надежд выселить меня с шикарной жилплощади и периодически капал ректору, что я бессовестно порчу интерьер королевских хором, куда меня совершенно незаслуженно поселили, и что в комнате постоянный бардак.

Насчет первого наглая клевета и ложь, всего-то и один раз было, когда я, как добросовестная магичка, решила сделать домашнее задание по зельеварению и попыталась сварганить зелье, обнаруживающее, к каким предметам в комнате кто и когда прикасался (полезная штука для полицейского мага!). Сначала все шло неплохо, но затем жидкость в кастрюльке на плите вместо положенного ей серебристого приняла ядовито-зелёный цвет, и предотвратить катастрофу я уже не успела. Кастрюлька взорвалась, расплескав зелёную жидкость по стенам, полу и особенно потолку моей комнаты.

Малкольма, когда он все это увидел, аж затрясло и он побежал за магом-хозяйственником, который был один на весь ВИМП. Хозяйственник, похохатывая, привел мою комнату в идеальный порядок секунды за три, гремлин, конечно, сразу поскакал жаловаться ректору, ну а я решила никогда больше не пытаться сделать домашнее задание по зельеварению.

А насчет второго – мне всегда был по душе лёгкий творческий беспорядок.

В конце концов, это моя комната, когда хочу – тогда и убираюсь.

– Фрэнтина, я что, сто раз повторять должен? – в голосе гремлина неприкрытое злорадство. – Ректор велел тебя к нему привести в рекордно короткие сроки! И, по-моему, он не в духе.

Вот с кем с кем, а с ректором мне сейчас встречаться точно лучше не стоит!

– Передай ему, что я… э-э-э… заболела, – крикнула из-под двери я, метнувшись к шкафу со своими платьями – увеличившийся бюст следовало немедленно скрыть. – У меня… простуда! Температура там, насморк жуткий, а уж про кашель я вообще молчу!

И я сдавленно закашлялась, но не оттого, что хотела изобразить перед гремлином болезнь, а из-за того, что первое попавшееся платье, которое я сдернула с вешалки, стянуло мою грудь, будто железными цепями. Разумеется, ведь оно рассчитано на мой нормальный размер, а не на жуткое вот это! Не выдержав напора новой груди, платье треснуло пополам!

Нет! Все демоны ада во главе с семихвостым, нет! Это же было моё любимое платье!

Я попыталась соединить ткань в порвавшемся месте, прошептав заклинание объединения и сделав сложный пасс рукой, но дырища, как была, так и осталась на своем месте. Это была область хозяйственной магии, которая являлась для меня темным-темным лесом…

– Да хоть драконья оспа! – ехидно донеслось из-под двери. – Магистр Аштон велел доставить тебя к себе живую или мертвую. По правде, не завидую я тебе, Фрэн, – с обманчивой душевностью заметил гремлин. – Давно не видел его в таком состоянии.

Честно говоря, мне в данный момент было не особо до ректора. Я порвала шестое свое платье, и это была горесть, печаль и вселенская скорбь, ибо надеть было больше нечего. Противный бюст не то что убрать, его даже прикрыть не удавалось!

– Фрэ-э-энтина-а-а! – мерзопакостным голосом протянул гремлин и заколотил в дверь с утроенной силой. – А ну выходи, дорогуша, живо! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! У меня же есть универсальный ключ от всех дверей в блоке, ты помнишь? Сейчас я тебя отопру и насильно к магистру Аштону отправлю, вот!

И ведь отправит, подлец! У гремлинов есть особое магическое свойство – перемещать людей куда угодно, и даже без их на то согласия. Но я ему живой не дамся!

Я подскочила к двери и, вместо того, чтобы отпереть ее, усилила защитное заклинание, которое на нее наложила вечером, в три раза. Потом наскоро состряпала магический боевой щит, наделив его электрическими чарами и наложила на дверь.

Вроде должна устоять…

И действительно, устояла, а щит как сработал – просто красота. Это стало понятно по фиолетовой молнии, полыхнувшей по двери с влажным треском. За дверью что-то грохнуло, и раздался вопль гремлина:

– Ах ты, ведьма!

В корне неверное определение. Я не ведьма, я магичка, и, между прочим, потомственная, в седьмом поколении. Об этом я не преминула с обидой сообщить бестолковому гремлину, путающему такие важные понятия.

– Да хоть в сто шестьдесят первом! – заорал Малкольм. – Ведьма, магичка – мне вообще плевать, кто ты! А ну отпирайся и живехонько к ректору, девчонка!

В этот момент за дверью послышались тяжелые шаги и голос помощника Малкольма – циклопа Кьеркегора:

– Босс гневаться изволит, Фрэнтину требует сию же секунду в свой кабинет! Говорит, ждать больше не намерен!

– Так эта ведьма не открывает! – пожаловался Малкольм. – Я уж не знаю, что с ней и сделать!

Да не ведьма я, не ведьма! Обидевшись на непонятливость нашего коменданта, я решила усложнить ему задачу и быстренько навела на дверь ещё один щит. Хотела огненный, но потом все-таки решила, что с них хватит и водного.

– Да эту дверку сломать – раз плюнуть! – обрадовался циклоп возможности проявить свою недюжинную силу.

– Я бы не советовал… – запоздало начал Малкольм, но было уже поздно.

Дверь содрогнулась и пошла рябью, а затем за ней громко завопили и послышался плеск воды.

– Ведьма! – взвыл Кьеркегор. – Сейчас весь этаж затопит!

Так им и надо! Во-первых, ведьм от магичек не отличают, а во вторых ломятся в мою комнату, когда я раздета и совершенно не готова кого бы то ни было видеть, а тем более куда-то идти.

– Вызывай хозяйственного мага! – коротко приказал Малкольм циклопу, а мне сообщил вкрадчиво, – Ты исчерпала свой лимит моего терпения, магичка Фрэнтина! Гнев магистра Аштона обрушится на тебя подобно молнии с небес.

Слово «магичка» гремлин выделил особо. Затем за дверью все стихло. Ну, кроме весёлого плеска льющейся из сотворенного мной на двери щита воды.

Гремлин, разумеется, прав. С ректором мне сейчас, когда он не в самом лучшем настроении, лучше не видеться. Опасно для здоровья. А посему, фигурально выражаясь, нужно брать ноги (и мой шикарный бюст) в руки, линять из комнаты и укрыться в каком-то более тихом местечке для комплексного подхода к решению проблемы.

Ну что ж, раз все платья безнадежно испорчены, а голой прятаться не поскачешь, нужно попробовать незамедлительно сотворить себе платье, которое бы наглухо закрыло мою обновлённую грудь.

По правде говоря, сотворение платья из ничего – это область магии, которую я представляю довольно смутно. Нужна ткань, из которой, собственно, и будет состоять одежка (кстати, эта занавеска очень даже подойдет) и специальное заклинание облечения материи в нужную форму.

Я резким движением сдернула бархатную занавеску цвета морской волны с гардины и, когда она огромным полотнищем осела на полу, принялась выплетать пальцами формировочное заклинание, составленное с учетом всех моих параметров (обновившихся параметров, да).

Минут десять я потеряла, это точно. Но зато когда последнее слово, подкреплённое специальным пассом, слетело с моих губ, ткань занавески заискрилось лазурным сиянием, и секунды через две из лазури возникло платье. Оно зависло в воздухе, переливаясь свечением, которое становилось все слабее по мере того, как свежесотворённая магия покидала платье.

Эм… Не совсем то, что я творила, но особо выбирать не приходится.

Платье село, как влитое! И не думало на груди лопаться! Это даже извиняло его не особо симпатичный мешковатый фасончик. Ну, теперь я готова показаться перед людьми. Но не перед всеми, конечно. Например, меня очень интересует профессор зельеварения Чортрис, которая могла бы подсказать, как сварить нейтрализатор. А вот ректор не особо…

Пора смываться и быстро!

Я подскочила к окну и свистнула горгулью. Слава богу, хоть парней первокурсников нет!

Но нежданно-негаданно на мой зов явилась не милая оскаленная морда, а Святой Патрик собственной персоной. Было, правда, в облике святого нечто странное. На подвижном, но все-таки каменном лице статуи как-то нелепо смотрелись большие очки в форме сердечек.

– Фрэнтина! – простер ко мне руки святой. – Я пришел к тебе с приветом!

– С каким ещё приветом, о всевидящие боги! – взвыла я, нетерпеливо оглядываясь в ожидании горгульи, которая унесла бы меня из этого дурдома к чертям (ну, вернее, не к чертям, а в безопасное и тихое место). – Что ты нацепил?

– Очки, которые показывают сущность человека, а не его физический облик, – с довольным видом сообщил святой. – Это я на кафедре магического арсенала попросил. Сделаны из специального горного хрусталя, добытого с шахт Эргер. Теперь твой… хм… достоинства твоей фигуры не будут смущать меня, и мы сможем о них поговорить спокойно и здраво. Я надеюсь отговорить тебя от опрометчивого шага и вернуть твоей… хм… в общем, вернуть тебе былые параметры. Для начала скажи мне, Фрэнтина, что заставило пойти тебя на такое? Ведь ты понимаешь, что красота девушки, студентки, а особенно Высшего Института Магической Полиции, должна быть незамутнённой и скромной.