Kitobni o'qish: «Концерт Патриции Каас. 5. Жизнь продолжается. Недалеко от Москвы, продолжение»
Нет предела фантазиям,
которыми нас дарит природа.
АВСТРИЯ
СБОРЫ
Женщины соорудили Грише парадный костюм, который можно было принять за продукцию дорогого модного кутюрье, наготовили ему рубашек и всего прочего.
Все было готово – не было только конкретного вызова от Дрейзера.
Но наконец вызов прибыл и был куплен билет на самолет.
Гриша начал собирать чемодан.
Тоня направилась на помощь ему, но Свиридов остановил ее.
– Мать, у него теперь для этого есть жена! Не обижай Улю.
– Ты прав. Я никак не привыкну, для меня Уля – как дочка …
А Уля тщательно отбирала вещи для Гришиной поездки и очень волновалась, и в конце концов позвала Тоню на помощь.
– Тонечка, посмотри, все ли я правильно сделала. Я ведь в первый раз мужа собираю в путешествие …
Тоня посмотрела и одобрила, и оставила молодых наедине.
А потом Гриша уже в походном виде – в джинсовом костюме – показался родителям, все посидели и дружно отправились на аэродром, провожать Гришу …
ИЗ ВЕНЫ
Вена оглушила Гришу непонятным многоязычием, но его встретили и проводили в гостиницу. А вечером он позвонил домой.
– Прилетел. Все в порядке. Устроился в гостинице, у меня отличный номер … Завтра буду осматриваться и позвоню. Всем привет, а Уле отдельные поцелуи. Мать, не ревнуй.
Событий было много, а поскольку по телефону все рассказать было невозможно, то все рассказы происходили после возвращения Гриши домой.
Встречали его на аэродроме Уля и Тоня – Свиридов был занят, да и нечего сына баловать, он уже большой.
Сперва они долго обнимались и целовались с Улей, затем с Тоней.
А потом дорогой все пытались что-то выспросить и сами же останавливали Гришу – потом, дома расскажешь подробно. О том, что он занял почетное третье место на конкурсе молодых графиков, они уже знали.
– Мне как рассказывать – по порядку или по смыслу?
– Как хочешь …
– Все равно за один раз не расскажешь, поэтому какая разница …
– Это точно – все равно в голове такой винегрет. В аэропорту меня встретили, встретила очень милая женщина и повезла в отель. И все время старательно говорила, четко выговаривая слова, пока не поняла, что я ее хорошо понимаю – и нам стало легко общаться. Из номера я позвонил Дрейзеру и вам, а потом пошел в ресторан поесть.
– А номер, номер у тебя был какой?
– А в ресторане чем тебя кормили?
– А там, что, все понимают английский язык?
– Номер был небольшой, но с туалетом и душем – очень современно обставленная комната. В ресторане в меню блюда самые разные – и европейская кухня, и восточная, и китайская, и японская, и всякая. Кормят вкусно, но дорого. Обед обошелся мне в пятьдесят долларов.
– С вином?
– Да ты что? С очень вкусной минеральной водой и свежевыжатым апельсиновым соком.
– Давай, давай, не отвлекайся!
– Английский понимают все, по крайней мере я не сталкивался с непониманием. Принимали меня за американца, и в принципе это удобно – имидж американцев там давно наработан. Ну, а утром завертелось …
– Прощупывали?
– Несколько раз пытались завязать более тесное знакомство, приглашали в ресторан, в ночной клуб, набивались в гости в Москве, старались узнать подробности о родителях. Но довольно быстро они отвяли – то ли квалификация у них была невысока, то ли я оказался им не по зубам …
– А в близкие друзья никто не набивался?
– Американцы быстро поняли, что я не американец, и оставили меня в покое, а для остальных я был янки, гордый и неприступный! А сейчас я засыпаю – нас проманежили в аэропорту больше суток, бомбу искали. Давайте, я часок посплю, а потом я буду рассказывать.
Гриша скрылся в ванне, затем они с Улей ушли к себе.
А через час Уля в халатике вышла к Тоне на кухню.
– Тонечка, – растерянно проговорила она, глядя на Тоню счастливыми удивленно распахнутыми глазами. – Он так устал, но … Ты представляешь, что он со мной … Сколько же сил у него …
– Он – Свиридов. – Тоня улыбнулась и обняла Улю. – Прецеденты были …
ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Позже, за столом, перескакивая с одного на другое, Гриша рассказывал о поездке.
Тут была старинная «пряничная» Вена с ее музеями, Шеннбрунн и Мария-Терезия со своими 16-ю детьми, и невероятная архитектура новых домов, удивительные памятники, встречи в издательствах, и беседы с художниками, и конкурсные показы.
– Но больше всего меня поразили две вещи – венские извозчики и венские кафе.
– Там есть извозчики?!
– Да, и еще какие! Богатые пролетки, кучера в красивой богатой форме, и их много. И так приятно бывает прокатиться в такой карете по старинным улицам. Называются они фиакры, и профессия их кучеров – наследственная. Можете себе представить? А еще на каждом углу маленькие кафе, где можно спокойно, без спешки посидеть, выпить кофе и почитать газеты со всего света. О памятниках я уже не говорю – их так много, что они уже превратились в детали городского пейзажа. Много иностранцев, много пожилых людей, много музыки – Вена считается музыкальной столицей Европы …
– Есть там удивительный район под названием Газометр-таун.
– Газометр?
– Это четыре старых кирпичных газгольдера, превращенные в жилье, в жилые комплексы. Был объявлен конкурс, и четыре архитектора внутри бывших газгольдеров создали не только жилье, но поместили там всю необходимую инфраструктуру – магазины, зимние сады, танцплощадки и все прочее. Эта инфраструктура настолько продумана, что в таком комплексе можно жить, не выходя оттуда.
– Это за городом?
– Когда-то все это было на окраине, а теперь в пяти минутах от центра.
– А какие там квартиры? Ты там был?
– Нет, Уленька, я там не был. А квартиры вроде бы однокомнатные, гостиничного типа. И вообще в городе много интересного – и старинного, и современного. И изумительная картинная галерея под названием «Альбертина», и целый музейный квартал вокруг этой галереи … Множество памятников – там, в альбомах все это есть …
– Лучше расскажи, как там оценили твои рисунки?
– Мои рисунки в целом понравились … Сперва были неформальные показы, которые устраивал Дрейзер. Там были не только художники, критики, издатели, но и коллекционеры. Нравилось не всем и не все, но наибольший интерес к моим рисункам проявляли издатели и один пожилой художник из Шотландии.
– Издателям нужны были свежие рисунки для своих изданий, они плотно обложили портреты и обнаженную натуру, а Даффи … Даффи – это отдельная история, очень интересная и весьма поучительная …
– А с издателями я встретился отдельно. Рассказал им о своих работах по иллюстрированию книг, даже показал последние наброски. Больше всего их потрясли два варианта иллюстраций к одной книге – к оригиналу на английском языке и к переводу этой книги на русский. Помнишь, я тебе показывал? Они меня мучили несколько часов вопросами о разнице между этими рисунками.
– Чего особенного – особенности быта и окружающей обстановки …
– Хорошо, что Дрейзер дал мне в помощь своего адвоката – они же хотели все заполучить задаром. Но Генри так быстро остудил их, сказал им что-то насчет воровства … В общем кончилось дело тем, что через два дня мы подписали контракты с тремя издательствами и на весьма приличные суммы! Иллюстрации для двух книг и рекламная продукция для различных товаров.
– Ну, книги еще куда ни шло, но реклама. Ты же этого не делал?
– Мать, я тебе по секрету скажу – у меня столько соображений по поводу новых дамских моделей. А один рисунок для рекламы я уже им продал.
– Какой же? Да не томи, скажи!
– Вот этот. – Гриша достал из кипы рисунок молоденькой Ники среди цветов. – Им так понравилась эта маленькая голенькая девочка!
– Ох, и врежет тебе Ника!
– Ладно, ладно! Это мы еще поглядим – ей причитается приличная сумма с доходов от рекламы. Куда интереснее были беседы с Даффи. У него есть имя, известное в среде художников, но он просил меня называть его только Даффи …
ДАФФИ
– У тебя нет его рисунков?
– Есть. Смотрите.
Все стали рассматривать небольшие листки плотной бумаги, на которых фломастерами были изображены дома, церквушки, тихие улицы, заливы с лодками. Все было предельно просто и бесхитростно, но приковывало внимание. И эти рисунки хотелось рассматривать и рассматривать.
– Ты никогда не рисовал ничего подобного, правда?
– Да, и даже не пробовал. А он стал учить меня. Это оказалось ничуть не проще, чем рисовать людей.
– Ну, и как?
– Вот первые опыты.
Листы были побольше, чем листы Даффи, и заполнены рисунком они были не столь плотно. Но рассматривать их было интересно.
На первом рисунке был изображен кусочек городской площади со старинной афишной тумбой. Тумба была установлена давно и от времени немного наклонилась. Тумба стояла на краю тротуара, выложенного фигурным камнем, а сверху тумбу покрывала коническая крыша – она хоть чуть-чуть прикрывала афиши от дождя. Тумба опиралась на небольшой фундамент из дикого камня, а рядом сидела собака. Собака сидела спиной к зрителю и спокойно ждала чего-то. И только в самую последнюю очередь зритель обращал внимание на афиши, наклеенные на тумбу – с броскими рисунками и крупными буквами сдержанного традиционного готического шрифта.
– Да-а … Это целое произведение…
– Даффи тоже высоко оценил. И он же научил меня рисовать вот такие картины, он вложил в меня философию подобного изображения. Каждый вот такой рисунок для меня такой же живой, как каждый человек, которого я рисую.
– А этот? Почему два варианта?
– Я попробовал в цвете. Там менялся свет, это был вечер. Но у меня ничего не вышло, динамика мне не поддается. Даффи сказал, что это нормально, и что динамику можно пробовать отображать цветом – вот тут я попробовал. Мне кажется, неудачно, я не понял смысла изменения … но зато вот тут я пробовал все, что мне приходило в голову.
– Ты знаешь, многие из этих рисунков вполне могли бы занять место на выставке авангардистов – по цветовому решению.
ЗАРИСОВКИ
– А тут городские зарисовки и зарисовки с конкурса.
– Да тут на неделю смотреть – не пересмотреть! А что за публика была на конкурсе?
– Хотя конкурс некоммерческий, но все равно престижный. Ограничения – возраст и наличие рекомендаций. Самый молодой был мальчик двенадцати лет из Кении. Умненький, воспитанник миссионерской школы. Самый старший из конкурсантов был афроамериканец из США лет тридцати с очень своеобразными рисунками. Девушек было больше половины, но почти все из европейских стран и с художественным образованием. Всего народу было больше пятидесяти человек. Первое место получила датчанка за работу «Наркотики». Потом посмотрите в буклете. Мне не очень понравилось. Второе место отдали мальчику из Кении по политическим мотивам, рисует он плохо. А третье место у меня.
– Мы тебя поздравляем. Эти негры – бог с ними. А в среднем что была за публика?
– Хорошо упитанная и неплохо упакованная молодежь. Лишь небольшая часть по настоящему увлечена рисованием. Остальные немного умеют рисовать и приехали потусоваться. Вечеринки устраивали, по стрипбарам ходили. А в сауне … Там в сауне все вместе и все голые …
–Ой!
– Такие телки ходили и откровенно выбирали себе партнеров! И вместе уходили, и это в порядке вещей. Но там в сауне много совсем немолодых – если откровенно, то очень непривлекательных обнаженных тел … И ничего!
– И как ты перенес все это?
– Довольно спокойно. И еще нарисую все это.
КОНТРАКТЫ
– Ты говорил, что заключил несколько контрактов?
– Да, и даже продал один рисунок одному коллекционеру. Без права публичного показа – настолько он ему понравился.
– И какой?
– Твой, Уличка. Представляешь, продажа была аукционная! Тебе это не нравится?
– Я не знаю … Меня первый раз продают … Да еще в таком виде …
– Со мной был юрист, и новый владелец не имеет права публиковать портрет и выставлять его для публичного показа. Но зато очень приличные деньги.
– И во сколько меня оценили?
Гриша показал Уле бумажку с цифрами так, чтобы другим не было видно.
– Это была самая высокая цена на аукционе. Ты недовольна?
– Просто это первый раз, но такие деньги! Но это нарисовал ты!
– А вдохновляла меня ты!
Потом, кода все наговорились и устали, и Уля с Гришей ушли к себе, Уля встала перед этим увеличенным рисунком и залюбовалась собой.
– Неужели это может стоить сто тысяч?
– Завтра разберем багаж, достанем все каталоги, договора. И ты увидишь, что проданный портрет чуть-чуть другой. Немножко, но другой.
– Ой, Гришка, я не усну! Покажи!
– Потом. Лучше дай мне поговорить с тем, кто живет в тебе. Я так соскучился.
И он с упоением стал гладить и целовать округлившийся живот Уленьки, а она ласково гладила его волосы.
– Боря сказал, что будет девочка. Ты рад?
– Еще как! Доченька! Мы с мамой тебя любим и ждем. Как думаешь, ей уже можно дать имя?
– Думаю, что можно. Я про себя уже назвала ее … Верой.
– Правда!? Как ты догадалась? Или кто подсказал? Конечно, Вера! Наша Верочка, Верунчик, Верушечка … Ты знала, что это настоящее имя Тони?
ГРИШИН БАГАЖ
На другой день привезли из аэропорта объемистый баул с вещами Гриши.
– Хорошо проверили?
– Очень тщательно, командир. Каждую книгу проверяли.
– А что проверяли? – спросила Уля.
– Проверяли, нет ли закладок. Микрофонов, микропередатчиков и всего прочего …
Объемистые буклеты и фолианты пришлось раскладывать на полу.
– Мать, это тебе, – и Гриша передал Тоне толстую пачку каталогов и модных журналов. – Самые последние моды.
Уле Гриша показал договор купли-продажи своего рисунка с крупной ксерокопией проданного. Проданный рисунок действительно чуть-чуть отличался от оригинала, висящего над их кроватью – Улю узнать там было труднее.
– Ты довольна?
– Конечно! А это рисунок Ники, который ты продал?
Кроме рассматривания каталогов и альбомов всем достались скромные подарки, а для профессора Василевского Гриша приготовил в подарок толстый альбом иллюстраций.
– Я думаю, ему понравиться, – листая альбом сказал Свиридов.
– Еще бы не понравится! Ты посмотри на тираж. И стоит этот альбом … В общем, хорошо стоит …
Из мешочка Гриша высыпал всякую мелочь – для подарков всем знакомым.
– А вот этот набор восковых карандашей мне подарил Даффи. Кстати, папа, понадобится Интернет-адрес. Я отчитываться буду по Интернету.
– Сделаем. Владика привлечем … если Ника тебя не растерзает за проданный рисунок.
– Да ни в жизнь! А то пригрожу, что кое-что еще выставлю на продажу.
– Гриша, а тебе надо будет устроить доклад о поездке у нас в Доме культуры.
– Может в кафе? Обойдемся кафе?
– Ну, это вряд ли. Да и у Василевского тебе нужно солидный доклад сделать …
НИКА
– Гриш, ты меня там часто вспоминал? – не удержалась Уля.
– Каждый день.
– А в сауне? Как бы я смотрелась среди голых теток?
– Знаешь, удивительное дело! Я не мог тебя представить среди них – ты грациознее, моложе, изящнее. Честное слово! Вот я нарисую сценку в сауне и ты сама поймешь, что тебя там и сравнивать не с кем. Там в музее висит знаменитая серия «Обнаженных» Модильяни, так и там тебе нет конкуренток.
– Скажешь тоже! А ты еще поедешь?
– Наверное. Но лучше бы съездить просто на экскурсию, а то толком ничего посмотреть не удается.
– Но экскурсии были?
– Экскурсии – это совсем не то. Мне всего пару раз удалось побродить просто так, без дела. Даже идея появилась – сделать альбом рисунков под названием «Моя Вена».
– Сделаешь?
– Постараюсь. Только для этого туда ехать надо …
Через несколько дней Гриша пришел к Нике и Владику.
– Молодые! Привет!
– Привет, путешественник! Хвались – как дела?
– Третье место на конкурсе. Но еще и вот это, – и Гриша подал Нике пакет документов.
Та быстро распотрошила его.
– Ты меня продал? Такую миленькую неиспорченную малютку? Смотри, Владик, он меня продал!
– Ты прочитай все до конца. Твоя мордашка будет рекламировать товары для малышей.
– Ах ты гад такой! – Ника набросилась на Гришу, – Владик, отвернись, я сейчас буду его бить!
– Владик, ты, правда, отвернись, я ведь буду давать ей сдачи!
Визг, крик и беготня привлекли внимание соседей и в дверь въехал Иван на коляске, а за ним вошла Алевтина.
– Что у вас тут за битва?
Ника, зажатая у Гриши под мышкой, кричала и старалась ударить его, ругая всякими ласковыми ругательствами, а Владик крутился на коляске вокруг и фотографировал их, осыпая каскадом вспышек. Фотоаппарат трясся у него в руках от хохота.
– Вань, подержи эту сумасшедшую, а то она меня убьет!
Иван обхватил Нику и прижал ее к себе.
– Узурпаторы! Справились со слабой женщиной! Аля, спаси меня!
– На, Аля, почитай, из-за чего она взбесилась!
Алевтина полистала бумаги, покачала головой.
– Ей, что мало половины?
Ника издала дикий вопль и вырвалась из рук Ивана.
– Да пусть хоть задаром печатают! Смотри, – она протянула Алевтине журнал, где рекламу детских кремов украшало ее изображение. – Но он все равно гад и насильник!
Она обняла Гришу и крепко поцеловала его в губы.
– Ты так хорошо нарисовал меня – сама любуюсь …
ГРИША ДОМА
Следующие дни застать Гришу дома было трудно.
Он вбегал, обнимал Улю, ласкового касался ее живота.
– Сиди, занимайся. Я умоюсь, соберу на стол и позову вас, девочки. А пока – занимайтесь.
Уля устраивалась делать уроки в соседней квартире в бывшей гостиной, где раньше она спала у деда Васи и мамы Гали – так старику было не так одиноко, и Гриша мог спокойно работать у себя в комнате. А теперь, после смерти деда Васи, в этой комнате образовался кабинет женщин – появился стол для раскроя ткани, швейная машинка, зеркала, манекены.
И когда Гриша с каплями воды на бровях заглядывал в комнату и звал:
– Девочки! Стол накрыт, прошу вас пожаловать! – Уля степенно откладывала тетрадки и следовала за Гришей в кухню соседней квартиры – Гриша обычно накрывал стол на двоих там.
И не забывал придвинуть стул Уле и поинтересоваться, удобно ли его девочкам и какие у них есть особые пожелания.
Вечером Уля шептала Грише.
– Может, мне уже пора взять отпуск? А то пузо уже очень выделяется.
– Пристают?
– Ты что! Наоборот. Просят отвечать сидя, а наш физрук … Он, конечно, хулиган. Заявляет на занятиях – беременные занимаются по своей собственной программе и показывает мне упражнения, которые мне медсестра показывала.
– Ой, приду я к вам на занятия физкультуры!
– Ну, ты что?
– Порисовать хочу, а то пробел будет в сериале про девочку Ульянку…..
ДЕВОЧКИ
МАЛЬЧИК и КАТЯ
Катя приехала к Олегу – одна, что было совсем удивительно.
А Полина восприняла появление незнакомой ей девочки очень спокойно и естественно.
– Захватите что-нибудь теплое – вечером уже прохладно, – сказала она, когда Олег с Катей решили пойти погулять.
Катя с Олегом медленно шли по лесу и в конце концов вышли на прогалину.
– Смотри, как красиво! Ты специально меня сюда привел?
– Конечно. Вот и лавочка здесь есть – это один наш знакомый недавно сделал. Чтобы посидеть можно было и помечтать …
Они уселись на скамейку, потом Кате стало прохладно и она накинула кофточку. Но солнце садилось, темнело, но уходить не хотелось. Олег накинул ей на плечи свою куртку и обнял за плечи. Катя прижалась к нему.
– А ты не замерзнешь? – она теснее прижалась к нему и положила голову на плечо. Но все равно ей было прохладно, да и вся куртка досталась ей, и Катя встала.
– Пусти меня, – она уселась к нему на колени, накинула куртку ему на спину и обняла его рукой под курткой. – Так лучше будет …
Олег почувствовал, что Катя вся дрожит, а ее теплая грудь прижалась к его плечу.
Она уткнулась лицом ему в шею и он почувствовал ее дыхание. Катя поерзала, устраиваясь поудобнее, и удобнее всего оказалось обхватить ее руками за талию. Это было очень удобно и так приятно.
– Слушай, – ее ресницы щекотали ему шею. – Я уже довольно большая, … но пока еще не очень … Объясни мне … Ну, вот я … ты … мы …
Ей все никак не удавалось сформулировать вопрос и она наконец решилась и рассердилась на него.
– Ну, заберись ко мне в мозги и прочти там, что мне не понятно!.. Я разрешаю, слышишь?
– Стоит ли? Ты действительно хочешь этого?
– Хочу … Давай! – она еще теснее прижалась к нему.
Олег осторожно вошел в ее сознание и обнаружил там такую сумятицу, что не сразу понял, о чем она хотела спросить.
– Ты хотела что-то узнать о том, что ты чувствуешь? Или более философские мысли тебя посещают?
– Ты не понял? Или я непонятно … думаю?
– Ты сразу очень о многом думаешь.
– Так как же мне тебя спросить … Мне очень приятно, что ты меня обнимаешь … твои руки … А тебе?..
– Еще как приятно! И знаешь, я немного боюсь тебя обидеть, если я … Ну, в общем, если я буду слишком …
– И все мальчишки думают об этом?.. Ну, ты понял …
– Трудно сказать … Я думаю совсем о другом … О том, как мне хорошо с тобой … О том, чтобы не обидеть тебя … О том, чтобы ничего не испортить …
– Девочки тоже … думают об этом … понял? – она поцеловала его в шею. – Только они боятся … ведь нас так легко обидеть …
Она обняла его второй рукой и придвинулась еще теснее.
– Ты не думаешь обо мне … плохо?
– Как это?
Катя оторвалась от его плеча и их лица оказались рядом.
И они поцеловались. И Катя спрятала лицо обратно и тихонько засмеялась.
– Неужели ты у меня там в голове не понял, что я хочу, чтобы ты меня поцеловал?
– Там еще много всякой всячины было …
– Правда? Ты уж очень глубоко-то не залезай!
Их губы снова встретились и они стали целоваться, учась друг у друга и привыкая к губам друг друга. Куртка свалилась и ее пришлось поднимать. И они снова целовались, а потом Катя задремала у него на плече.
Вдруг она вздрогнула и подняла голову.
– Слушай, ты говорил, что у вас с мамой постоянный мысленный контакт … Она, что же, и все это … знает? И что мы целуемся?!
– Разве это плохо?
– Что – плохо? Что она все это уже знает?
– Нет, что мы целуемся. Не волнуйся так! Во-первых, мы с мамой научились отключаться, ведь все время чувствовать за двоих очень утомительно … Хочешь, я расскажу тебе одну вещь?
– Конечно, хочу, – но некоторое время они опять были заняты.
А потом Олег рассказал Кате, что он чувствовал, когда его мама решила наконец стать женой Дмитрия Германовича. Он старательно подбирал слова, чтобы Кате было все понятно, но не шокировало бы ее натурализмом подробностей.
И они опять целовались.
Потом он ее, полусонную, повел домой.
Уже поднимаясь по ступенькам Катя с испугом сказала.
– Ой, что сейчас будет! Как нам попадет!
– Да брось ты … Шагай лучше, а то спишь на ходу …
Олег привел ее в комнатку, посадил на кровать.
– Давай, ложись.
– Ага … – и Катя опустилась на подушку.
Олегу пришлось снять с ее ног туфли и укрыть одеялом.
– Спокойной ночи.
Не открывая глаз Катя протянула руку.
– Останься со мной. Ложись рядом и обними меня …
Ночью Олег спал чутко и когда Катя выходила в туалет, он лежал с закрытыми глазами и ждал ее. Она возвращалась, залезала под одеяло, и устраивалась около него, свернувшись калачиком. Только утром, поворачиваясь, он почувствовал, что ночью она сняла лифчик и юбку …
Разбудила Олега Катя. Она сидела рядом с ним на кровати, скрестив ноги и смотрела на него.
– С добрым утром.
– С добрым утром, Катенька.
– Я не очень толкалась? И не очень … приставала к тебе?
– Ты спала тихонько …
Еще минут пятнадцать они целовались и наконец Катя сказала, стоя в его объятиях.
– Отвернись – я оденусь, причешусь … И пойдем сдаваться … Семь бед – один ответ!
Полина Олеговна встретила их одним упреком.
– Ну, сколько можно! Завтрак стынет! Марш руки мыть!
Уже доканчивая яичницу Катя решилась спросить.
– Полина Олеговна, неужели вы не будете ругаться?
– Вы уже оба достаточно взрослые, сами можете разобраться. А Олегу я доверяю, он ничего плохого сделать не может. И тебе, Катя, мне тоже очень хочется верить. А если человеку веришь – он не будет обманывать, разве не так?
– Так. Спасибо вам. За все …
ЕЛКА
Костя часто забегал к Свиридовым, и у Ульяны с Гришей нередко видел подружек Ульяны Лену и Майю. И часто заставал их за учебниками, и развеивал их недоумение по поводу каких-либо математических особенностей заданного им на дом.
Еще с девочками Костя встречался на танцах – Гриша и Ульяна все-таки затащили его на танцы, куда он не появлялся с тех пор, когда они ходили туда с Олимпиадой.
Группы, часто посещающие эти танцы, кучковались небольшими компаниями переменного состава. Но компания, где бывал Костя, почти не менялась – это были молодые супруги Гриша и Ульяна, подружки Ули Лена и Майя, к которым иногда присоединялся Олег Ерлыкин с приехавшей к нему Катей, Валентина и Игнат, обосновавшиеся у Кузьмича. Иногда к компании присоединялись сестра Кости Маша и ее приятель Денис – но Денис почему-то чувствовал себя в их компании неуютно – он был старше.
Костя танцевал со всеми дамами своей компании, но очень редко. Постепенно можно было заметить, что все чаще Костя приглашает Елену. И та иногда даже отказывала другим кавалерам, приглашавшим ее.
После танцев Костя провожал девочек до дома, и Майя все чаще оставляла их с Леной вдвоем.
Но когда Костя неожиданно для себя, удивляясь своему смущению и растерянности, пришел к школе встретить Лену после уроков, он не мог от смущения даже связно разговаривать. Почему-то Лена тоже была смущена и они молча пошли в сторону от дома.
– Ты не озябнешь?
Лена молча отрицательно покачала головой.
Почти не разговаривая они гуляли, а потом прощались у подъезда.
– Можно мне приходить к концу уроков?
– Приходи …
С этого дня Лена и Костя почти каждый вечер гуляли после уроков – если не шли на танцы, то для занятий математикой Костя стал приходить к девочкам. Лена и Майя жили в одной комнате, у обоих были проблемы с математикой, а иногда к ним присоединялись и их подружки.
По выходным Костя уводил девочек в лес на лыжах, и пухленькая Майя стала их оставлять наедине. Но ни Костя, ни Лена как-то не обратили на это внимания – их разговорам спутники не мешали, а ничего иного не происходило.
Лето нарушило спокойное течение знакомства – Костя сдавал экзамены в институт, а Лена поехала в лагерь.
Последнее очень напрягало Костю воспоминаниями об Олимпиаде.
Он ждал Лену и волновался, хотя никаких обещаний они друг другу не давали.
Но вернувшаяся из лагеря Лена так кинулась к Косте и так ласково взяла его за руку, и так взволнованно сказала:
– Мне было так скучно там без тебя! А тебе? Как твои экзамены? Поступил?
И ее большие красивые глаза так бесхитростно и ласково смотрели на Костю, что ему ужасно захотелось расцеловать Лену, но …
Они вместе проводили много времени, гуляли по лесу, уходили купаться на пруд. Сперва Лена настороженно замирала, если руки Кости касались ее тела или он ловил ее, когда она убегала, а он догонял.
Но постепенно она привыкла к тому, что никаких вольностей Костя себе не позволяет, и когда он хватал ее на бегу или она догоняла его и обхватывала за талию, то это было совершенно естественно …
КОСТЯ ЛЕЧИТ ЕЛКУ
Таисия Архиповна с тревогой наблюдала за тесной дружбой Лены и Кости, тем более, что Костя уже поступил в институт, а Лена еще не кончила школу. И когда вечером высокая и худющая Лена убегала на танцы с Костей, то она тайком крестила их вслед.
Начались занятия и ездить в Москву каждый день Косте было сложно и он приезжал только на выходные. Но зато в выходные дни они почти не разлучались и везде бывали вместе – с подружками Лены в общежитии у Таисии Архиповны, дома у Скворцовых или у Свиридовых, на концертах в доме культуры, на танцах. И даже не пытались уединиться, и никто ничего, кроме очень тесных дружеских отношений, не мог заметить.
И то, что Лена бегала встречать автобус из Москвы, насмешек не вызывало.
Взявшись за руки они бежали к Косте домой и Лену там воспринимали почти как члена семьи. И, уж по крайней мере, совсем не как случайную гостью.
– Как жаль, что наши зимние каникулы не совпадают! – как-то с сожалением сказала Лена. – Мне будет скучно без тебя …
– Но зато потом я буду провожать тебя в школу и встречать после уроков …
Успешно сдав первую сессию Костя приехал домой на первые студенческие каникулы, и хотя ему предлагали поехать в студенческий дом отдыха, он предпочел провести каникулы дома. С Леной. И дождавшись вечера он пришел к девочкам.
Девушки обрадовались ему – и пирожным, которые он принес. А Лена, хоть и обрадовалась приходу Кости, была в этот вечер немного скучноватой, скованной.
Они договорились с утра отправиться в лес на лыжах и ушли по еле видной лыжне, присыпанной снегом. Но Лена шла с трудом, и они часто делали привалы, и Костя согревал Лену у себя под курткой, а она дремала. Прикоснувшись к ее лицу Костя почувствовал горячий лоб.
– Тебе жарко?
– Нет, мне холодно. Давай пойдем обратно …
Обратно они шли медленно, часто останавливаясь, и тогда Костя не давал ей садиться, а обнимал и закутывал полами своей куртки.
И привел Лену к себе домой.
Лена с трудом сняла куртку и теплые брюки и Костя засунул ей градусник под мышку.
Виолетта пощупала лоб Лены и пошла готовить ей питье.
Градусник показал почти сорок и Костя вызвал врача.
Врач появился минут через десять, выгнал Костю из комнаты и стал слушать и осматривать Лену.
– Сильная простуда. Если не перехватить, то может перейти в воспаление легких. Надо ее госпитализировать.
– А можно лечить дома? – почти в один голос спросили Костя и Виолетта.
– В принципе можно. Но нужно будет делать уколы.
– Я сделаю! И посижу с ней. Доктор, ей будет очень хорошо, мы будем ухаживать за ней!
Лена в забытьи лежала на диванчике в комнате у Кости, лицо ее было влажно. Она с трудом открыла глаза.
– Что со мной?
– У тебя сильная простуда. Доктор хотел упрятать тебя в больницу, но мы не дали. Ты останешься тут, и мы будем лечить тебя, Я сам буду делать тебе уколы.
Лена немного попила приготовленного Виолеттой травяного настоя, Костя снял с нее теплые рейтузы и фланелевую рубашку, уложил поудобнее, и Лена закрыла глаза.
Костя сел рядом с диванчиком на полу и стал разглядывать лицо Лены. Так, ничего особенного, вот если бы она открыла глаза – глаза у нее были особенные, большие и красивые.
Но все равно он не мог оторваться и не мог объяснить, почему эта девочка так важна для него. Они ни разу не целовались, никогда не говорили о чувствах, не старались уединиться.
С Олимпиадой было совсем не так – его волновали ее грудь, ее тело, и об этом он думал в ее отсутствие. О теле Лены он никогда не думал и ее почти мальчишечье тело его не волновало, но он скучал без нее, как не скучал раньше без Олимпиады. И сейчас, когда он осторожно взял ее за руку и ощутил слабое пожатие ее пальцев, он почувствовал неизъяснимую нежность к этой девочке.
Маша принесла лекарства, ампулы и шприцы. Костя достал из аптечки пузырек со спиртом и вату.
– Не боишься? Хочешь, я уколю ее? – озабоченно спросил Виктор.
– Или я могу делать ей уколы?
– Спасибо, Виола, спасибо, папа. Нет, я буду делать это сам.
– Витя, ну скажи ему! – вмешалась Лена.
