Kitobni o'qish: «Сладкая улыбка зависти»

Shrift:

Глава первая
Деликатное дело

Павловск

5 декабря 1816 г.

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна ненавидела дождь. Да и с чего его любить, коли сыро, холодно и колени болят? Не погода, а наказание Господне! Ну а в нынешнем декабре природа и вовсе сошла с ума: вместо мороза – льёт, как из ведра. Государыня отогнула штору на окне кабинета, и у неё защемило сердце: парк, безлистый и озябший, тихо угасал за покрытой седою рябью излучиной Славянки.

«Вот и ещё один год уходит, много ли их у меня осталось?»

Мысли были печальными, как серая безнадёжность за окном, да и предстоящий визит не добавлял радости. Утром императрице передали послание от графа Кочубея. Тот просил аудиенции. Мария Фёдоровна не помнила уже, когда в последний раз видела здесь этого царедворца: граф избегал визитов в Павловск. Друг юности императора Александра, Кочубей был искренне предан своему государю и никогда не стал бы без крайней нужды рисковать его расположением. Старший сын Марии Фёдоровны царствовал уже пятнадцать лет, но всё ещё очень ревниво относился к вмешательству матери в свои дела. Внешне всё казалось почтительным и благопристойным, но знающие люди старались, от греха подальше, обходить подводные камни стороной. Кочубей же был одним из самых знающих.

«Что-то случилось? – размышляла Мария Фёдоровна. – Но из дворца вестей нет, значит, не там…»

Соглядатаи у Марии Фёдоровны имелись везде: на половине сына, у невестки – императрицы Елизаветы Алексеевны, в доме Марии Нарышкиной – фаворитки Александра. В Павловск слетались весточки из Государственного совета, министерств и дворцовой канцелярии. Покойная свекровушка – Екатерина Великая – научила Марию Фёдоровну выживать, и теперь (на старости лет) вдовствующая императрица была более чем когда-либо уверена, что сохранить власть можно, лишь зная всё и вся.

– Его высокопревосходительство граф Кочубей, – доложил лакей.

– Проси…

Нежданный гость прошёл в кабинет. Всё ещё стройная фигура графа была затянута во фрак, а поверх белого шейного платка красовался узкий чёрный галстук. Эту английскую моду Мария Фёдоровна не любила, но виду не подала, хоть на языке так и вертелось ехидное замечание о «лишних шнурках». Наоборот, протянула Кочубею руку.

– Рада видеть вас, Виктор Павлович. Супругу-то где оставили?

– С дамами в гостиной, ваше императорское величество…

Мария Фёдоровна только сейчас заметила в руках у гостя небольшой сафьяновый портфель. Ну точно, предчувствия не обманули! Наверняка что-то важное. Значит, нечего тянуть кота за хвост… Отбросив любезности, императрица перешла к делу:

– Вы хотите мне что-то сообщить?

Кочубей с готовностью подтвердил:

– Да, ваше императорское величество. Простите великодушно, что побеспокоил, но дело настолько деликатное…

– Садитесь и рассказывайте!

Мария Фёдоровна опустилась в кресло у круглого чайного столика и указала Кочубею на соседний стул.

– Ваше императорское величество, я по долгу службы в Государственном совете ведаю в том числе и делами духовными. Всё, что связано с сектами и запретными культами, подлежит тщательному расследованию…

Граф открыл портфель и выложил на скатерть пудреницу, зеркальце в оправе из позолоченного серебра и несколько колец. Императрица мгновенно узнала вещи. Да и как она могла их не узнать, если выбирала сама?

– Откуда это у вас?

– На Охте убили одну француженку. Сомнительная личность – полиции она была известна под именем Клариссы. Так вот эти вещи нашли в её доме. Сия иностранка оказывала услуги богатым дамам, тем, кто… как бы это сказать… предпочитает женскую ласку. Но это было бы ещё полбеды. Хуже всего то, что Кларисса занималась чёрной магией. Ходят слухи, что она брала дорого, но зато результат всегда оказывался успешным.

Мария Фёдоровна побледнела.

– Вы думаете, что кто-то мог заказать у этой чернокнижницы обряд на государя?

Кочубей явно смутился, но всё-таки признал:

– Здесь в основном вещи, принадлежащие Елизавете Алексеевне: зеркало и пудреница отмечены её вензелем, а рубиновое кольцо и золотую печатку я сам видел на пальцах императрицы.

Граф замолчал. Мария Фёдоровна его понимала, обсуждать несчастный брак венценосной четы было делом не только неприличным, но и опасным. Она сама когда-то немало постаралась, чтобы рассорить сына с его молоденькой женой, о чём теперь, в общем-то, жалела. Свято место пусто не бывает, а княгиня Нарышкина, сделавшись официальной фавориткой государя, имела наглость тягаться властью не только с бессловесной Елизаветой Алексеевной, но и с самой вдовствующей императрицей. Понятно, что законная жена давным-давно не в чести, сидит взаперти на своей половине или по богадельням и приютам ездит, так неужели же бедняжка решилась на крайнее средство и хочет вернуть мужа ценой приворота? На лбу Марии Фёдоровны проступили бисеринки пота: она прекрасно знала, чем заканчиваются такие вещи. Тот, кого приворожили, мог тяжко заболеть, спиться, да и просто погибнуть.

«Кто посмел?!» – застучала в висках ярость, но произнести вслух свой вопрос Мария Фёдоровна не решилась.

Кочубей виновато отвёл глаза, но он-то уже всё сказал. Как говорится, предупредил! Граф хотел, чтобы решение приняла императрица. С одной стороны, это было справедливо: он пришёл к матери – женщине, по праву рождения обязанной оберегать своего сына, но с другой стороны – он поставил на кон жизнь и судьбу несчастной Елизаветы Алексеевны.

Конечно, Мария Фёдоровна не отрицала, что очень виновата перед невесткой, но и сама её простить не могла. Дело было не в ревности, хотя своего первенца мать ревновала всегда и ко всем. Вдовствующая императрица не прощала невестке тех нескольких лет, когда Екатерина Великая носилась с юной Елизаветой, как с писаной торбой, прославляя её небесным ангелом и светом очей. Слишком хорошо помнила Мария Фёдоровна, как тогда помыкала свекровь ею – законной преемницей, женой цесаревича Павла, как давала понять, что уже нашла ей замену. Зависть к юной невестке за несколько лет испепелила Марии Фёдоровне всю душу. Не дай бог никому так страдать!

«Отправить Кочубея к Александру? – спросила себя императрица. – Пусть выполняет свой долг…»

Искушение было таким сильным, что Мария Фёдоровна не стала ему противиться. Она уже мысленно подбирала обличающие фразы, когда взгляд её упал на одно из колец. Оно было необычным: на золотом ободке сидела бабочка с сапфировыми крылышками, а вокруг неё (выложенные мелкими рубинами) горели языки пламени.

– Чье это? Я такого у Елизаветы не видела…

– Кольцо опознали как подаренное в Вене графом Каподистрией фрейлине Струдзе, – отозвался Кочубей.

– Как «опознали»?! Вы что – уже кому-нибудь показывали эти вещи?

Кочубей неловко повел плечом. Разговор его явно тяготил.

– Ваше императорское величество, я не могу подменить собой полицию. Произошло убийство, ведётся расследование. К счастью, генерал-губернатор проявил завидное благоразумие и решил пока – конечно же, временно – передать все полномочия в мой Департамент гражданских и духовных дел. Решающим аргументом для него стала не только принадлежность вещей, но и само подозрение на связь убитой француженки со знатными греками.

Граф замолчал, но Мария Фёдоровна его уже поняла: в деле об убийстве всплыли имена статс-секретаря Министерства иностранных дел Каподистрии и фрейлины Роксандры Струдзы. Невестка Елизавета обожала Струдзу, но вдовствующая императрица эту набожную фанатичку не любила, уж слишком та была умна и хитра. Втерлась в доверие к Александру Павловичу, завлекала его долгими философскими беседами, в Европе познакомила с «провидицей» Крюденер. Это по их наущению российский император не расставался со Священным Писанием и пропадал в церквах!

– Так значит, это кольцо принадлежит Роксане? – сделав вид, что не заметила неловкости визитёра, спросила Мария Фёдоровна. Она когда-то из вредности «потеряла» в имени фрейлины две зубодробительные согласные, а следом и все дворцовые подхалимы стали называть фрейлину Струдзу усечённым именем.

– Именно так, ваше императорское величество. Я надеялся попросить совета. Вещи Елизаветы Алексеевны, как, впрочем, и кольцо её фрейлины, могли быть украдены. Возможно, что кто-то из близкого окружения императрицы имеет склонность к… э-э-э… – Кочубей опять запнулся, но, опустив глаза, всё-таки закончил: – К тем сомнительным услугам, которые предлагала мадам Кларисса. Подобное стоит изрядных денег. Нельзя исключить, что преступница, а я почти не сомневаюсь, что это – женщина, воровала для расчёта с француженкой.

Наконец-то Мария Фёдоровна поняла, к чему граф клонит. Она в своё время сама настояла, чтобы фрейлины у них с невесткой были общие, и отлично помнила тех, кто сейчас постоянно находился при Елизавете Алексеевне.

– Роксана Струдза, княжна Туркестанова, камер-фрейлина Сикорская и две новенькие: Ольга Черкасская и молоденькая графиня Белозёрова, – перечисляла императрица. – Вы считаете, это кто-то из них?

– Я склоняюсь к тому, что злодейка – из числа фрейлин или горничных Елизаветы Алексеевны. – Кочубей сделал паузу, ожидая вопросов, но императрица промолчала. Пришлось графу самому раскрыть карты: – Мне поставить государя в известность сегодня же или подождать?

Мария Фёдоровна задумалась. Она могла сейчас одним словом уничтожить невестку, но шевельнулась совесть, зашептала, что хватит уже брать грех на душу, пора угомониться. А самое главное, чему теперь завидовать? Тому, что Елизавета Алексеевна – соломенная вдова при живом муже? Старая императрица подняла глаза и успела поймать острый проницательный взгляд – Кочубей, похоже, видел её насквозь. Да только зря он обольщается: она его сейчас очень удивит…

– Не стоит спешить! – тон Марии Фёдоровны стал строгим и назидательным: – Дело это слишком деликатное, чтобы можно было без веских доказательств заявлять о подозрениях. Нужно сначала добыть улики, а потом уже идти к государю.

– Конечно, конечно, – с заметным облегчением согласился Кочубей, но тут же поскучнел. – Я лично буду контролировать дознание, но даже если мы не найдём злоумышленников, придётся доложить императору. – Следующая пауза тянулась бесконечно долго, но граф всё-таки изрёк: – Самое позднее – через неделю.

Если Мария Фёдоровна и имела по этому поводу какое-нибудь мнение, то оставила его при себе.

– Вот и отлично, контролируйте своё дознание, а я дам вам помощницу, – сообщила она Кочубею.

Граф явно удивился:

– Кого же, ваше императорское величество?

– Фрейлину Орлову! Я временно переведу её к Елизавете Алексеевне. Подождите здесь, я пришлю Агату, и вы всё сами ей расскажете.

Вдовствующая императрица попрощалась с гостем и поспешила в зал, где царского выхода уже ожидали несколько дам, но прежде чем начать представления, Мария Фёдоровна поманила к себе хрупкую русоволосую фрейлину средних лет.

– Агата, ступайте в мой кабинет. Там ждёт граф Кочубей. Он введёт вас в курс одного деликатного дела, – шепнула императрица и, лукаво улыбнувшись, добавила: – Хватит отдыхать, пора за дело – эта загадка по плечу только вам! Кстати, вы уж поспешите, а то я с ума сойду от нетерпения, ожидая развязки…

Глава вторая
Ольгина любовь

Двумя месяцами ранее

Нетерпение гонит Ольгу вперёд. Ветер рвет с её волос шляпку, и чудо французской моды улетает куда-то в бурелом. Скорее!.. Ольга должна победить в этой скачке – доказать князю Курскому, что она ему ровня. До поворота осталось совсем чуть-чуть, а там уже видна прямая дорога к имению крёстного. Рыжий Лис обогнал чёрного, как ночная тьма, жеребца князя Сергея. Лиса не нужно погонять, тот родился победителем и сейчас летит как ветер, даже быстрее ветра…

Ольга оглядывается – хочет понять, где же сейчас её соперник. Курский отстал, да так безнадёжно, что кажется в зелёной лесной тени крохотным тёмным пятном. Ольга победила! Теперь даже можно придержать Лиса, чтобы не обижать соперника. Зачем? Ведь мужчины так горды и самолюбивы. Княжна вновь смотрит вперёд. Но, Боже милосердный, что это?!. Толстая ветвь старого дуба склонилась над самой тропинкой… Удар, боль и темнота… а потом тёплые объятия – князь Сергей несёт её на руках.

– Где больно, Холли? Скажите, ради бога! – всё время повторяет он.

Больно везде, но разве это так важно, когда полные сочувствия глаза цветут у твоей щеки двумя яркими васильками? Ольга больше не в силах таиться. Если она сейчас не признается, её сердце разорвётся от этого невероятного, обжигающего чувства.

– Я люблю вас, – шепчет Ольга и понимает, что её услышали: объятия князя Сергея становятся теснее.

Он взбегает на крыльцо, потом идёт в спальню. Почему же Курский медлит с ответом? Неужели он не разделяет её чувств? Не может быть, ведь улыбка Сергея полна нежности. Он укладывает Ольгу на постель, сам опускается на одно колено…

– У кого мне просить твоей руки?

Какой простой вопрос! Конечно же, у брата – Алексей опекун всех своих сестёр. Ольга объясняет это жениху. Но почему он так изменился в лице, откуда взялись эти страшные слова, зачем Сергей уходит? Сердце леденеет от ужаса и замирает. Что дальше? Смерть?..

Ольга просыпается. По её щекам текут слёзы, подушка мокрым-мокра, а у кровати стоит перепуганная сестра Лиза.

– Холли, что с тобой происходит? Ты так рыдала, что перебудила весь дом.

У Ольги нет сил что-то объяснять, да и расстраивать сестру не хочется – та ведь на сносях – но уж лучше всё рассказать самой, ведь Лиза (с её-то способностями) непременно узнает правду. Если рассказать, так, может, хоть что-то останется в тайниках души, не будет вытащено на всеобщее обозрение и до косточек перемыто на семейном совете.

– Ты хочешь знать? – спрашивает Ольга. Взгляд сестры тверд – Лиза уже не отступит. Значит, надо признаваться. Ольга вздыхает и сдается: – Ну тогда слушай…

Лиза Печерская не могла в это поверить. Да разве такое бывает? Целый клубок немыслимых совпадений… Её младшая сестра в далёком южном имении влюбилась в человека, ставшего на пути их брата, Алексея, в Лондоне. Впрочем, чему удивляться? Лиза лучше всех знала, что в жизни случайностей не бывает. Их невестка Катя, считавшая своего мужа погибшим, а себя вдовой, дала согласие на второй брак. К счастью, появившийся в Лондоне Алексей успел вмешаться и остановить венчание. Катя все эти годы терзалась – винила себя, что разбила сердце несостоявшемуся жениху Сергею Курскому, а тот, оказывается, всего лишь через три месяца после фиаско с венчанием сделал предложение самой младшей из светлейших княжон Черкасских… Но и сестра хороша! Почему молчала целых два года? Что за ребячество?.. Но как её ругать, ведь Ольга так несчастна…

Лиза заглянула в печальные серые глаза и примирительно сказала:

– Нам Алекс рассказал об этом скандальном венчании ещё в Лондоне. Да и Катя тогда очень переживала. Она считала Курского близким другом и приняла его предложение, лишь поддавшись на уговоры великой княгини Екатерины Павловны.

– От этого никому не легче, – всхлипнула Ольга. – Понимаешь, Курский уже дал мне слово. Я и представить не могла, что он не знает моей фамилии. Крёстный рассказал Сергею, что со мной живет тётя, и назвал её фамилию: «Опекушина». Всё рухнуло, когда князь задал вопрос, у кого просить моей руки, и я назвала имя брата. Сергей переменился в лице – побледнел аж до синевы, а потом сказал, что Алексей Черкасский никогда не даст согласия на этот брак. Сергей сразу же уехал, разорвав все связи, но я знаю, что была бы с ним счастлива…

Ольга зарыдала в голос. Такой Лиза сестру ещё не видела. Откуда это отчаяние, ведь прошло уже два года? Любое горе должно было притупиться… И где Ольгин разум?

– Холли, ты ещё так молода, тебе нет восемнадцати, а тогда ты и вовсе была ребёнком, да и знакомы вы были меньше двух недель. – Лиза говорила мягко, но настойчиво.

Но Ольга не хотела ничего слушать.

– Сергея я буду любить всегда, – твёрдо заявила она, – мои чувства не изменятся. Они же не изменились за прошедшие годы.

– Но в любви нужны двое! Князь Сергей – взрослый мужчина, ему в пору вашего знакомства уже было лет двадцать восемь, а сейчас – все тридцать. За прошедшие годы, насколько я знаю, он не сделал ни одной попытки примириться с Алексеем, хотя именно Курский виноват в том скандале с венчанием. Нет, Холли, тебе придётся смириться: этот человек для тебя потерян!

– Ну и пусть, значит, я останусь старой девой. Получу своё наследство, вернусь в Ратманово и заживу там тихой жизнью…

Подобное заявление явно не выдерживало никакой критики, и Лиза хмыкнула.

– Холли, я слишком хорошо тебя знаю и не верю, что ты погрузишься в траур и будешь сидеть у пруда, перебирая чётки. Признайся, ты хочешь дождаться приезда князя Курского в имение и начать всё сначала!

– Не знаю… Я пока об этом не думала, – протянула Ольга, опуская глаза. – Сергей – наследник барона Тальзита, ему следует навещать дядю, ну а потом Троицкое отойдёт единственному наследнику.

Лиза рассердилась:

– Тебе должно быть стыдно, ведь ты думаешь о том, что будет после смерти твоего крёстного! – воскликнула она, но сразу же остыла. Вспомнив собственную юность, графиня не решилась давать советы младшей сестре и примирительно сказала: – В любом случае надо поговорить с Алексом и Катей, в конце концов, тебе не сделали предложение только из-за них.

– Я никого не обвиняю, – парировала Ольга, – я люблю брата и с Катей подружилась. Если я всё им расскажу, они расстроятся и станут винить себя за отказ князя Сергея жениться на мне.

– Может, ты права, а может, и нет. Скорее всего, Алекс взбеленится, но потом отойдёт – ведь он тебя любит. К тому же, как твой опекун, брат должен знать о том, что произошло между тобой и Курским. Более того, Алекс обязан это знать!

– Ты так считаешь? – уныло спросила Ольга, сама в глубине души понимавшая, что сестра права.

– Да, я так думаю! Давай сделаем так: ваш отъезд в Петербург назначен на послезавтра. Я попрошу у Алекея разрешения оставить тебя ещё на неделю, а ты в ответ всё им с Катей расскажешь.

– Значит, завтра?.. Молчать тяжко, но рассказывать – просто невыносимо. Я не смогу!

Но Лиза не собиралась уступать:

– Холли, ты всё сможешь, а потом тебе сразу станет легче, – твёрдо сказала она.

Ольга сильно в этом сомневалась, но выбирать уже не приходилось – дав слово, она всегда его держала… И зачем только всё открылось? А самое главное, как отнесётся к её признаниям Алексей?

Отпуск светлейшего князя Алексея Черкасского заканчивался. Давно лелеемое им желание – выйти в отставку и уехать с семьёй в своё южнорусское имение Ратманово – в очередной раз не исполнилось. Неделю назад фельдъегерь привёз от государя пакет с приказом о назначении генерал-майора Черкасского командиром лейб-гвардии Гусарского полка. Приказы не обсуждаются, и, ответив императору благодарственным письмом, Алексей засобирался в Петербург. Дав жене неделю на сборы, он наслаждался последними днями в компании многочисленных домочадцев: трёх сестёр, двух зятьёв, тётушки Апраксиной, детей и племянников. Со своего места во главе стола Алексей любовался прекрасным лицом своей княгини, сидевшей напротив, и прислушивался к разговору зятьёв: Александра Василевского и Михаила Печерского, споривших об освобождении крестьян.

– Сильных духом и умных, способных устроить жизнь своей семьи вне села среди мужиков немного. Такие все наперечёт и уже давно отпущены на оброк. Им смело можно давать волю, и они будут процветать. Но остальные способны жить только на земле, освобождать их без надела – значит, оставить без куска хлеба. Сейчас помещик даёт им землю, спасает во время неурожаев, отвечает за их жизнь и здоровье, – горячился Михаил. – А что им делать без этой опеки?

– Нужно всех освобождать, хотят – пусть уходят, не хотят – пусть остаются, – не соглашался Александр. – Я уже так и сделал в своём Добром – ушли единицы. Все остальные остались и так же работают на моих полях, только получают за это плату. Я и раньше давал всем зерно, сено и молодняк, а теперь плачу этим же за работу, только не общине, как раньше, а разбираю, кто сколько сделал. Сразу появились старательные и хваткие, они богатеют на глазах, а лодыри и пьяницы пусть им завидуют.

В их спор Алексей не вмешивался, вопрос был болезненным и не имел готового ответа. Сокрушив Наполеона, император Александр наконец-то смог вернуться к мечтам своей либеральной юности. Он захотел дать крестьянам свободу, но, кроме молодых офицеров, побывавших с армией за границей, его желания не разделял никто. Дворянство стояло насмерть, заявляя, что этот шаг приведёт к голодным бунтам и погубит Россию. Государя беспощадно осуждала и узколобая провинция, и обе столицы. Для Алексея не было секретом, что друг его детства, тот, кого ещё год назад с восторгом именовали Александром Благословенным, теперь метался от идеи к идее, пытаясь найти выход, и всё сильнее увязал в трясине противодействия и неудач.

Сам Черкасский поступал так же, как и его зять Михаил: всех сильных и хватких мужиков он давно отпустил на оброк. Каждому, кто приходил с просьбой о выкупе семьи, князь давал вольную, не спрашивая денег. В качестве платы брал с вольноотпущенников обещание хранить договор в секрете, чтобы не смущать иных – не способных прокормиться самостоятельно.

Алексей вгляделся в лица близких. Сёстры Лиза и Элен внимали спору своих мужей, Катя что-то говорила тётушке Апраксиной, и лишь сидевшая рядом с ним Ольга казалась непривычно тихой. Что с ней такое? Глаза опущены, сидит молчком, да и за ужином так ничего и не съела.

– Холли, что-то случилось? – спросил Алексей. – Что тебя мучает?

Ольга подняла глаза, закусила губу, как будто на что-то решаясь, а потом прошептала:

– Алекс, мне нужно с тобой поговорить.

– Что-то срочное?

– Нет, просто нужно – и все…

– Хорошо! Ужин уже закончен, когда все пойдут в гостиную, приходи в мой кабинет, там и побеседуем.

Ольга горестно вздохнула:

– Мне и Катя нужна, я хочу говорить с вами обоими.

– Так серьёзно? Катя нужна тебе, чтобы защититься от меня?

– Нет, просто в этом деле нужны вы оба, – упёрлась сестра.

– Хорошо, – сдался Алексей, – мы позовем и Катю. Я теперь места себе не найду, пока ты не скажешь, в чём дело.

Хозяйка дома поднялась из-за стола, приглашая всех в гостиную. Алексей подошёл к жене, что-то шепнул ей на ухо и, вернувшись к Ольге, повёл сестру в кабинет. Эту уютную комнату князь сохранил такой же, какой она была при жизни их отца. Только теперь напротив большого портрета мачехи Алексея, стоявшей в окружении четырёх дочек на фоне пышных цветников Марфина, висел и портрет Кати, написанный лучшим английским художником Лоуренсом. В простом белом платье с каштановой косой, дважды обёрнутой вокруг головы, Катя сидела на диване в гостиной лондонского дома вместе с детьми: шестимесячной дочкой и четырёхлетним сыном. Художник уловил трогательную сущность своей модели, которую так обожал её муж. Лоуренс написал милую девушку из русской усадьбы, встреченную Черкасским студёным зимним вечером накануне войны. С привычным умилением Алексей взглянул на портрет и прошёл к своему столу.

– Садись пока, сейчас и Катя придёт, – предложил он сестре. – Будешь ждать или скажешь, что случилось?

– Я подожду… – Ольга трусливо оттягивала неизбежное.

Она села в кресло напротив брата и приготовилась ждать. Но через мгновение лёгкий стук в дверь возвестил о приходе хозяйки дома.

– Это я, – сообщила Катя, – вы хотели меня видеть?

– Да, милая! Сестра озадачила меня, сказав, что хочет говорить с нами обоими, – объяснил ей муж и повернулся к Ольге: – Ну, мы оба здесь. Говори…

– Я должна рассказать вам о том, что случилось два года назад в Ратманове, когда я оставалась там одна с тётушкой Опекушиной.

Алексей побледнел и вскочил с места.

– Это связано с тем падением, о котором написала нам тётка?

– И да, и нет. Я хочу рассказать вам о человеке, с которым была на прогулке в тот день, когда упала, – о племяннике барона Тальзита. Крёстный сам представил мне своего наследника. Вышло так, что этот человек мне очень понравился, я даже полюбила его и люблю до сих пор.

– Ну, Холли, разве можно так пугать! – отмахнулся брат. – Это – первая любовь, тебе было лишь пятнадцать, ты вырастешь, выйдешь в свет и встретишь достойного человека. Первая любовь всегда проходит.

– А у Кати прошла? – напомнила Ольга.

– Кате было на два года больше, чем тебе, а это – огромная разница. Пойми, взрослый мужчина не посмотрит на ребёнка. Девушка должна хотя бы подойти к порогу женственности, чтобы понравиться мужчине. Понятно, что тот человек не принял твои чувства всерьёз. Возможно, если вы встретитесь сейчас, всё будет иначе.

– Ничего уже не изменится, – тихо сказала Ольга. – Он был готов сделать предложение, но, когда узнал, что я – твоя сестра, взял свои слова обратно.

– Как?.. – не понял Алексей. – Что всё это значит?.. Кто он?

– Его зовут Сергей Курский, – безнадежно призналась Ольга и заплакала.

Катя, до этого молча стоявшая у стола, кинулась к золовке и обняла её.

– Не плачь, дорогая, всё устроится! Твой брат поговорит с князем Сергеем и уладит это дело.

– О чём я должен с ним говорить?! – взорвался Алексей. – О том, что этот человек собирался условиться с моей пятнадцатилетней сестрой о будущем супружестве, не поставив меня в известность? Да я должен вызвать его на дуэль!

– Пожалуйста, не нужно, Сергей не виноват! – вскричала Ольга, слёзы ручьём бежали по её щекам. – Князь не стал бы даже заикаться об этом, но я испугалась, что он уедет и не узнает о моих чувствах. Я сама призналась, что люблю его.

– Час от часу не легче! – поразился Алексей. – И что было потом?

– Ничего… – всхлипывала Ольга. – Он был готов сделать предложение и осведомился, у кого просить моей руки. Крёстный, представляя тётушку Опекушину, назвал меня её племянницей, а моей фамилии не произнёс. Сергей не знал, что я Черкасская. Поэтому, когда я объяснила, что ты – мой опекун, князь был потрясён, а потом признался, что он – тот человек, которого ты меньше всего хотел бы видеть среди своей родни, и сразу же уехал…

– Ну, в этом Курский был прав! Хорошо, что он сам всё понял и оставил тебя в покое.

– Но я люблю его! Два года прошло, а мои чувства всё те же, мне никто, кроме него, не нужен!

Алексей в растерянности глянул на жену, та оставила Ольгу и подошла к нему.

– Чего ты от неё хочешь? – тихо спросила Катя.

– Чтобы выбросила Курского из головы!

– Но это невозможно, нельзя требовать от человека того, что свыше его сил. Она не сможет перестать любить по твоему приказу.

– И что же мне теперь делать? – поинтересовался Алексей.

– Ты должен поговорить с Курским, спросить о его чувствах. Пока Ольга уверена, что их любовь была взаимной, она не посмотрит ни на кого другого.

– Господи! Ну почему я должен это делать?! Давай оставим всё как есть!

– Ты – её брат и опекун, – твёрдо сказала Катя, – если ты не хочешь это делать, я поговорю с князем Сергеем сама!

Гневная гримаса, исказившая лицо её мужа не оставила сомнений в его чувствах.

– Нет уж, уволь, я сам как-нибудь справлюсь с делами своей семьи.

– Вот и прекрасно, а сейчас пообещай это Ольге!

С видом узревшего красную тряпку быка Алексей тяжело вздохнул, но всё-таки сказал:

– Холли, я поговорю с Курским. Если он разделяет твои чувства, я не буду стоять на вашем пути.

– Правда?.. – сквозь слёзы спросила княжна.

– Я обещаю! По-моему, я ещё ни разу тебя не обманул, – рассердился Черкасский и, уже не сдержавшись, крикнул: – Идите обе, оставьте меня одного!

Поняв, что сейчас лучше отступить, Катя обняла золовку и повела к двери. Алексей остался один. Он взял из витрины самую большую из отцовских трубок, нашёл в шкатулке табак и закурил. Признание сестры выбило князя из колеи. Он до сих пор так и не смог изжить постыдное ревнивое чувство к красавцу-дипломату, за которого Катя чуть было не вышла замуж. Умом Алексей всё понимал и верил жене, объяснившей, что она считала князя Сергея лишь другом, но чувства не ладили с разумом. Ревность шептала, что жена всё-таки нашла другого мужчину, способного его заменить.

«Да, ревность – плохой советчик, – размышлял Алексей, – но как от неё избавиться? Мы все – образованные светские люди, а чувствуем то же, что и бедняга-матрос, вернувшийся из плавания и узнавший, что его подруга ушла к боцману».

Впрочем, собственные чувства могли и подождать, ведь решалась судьба младшей сестры. Ольга всегда была в семье любимицей, её лелеяли и баловали, а теперь старший брат собирался лишить её самой заветной мечты. Но князь не считал Ольгу взрослой, он предполагал, что дитя поплачет и забудет, так что незачем осложнять жизнь всей семье из-за глупого ребячества.

Алексей, конечно же, дал слово, но он возвращался в Петербург, а Курский жил в Лондоне, и неизвестно, сколько времени пройдёт, прежде чем они встретятся. А пока хорошо бы найти сестре занятие… Фрейлина! Это почётная, но нелёгкая служба. Самое время сделать Холли фрейлиной!

Нащупав выход из положения, Алексей повеселел. Императрица-мать слишком властна и деятельна, чтобы отдавать сестру в её власть. Оставалась лишь Елизавета Алексеевна. Решив поговорить с императрицей и попросить самого Александра Павловича о месте фрейлины для сестры, Алексей выбил трубку и отправился в спальню, где собирался ещё раз поговорить с женой.

Катя лежала в постели. Два светлых, как серебро, глаза в игольчатой раме угольно-чёрных ресниц пристально уставились на мужа. Похоже, что увиденное княгиню не устроило, и она вновь завела прежний разговор:

– Бедная Ольга просто в отчаянии!.. Она не хочет ехать с нами в столицу, просит оставить её с Лизой.

Алексей хмыкнул:

– Пусть остаётся! В Москве с Курским она точно не встретится.

– Но ты при случае поговоришь с князем Сергеем?

– Поговорю, но пока эта встреча в обозримом будущем не планируется, я решил сделать Ольгу фрейлиной. Императрица Елизавета Алексеевна – чудесная женщина, я уверен, что она тепло отнесётся к сестре и возьмётся её опекать.

– Фрейлина императрицы? Большая честь для девушки! – оценила Катя, но муж уловил в её голосе нотки сомнения.

– Вот именно – большая честь для девушки и для её семьи! – твёрдо выдержав взгляд жены, подтвердил Черкасский. – К тому же Ольга увидит всех лучших женихов страны, возможно, она передумает и не будет искать встреч с Курским.

– Ну, на это надеяться не стоит, твоя сестра – человек верный и цельный, да и чувство у неё сильное.

– Ты тоже – цельный и верный человек, и чувства у тебя сильные, но ведь ты забыла меня, когда собралась замуж за того же Курского, – не удержался Алексей.