Kitobni o'qish: «Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг.»

© М. Уварова, 2014

© Издательство Института Гайдара, 2014

* * *

Идите во главе идей вашего века – эти идеи вас увлекут и вас поддержат, идите против них – они вас сметут.

Наполеон III

От автора

Когда-то эта книга задумывалась как попытка пролить свет на личность, судьбу и политическую деятельность последнего императора Франции Наполеона III, над фигурой которого до сих пор не до конца поднят занавес тайны и вокруг которого не утихают баталии историков. Этот человек и связанная с ним эпоха прошли путь от «Наполеона Малого» до «социалиста на престоле» – трудно удержаться от соблазна проследить, каким образом и почему оценка его правления совершала подобные кульбиты. Сила воли или сила обстоятельств – что делало таких правителей и их время? Признаться, мы не уверены, что найдем ответ на этот вопрос – как в данной книге, так и на более просторном исследовательском поле. Относительно Наполеона III историки предпочитали, как правило, роль биографов, выводили на передний план мысль и направляющую руку правителя. Нас же интересуют мысли и дела тех, кем он правил. Потому мы и решаемся наблюдать то, каким образом воля личности и воля обстоятельств встретились, вступили сперва в борьбу, затем в диалог и, наконец, дали жизнь одной недолгой, но невероятной форме общественной жизни. Именно на этой форме сосредоточено наше внимание. Эпоха реформ, когда пошатнувшееся здание монархии начало искать опору не в военной славе или дипломатических интригах, но в демократии. Другое дело – к лицу ли демократии корона и мантия.

Я выражаю благодарность тем, кто в той или иной степени и на разных этапах принял участие в реализации замысла этой книги. Прежде всего, это мой научный руководитель Елена Ивановна Федосова (МГУ), направлявшая в течение нескольких лет процесс моего исследования и помогавшая в конкретизации темы и методов работы с источниками. Среди моих учителей также профессор Александр Васильевич Ревякин (МГИМО), профессор Алла Сергеевна Намазова (Институт всеобщей истории РАН) и Андрей Юрьевич Смирнов (МГУ), делившиеся со мной своим опытом и корректировавшие мою работу. Эта книга увидела свет благодаря издателю Валериану Валериановичу Анашвили, проявившему интерес к проекту, взявшему на себя его практическое осуществление и сделавшему важные редакторские замечания. Мои французские коллеги, профессор Эрик Ансо (Университет Париж-I) и профессор Мари-Пьер Рэй (Университет Тулузы), оказали помощь в работе с архивными источниками во Франции, предоставили ценные методологические советы и библиографическую информацию. Вдохновляли и стимулировали процесс исследования мои друзья и коллеги – Александр Артемьев (МГУ), Иван Болдырев (Университет Гумбольдта, Берлин), Егор Гаврилов (Университет Sciences Po, Париж), Татьяна Левина (НИУ ВШЭ), Арсений Хитров (НИУ ВШЭ), Мария Юдсон (МГЛУ). Наконец, спасибо моим родителям и моему мужу Ивану, чья заинтересованность, критика и вера помогали мне преодолеть все затруднения на пути исследователя и повествователя.

Предисловие

Либеральная идея и политическая традиция Франции

Свобода. Это слово, которым мы так беспечно перебрасываемся сегодня, которое так прочно вошло в нашу повседневную речь, что стало едва ли не затасканным предметом обихода. В самом деле, садясь за руль автомобиля, мы даже не задумываемся о том, как еще столетие назад подобный способ передвижения потряс общество. Таков же был и путь понятия «свобода». Двести лет назад вокруг него разгорались войны, оно рушило человеческие судьбы, сметало одни государства и создавало новые; оно перекроило, перевернуло Западный мир не менее, чем весь научно-технологический прогресс. Франция – вот страна, где свободе выпали наиболее суровые испытания и которая восславила ее громче чем все ее соседи; где именем свободы были совершены безумства, подвиги, созданы шедевры искусства, и где ее же именем, согласно последним словам Манон Ролан перед эшафотом¹, были совершены самые чудовищные преступления.

Изучение трудных путей становления французской свободы – задача амбициозная и чересчур обширная для данного исследования. Ведь в нем мы намерены ограничиться небольшими временными рамками и осветить всего лишь один из наиболее острых эпизодов испытаний, выпавших на долю свободы. Отметим ключевой момент: идея свободы и формы ее воплощения во Франции – процесс, безусловно, эволюционный, и сама идея свободы имела свойство гибко изменяться в соответствии с конкретными социально-политическими условиями.

В интересующий нас период – Новое время в Западной Европе – решающую роль в становлении идейной базы понятия «свобода» сыграла Англия. Можно сказать, она стала первым и главным экспортером на континент не только достижений промышленного переворота и научных открытий, но и наиболее передовых на то время идей². Английская революция середины – второй половины XVII в. не только нанесла сокрушительный удар по абсолютизму королевской власти, продемонстрировав торжество принципа народного суверенитета (посредством представительного парламентского правления); она прокатилась эхом по Европе – не в форме аналогичных социальных потрясений, но в виде новой системы ценностей, совершивших вторую интеллектуальную революцию после Ренессанса³. Идеи представительного правления, ограничения власти монарха, торжества гражданских прав и суверенитета нации нашли отражение в трактатах «отца» европейского Просвещения и либерализма Джона Локка⁴; позднее они распространились на другие европейские государства, в которых вопрос о взаимодействии власти и общества был поставлен не менее остро, но где система органов власти не была столь «демократичной», как в Англии, и требовала, с точки зрения мыслителей, глубоких преобразований. Таким образом идея о гражданско-правовом государстве составила основу европейского Просвещения. Во Франции судьба идей о гражданской свободе сложилась, пожалуй, наиболее драматично. Прежде всего, в этой стране сказывался сильный разрыв между формой правления и интеллектуальной жизнью. Франция в своем общественно-политическом развитии сильно отставала от Англии, до конца XVIII в. находясь в рамках абсолютизма с сохранением древнейших феодальных порядков в политической и экономической жизни, в то время как Англия уже вступила на путь парламентаризма и промышленной революции. Поэтому, если английские мыслители скорее рассуждали в рамках уже сложившейся системы общественных отношений, то французские коллеги проектировали будущее – идеальное государство, которое должно было прийти на смену абсолютизму. «Фантастичность» такого мышления была впоследствии использована деятелями революции 1789 г. – то было величайшее их заблуждение, ибо ни один из просветителей не допускал революционного сценария смены власти⁵. Соседство высоких идеалов свободы, равенства и народного суверенитета с революционным террором и превращением принципа гражданской свободы в почти тоталитарную диктатуру явило собой нездоровую картину, ставшую кошмаром для нескольких поколений французов. Такое положение впоследствии, уже по завершении революции, в эпоху империи Наполеона Бонапарта и Реставрации, заставило мыслителей серьезно задуматься над вопросом о пределах свободы, о степени контроля государства над гражданской свободой, о форме правления, которая бы обеспечила свободу снизу, порядок сверху и согласие между всеми слоями общества⁶. В поисках компромисса между свободой и порядком возникло либеральное идейное течение, принципом которого стало взаимодействие свободы личности и гражданских прав. На тот момент оно (в лице Бенжамена Констана, Жермены де Сталь, Франсуа Рене де Шатобриана, Алексиса де Токвиля, Франсуа Гизо и др.) наиболее ярко отразило поиск Францией своего пути. В отличие от просветителей французские либералы первой половины XIX в. не были «фантастами»: они мыслили в рамках установившейся в стране системы отношений гражданина и власти – конституционной монархии. Конституционная Хартия 1814 г. и ее более либеральная редакция 1830 г. представлялись им идеальным лекарством от двух губительных болезней: абсолютизма власти и революционности народных масс.

Политические события XIX в. во Франции подтвердили и предсказали слова либералов: это эпоха беспрецедентного для страны поиска идеальной формы правления. С 1800 по 1871 г. страна переживает три революции и шесть вариантов политического режима: бонапартистская империя, почти абсолютистская реставрация Бурбонов, конституционная монархия Орлеанов, Вторая республика, Вторая бонапартистская империя и Третья республика. Вторая империя 1851–1871 гг. стала в истории страны периодом, максимально сконцентрировавшим все ее прошлые опыты, чаяния и противоречия ее путей. Бонапартизм середины XIX в., как и бонапартизм Наполеона I, отразил ту точку невозврата, в которой находилось французское общество: нельзя допустить ни революции, ни монархии, нужно строить новую систему, основанную на примирении всех социальных сил. Как никогда более громко в тот период заявили о себе все общественные группы. У них наконец-то появился свой голос, ибо один из уроков революции, усвоенный французской правящей элитой, состоял в необходимости учреждения представительного органа при монархе. В той или иной форме, с большими или меньшими ограничениями, но режимы Реставрации и Июльской монархии были парламентскими. Различные политические силы наконец получили легальную возможность высказаться, политическая жизнь ушла с улицы и интеллектуальных салонов в палату народных представителей. Соответственно и политические доктрины получили возможность развиваться, эволюционировать в согласии с изменениями условий социальной жизни и общественных настроений. Они, в отличие от Просвещения, стали более социальными, более реалистичными⁷. Просвещение созревало в замках и салонах, либерализм – в палате депутатов.

Все это отразилось и на специфике развития либерализма в эпоху Второй империи. Сложилась особая система взглядов, которая, будучи основанной на традиционных ценностях либерализма начала XIX в., в то же время сделала попытку адаптировать их к новым социально-политическим условиям. Опять же новый либерализм был связан с новой формацией политической жизни страны – приходом к власти Наполеона III, принявшего французское общество смятенным, усталым и почти отчаявшимся после революции 1848 г. Именно в ту пору либеральные идеи и власть вступают в тесное и продуктивное взаимодействие, нацелившись на преобразование всех сфер жизни общества. Результатом этого сотрудничества стали реформы 1860-х гг., воплотившие новые либеральные идеи.

Новый французский либерализм развивался параллельно новой наполеоновской идее. Она как никогда ярко отразила парадоксы исторического пути Франции и политического сознания французов. С 1789 г. страну потрясала навязчивая идея свободы, постоянно сдерживаемая страхом превращения ее в революционный террор⁸. 1793 г. прочно вошел в генетическую память нации. Санкюлоты-идеалисты продержались у власти недолго – переворот 9 термидора и последовавшие за ним Директория, Консульство и Империя доказали, что победу в ходе революции одержало все же «третье сословие» – буржуазия, свободная от сословных предрассудков, образованная, деятельная и прагматически мыслящая часть нации. Во многом именно ее идеологией стал либерализм – компромисс свободы и порядка, социальной гармонии и индивидуальной свободы. Век либерализма стал для Франции синонимом века буржуазии⁹.

Вплоть до 1830-х гг. либералы представляли собой оппозицию: сперва они обрушивались с критикой на режим Первой империи и «узурпатора» Бонапарта, позднее возмущались абсолютистскими поползновениями Карла Х при Реставрации. И только июльская революция 1830 г. и восшествие на престол Луи-Филиппа Орлеанского привели либералов не только в парламент, но и к власти. Самим своим существованием Июльская монархия была обязана либералам во главе с Адольфом Тьером – не столько великим мыслителем, сколько расчетливым и умным политиком, понимавшим, что возвращение старого порядка и принципа божественного права короля отныне немыслимы и приведут к новой гражданской войне. «Король-буржуа» Луи-Филипп в итоге предал чаяния своей социальной базы: сперва отказавшись провести избирательную реформу и снизить имущественный ценз для права голоса, затем совершив еще более роковую ошибку: невнимание к растущему рабочему движению, которое готово было нанести удар прежде всего по буржуазии. Последовавшая революция 1848 г. грозила закончиться социалистической республикой с невнятными иллюзорными целями, без яркого общенационального лидера, без объединяющей нацию идеи¹⁰. Французское общество было еще слишком молодо для полного самоуправления и тем более для диктатуры пролетариата. Как человеку в определенный период роста нужны родители, воспитатели и учителя, так и французское общество нуждалось в направляющей руке. На тот момент оно было подростком, подглядывавшим за жизнью взрослых и отчаянно бунтующим против родителей. В данной ситуации от «родителей» нации требовалась осторожность и глубокое понимание ситуации. Таким «отцом» стал первый президент Второй республики (и первый в истории Франции президент, избранный всеобщим народным голосованием) Луи Бонапарт. Совершив переворот 2 декабря 1851 г. и провозгласив себя императором Наполеоном III, своим воцарением не просто утолил свои личные амбиции и чаяния своих сторонников – он принес нации долгожданную передышку и программу, нацеленную на сплочение и стабилизацию общества. Обещано было всем – и буржуазии, и крестьянам, и рабочим. А затем – самое важное – выполнено.

Целевой группой Луи Бонапарта была буржуазия, но, в отличие от Луи-Филиппа, он понимал, что благополучие этой группы и соблюдение ее интересов не будут прочными без поддержки всех социальных слоев¹¹. Для каждого из них будущим императором был заготовлен «поощрительный приз». Луи Бонапарт видел, что отныне движущей силой нации является средний класс – разные подгруппы буржуазии, от адвокатов, врачей и владельцев лавок до крупных финансистов, дававших ссуды королям. Этот класс он спас от угрозы социалистического переворота 1848 г. Спас активной экономической программой – впервые во Франции была полноценно введена политика экономического либерализма, идеи Адама Смита и Тюрго и «невидимой руки рынка» в противовес традиционному французскому протекционизму в духе Кольбера (из-за которого французская экономика не могла осуществить план «догнать и перегнать Англию» в течение полутора веков)¹². Спас он и крестьянство, которое как всегда больше всего страдает от революции, от нерешенных экономических проблем и стремится только к стабильности, к отсутствию роста налогов (что имело место в дни революции – именно по этой причине крестьянство отвернулось от нее, не говоря уже о том, что в 1790-х гг. основные очаги роялистского сопротивления Конвенту возникали именно среди крестьян) и возможности свободно обрабатывать свою землю и реализовывать ее продукт. Ведь революция 1848 г., нацеленная на социалистический переворот, полностью игнорировала проблемы деревни, в то время как крестьянство во Франции все еще оставалось самым многочисленным классом. Была у Луи Бонапарта и программа (хотя и не сразу приведенная в исполнение), касавшаяся материального положения, условий труда и прав рабочих: под влиянием трудов социалистов (Сен-Симон, Оуэн, Бланки) и того же Смита император понимал, что невнимание к материальным и политическим проблемам пролетариата грозит его режиму падением¹³. Наконец, всем сословиям император даровал главный «подарок» – всеобщее избирательное право и право референдума, ценнейшее, пожалуй, из наследий революции 1848 г. Какова бы ни была форма власти, но право граждан высказывать свое мнение о ней должно быть сохранено – это девиз нового времени, та норма общественной жизни, которой опасно пренебречь, особенно на волне недавно прокатившихся по Европе демократических революций, в ходе которых даже Пруссия, оплот консерватизма и абсолютизма, снизошла до конституции. Наполеон III, опираясь на изучение трудов передовых мыслителей современности и на собственные наблюдения и анализ ситуации, прекрасно осознавал сложившееся положение.

Столь быстрые смены режимов в стране могли сбить с толку приверженцев традиционных идей – таких, как либералы. Своеобразная смесь консерватизма и романтизма и неумение гибко реагировать на изменения в общественной жизни помешали либералам стать во главе революции 1848 г. и провести ее по более мягкому буржуазно-реформистскому сценарию¹⁴. Действительно перед нацией в итоге революции встала дилемма: либо социалистическая республика, либо новый диктатор на троне. Как воспринял эти перемены либерализм? Либералы-доктринеры эпохи Реставрации (во главе с Гизо) ушли во внутреннюю эмиграцию, меж собой осудив «выскочку и узурпатора». Более активно продолжали действовать их младшие коллеги-«орлеанисты» во главе с Тьером, негодовавшие не столько против узурпатора, сколько по поводу цензуры в прессе и запрета свободы собраний, а также сокращения политического плюрализма: в первые годы правления император запретил республиканские и социалистические общества, мотивировав это необходимостью умиротворить пыл общественных настроений. Фактически все оппозиционные силы были вытеснены с политической арены, правда, с оговоркой: в первые годы Империи либеральная партия, дискредитировавшая себя правительствами периода Июльской монархии и беспомощностью в дни революции, была крайне непопулярна среди избирателей; общество, жаждавшее стабильности и прогресса одновременно, доверилось бонапартистам.

Тем временем подрастало новое поколение либералов, которые, усвоив уроки 1848 г., избавившись от рыцарских иллюзий своих старших коллег и присмотревшись к бонапартистской доктрине, сошлись на том, что на данный момент эта форма правления для страны идеальна, но ее нужно уравновесить расширением гражданских свобод. Дискуссионным вопросом для этих либералов, как и для их предшественников, было соотношение свободы и порядка в обществе. Порядок – это авторитет императора и его образ «отца нации» (последнее было умышленно заимствовано из английского принципа монархического правления), помогающие спасти общество от революции. Но свободу новые либералы понимали уже более широко, чем их предшественники; их занимал не только вопрос о форме правления и степени ограничения власти монарха, но и более острые вопросы – гражданские свободы, положение разных классов, в том числе и рабочего. Либерализм, таким образом, на удивление динамично изменился в связи с новой реальностью. Принципы этого «социального» либерализма выразил один из виднейших деятелей Второй империи и один из основателей новой либеральной партии Эмиль Оливье. Новый либерализм представляет наибольший интерес как первая для Франции попытка (и одна из первых в Европе) соединить традиционные либеральные доктрины и новые социалистические идеи.

Изначально критика авторитарного порядка исходила от нескольких деятелей либерального течения (так называемые Le Cinq – «пятеро», ибо поначалу их действительно было лишь пятеро), которым удалось пройти в парламент (Законодательный корпус) на выборах 1857 г. Во главе этих «вольнодумцев» стоял молодой депутат Эмиль Оливье. Оппозиция настаивала на том, что основой благополучия империи должен стать не авторитарный порядок, но свобода: за десятилетие (1850-е гг.) общество успокоилось, теперь же пришло время укрепить стабильность свободой¹⁵. Эта идея выразила сущность предполагаемых реформ.

Либералам удалось донести свои идеи до власти и заручиться поддержкой императора. Необходимость реформ назревала в связи с новой реальностью, которая диктовала бонапартистской власти свои условия: после революции 1848 г. на политическую арену благодаря всеобщему избирательному праву вышли новые социальные группы. Политические права обрело крестьянство, именно этот класс оказал основную поддержку Наполеону III на плебисците при его приходе к власти. Начинают обретать самостоятельность рабочий класс и мелкая буржуазия, составлявшие основу республиканской партии. С их требованиями уже приходилось считаться ради сохранения порядка в государстве¹⁶. Эти группы начинают формировать свои политические объединения, основанные на совершенно новых видах идеологии: республиканской, из которой произросла социалистическая, которая, в свою очередь, отчасти восприняла коммунистические идеи; появляется первое международное объединение рабочего класса – Первый интернационал, одна из крупнейших секций которого была создана во Франции. Поэтому расстановка политических сил в начале 1860-х гг. не была столь однозначной: помимо либералов, недовольство авторитарным режимом выражали и республиканцы, возглавляемые яркими фигурами. – Леоном Гамбеттом, Анри Рошфором, Жюлем Фавром, Жюлем Симоном и др. Положение республиканцев на политическом фронте было гораздо тяжелее, чем либералов: они не были представлены в парламенте, их печатные издания подвергались преследованиям со стороны цензоров либо выходили только за границей, они никоим образом не соглашались, в отличие от либералов, идти на сотрудничество с императором – они требовали радикальных перемен, устранения бонапартистского режима.

Период реформ 1860-х гг., получивший среди современников название «либеральная империя», ознаменован социально-политическим компромиссом, когда власть впервые после десятилетия авторитарного режима протянула руку оппозиции. Поэтому наибольший интерес представляет изучение изменений, произошедших в либеральной мысли в связи с новыми социально-политическими условиями эпохи Второй империи, и отражения нового либерализма в реформах 1860-х гг.

Наиболее полноценное представление об этом течении дают произведения либеральных деятелей, прежде всего Э. Оливье. Круг проблем, охваченный Оливье и его соратниками, достаточно широк: он включает в себя взгляды на авторитарный режим, на принцип парламентаризма, отношение к революции и понятию «свобода», взгляды на политические права гражданина, социально-экономические воззрения. Представляют интерес и взгляды на реформы политических противников либералов – республиканцев и бонапартистов; они помогут обратить внимание на те положения либеральной программы, которые их оппоненты считали наиболее спорными. Все перечисленное предоставляет возможность изучить то, как либерализм смог адаптироваться к новой реальности, в какой степени он сохранил свои традиционные ценности и каким образом в нем нашли отражение события и новые идеи середины XIX в. Важно понять, насколько либеральные идеи стали передовыми для своей эпохи, ознаменовали ли они новый этап развития институтов гражданского общества во Франции или же остались всего лишь умозрительными концепциями.

Вторая часть данного исследования будет посвящена практической истории проведения реформ. Здесь необходимо проследить борьбу власти и оппозиции в ходе реформ, трансформацию их принципов и степень взаимных уступок. Эта часть ставит ряд вопросов и задач. Чьи интересы возобладали при проведении реформ – власти или ее оппонентов? Насколько оказалась осуществима либеральная программа, оправдала ли она свои требования и достигла ли цели? Как отразились результаты реформ на либеральном течении, сохранило ли оно независимость или стало новой официальной идеологией империи? Каковы были его отношения с оппонентами – республиканцами и бонапартистами? Как в итоге на политику либералов откликнулись разные социальные группы?

Признаться, было непросто свести задачи исследования к этим вполне конкретным вопросам. Вторая империя – это сложнейший узор из факторов, закономерностей и событий, сцепленных друг с другом. Это почти не вспаханное историками поле. Здесь постоянно возникает искушение охватить все сферы жизни страны в этот период – от бурного индустриального развития до осмеянной выставки ранних импрессионистов в «Салоне отверженных». Однако, преодолевая это искушение, мы сосредоточимся на недолгом, но решающем для Франции периоде реформ: ведь именно его либо вовсе обошли историки, либо он получил среди них вызывающе противоречивую оценку. И в связи с последним уже возникает вполне закономерное искушение – разобраться в событиях этого периода, вывести в свет неизвестное и привести к единому знаменателю разрозненные части. Тем более что нам стал доступен ключ к разрешению многих споров – обширный архивный материал. Задержимся ненадолго на этом пункте.