Kitobni o'qish: «Проклятая амфора»

Лиле Салимовой – другу, о котором можно только мечтать

Из всех богов лишь Смерть к дарам

бесчувственна:

Ее ни возлияньями, ни жертвами

Не умолить, ни алтарем, ни песнями, -

Пред ней одной бессильно убеждение.

(Эсхил «Ниоба»)

Глава 1. Старик и смерть

Слуги разошлись, оставив непотушенной масляную лампу, скромно чадившую на столике у кровати. Старик расслабился: все вечерние ритуалы – припарки, компрессы, прием лекарств – исполнены. Теперь можно перестать стенать и изображать муки – зрителей больше нет. Его забавляла показная забота рабов и многочисленных родственников. В глазах последних то и дело мелькала робкая надежда, что он вот-вот отдаст концы и оставит их распоряжаться своим огромным состоянием.

Заметив такой взгляд, пожилой мужчина испускал болезненный вздох, хватался за сердце, а потом заявлял: «Ох, думал, что умру, но отпустило» и с затаенной радостью наблюдал, как сладостное предвкушение гаснет и уступает место разочарованию.

На столике стояло также блюдо с орехово-фруктовым пирогом и скифос¹ с ослиным молоком. За ужином он уверял, что ему кусок в горло не лезет, но теперь аппетит проснулся, и желудок потребовал пищи. Старик ненадолго заколебался: съесть и поставить под сомнение безупречный спектакль под названием «Страдающий» или потерпеть, а утром украдкой стащить что-нибудь из кладовой?

Он решил отвлечься, достал из сундука письмо, на которое еще не успел ответить, и принялся перечитывать:

«Мегакл шлет Финею привет и пожелания здоровья. Дорогой дядюшка, сестра написала мне о твоем недуге, я хотел бы оказаться рядом поскорее, но мой корабль задержался, и я прибыл в Египет с опозданием на четыре дня. До Аполлонополя² предстоит идти еще неделю пешком, но я надеюсь, что к тому времени застану тебя уже поправившимся…».

Несколько столбцов текста с заверениями в любви и преданности старик пропустил, насмешливо фыркнув.

– Слетаются, стервятники, – проворчал он и отбросил папирус. – Хотя Мегакл всегда был глуп и не слишком жаден до денег. Этот, пожалуй, и впрямь волнуется обо мне.

Пирог продолжал манить поджаристыми хрустящими боками и ароматной начинкой. «Скажу, что его стащила кошка, – подумал Финей и в один присест расправился с ломтиком, запив его молоком.

В комнате царила духота. Старик поднялся и открыл окно, занавешенное плотным гобеленом, чтобы днем солнце не беспокоило его чувствительные глаза. Ночь принесла прохладу и легкий ветерок, однако, дышать с каждой минутой становилось все труднее. Финей жадно схватил ртом воздух, но и это не помогло. В ушах зашумело, как при приближающемся обмороке.

Падая на кровать, он заметил на самом большом сундуке среди коллекции расписных сосудов незнакомую амфору³, изображающую проклятие Ниобы⁴. Артемида и Аполлон тянулись за новыми стрелами, у их ног валялись поверженные, истекающие кровью дети разного возраста.

– Откуда… это… здесь? – прохрипел старик, и его глаза закатились.

Глава 2. Сплетни

Дианта сидела в саду, под фиговым деревом, и нетерпеливо вглядывалась в дорожку, ведущую к воротам. Она сломала ногу, и пока не могла передвигаться самостоятельно, что сильно ее раздражало и осложняло жизнь. Так не хватало свежих новостей! Инах, ее супруг, день деньской просиживал в трапезе⁵, подсчитывая собранные налоги, и совершенно не интересовался городскими событиями.

Минуты текли медленно, вишни в сиропе, которые она рассеянно отправляла в рот, заканчивались, и Дианта уже не знала, чем себя занять, когда увидела, наконец, девушку в короткой тунике с корзиной на плече.

– О, боги, Аруру, ты решила меня извести? Где тебя носило?

– Не сердись, госпожа, я нашла травы и масла для притираний, как ты просила, и поболтала на рынке с другой сирийской рабыней, она служила у Эдии, а потом ее купил старик Финей.

– Ну и?

Глаза девушки излучали одновременно страх и интерес.

– Так вот, она рассказала мне очень странную историю. Ее старая хозяйка за день до смерти приказала убрать и проветрить спальню. Моя подруга так и сделала: вытерла пыль с сундуков, встряхнула вещи, подмела пол и вымыла все вазы. Там появилась одна лишняя, которой раньше не было – амфора с черными рисунками.

– И что?

– А на следующий день Эдия умерла, и тот лишний сосуд тоже исчез.

– Наверное, стащил кто-то из ее внуков, – пожала плечами Дианта.

– Это еще не все, – победоносно добавила Аруру. – Финей скончался вчера, и моя подруга нашла в его спальне ту же амфору, а к обеду она испарилась!

– Мало ли похожей посуды? И вороватых родственников.

– Я тоже так подумала, но потом у рыбных рядов встретила раба покойного держателя общественных бань. Его господин свалился с крыши полгода назад. За день до этого в комнате тоже появилась незнакомая амфора и, кажется, напугала хозяина. Он бормотал что-то о проклятии Ниобы и пытался дознаться, кто принес сосуд в дом.

Дианта подалась вперед. Конечно, верить сплетням невольников нельзя, но ведь история и правда прелюбопытнейшая! Она задумчиво побарабанила пальцами по подлокотнику кресла, стараясь припомнить имена всех, кто ушел в царство Аида ⁶ за последний год, а потом послала Аруру по этим адресам. К счастью, повод для визита нашелся быстро – весь город заказывал у Дианты притирания: лечебные и косметические. Она научилась готовить их еще в детстве, по рецептам бабушки, и теперь радовалась, что у нее есть хоть какое-то занятие, пока муж пропадает на работе.

Вечером вернулся Инах с уставшим и кислым лицом. Он рассеянно поцеловал жену и спросил, когда подадут обед, даже не заметив, что ее щеки пылают, а здоровая нога подергивается, словно готова пуститься в пляс.

– Я сегодня такое узнала!

– Угу, – механически отозвался муж, уплетая печеную тыкву со специями.

Дианта употребила все свое красноречие, пересказывая эпопею с сосудом, но Инах и бровью не повел.

– Ерунда, моя дорогая, рабы слишком суеверны.

– Без сомнения, но я провела кое-какие изыскания и выяснила, что шесть покойников в нашем городе перед смертью видели неизвестно откуда взявшуюся чернофигурную амфору, иллюстрирующую избиение детей Ниобы. А первым ее владельцем был покойный стратег, чьи жена и ребенок погибли таинственным образом. Как ты помнишь, он тронулся умом и покончил с собой. И он же обвинял во всем амфору, которую купил в Афинах.

– Ты сама только что сказала – он сошел с ума. Бродил по городу и бормотал строки из поэмы Эсхила⁷.

– «На дом ее все беды стали бурею, и вот – исход, вам явленный воочию⁸», – пробормотала Дианта и передернула плечами. – А ведь он считался сильным и здравомыслящим человеком. Ну, что ты намерен предпринять?

– Я? – от изумления Инах выронил кусок лепешки, чем немедленно воспользовалась собака, вертевшаяся у его ног.

– Конечно! Надо же что-то делать! Обратиться к жрецам храма Аполлона, например. Пусть читают молитвы, приносят жертвы и просят снять проклятие. Только представь, скольких еще может уничтожить эта злосчастная амфора!

– У тебя слишком богатое воображение.

– Зато ты его напрочь лишен! – воскликнула в запале жена. – У тебя в голове одни цифры. Прикажу рабам отнести меня в носилках на похороны Финея, поговорю с его детьми.

– Ну, моя дорогая, это опасно, – трапезит нежно обнял супругу. – Ты рискуешь остаться хромой, если продолжишь пренебрегать рекомендациями лекаря. Лучше я завтра куплю тот браслет, который ты присмотрела в ювелирной лавке, чтобы немного тебя подбодрить.

– Хорошо, – ответила Дианта, но сдаваться не собиралась.

Глава 3. Опоздавший

С утра в доме Финея началась церемония прощания с хозяином. Соседи, друзья и знакомые подходили к телу покойного и произносили несколько добрых слов, а иногда просто рыдали и били себя в грудь, как велели обычаи того времени.

Мегакл прибыл в город как раз в день похорон. Известие его ошеломило. Дядюшка Финей – ворчливый и язвительный, но в то же время ласковый, умный и самый любимый – внезапно умер. Его холодные руки покоились на животе, а лицо, обычно насмешливое, стало непроницаемым и каким-то торжественным, как египетская скульптура.

Племянник уронил сверток с подарком – он привез дяде комедию Тита Плавта ⁹ «Хвастливый воин», и представлял, как они прочтут ее вместе и от души посмеются. Теперь же свиток выглядел нелепым, неуместным и никому не нужным. Глаза защипало от слез. Оставаться рядом с покойным не было никаких сил, и Мегакл вышел сначала в сад, а потом и в город – бесцельно побродить по улицам.

Ноги сами принесли его на рыночную площадь. Выкрики торговцев, шум, споры и толкотня немного отвлекали от грустных мыслей.

– Эй, молодой человек! Светловолосый в дорожном плаще! – крикнул женский голос ему в спину. – Прости, забыла твое имя, но ты ведь родственник Финея?

Мегакл обернулся. Его звала Дианта – жена трапезита и известнейшая городская сплетница. Она настойчиво махала ему рукой из закрытых носилок.

– Я его племянник. Могу чем-то помочь?

– Как вырос, ну надо же! – восхитилась она, разглядывая его. – Красавец, настоящий красавец! О чем это я? Ах, да, сочувствую твоей утрате. И хочу кое-что рассказать, только не думай, что я выжила из ума.

Предупреждение оказалось не лишним, потому что, услышав историю об амфоре-убийце, Мегакл и впрямь решил, что женщина слегка чокнулась. Но потом он поразмыслил и признал – смерть дядюшки вызывает вопросы. Да, Финей постоянно жаловался то на сердце, то на желудок, но при этом с аппетитом ел, совершал, когда хотел, длительные прогулки и ни разу не чихнул, пока все домочадцы валялись в горячке и беспрерывно кашляли. К тому же, лекарь заявил, что смерть наступила от удушья, хотя на шее нет никаких следов от веревки или пальцев.

– Надо что-то делать! – заявила женщина, хватая его за руку. – И немедленно!

– Мне нужно все обдумать, – ответил Мегакл, мягко отстраняясь. – Сегодня я ничего не соображаю.

– Да уж, вижу. Не похоже, что дети Финея скорбят о нем так же искренне, как ты. Ника изо всех сил держит на лице маску горя, но радость все равно сквозь нее прорывается, а Беот и вовсе не скрывает облегчения.

– Конечно же, они очень расстроены! – заступился за двоюродных брата и сестру Мегакл. – Но на них лежит ответственность за организацию похорон, они вынуждены отвлекаться от своего несчастья и следить, чтобы дядю проводили достойно и с почетом. Извини, но мне тоже пора возвращаться. Наверное, церемония прощания уже закончилась.

Женщина кивнула и задернула занавески носилок. Мужчина развернулся и застыл, увидев рядом со знакомым лавочником девушку неземной красоты. Высокая брюнетка с длинными волосами и обжигающе-ледяными голубыми глазами требовала вернуть ей деньги за испорченный товар.

– Ты продал нам плохо сшитый бурдюк, – ровным и опасным тоном говорила она. – Вода из него льется фонтаном. Если не хочешь, чтобы я проделала столько же дырок в твоей голове, поменяй его или отдай мне две драхмы.

– Я всегда слежу за качеством, – отбивался торговец. – Откуда мне знать, может, ты его и проколола!

Девушка медленно потянулась к рукоятке кинжала. Только сейчас Мегакл заметил на ней кожаную кирасу и свободные синие штаны с маленькими серебряными фибулами¹⁰ на внешней стороне ноги. Обуто неземное видение в военные римские сапоги-калиги, а за спиной держит короткий меч-гладиус.

– Верни деньги госпоже, – приказал лавочнику мужчина.

– Мегакл! Как я рад тебя видеть! То есть, это очень грустно, учитывая обстоятельства, но…

– Я тоже рад. Но удивлен, что такой честный человек, как ты, готов поступиться добрым именем ради двух серебряных монет.

Торговец стушевался и протянул деньги девушке. Мегакл ей улыбнулся, но в ответ получил холодный взгляд.

– Я сама способна отстоять свои интересы.

– Извини, – мужчина поднял руки. – Я не хотел тебя обидеть. Вообще-то я не имею привычки лезть в чужие дела, но смерть дяди выбила меня из колеи.

Голубые глаза оттаяли, девушка протянула ладонь для рукопожатия.

– Ксантия, – назвалась она. – А это моя подруга Глафира.

Из-за ее спины выглянула рыжая девчушка лет шестнадцати, со взбитыми наверх кудряшками и курносым носом. На плече у нее болталась увесистая сумка лекаря, а в кулаке она сжимала поводья черного осла с наглой мордой.

– Финей – твой дядя? – спросила брюнетка. – Мы слышали о нем. Сочувствую.

– А мне показалось, что вы не местные, – заметил Мегакл.

– Так и есть, – выступила вперед рыженькая. – Но мы остановились в гостинице, которую содержит сестра врача. Он пришел к ней утром ужасно мрачный и рассказал, что не успел спасти пациента.

– Он не единственный, кто не успел, – горестно вздохнул мужчина. – Я спешил сюда из Афин в надежде обнять дядю, представлял, как он обрадуется моему подарку. И опоздал. Может, если бы я пересел на другой корабль, да не поскупился на перемену лошадей, то приехал бы раньше и предотвратил его смерть.

– Каким образом? – выгнула красивую бровь Ксантия.

– Ну не знаю, – мужчина раздосадовано сжал ладонями виски. – Может, он испугался той амфоры, и сердце не выдержало? Будь я рядом, успокоил бы его.

– Какой амфоры? – прищурилась Глафира. – Случайно не той, на которой сцена с убийством детей Ниобы? Наша хозяйка только о ней и говорит. Вроде бы, сосуд предвещает скорую кончину, появляясь в спальне обреченного.

– Чушь, – отмела Ксантия.

– Да… – рассеянно согласился Мегакл. – Вот только ее видели в шести разных домах. И каждый раз там кто-то умирал.

– Не верю я в проклятия, – твердо заявила рыженькая. – Тут что-то нечисто.

– Мы все выясним, – безапелляционно заявила брюнетка и утешающе похлопала его по плечу.

Глава 4. Неотправленное письмо

Глафира шлет Никандру привет. Дорогой учитель! Прости, что начинаю письмо не с вопросов о твоем здоровье и благополучии, а с жалоб и просьб. Я попала в затруднительную ситуацию. Ты, без сомнения, помнишь таинственного незнакомца, который спас меня в младенчестве и привез к бабушке. Так вот, нам удалось встретиться и поговорить. Как выяснилось, не только я обязана ему – он вернул Ксантию к жизни, потому что очень любил ее. Опасаясь, что она вспомнит о прошлом, он попросил меня ничего не рассказывать. К моему стыду, я согласилась¹¹.

Но, пока я не пала в твоих глазах еще ниже, попробую оправдаться трудностью выбора. Прежние друзья и семья Ксантии предали ее. Обстоятельства столь печальны, что я не рискнула бы напоминать ей о таком. Тем не менее, скрывать от человека правду – подло. Что мне делать? Уповаю на твою мудрость, ибо я истощена и сломлена бесконечными терзаниями.

Надеюсь, ты и твоя милая супруга пребываете в добром здравии.

Глафира перечитала письмо несколько раз. Ожидала, что оно растянется на весь свиток, но папирус исписан лишь на четверть. С ней всегда так: буря эмоций, вихрь чувств и поток мыслей в итоге облекаются в сухой, сжатый, короткий текст. Поймет ли ее учитель? Что ответит? Скорее всего, отругает самыми отборными словами, и кто скажет, что он не прав? А если она сама понимает, что поступает неверно, то зачем пытается переложить ответственность с себя на Никандра? Что мешает ей пойти и прямо сейчас признаться во всем подруге?

Скрипнула дверь. Глафира молниеносным движением смахнула со стола палетку, и чернила из сажи залили папирус, поглощая слова, которые она с таким трудом подбирала.

– Я напугала тебя? – спросила Ксантия. – Ты какая-то нервная в последнее время. Что случилось?

– Ничего, – ответила девушка, лихорадочно соображая, чем объяснить свое поведение. – Помнишь тот день, когда мы с Солонием пошли в театр, и он отравился?

– Да.

– При мне не было сумки с лекарствами. Я оставила ее и ушла. Моя беспечность едва не стоила ему жизни.

– Такое может случиться с каждым, – пожала плечами Ксантия.

– Но не с тобой. Ты никогда не забываешь оружие.

– Сделай себе маленький футляр для самых необходимых инструментов и микстур, заверни его в пояс и носи, – предложила Ксантия. – И прекрати думать о том, чего не произошло. Ты спасла двоих человек, и я тобой очень горжусь.

От ее мягкого, утешающего голоса Глафире стало еще хуже, она почувствовала, как краска стыда вспыхивает на ее лице. Но Ксантия столь неожиданно переменила тему, что голос совести ненадолго замолчал, уступая место крайнему изумлению.

– Как тебе Мегакл?

– Ну… э-э-э… очень милый.

– И симпатичный, – взгляд брюнетки, обычно такой сосредоточенный и холодный, стал почти мечтательным. Глафира разинула рот. До сегодняшнего вечера она ни разу не слышала от подруги таких комплиментов в адрес мужчины. Все, кого они встречали, как-то не дотягивали до Ксантии ни по уму, ни по силе.

– Он тебе нравится?

– Пока не знаю. Мы собираемся покататься на лодке.

– Сегодня?

– Ну да.

– Но он же только похоронил дядю! Наверное, это не очень прилично и…

– Мы не собираемся распевать счастливые песни. Просто поговорим.

– Уже холодает, а на реке вы и вовсе замерзнете, – выдала Глафира, понимая, что нет ни одного человека в мире, которого непогода удержала бы от свидания.

– Возьму твой гиматий¹², ты же не против?

– Я? Нет, конечно, нет.

– Вот и отлично. Постараюсь вернуться пораньше. Не скучай.

Ксантия легко поднялась со складного стула, прихватила шерстяную накидку и вышла из комнаты.

– О боги! Что делать? – прошептала Глафира, вскочила и заметалась из угла в угол.

Глава 5. Если бы осел мог говорить

Черный ослик сладко спал в конюшне. Ему снился дивный сон: как он бежит по зеленому лугу, солнышко ласково пригревает, а впереди – целая горка сочных арбузных ломтиков. Он потянулся к ним, но тут чья-то рука легла на его шею.

– Аристофан, ты спишь?

Ослик нехотя приоткрыл один глаз и увидел Глафиру. Ну вот, сейчас его заставят оторваться от прекрасных грез, встать и ехать куда-нибудь – спасать очередного недотепу, впутавшегося в неприятности.

– Аристофан, у нас большие проблемы!

Вот уж новость! Да с тех пор, как его купила рыжая девица, он только это и слышит. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что она души в нем не чает. Предыдущие хозяева только и мечтали поскорее его продать, а последний и вовсе пригрозил живодерней, если он не потащит мешки, набитые посудой.

– Помнишь светловолосого мужчину, которого мы встретили на рынке? Кажется, Ксантии он понравился.

Ослик с облегчением выдохнул. Слава Пану¹³, ничего серьезного не случилось, и он может еще полежать на уютной подстилке. Люди вечно делают из мухи слона. Если бы Аристофан умел писать, то давно составил бы трактат о человеческой глупости.

– Проблема в том, что Ксантию любит Владыка мечей – он вернул ее из мира мертвых.

Его-то ослик прекрасно знал. Зловещая фигура в темном плаще, мужчина с равнодушными глазами. Он спас Глафиру и Аристофана, когда их чуть не убил раб-нубиец, подосланный жрицей.

– Их отношениям много лет, но она ничего не помнит, а я ей не сказала. Смерть помешала им объясниться, а теперь еще встрял этот Мегакл, чтоб ему вечно бродить по Асфоделиевым полям¹⁴! И чем он ее привлек? Да, он ничего на вид, даже почти красивый, но какой-то слишком правильный. Не вызывает доверия.

Аристофан фыркнул. Так вот, в чем дело. Хозяйку растрогала неоконченная история любви Ксантии и Владыки мечей. Она рассчитывала на счастливую развязку, но тут появился светловолосый очаровашка и все испортил.

– И это не единственное, что меня беспокоит. Владыка мечей убивал и за меньшее. Вспомни Аменемхета, Горана, актеров гермопольского театра. Мегакл обречен, если у них с Ксантией вспыхнет роман. И что делать?

Ослик даже поперхнулся кусочком яблока. Как «что делать»? Не мешать, конечно! Раз светловолосый тип – жуткая заноза, так пусть его прикончат, и вопрос закрыт. Не велика потеря.

– Мы должны найти Владыку мечей, и все ему рассказать. Пусть поговорит с Ксантией, хватит тянуть время.

Мы?! Уши ослика подпрыгнули вверх, как у зайца, почуявшего опасность. Он помнил, с какой легкостью мужчина с равнодушными глазами перерезал горло здоровяку-нубийцу, а Глафира предлагает заявиться к нему и сообщить, что какой-то тип крадет его возлюбленную!

Ах, если бы Аристофан умел говорить! Он объяснил бы своей милой, но скудоумной хозяйке, какую глупость она затеяла, и посоветовал бы никогда не совать нос в чужие дела. Но ослы не владеют речью, поэтому он лишь печально вздохнул и покорился судьбе.

Глава 6. Сквозь годы и бедствия

Глафира понятия не имела, где искать Владыку мечей. Всякий раз он появлялся сам, словно из ниоткуда. Она всю ночь не сомкнула глаз, пытаясь что-нибудь придумать, и слышала, как Ксантия вернулась в гостиницу перед рассветом. Видимо, свидание прошло удачно, потому что она тут же уснула.

С первыми лучами солнца Глафира осторожно поднялась, моля богов, чтобы старая кровать не скрипнула от перемены положения тела, оделась и прокралась к двери.

– Я иду за покупками, – сообщила она хозяйке гостиницы. – Если моя подруга спросит, куда я подевалась, скажи ей, что у меня закончился спен¹⁵ для приготовления обезболивающего.

– Позавтракаешь? Я уже испекла хлеб, а рабыня подоила корову.

– Нет, я пока не хочу есть.

Глафира забрала ослика, и они побрели за городские ворота, мимо полей, к безлюдным зарослям в долине Нила. Продираясь сквозь высокую папирусную осоку, девушка подумала, что она скорее наткнется здесь на змею или крокодила, чем на Владыку мечей. В конце концов, она нашла небольшую полянку и уселась на пригорок. Аристофан укоризненно посмотрел на нее, словно собирался спросить: «Ну и что дальше?».

– Не знаю, слышишь ты меня или нет, но нам нужно поговорить, – сказала она в пустоту. Кажется, ей вняли только птицы, заоравшие на разные лады и разлетевшиеся в стороны при звуках ее голоса. Гладкая поверхность воды заколебалась и из нее высунулась голова бегемота, но тут же скрылась.

– Странные места ты выбираешь для встреч, – раздалось за спиной.

Глафира обернулась и увидела красивого брюнета с курчавыми волосами до плеч, короткой бородкой и серьгой в левом ухе в виде анха или змейки. Одет он был в анаксариды и черную кожаную кирасу из множества чешуек. От него веяло холодом, внушающим страх, но девушка не боялась – этот человек трижды спас ей жизнь.

– Я пообещала, что не расскажу Ксантии о нашем разговоре.

– А теперь передумала? – на бездушном лице мелькнула тень насмешливой улыбки.

– Нет, но ты должен сделать это сам. Я чувствовала, что добром наша скрытность не кончится, и оказалась права.

– Ты разочаровываешь меня, девочка. Я слишком высоко оценивал твой ум. Мне нужно полгода, не меньше, и потом я поговорю с Ксантией.

– Хорошо. Раз ты значительно превосходишь меня в сообразительности, значит, заранее предусмотрел любые последствия, так? – теперь ирония звучала в ее реплике. – А тебе не приходило в голову, что она может… ну, например, влюбиться? И ты останешься ни с чем.

Карие глаза Владыки мечей потемнели еще больше, в них точно разверзлась бездна.

– Что? В кого? В одного из никчемных людишек? Назови мне его имя!

Глафира сжалась в комок. Она поняла, что предотвратить убийство не удастся. Ослик спрятался за нее и притих. Внезапно со стороны зарослей красного гибискуса донеслось четыре коротких, сухих хлопка.

– Потрясающе. Я должна была сразу догадаться, кто мне так удружил, – Ксантия стояла посреди полянки, сложив руки на груди. Она хотела добавить еще что-то, но слово так и застыло на губах. Брюнетка недоумевающе нахмурилась и уставилась на Владыку мечей. Он разразился заливистым смехом.

– Это самая интересная часть. Нет больше ни наших прежних имен, ни репутации. Я отдал их, чтобы исправить положение после той нелепой выходки. Ты позволила жалким ничтожествам казнить тебя. Пришлось пожертвовать всем, что у меня было, в обмен на твою жизнь.

– Надеюсь, ты не ждешь от меня благодарности?

– Конечно, нет.

Наступила тишина. Глафира, ощущая бешеный стук собственного сердца, переводила взгляд с одной на другого. Они замерли, их лица окаменели и не выражали ничего: ни радости, ни гнева.

– Н-ну, раз мы уже здесь, почему бы вам не поговорить? – промямлила она.

Воздух рассекли клинки, одновременно выхваченные из ножен. Они наносили одинаковые удары, ни в чем не уступая друг другу. Это походило на заранее отрепетированный танец: смертоносный и притягательный. Ксантия сделала выпад вперед, Владыка мечей уклонился и попытался подставить подножку, но девушка вспорхнула вверх и сшибла его на землю.

– Ты не потеряла хватку, – отметил он одобрительно, ловким движением выбил меч из ее руки и потянул на себя.

Ксантия упала, но не позволила противнику перевернуться, уселась ему на грудь и схватила за горло.

– Я не могу убить тебя, – прошипела она. – И сожалею об этом. Ты лишил меня семьи и друзей, вмешался в мою судьбу, и даже смерть тебя не остановила. Почему ты не оставил меня в покое, а?

Она надавила сильнее, буквально впившись пальцами в его кожу. Взгляд ее был полон злости и боли.

– Потому что я прожил тысячи лет, – прохрипел он в ответ. – Бессмысленных, пустых лет. А потом появилась ты, и все изменила. Я не мог тебя отпустить.

– Ты, как всегда, думаешь только о себе.

Она встала, подняла меч и вложила его в ножны. Глафира застыла на месте, прижав ладони к груди, и тихо заплакала.

Глава 7. О любви

– Поверить не могу, что он посмел так со мной поступить! – Ксантия расхаживала по комнате, как тигр в клетке. – Нет, это вполне в его духе, но чтобы преследовать душу после смерти, надо перешагнуть последнюю черту.

Глафира сидела за столом и яростно скребла ножом ивовую ветку, собирая кору, из которой делала отвар от жара.

– И что тут плохого? – спросила она звенящим от слез голосом.

– Ты не понимаешь?! Ты все еще на его стороне?

– Да, – девушка откинула с бледного лба рыжую прядку, выбившуюся из-под шарфа. – Потому что он спас меня. И тебя, кстати.

– Я его не просила!

– Иногда надо смотреть правде в глаза. Я бы тоже хотела, чтобы мои родители были рядом. Но они бросили меня, и если бы не Владыка мечей, я погибла бы в огне, а мои кости обглодали бы бродячие собаки. Твои родные и друзья не лучше: они предпочли забыть тебя. И ты это знаешь. Мне все равно, кто он: добро или зло. Я всегда буду ему благодарна.

Ксантия внимательно посмотрела на подругу, неловко орудующую неудобным ножом, ее лицо смягчилось.

– Выходит, ты соврала о свидании, чтобы выманить Владыку мечей и заставить его признаться? – щеки Глафиры пылали, нож застрял в плотной древесине, и она безуспешно дергала его за ручку. – Тебе было все известно еще там, в храме Гора? Ты вспомнила свою прошлую жизнь.

– Да.

– И друзей?

– Да.

– Они не любили тебя по-настоящему, верно?

– Я поняла это только когда умерла, – Ксантия горько усмехнулась. – Но я и не заслуживала любви, я была плохим человеком.

– А разве ее можно заслужить?

– Наверное, нет. Прости меня, ладно? За сцену, что я устроила. Выглядело так, будто я больше дорожу прошлым и совсем не ценю тебя. Хотя на самом деле ты мое благословение. Первое за обе жизни. Ты мне как сестра.

Ксантия обняла подругу за плечи. Глафира бросила нож и уткнулась лицом в ее шею, всхлипывая, как ребенок.

– Если тебе интересно, то я вчера действительно виделась с Мегаклом. Но мы говорили о таинственных смертях. Я попросила его поискать амфору, вызвавшую переполох, и зайти к нам после обеда.

Глава 8. Амфора с дурной репутацией

Хозяйка гостиницы, в которой остановились Ксантия и Глафира, была пожилой вдовой. Ее покойный муж наделал долгов и умер, не оставив ей никакого дохода. В распоряжение женщины отошел только большой дом и часть сада. Чтобы как-то свести концы с концами, она открыла гостиницу, точнее, просто сдавала комнаты путешественникам. В основном, она принимала семейные пары с детьми или стариков. Одинокие мужчины вселяли в нее ужас: мало того, что они съедали непомерное количество продуктов, так еще вели себя отвратительно: требовали вина, являлись под утро, затевали драки и пугали рабов.

Поэтому, увидев на пороге молодого человека, пришедшего навестить двух приличных с виду незамужних девушек, вдова разозлилась и отказалась впускать его.

– Ты, наверное, не узнаешь меня, Галия?

Женщина подслеповато прищурилась и всплеснула руками.

– Мегакл! Ты вернулся! Как учеба?

– Я уж давно ее закончил, – усмехнулся мужчина. – Работал в Афинах архитектором, да только там теперь почти ничего не строят.

– Проклятые римляне! – тут же отреагировала Галия. – Влезли на чужую землю и тянут из людей жилы. Так одна из девушек, что живут у меня, твоя невеста? И которая? Между нами говоря, они обе слишком суровые и чересчур много знают. Хотя, рыженькая помягче, из нее еще может получиться хорошая жена.

Мегакл рассмеялся, представив лицо Глафиры, если бы она услышала такой комплимент. Бедная старушка Галия, ей и невдомек, какая удача – жениться на женщине, с которой можно поговорить о философии, книгах, театре, математике или музыке.

– Вообще-то я заглянул по делу. Дядя Глафиры богат, он собирается строить виллу в Арсиное¹⁶, а я был бы рад получить работу.

– Ах, вот как! Ну проходи же! Поднимись по лестнице – они занимают вторую комнату справа. Только обязательно постучи и спроси разрешения – вдруг они не одеты.

Мегакл, подавив улыбку, поклялся исполнить наставление в точности и быстро преодолел двадцать высоких ступенек. Вопреки опасениям хозяйки, девушки и не думали переодеваться или вкушать послеобеденный сон. Глафира корпела над каким-то свитком, Ксантия полировала и без того идеально блестевший меч.

– Приветствую! Амфору мне найти не удалось, но я выяснил про нее все, что смог.

– Садись и рассказывай, – Ксантия толкнула к нему табурет на трех ножках.

– Два года назад стратегом нашего нома был Ипполит. Молодой, честный, добродушный и ответственный чиновник. Горожане и крестьяне его обожали, даже мой покойный дядюшка относился к нему с уважением. Ипполит предпринял короткое путешествие в Афины – там мы с ним и встретились, он передал мне письма от родных и друзей. Потом он вернулся и привез домой чернофигурную амфору «Избиение Ниобид». Ее поставили в большом зале на первом этаже, но через две недели она оказалась в спальне, которую занимала жена стратега и новорожденный сын. А на утро сосуд бесследно исчез, женщину и малыша нашли мертвыми с признаками удушья. Ипполит сошел с ума. Он ходил по городу и ругал себя, говорил, что его предупреждали – амфора проклята, но он только посмеялся и все равно ее купил.

– И кем же она проклята? – заинтересовалась Глафира.

– Очевидно, предыдущим хозяином. Стратег приобрел ее на торгах, где выставлялось имущество должников. Судьба самого Ипполита повторилась почти в точности: он покончил с собой, а его собственность раскупили, потому что наследников не осталось.

Глафира обмакнула каламос¹⁷ в чернила и что-то торопливо записала. Мегакл подождал, пока она закончит, и продолжил: