Kitobni o'qish: «Небо ждёт. Притча о будущем»
Знаю твои дела,
Ты не холоден и не горяч.
О, если бы ты был холоден или горяч!
Но ты тёпл, а не горяч и не холоден.
Откровение Иоанна
ПРОЛОГ
ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД
– Кто этот человек? Он что, не слышал приказа?! Я спрашиваю: кто этот человек? – в тихой ярости проговорил генерал-майор Акимов.
Пару секунд назад капеллан Александр отвернулся от него и зашагал по оплавленной чёрной развороченной пустыне, которая ещё полчаса назад была оживлённой улицей, оставляя позади полосу оцепления и крики полицейских в спину. Капеллан опустил монитор шлема, активировал систему «Следопыт» и внимательно сканировал каждый сгоревший магнекар в надежде найти хотя бы трупы тех, у кого в тканях сохранились неповреждённые ДНК. С верхних этажей ещё стекал оплавленный металл, застывая в причудливых сталактитах.
Дойдя до противоположной полосы полицейского заграждения, он остановился и присел рядом с носилками, где лежали накрытые полиэтиленом обгоревшие тела. Оглушительно ревели сирены реанемокаров, куда грузили выживших. Капеллан услышал крики и перевёл взгляд на пролом, образовавшийся в момент взрыва на месте живописной арки под высоткой. К его стене прижались бойцы спецподразделения «Гамма». Капеллан подошёл к крайнему из них.
– Боец Гео, что у вас? – быстро спросил он.
Боец стремительно обернулся. Увидев Александра, безрадостно выдохнул и указал куда-то вперёд и вверх.
– Капеллан, у нас стрелок. Кроет пространство сквера. Это один из них. Снять не можем: он забаррикадировался на шестнадцатом этаже, прикрылся заложниками. Возможно, нижние этажи минированы.
– Крыша?
– Крыша рабочая, ждём вертушку. Но…
– Что? – Капеллан насторожился, увидев сильную боль в глазах бойца. – Говори!
– Квадролет будет на точке через шесть минут. За это время он добьёт Нильса…
– Нильса?..
Капеллан тяжело задышал и сделал шаг, чтобы ринуться вперёд, но Гео тут же схватил его за плечо.
– Не высовывайтесь! Ему уже ничем не помочь. Сочувствую вам, капеллан…
Глаза капеллана расширились, он сдавлено застонал, вырвался и бросился вперёд.
– Не надо, капеллан!! – завопил Гео вслед.
Александр достиг первого номера боевого построения, вжался в стену рядом и бросил взгляд туда, куда целился боец.
Его пробила дрожь: на открытом пространстве всего в нескольких метрах от разрушенной арки, под которой затаилась штурмовая группа, в маленьком сквере между серыми небоскрёбами он увидел бойца с простреленными руками и ногами, прижавшегося спиной к черногранитной расколотой стеле. Он судорожно дышал, захлёбываясь воздухом; лицо было таким белым, что даже просвечивало сквозь измазанный кровью проекционный монитор шлема; кровь из ран заливала белый мрамор постамента стелы, и липкими, тягучими, каплями, капала на ступеньки, ведущие к ней.
– Бронежилет!! – закричал Александр.
– А-а-атставить, капеллан! – рявкнул из ядра боевого построения командир штурмовой группы. – Переговоры с этой мразью бесполезны, он не только террорист, но и предатель! Стикс всегда был сумасшедшим, и хоть среди нас полно таких, но кто мог подумать, что эта мразь предаст боевое братство?! На какие чувства в нём хотел опереться Нильс?! Он уже не человек! Нильсу было приказано не выходить – он нарушил приказ и получил своё!
Александр в сильном волнении обернулся к нему:
– Нильс всегда надеется на человека до последнего, и благодаря этому он спас сотни! Он – наш лучший переговорщик, Линкс, вы обязаны были его прикрыть! Я сказал: бронежилет мне!
– Не сходи с ума, капеллан!! – ещё громче заорал Линкс. – Хватит с нас потерь!!
– Ты живого списал в потери?! Бронежилет! – твёрдо повторил Александр. – Иначе я выйду без него!
Командир группы грязно выругался и проговорил:
– Гео, дай ему бронник… Им же на всё наплевать! Они же – жертвенные и бессмертные!
Облачившись в бронежилет, Александр вышел из-под арки, держа руки за головой. Он поднял глаза и легко нашёл полуприподнятую створку окна, из которой на него чёрной смертью… целился ствол. Не отрывая от него глаз, капеллан медленно опустился на колени. Раненый боец слабо приподнял лицо и еле слышно прошептал:
– Зачем, капеллан?.. Со мной – всё…
Несколько секунд тишины, нарушаемой лишь предсмертными хрипами истекающего кровью бойца и ревущими с параллельной улицы сиренами. Вдруг на руке капеллана завибрировал передатчик психоэмоциональной и вербальной связи. Александр содрогнулся от ужасной несвоевременности вызова и стиснул зубы в адовом напряжении. Псифон требовательно вибрировал, сотрясая руку, но он продолжал стоять на коленях, не принимая вызова. Вдруг грянул выстрел. Пуля обожгла руку, оставила по касательной кровавый след. Капеллан дёрнулся, вскрикнул от боли, но продолжал удерживать руки за головой.
– Прошу вас… капеллан… – голос бойца угасал.
Псифон продолжал разрывать тишину. Ещё выстрел. Вторая пуля также чиркнула по той же руке. И капеллан понял. Он опустил руки и принял вызов.
– Удивлён, капеллан? Признаться, я тоже. Зачем ты пришёл? – спросил насмешливый голос. – Ты же понимаешь, что живым отсюда теперь не уйдёшь. Мне платят за каждую голову, и что, разве перед тобою дурак, который упустит свою выгоду? Вы же идёте под пули вереницей, как лемминги! Вас убивать – даже не спортивно! Ты что, думаешь, я не уважаю Нильса? Да я ему благодарен за честный обмен пленными на Катане. Он же – блаженный! Я бы даровал ему жизнь, но, как ты понимаешь, не сегодня. Сегодня у меня просто нет выбора.
– О, Боже… Стикс… – тихо проговорил Александр. – Ради всего святого…
– Ради чего?!– Несколько секунд смеха взахлёб. – Ради святого?!
Капеллан медленно снял шлем и поклонился до самой земли. В душу опустилась тишина, и в этой тишине он одними губами проговорил:
– Прошу тебя… дай мне сего странного… его матерь на кресте видала… и рыдала… по-матерински восклицала: увы мне, чадо моё… увы мне, свет любимый мой…
После ощутимой паузы злой голос произнёс:
– Ты что, сюда под трансами пришёл?
Дыхание Нильса становилось слабее, он дышал всё реже, и капеллан вздрагивал, принимая в себя каждый его вздох как последний.
– Так ты пришёл просто за ним?! Я думал, ты гораздо умнее, и это в тебе ценил. Но чтоб вот так! просто! подарить мне! свою жизнь?! И за кого? За покойника?! У него шесть пулевых! Он не протянет и минуты!
– Прошу тебя, Стикс… – прошептал капеллан. – Дай мне его… Ради Христа… Я… я вернусь к тебе… Я отдам тебе свою жизнь…
– Вернёшься ко мне?! Почему, капеллан?! – закричал голос. – Я же знаю, ты не сумасшедший, тогда почему?!
– Войди со мной в пси-отношения, Стикс,– проговорил Александр, – и ты поймёшь, почему…
Он перевёл псифон в режим пси-отношений и через мгновение почувствовал всё то, что переживал Стикс: страх смерти и всё ещё живой, но глубоко сокрытый священный трепет, дерзкую браваду и мучительное отчаяние. Капеллан знал, что почувствует в нём Стикс: горестное сопереживание ему и беззвучную молитву, неизъяснимую любовь к умирающему другу и обволакивающую светлую тишину.
– Стикс… ты всё ещё человек… – прошептал Александр.
Стикс тяжело задышал.
– «Иной не в силах освободиться от собственных цепей, однако друга своего спасает». Так вроде сказал известный нам обоим Ницше, – проговорил севший голос в псифон. – Я верю тебе… Забирай его… ради своего Святого…
Капеллан поднял голову и пронзительно посмотрел на окно.
– Благодарю тебя, – тихо произнёс он, медленно встал, сделал пару шагов и опустился перед Нильсом. Тот открыл глаза и из последних сил прошептал, выплёвывая кровь:
– Я этого… не забуду… святой отец…
Александр взвалил раненого на плечи, почувствовал, как в смертельной агонии забилось тело, и быстро понёс к арке.
Вдруг прозвучал выстрел. Александр на секунду остановился, как споткнулся, быстро обернулся и глянул на окно. Но стреляли не по ним, ствола в окне не было. Под изумлёнными взглядами бойцов отряда «Гамма» капеллан бросился к реанемокарам и только услышал за спиной по громкой связи на груди у Линкса:
– Объект застрелился. Миссия выполнена, террористы уничтожены.
ГЛАВА 1. ТОЧКА БИФУРКАЦИИ
Я проснулся. Хотя нет… я просыпался! Мой разум ещё был в плену сновидений, когда я сквозь сон вспомнил: мне сегодня двадцать пять, и сон, рассечённый этой мыслью, стремительно растворился. Я открыл глаза и вернулся в реальность.
Было раннее утро, ещё слишком рано, чтобы вставать в первый день своего отпуска. Но мне – двадцать пять! Это же просто фантастика – я прожил ровно четверть века! Да-а… как-то немного странно думать об этом. Я пялился в потолок и медленно перебирал в голове события моей жизни от недавнего времени, уходя всё дальше и дальше в прошлое, до самых первых воспоминаний. Много их было или мало для моих двадцати пяти лет жизни? Не знаю, мне не с чем сравнить.
А вообще всегда удивляло, что было время, когда меня не было. Всегда казалось, что этот мир появился вместе со мной и только ради меня. А ещё я всегда удивлялся: почему Я – это именно Я, а не кто-то другой. Как так получилось, что моё Я смотрит вот через эти глаза и передвигает вот эти странные ноги? Почему вдруг моё Я обрело жизнь в этом месте, а не в каком-нибудь другом? Эти вопросы всегда во мне тлели, но сегодня просто жгли огнём.
Наконец я встал. Мучительно чего-то хотелось. Такое странное и противное чувство, ведь я не знал, чего.
«Возможно, – подумалось мне, – я просто хочу чуда, как в детстве, когда дарили то, что желал весь год. Может быть, я жду подарков и поздравлений?»
Я понял: а вот и нет. Я хочу чего-то большего. Я действительно хочу чуда, но какого-то другого, неожиданного, непредсказуемого. Сердце забилось – да! Я предвкушаю тайну! Мне сегодня – двадцать пять! Сегодня я буду думать и размышлять, и разгадаю тайну, почему я – здесь и почему – сейчас.
Охваченный внезапным волнением, я быстро оделся в спортивный костюм и направился к выходу.
Быстрой трусцой я бежал по дорожке, а навстречу холодный ветер бросал остатки дождя, который лил всю ночь. Было ещё рано, слишком рано, чтобы кому-нибудь, кроме меня, пришла мысль в этот час и в такую погоду выйти на улицу просто так, а не по какому-нибудь неотложному делу. Но я бежал, как будто меня подстёгивала суровая необходимость. Мне так легче было думать, и я просто летел по ухоженному парку мимо мокрых скамеечек, мимо редко посаженных деревьев и стриженных зарослей кустарника, с головой погружённый в себя. Под спидджамперами ритмично пружинило красное покрытие бегового трека.
Парк кончился, дорожка вывела на набережную реки. Я подбежал к чёрному металлическому ограждению и затормозил, ударившись о мокрые перила и схватив их руками. Я сильно устал и раскрытым ртом глотал ледяной утренний воздух, раздувая грудь. Дыхание успокоилось, но я не выходил из внутреннего диалога с самим с собой. Хотя разве это был диалог? Я всё время только и спрашивал себя: зачем да зачем? Но не давал никаких ответов. Потому что как раз ответов-то у меня и не было.
Я почему-то вспомнил, как однажды мне задали вопрос: «В каком времени ты хотел бы оказаться: в прошлом, настоящем, или будущем?» И я тогда подумал: ну, что хорошего в настоящем? Да ведь ничего. И существует ли вообще настоящее? Может, это просто переход между прошлым и будущим? И как в нём вообще быть? Его и не ухватишь. Вот только что эти два шага моего пути по этой дорожке были будущим, теперь они в прошлом.
Ну, а что с прошлым? Прошлое – прошло. Что было – всё известно, причём известно, что не так-то хорошо всё и было. Хочу ли я туда? Пожалуй, нет. Но вот только будущее…
Я посмотрел в небо. Будущее так же манит, как небо. Оно – тайна, надежда, в нём есть потенциал, в нём – моя воля: оно будет таким, каким я захочу. А я захочу только великого будущего. Это – несомненно! Именно сейчас, быть может, именно здесь и сейчас оно вершится, оно замышляется и через мгновение начнёт свершаться, переворачивая всю мою жизнь.
Но… стоп! Разве жизнь моя такова, чтобы я хотел её перевернуть?
И тут я понял, что так угнетает меня. Это – отсутствие в моей жизни новизны, и тоска по ней, и скука. То есть раньше, конечно, новизна была. Там, в детстве. Тогда каждый день сулил что-то новое. Это было и хорошо, и плохо. Потому что только ты, ребёнок, понял, как справляться с какой-то трудной для тебя ситуацией, и тут – бац! – и жизнь тебе показывает другую грань, другой нюанс только что решённой тобой проблемы, который начисто перечёркивает весь твой наивный детский опыт. И опять нужно пробовать, опять проходить через ошибки и потери, пока уже и это не станет чем-то привычным, обыденным. Хм… Только до тех пор, пока жизнь не подкинет снова что-то новое.
Так вот… Всё новое закончилось, когда мне стукнуло двадцать два. Для меня больше не было новых ситуаций, новых впечатлений, новых переживаний, новых удивлений. Всё новое просто казалось таковым, а на поверку оказывалось хорошо забытым старым. Но самое дрянное, что это таинственное будущее, когда приходило его время, оказывалось как две капли воды похожим на настоящее.
Не верите? Тогда спросите меня, что будет завтра в восемь утра? Не нужно быть ясновидящим, чтобы ответить: завтра ровно в восемь прозвенит мой проклятый будильник! А что будет в восемь утра через неделю? А через год?
Будущее разочаровывало. Имеет ли смысл вообще ждать будущего? И куда мне деться, если моё будущее такое же пустое и тоскливое, как и моё настоящее?
Ну вот, наконец, время отпуска позволило мне додумать до конца очень важную мысль, которую я не мог додумать в водовороте суеты и пустых дел, но то, до чего я додумался, меня не обрадовало. Внутри всё взбунтовалось против этой мысли. Мои глаза жадно искали опровержения! Я взглянул налево, на вечно мерцающее зарево космопорта, но быстро отвёл глаза, настолько оно надоело. Я перевёл взгляд на реку, дно которой было выстлано зеркальное покрытием, отражающим низкое серое небо, мою перевешенную через перила фигуру и множество больших и малых рыбок. Казалось, они сновали прямо по небу.
Нового не было. Ничего.
Поднялся ветер. Я стремительно отвернулся от реки и прижался спиной к мокрым перилам. Что мне делать? Куда идти? Я был как потерянный. Домой? И что же? Как я встречу дома этот мой новый День рождения? Вполне вероятно, так же, как и прошлый. Я знаю всех тех, кто войдёт со мной в пси-отношения, и кто просто напишет, и кто обещал прийти и не придёт. А это значит, что день – не новый.
Как это страшно: каждый миг моего будущего похож на моё прошлое и настоящее… Но сегодня я сломаю это.
Псифон на запястье завибрировал, но я отключил его, потом торжественно поднял голову и огляделся, выбирая свой путь. Свой новый путь. Я вглядывался в знакомые очертания местности, ища глазами в этом пространстве дверь в Тайну… хотя бы зацепку! Но ветер раскачивал деревья, шумя листвой, и было пусто… Так на душе было мёртво и пусто! И я не выдержал и закричал во всё горло:
– Ты!! Я обращаюсь вообще-то к тебе!! Тайна!! Если ты есть на этой проклятой земле, прошу, отзовись!! Смысл моей ничтожной жизни, прошу, яви себя!! Если моё существование для чего-то нужно, прошу, скажи, зачем я существую?! Потому что, если незачем, то зачем мне существовать завтра?! – На последний словах мой голос охрип и сорвался.
Я замер… Я реально ждал ответа! Да! Я всерьёз ждал ответа здесь и сейчас, потому что я только что пошёл ва-банк, я только что поставил на карту всё!
Через какое-то время, я понял, что стою как ненормальный с раскинутыми руками, запрокинув голову в небо. Я уронил руки, взгляд опустил в ноги.
Никто и ничто не ответило мне. И я пошёл…
не поднимая глаз…
не разбирая дороги…
попал в кусты…
продрался сквозь них…
Постепенно я выдохнул. Ну, ничего. Ну, если нет ответа… а что я, собственно, ждал? Даже смешно. Я вслух рассмеялся каким-то неискренним, злым смехом, ещё раз выдохнул, оторвал взгляд от земли и пошёл быстрее в том же направлении куда шёл, куда-то в парк.
Выйдя на какую-то клумбу-лужайку, я заметил, что на её противоположной стороне у кустов под раскидистым деревом кто-то лежит, как будто человек. Это было неудивительно. Каждый вправе вести себя так, как хочет. Но что-то тут не так. Уж больно холодное утро и, похоже, если человек в изменёнке, то запросто мог переохладиться. Но моё ли это дело? Сколько я видел трансонариков и всегда брезговал к ним подходить. Их вид уберегает меня от желания начать употреблять, хотя… кто знает, от какой пустоты они сбегают в нереальность, которую генерирует их изменённое сознание? Я грустно усмехнулся. Нет, это не моё дело. Я всегда обходил их стороной.
Тут я себя поймал на слове «всегда». Я всегда обхожу их стороной. Но сегодня же особый день! Сегодня – всё новое! Эта мысль меня так обрадовала, что я спешно направился к человеку быстрыми шагами.
Приблизившись, я похолодел. Передо мной лежал молодой парень, то ли ровесник, то ли даже младше. Я не мог точно определить его возраст. И внешность у него какая-то странная: было в ней что-то аристократическое. Я думал, что такие лица остались на портретах прошлых веков, таких не бывает. Хотя вокруг много красивых лиц, но это было другое: в нём сочетались какая-то мягкость, чувственность, благородство… и страдание.
Он лежал на спине, вытянувшись в струну, руки в застывшей судороге прижимали к груди небольшой бэгбэк. Лицо бледное, губы синюшные. На левой скуле краснел след, как от удара. На парне была только темно-синяя туника с длинными рукавами и капюшоном, на шее небрежно намотан шарф. И даже без верховика, что странно выглядело в такую погоду. Поношенные в приличных пределах джинсы, поношенные, видавшие виды спидджамперы. И, похоже, он уже не дышал.
Мироздание отозвалось, но как-то странно. Новизна моего дня заключалась в том, что с утра я нашёл труп.
Ну, ладно, и на том спасибо. Настоящих трупов я ещё никогда не видел.
– Да, парень, – вслух сказал трупу я. – Не повезло тебе. От чего ты сбежал? Не от того ли, от чего хочу сбежать я? Может быть, ты даже и мудрец из мудрецов, что раньше меня о жизни понял всё и не стал продолжать это фарс? Я всё понял в двадцать два. Наверное, сейчас тебе столько же. Что же я сдохнуть-то тогда не догадался?
Вдруг пальцы, сжимающие бэгбэк, вздрогнули, как будто по ним прошла судорога. Моё сердце забилось. Он ещё живой? Превозмогая ужас и брезгливость, я легонько пнул его ногой. И вдруг он медленно открыл глаза.
Он смотрел на меня. Такого взгляда я у людей не видел, потому что у людей глаза пустые, по ним обычно ничего нельзя понять. А тут… несколько мгновений глаза в глаза, и я что-то понял о нём. Он был какой-то… чистый! Хотя, что это значит, я не понимал. В нём была доброта и какая-то сила. И ещё ему нужна была помощь. В его глазах было много боли.
– Слушай, парень, держись! – сказал я, трясущимися руками включая на запястье псифон. – Сейчас вызову помощь!
Глаза парня расширились и омрачились страхом, брови страдальчески изломились.
– Не надо? – переспросил я.
Что же? Я ошибся? Не так он и невинен, раз не хочет в больницу. Что он там сжимает в руках?
Я решил настоять.
– Послушай, твои дела плохи. У тебя синие губы. А это говорит о том, что перебои с сердцем. Скорее всего, у тебя переохлаждение. Всё это может плохо кончиться.
Парень опустил глаза на бэгбэк.
– Возьми… – еле слышно, сквозь стиснутые зубы выдавил он.
Я наклонился и медленно вытащил бэгбэк из его сжатых пальцев. Похоже, что парень не владел руками, потому что пальцы не отпускали. Мне пришлось несколько раз сильно потрясти, чтобы стряхнуть их.
– Открой… правый… – с таким же усилием выдавил он.
Я нащупал слим правого кармана и открыл. В нём очень аккуратно в специальных мягких креплениях располагались четыре ампулы и шесть автошприцев. Я медленно перевёл глаза на парня.
Ясно. Всё-таки он – трансонарик. Что странно, парень в моих глазах мог читать так же, как и я в его. Он еле заметно качнул головой и одними губами произнёс:
– Читай…
Я аккуратно вытащил одну ампулу и прочитал, что было написано на ней. И тут до меня дошло, что у этого парня с собой профессиональный реанимационный комплект, одна из последних разработок, доступных пока только для армии. По моим расширенным глазам парень понял, что я понял.
– В спину… – прохрипел он.
Я задрожал. Я ещё никогда не делал уколов, мне делали – это да.
Я замотал головой.
– Как в спину? Вдруг не туда попаду! Давай вызовем помощь, приедут врачи, они знают, они тебе помогут!
– Не-на-до… – с надрывом выдавил парень. – В спи-ну… Пол-то-ра…
«Он точно террорист, – подумал я, – или, возможно, дезертир. Он не хочет попадаться властям. А я ему помогаю? Как это поймут? Что скажут, я – его сообщник?»
Я посмотрел парню в глаза. И вдруг понял, что взгляд его угасает.
– Про-шу… те-бя…
Эти слова, вероятно, были последними в его жизни. В конце концов, что я сомневаюсь? Похоже, он умирает, и это был его последний всплеск сил. Я, конечно, могу вызвать помощь, но он точно простится с жизнью раньше, чем она прибудет. И я решился.
– Держись, – громко сказал я ему, и на мгновенье его глаза вспыхнули надеждой и светом, а затем снова провалились во тьму.
Я упёрся в его плечо и стал переворачивать на правый бок. Тело парня странным образом было напряжено. Я как будто переворачивал одеревенелую куклу или мумию. Это было странно, страшно и противно. Его застывшие руки мешали, и я не смог перевернуть его на живот. Ну ладно, попробуем сделать укол, пока он лежит на боку.
Я приподнял край туники из какой-то нежной ткани и удивлённо застыл. Его поясницу от бока до бока опоясывали сильные ожоги. Я знал, что это был за ожог. Такой ожог могла оставить только энергоплеть, которую используют силовики для разгона демонстраций. У неё несколько режимов, различающихся по мощности. Такие ожоги могли быть нанесены на максимальной. Причём, на ткани не было ни следа. Его били по голой спине?! Тогда понятно, что с парнем. Он и так-то не выглядел здоровым и сильным, такие удары могли его убить! Может быть, его и хотели убить? Я огляделся и увидел помятые опалённые кусты, а над ними надломленную толстую ветку дерева. После взглянул на запястья парня и обнаружил на них следы от верёвок. Ничего себе… Всё, надо действовать. Немедленно.
Я нащупал пальцами слева от позвоночника место, вставил ампулу в автошприц, приставил к месту и спустил его. Потом вставил вторую ампулу во второй автошприц, установил метку на половину и также спустил его. Всё. Как мне рассказывал мой друг Санька, этот коктейль и мёртвых с того света достаёт.
Аккуратно прикрыв спину туникой, я вернул его в прежнее положение. Прошло несколько минут, и тело парня обмякло. Он глубоко задышал, на лицо вернулся цвет. Но глаза были закрыты. Вдруг его губы озарила улыбка. Слабым, очень красивым и мягким голосом он произнёс:
– Спасибо… Спасибо, что ты меня нашёл…
После этих слов парень открыл глаза и посмотрел на меня. Его глаза вновь сияли необыкновенной силой.
– Тебе нельзя здесь больше лежать, – неуверенно проговорил я. – Вставай, я тебе помогу.
Я приподнял его, перебросил его худую руку себе через плечо, подхватил и поднял. Парень, вроде, и помогал мне, но делал всё, как замороженный.
Что же дальше? Куда девать-то его? Умом я понимал, что хорошо бы теперь отвести странную находку к себе в блок, дать отлежаться, отогреть чаем. Но меня сильно смущал вопрос противозаконности моих действий, и я должен был расставить все точки над i.
– Послушай, – робея, начал я, – признайся честно, ты – террорист? За что тебя так? Почему ты отказываешься от больницы? Ты скрываешься? Тебя ищут силовики?
Парень опустил глаза, опираясь на моё плечо, с трудом передвигая ноги. Потом посмотрел в упор и сказал:
– Да, ищут. Но не силовики. Мне нельзя в больницу.
– Но что ты сделал? – насторожился я.
Ну ведь и правда, я не мог совместить этот взгляд и то, что он – преступник.
– Я не террорист, – ответил он. – Но мне нельзя в больницу. Пожалуйста, помоги мне.
Он мягко улыбнулся и просительно посмотрел мне в глаза. В сердце творился кошмар. Я понял, что струсил. Да, я действительно боялся. Почему я должен верить ему, что он – не преступник? Ведь факты говорят об обратном! Но в этом парне была какая-то тайна…
Стоп. Тайна?! Ну, конечно же! Только что я орал в пустоту, призывая тайну и, кажется, вдобавок ещё и смысл, а теперь, когда мироздание ответило, я трушу и отступаю! А зачем тогда орал-то? Ну что ж. Тюрьма за пособничество террористам – всё-таки что-то новое в жизни. Всё лучше, чем каждое утро – будильник.
Но почему я не могу ему доверять? Я решил разгадать его тайну, но для этого мне нужно больше времени.
– Если не хочешь в больницу, то пойдём ко мне. Я тут недалеко живу. Сегодня у меня День рождения. Никто не удивится, увидев меня в обнимку с пьяным другом. Даже те, кто знает, что я не пью! Хе-хе…
Было видно, что парню заметно полегчало на душе. Он быстро кивнул. Я захотел забрать у него бэгбэк, но он не отдал и закинул его за спину. Вот так вот! Я ему доверять решил, а он мне – нет. Так мы и дошли до блок-хауса.
Увидев висящую над входом камеру слежения, он остановился, затем замотал лицо шарфом до глаз и, накинув капюшон, продолжил движение.
Так-так. Меня снова одолели сомнения, но было уже поздно. На элеваторе мы поднялись на мой этаж и ввалились в жилой блок.
Я подвёл его к кровати, помог прилечь и поставил кипятиться воду. Он тихо за мной наблюдал. Наконец, я не выдержал и обернулся:
– Вопросы можно тебе задавать?
– Можно, – кивнул он.
– Как тебя зовут?
– Пити… – начал он и осёкся. – Пётр, – продолжил он. – Меня зовут Пётр. Пётр Никитин.
Ого, и фамилию доложил! Хочет внушить доверие!
– Андрей Скребников, – представился и я.
– Очень приятно, – закончил церемонию знакомства он.
– Послушай, Пётр… Я не знаю, кто ты. Если хочешь – расскажешь. Я настаивать и ломиться в твою душу не буду. Если тебе ещё что-то надо – говори, и… оставайся у меня столько, сколько тебе нужно. Ешь всё, что найдёшь. И да, мне сегодня – двадцать пять. А тебе сколько лет?
– Поздравляю, – мягко улыбнулся Пётр. – Мне тридцать один.
– Я бы не подумал… – пробормотал я себе под нос. – Ну что ж, Пётр. Можно, я буду называть тебя Петей? Петя, будь как дома. Давай сюда свой бэгбэк, держи чай, а потом тебе лучше поспать.
– Андрей, – его голос звучал всё так же мягко и как будто вкрадчиво. – Если тебя не сильно будет утруждать моё имя, то прошу всё-таки называть меня Петром и… можно тебя попросить, когда я усну… могу ли я надеяться, что ты не станешь осматривать мои вещи?
В точку попал. А я как раз хотел. Как же я тогда узнаю его тайну? И как он не любит фамильярности! Да, действительно было в нём что-то аристократическое. Такие давно уже повымерли, а новые почему-то не рождаются. Да так сейчас даже и не выражаются. Тайна…
– Хорошо, Пётр. Обещаю. Ты отдыхай. После такой травмы и такой инъекции нужен сон. Вот твой чай, пей горячим и спи. А я пойду читать поздравления.
Он принял от меня кружку с чаем, а я ушёл. Включил пневмопочту, забрал подарки. Открыл окно, впустил летучки-открыточки – одна осыпала меня блестящими конфетками и пропела поздравления тонким противным голоском. Я допил чай и вернулся в спальню. Несчастный Пётр, выпив свой чай и поставив кружку на пол, лежал на животе и спал, свесив руку с постели. Бэгбэк лежал в изголовье, он придерживал его другой рукой. Как же он, однако, переживает за него!
Если в одном кармане бэгбэк лежит реанимационный комплект, что же тогда лежит в другом? Мне будет очень непросто сдержать обещание. Пожалуй, я даже его не сдержу. Надо будет забрать бэгбэк, как только он его отпустит. Такая возможность скоро представилась. Пётр со стоном повернулся на бок, но не проснулся. Теперь бэгбэк был свободен. Я осторожно дотянулся и взял его.
«В конце концов, – успокаивал я себя, – нужно же мне убедиться, что в нём нет какого-нибудь оружия или опасных веществ!»
Я ушёл в другой отсек блока, открыл слим бэгбэк и осмотрел его. Там лежала толстая книга без каких-либо надписей на обложке. Историческая, понял я, полистав немного её. Там мелким шрифтом было подробно описано, как кто-то куда-то постоянно шёл и что-то непонятное делал. Также в бэгбэк лежала ещё одна белоснежная шёлковая туника, подшитая по краям странной, но богатой золотой тесьмой, а также два очень красиво расшитых чёрных бархатных мешочка, завязанных верёвочками.
С сильно колотящимся сердцем я развязал первый. В нём лежали небольшие кусочки чего-то… Я поднёс их к лицу и понюхал… Хлеб? Это были просто кусочки засохшего хлеба! Я удивился и снова завязал мешочек. Так… теперь посмотрим, что во втором… Я развязал верёвочку и извлёк маленькую четырёхгранную бутылочку из тёмного стекла, наполненную какой-то жидкостью. Рассмотрел её на свет. Жидкость казалась красной. Как кровь. После короткого раздумья, решился открыть бутылочку. Аккуратненько отвинтил крышечку и с опаской понюхал. Это оказалось настоящее вино! Вот это да! Как странно… Слишком мало, чтобы напиться. Так, только смочить язык. Я закрыл бутылочку, положил в мешочек и обратно завязал его. Также я нашёл тарелочку золотого цвета, рюмочку из того же металла, какую-то ложку, нож, похожий на мастерок для шпаклёвки, ещё какую-то золотую крестообразную железку и красивый, вручную вышитый платочек, со странными письменами, внутри которого было что-то маленькое зашито. Я крутил его и так, и эдак, смотрел на свет, но всё же непонятно было, что на нём написано. Вроде буквы и знакомые, но в какие слова они слагались – непонятно.
Да, вещи очень странные. Но ничего криминального… За что его стеганули-то плетью? Он что, это украл? Непохоже… Казалось, наоборот, это его ценность, а кто-то пытался её украсть. Как же теперь у него про это спросить, ведь я влез в бэгбэк без разрешения? Я осторожно вернул бэгбэк на место. Пётр так и лежал. Он спал.
Казалось, прошла уже целая жизнь, а на часах всего десять утра! Я спросил психоум, есть ли сегодня ещё сообщения. Оказалось, что есть, несколько. Некоторые отправлены ещё ночью. Посмотрим!
Первое прислали ребята, с которыми мы год назад познакомились в виртуале, когда играли в одной команде за пиратов против колонистов. Они прислали видео. Я решил посмотреть, пока готовлю. Достал из холодильной камеры упаковку салата, разрезал её, вывалил в миску, затем вскрыл прилагающийся пакет с маслом и специями, всыпал в салат и размешал. Всё. Салат готов.
Ещё у меня было заготовлено рагу. Я его быстро разогрел. Ну и, конечно, у меня был небольшой торт. Как же, День рождения – и без торта? Если никто не придёт, съем сам. Теперь же мне есть, с кем съесть. Я обернулся на Петра и вздрогнул: он смотрел на меня.
