Kitobni o'qish: «Дочь Деметры»

Глава 1

– Сначала действительно было больно, но потом я привыкла, – в низком приятном голосе Деметры сквозило холодное сожаление: пожалуй, с таким сожалением сильное дерево заслоняет солнце более слабой соседке, заставляя ее чахнуть без света. – К зиме я как раз успею свыкнуться с мыслью, что моя дочь…

Фонарик выскользнул из ослабевших пальцев Коры и звонко ударился о металлическое дно вентиляционной шахты.

Голос матери резко стих; Кора вжалась в металл и затаила дыхание, стискивая в пальцах отвертку. Сердце бешено стучало в горле; в голове шумело, глаза странно щипало, словно курсирующий в вентиляционной шахте воздух нес с собой колючий песок.

– На этом корабле тишины не дождешься, – недовольно буркнул собеседник Деметры. – Но в твоем отсеке, конечно, больше покоя, чем где бы то ни было. Разумеется, кроме морга.

Кора не знала, кто пришел к ее матери – Деметра не называла его по имени – заметила только, что он говорит о себе в мужском роде, и что для мужчины его голос высоковат.

– Да, спасибо, – отстраненно сказала Деметра, – мне кажется, нас подслушивают.

Кора услышала нервные размашистые шаги матери и зажмурилась: словно это могло помешать Деметре проверить, не прячется ли кто-то за вентиляционной решеткой.

– Даже если и так, – легкомысленно откликнулся посетитель, – ничего нового они не услышат. Я же не прошу у тебя старую добрую коноплю или опиумный мак, а на дерево для кифары на корабле моратория нет…

– Мне все равно не по себе, – заявила Деметра, – пойдем-ка отсюда, я видела пару сухих ветвей на оливах из субтропического отсека.

Снова зазвучали нервные и размашистые шаги Деметры в обрамлении мягкой поступи ее собеседника. Когда они окончательно стихли, Кора рискнула открыть глаза и осторожно шевельнуться. Из-за длительной неподвижности тело затекло, и девушка тихо потянулась, разгоняя кровь. Потом она подобрала фонарик, включила его, закрепила на поясе отвертку и, пятясь, поползла в отсек.

Теперь она сожалела о том, что случилось. Но кто бы мог знать!..

Два дня назад Деметра велела Коре подкрутить шурупы на вентиляционной решетке – ей казалось, что оттуда слишком дует, и растущая рядом березка быстро теряет листья.

Дуло действительно сильно, и пусть Кора сомневалась, что береза белая, растущая в умеренной полосе, не переносит ветер, поручение есть поручение. С третьей попытки подкрутив злополучную решетку, девушка приметила, что защитная сетка отошла в сторону. Тут нужно было либо снимать решетку совсем, либо лезть в вентиляцию и прикручивать сетку с внутренней стороны. Учитывая, что в ходе трехчасовой битвы с шурупами девушка сломала два ногтя и вымоталась как после пересадки тысячи маргариток из отсека с рассадой, она предпочла выгрузить из ИС компьютера план вентиляции в отсеках Деметры, вооружиться фонариком и, спустившись на технический уровень, полезть «на штурм» изнутри.

Прикручивая гадкую сетку на положенное место, Кора и услышала голоса: Деметра с неведомым собеседником прогуливались по отсекам и сплетничали о каких-то общих знакомых.

Речь зашла и о ней, о Коре.

Деметра сказала, что…

Стоило девушке подумать о тех страшных словах, как горло снова перехватило, а глаза начало противно щипать. Кора судорожно вздохнула, отгоняя неприятные мысли, и опустилась на живот, прижавшись щекой к холодному металлу вентиляционной трубы. Ей захотелось подумать о другом. Не важно: хоть об устройстве их корабля, полторы сотни лет несущего колонизаторскую миссию к далеким звездам – о котором она не знала практически ничего – хоть о фотосинтезе зеленых растений, о котором она знала все.

О чем угодно, лишь бы ей не было так плохо и больно.

Собравшись с силами, девушка снова встала на четвереньки и поползла. Десять-пятнадцать метров она пятилась задом, а потом узкая вентиляционная шахта-ответвление расширилась, «влившись» в большую круговую шахту, и Кора смогла развернуться. Поток воздуха в основной шахте был гораздо мощнее и, пожалуй, прохладнее – он ерошил короткие, обрезанные чуть выше ушей волосы и приятно охлаждал пылающее лицо.

То и дело сверяясь с картой вентиляции на тусклом экране наручного компьютера, дочь Деметры выбралась из шахты, закрыла небольшую, в половину человеческого роста, дверцу приметного желтого цвета и неловко отряхнула пыль со своего болотно-зеленого комбинезона. Конечно, в основной шахте не было и намека на пыль, но в маленькой шахте-ответвлении поток воздуха был значительно слабее, так что все изрядно запылилось.

Впрочем, толку от отряхивания не было никакого – комбинезон следовало отправить в чистку. Коре захотелось принять душ – чего-чего, а воды из водорода на корабле производилось в достатке – но в ее каюте был только умывальник. Ближайшая душевая кабина находилась в каюте у матери, еще одна стояла в оранжерейной подсобке – вот только чтобы добраться до нее, требовалось миновать с десяток отсеков, где ей почти наверняка попадется Деметра.

В эти минуты Кора меньше всего на свете желала видеть собственную мать.

Конечно, можно было потратить лишний час, чтобы обойти оранжереи и зайти с другой стороны, но, прикинув, что с Деметры станется наведаться к ней в каюту просто так – поболтать и пересказать все сплетни, кроме той, главной и страшной, которую мама приберегла для гостя – Кора решила отказаться от этого варианта.

Вместо этого она поднялась на жилой этаж и направилась к ближайшему лифту.

Как назло, это оказался один из главных пассажирских лифтов. Эти лифты связывали четыреста жилых, производственных и технических этажей корабля, от +200 до –200.

Просторная кабина лифта блестела светлым металлом. Кора проскользнула между разъезжающимися створками и поняла, что в лифте она не одна – в углу, опираясь на поручень, стоял высокий человек в черном мундире. Девушка опустила глаза, избегая чужого взгляда, но обладатель мундира – наверно, какой-то военный офицер – не обращал на нее внимания: он хмурился, просматривая запись на экране наручного компьютера.

«…неделю не выходили на связь. Никто не гарантирует, что это не совпадение», – услышала Кора за секунду до того, как офицер смахнул запись с экрана.

Дочь Деметры вцепилась в хромированный поручень; двери закрылись, и лифт поехал вниз: медленно, плавно, останавливаясь и подбирая новых пассажиров на каждом этаже.

Кора бездумно держалась за поручень, то разглядывая блестящую панель с загорающимися огоньками, то опуская глаза, когда на нее падал чей-то взгляд. По счастью, с девушкой никто особенно не разговаривал – только крупная матрона, которая зашла на +129 этаже и вышла на +100, проворчала, что «кто вообще пускает этих ремонтников в пыльных спецовках в нормальные человеческие лифты», да трое подростков, которые вышли на +11 этаже – этаже интерактивных развлечений – начали было подшучивать над зеленым комбинезоном, но быстро отстали, заметив, что Кора не реагирует.

С +10 до 0 этажа в лифт заходили по десять-пятнадцать человек за раз; уже на +9 этаже Коре это надоело, она, не поднимая глаз, отодвинулась в угол – и тут же налетела на стоящего там офицера в строгом черном мундире.

– Простите, – пробормотала она, заметив на черной ткани пыльный след от собственного плеча.

Офицер молча пожал плечами и стряхнул пыль рукавом; Кора отвернулась и снова принялась созерцать собственные ботинки – старые, с вытертыми носами и немного потрескавшейся псевдокожей.

В лифте ей стало легче – пускай и не настолько, чтобы идти к себе с риском наткнуться на Деметру. Кроме навязчивого желания принять душ, желания никогда больше не видеть Деметру, а также несколько противоречивого и отдающего мазохизмом желания найти ее и высказать все в глаза, Коре захотелось поговорить еще хоть с кем-то.

Основная проблема заключалась в том, что всю свою жизнь она проводила в оранжерейных отсеках или в своей каюте, поэтому общалась либо с той же Деметрой, либо с посетителями ее оранжерей – нечасто, потому что те, как правило, приходили в отсеки либо по делу, либо чтобы отдохнуть и отрешиться от суеты – и, по тем же причинам, общение редко длилось дольше пяти минут. Друзей Кора тоже не завела, если не считать пару любимых растений в тропическом отсеке.

Но тут и друзья были бесполезны, потому, что дочке Деметры хотелось не столько выговориться – рассказывать кому-то о том, что она подслушала, все равно было слишком больно – сколько узнать ответы на животрепещущие вопросы.

То существо, которое могло на них ответить, по словам Деметры, находилось где-то на нижних этажах. К сожалению, Кора не знала, где именно, поэтому решила спуститься как можно ниже, а там уже сориентироваться – не спрашивать же у громко щебечущей парочки или у молчаливого офицера, который наверняка выйдет на офицерском –60 или –61.

Неугомонная парочка вышла на –1, примерно на –18 лифт покинули все, кроме Коры и офицера, но уже на –20 в него ввалились пять ненормально оживленных рабочих в замызганных оранжевых спецовках.

– Гля, какая красота! – с ходу заявил один, пузатый и низкорослый. Очевидно, он был у них за старшего, потому что один шел налегке, а остальные тащили канистры и какие-то блестящие инструменты.

Кора недоуменно оглянулась, пытаясь понять, где же он узрел красоту. Единственной красотой в этом лифте была роскошная блондинка в облегающем больше положенного серебристом комбинезоне, которая вышла на 0 этаже. Сама Кора, хрупкая, невысокая, с коротко подстриженными, чтобы не мешались во время работы в оранжерее, медными волосами, невнятного цвета зелено-карими глазами и щуплой фигурой, никакой красоты из себя не представляла.

– Куда едет такая прелесть? – масляно ухмыльнулся другой рабочий, высокий и белокурый, чью идеальную внешность украшала спецовка на размер меньше, но портила гнусная ухмылка.

– Вниз, – коротко ответила Кора.

– Вниз это к нам, на –40? – тут же уточнил «красавчик».

Девушка подавила вздох и изобразила натянутую улыбку:

– Еще ниже.

Далее последовало двусмысленное предложение таки выйти на –40 и провести время с пользой.

Кора решительно отказалась. По правде говоря, пусть она никогда не была с мужчиной, на какой-то миг ей показалось заманчивым «провести время с пользой», не дожидаясь первого дня зимы и всего вытекающего. Было бы здорово ощутить тепло чьих-то прикосновений, но точно не с этим тошнотворно-самовлюбленным типом. Из пяти работяг ей больше понравился хрупкий светловолосый паренек ее возраста, но к нему, очевидно, прилагались и остальные четверо. И много, много технического спирта, который они тащили с собой в канистрах и явно начали дегустировать еще до лифта.

Услышав отказ, «красавчик» отстал, работяги принялись обсуждать какую-то девицу из соседней смены, и Кора снова погрузилась в свои мысли.

И тут она допустила стратегическую ошибку – когда, примерно на –38 или –39, пузатый «ценитель красоты» как бы между прочим спросил, не встретит ли ее кто-нибудь на нижних этажах, Кора без всякой задней мысли ляпнула «нет».

Пузан не стал развивать тему и ограничился тем, что переглянулся с «красавчиком», но Коре все же стало не по себе. А через минуту она мысленно проклинала свою рассеянность.

Работяги не вышли на своем этаже.

К досаде Коры, после –40 этажа поток людей изрядно сократился, и лифт летел вниз, почти не останавливаясь. Нажимать на кнопку самой тоже было не с руки – тогда работяги просто вышли бы вместе с ней. Еще оставался вариант открыто обратиться за помощью к офицеру, но, во-первых, тот, кажется, был безоружен, и Кора сомневалась, что он выстоит против пяти вооруженных тяжелыми инструментами мужчин, а во-вторых, далеко не факт, что он не решит к ним присоединиться.

Впрочем, работяги тоже не рисковали приставать к ней при офицере – очевидно, решили дождаться, когда тот выйдет на своем –60.

Кора решила выйти вместе с ним, дойти до следующего лифта и, убедившись, что преследователи отстали, продолжить путь вниз. Когда на панели загорелось –59, она незаметно придвинулась к выходу, намереваясь проскользнуть мимо нетрезвой компании и выскочить из лифта в последнюю секунду, но ее ждал неприятный сюрприз.

Офицер не вышел на –60.

Рабочие заметно занервничали: сначала они настороженно переглянулись, потом двое поставили канистры на сверкающий сталью пол и засунули руки в карманы, а еще двое принялись раскладывать инструменты, которые держали в руках, по карманам.

Строгое лицо офицера – на вид ему было лет тридцать пять – выглядело совершенно непроницаемым, губы сжаты в тонкую линию, взгляд темных глаз чуть затуманен. На Кору он обращал столько же внимания, сколько на всех пятерых работяг. То есть ноль.

Кора не знала, о чем и думать.

К –80 этажу напряжение достигло пика, к –90 – начало спадать, а на –104 кнопка на панели мигнула синим, и лифт остановился.

Офицер спокойно прошел между «красавчиком» и «пузаном» и вышел. Краем глаза девушка заметила, что работяги переглянулись; хрупкий светловолосый паренек нажал на кнопку внизу панели; двери лифта дрогнули, и Кора метнулась за офицером.

Ей не хватило буквально секунды.

Кора стремительно проскользнула между «красавчиком» и «пузаном», которые, хоть и ожидали этого, не успели сомкнуть ряды, и уже выскакивала из лифта… когда чья-то рука грубо дернула ее за шиворот, оттаскивая назад. Девушка попыталась крикнуть, но сильные руки перехватили ее за шею, и вместо вопля из пережатого горла вырвался булькающий хрип; блестящие хромированные двери сомкнулись перед ее носом, и лифт помчался вниз.

Кора отчаянно вцепилась в чужую руку, пытаясь оторвать ее от горла и вдохнуть хоть немного воздуха; перед глазами плыли радужные круги; легкие разрывало от боли; ноги словно превратились в вату.

Секунда.

Две.

Три.

Работяга – кажется, это был «красавчик» – стиснул ее горло так, что в глазах потемнело, а потом разжал пальцы. Кора сползла на пол, скорчившись между канистрами и пытаясь отдышаться. Рабочие окружили ее; «красавчик» грубо схватил за плечо и поставил на ноги. От резкого движения девушка захлебнулась кашлем; перед глазами все поплыло, ноги подкосились, и «красавчик» с хохотом схватил ее за волосы, удерживая в вертикальном положении.

– А теперь, цыпочка… – начал рабочий.

И тут лифт остановился.

«Пузан» выругался, помянув тех, кому могло приспичить залезть в лифт на –145 этаже, и работяги в мгновение ока перегруппировались, встав спина к спине и задвинув вяло шевелящуюся, почти теряющую сознание Кору в угол. Один из работяг, кажется, тот самый парнишка, который так понравился ей вначале, закрыл ей рот жесткой ладонью, чтобы не вздумала кричать, и прижал к себе, перехватив запястья свободной рукой. Кора почти лежала на нем, уткнувшись носом в спецовку, и судорожно вдыхала обжигающий воздух, остро пахнущий потом, спиртом и машинным маслом. Другой работяга, массивный, закрыл ее широкой спиной – так, чтобы не было видно с этажа.

Дверь не открылась; кабина лифта на мгновение задержалась на –145 этаже и поехала вверх.

– Я… я нажал на –200, – пробормотал светловолосый парнишка, отпуская Кору, и та, пошатываясь, прислонилась к холодной металлической стене.

Пузан вновь заковыристо выругался – при полной содержательной поддержке остальных. Пассажирские лифты на космическом корабле не ездили туда–сюда – они в любом случае сначала доезжали до нижнего этажа (не важно, были ли в лифте какие-то пассажиры), а потом возвращались к верхнему. «Красавчик» нажал на кнопку, запрашивая остановку на –120 этаже, но лифт проскочил –120 даже не замедлившись.

Все работяги тут же отвернулись от Коры, похватали инструменты, побросали лишнее на пол и замерли, выжидающе глядя на блестящие металлические двери.

Лифт остановился на –104 этаже.

Двери открылись.

Офицер стоял, опустив голову, и что-то разглядывал на экране наручного компьютера. Кора внезапно подумала, что для того, чтобы вот так двигать пассажирский лифт, нужен ошеломляюще высокий уровень доступа. Работяги тоже явно задумались – а, может, их просто напугал офицер: в тот самый момент, когда поднял голову и окинул компанию холодным взглядом.

Он стоял молча и неподвижно, и не предпринимал абсолютно ничего, и от этого, видимо, работягам было еще более жутко. Что ж, Коре тоже стало не по себе, и при других обстоятельствах она бы первая постаралась держаться от этого человека подальше.

– Кхм… – начал «пузан», неловко пряча руки за спину. – Мы… ну…

Офицер вопросительно поднял бровь. Просто поднял бровь, не доставая из карманов никакого там табельного оружия и даже не меняя выражения лица.

В ответ на этот невысказанный вопрос «пузан» принялся спутанно бормотать что-то про очень долгую и тяжелую смену; Кора, воспользовавшись заминкой, отлепилась от стены лифта в ожидании удачного момента, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы нетерпеливый «красавчик» не завопил что-то вроде «ребята, не стойте, он безоружен», и не бросился на офицера. Напряженные работяги поддержали своего неформального лидера и кинулись «мочить гада», а очевидный формальный лидер «пузан» плюнул, коротко выругался и тоже присоединился к коллективу.

Пожалуй, после нападения на высокопоставленного офицера им действительно оставалось лишь «замочить» его, спрятать труп на каком-нибудь техническом этаже и надеяться, что его не хватятся как минимум сутки – пока не сотрутся записи с камер на этажах.

А ее, Кору, положить вместе с ним.

Что сделал офицер, девушка не заметила – воспользовавшись моментом, она выскочила из лифта и, тяжело дыша, прижалась к стене. Следовало бежать, но во всем теле все еще ощущалась жуткая слабость, ноги подкашивались, а воздух резал горло и легкие. Кора на мгновение прикрыла глаза – из лифта выбегали орущие матюгающиеся работяги – и, собравшись с силами, попыталась восстановить дыхание.

Вопли, мат, звон металла – и вот чьи-то пальцы снова хватают ее, оттаскивая от стены как живой щит, но хватка вдруг слабеет, и Коре удается легко ее сбросить. Пузан падает на ребристый металлический пол как подрубленное дерево; взгляд Коры останавливается на черном мундире и какой-то железяке в опущенной руке; перед глазами все плывет, и девушка снова вжимается в стену.

Потом все как-то резко закончилось: офицер за ноги затащил валяющихся в живописных позах работяг в лифт, сложил их там в штабель, закинул туда же их инструменты, набрал номер этажа и вышел. Задержался у лифта, быстро набирая что-то на экране наручного компьютера, и перевел взгляд на Кору:

– Тебе стоит воспользоваться другим лифтом.

У офицера оказался красивый голос, низкий и звучный – совсем не такой, каким должен быть у человека, избегающего общения.

– Совсем распоясались. Подумали, ты тоже с рабочих уровней, и никто не хватится. Ничего, с ними сейчас побеседуют.

Кора вздрогнула, понимая, что пыльный после вентиляции комбинезон сыграл ей дурную службу.

– Спа… спасибо, – прохрипела она.

Вышло скверно.

Офицер тихо хмыкнул и слегка приподнял ее подбородок, разглядывая шею. Пробежался пальцами по горлу – пару раз стало больно, но в целом было терпимо.

Кора, не привыкшая, чтобы к ней прикасались, молчала.

– Ничего страшного. Укутать чем-нибудь, и теплое питье, – сказал он. – С какого ты уровня?..

Девушка прокашлялась и принялась объяснять, что она дочь Деметры, и живет на +131 этаже, там, где оранжереи. Только туда она не пойдет, потому, что сейчас меньше всего желает видеть собственную мать. И давать показания тем, кто сейчас перехватит лифт с работягами и будет оформлять на них дело, тоже не хочет. Но может, если потребуется.

– Не нужно. Записей с камеры в лифте и коридоре достаточно. Я уже сообщил.

Кора вспомнила, как офицер набирал какое-то сообщение на экране наручного компьютера, и кивнула. Только возвращаться в оранжереи она все равно не собиралась. Ей нужно было попасть на нижние уровни и найти там патологоанатома Таната Железнокрылого по прозвищу Убийца.

– Зачем он тебе? – офицер впервые продемонстрировал интерес, и Кора тут же пожалела, что рассказала обо всем так подробно: мало ли, как ее собеседник относится к Танату. – Ты с ним знакома?

Кора покачала головой и опустила взгляд; офицер же снова приподнял ее подбородок и требовательно заглянул в глаза:

– Ну же. Говори.

– Это… личное и касается только меня, – кое-как выговорила Кора, глядя в глаза: черные, внимательные и холодные, словно бескрайний космос.

Это ведь было непросто: говорить так в лицо человеку, который только что спас ей жизнь. Но Кора должна была исправить свою оплошность – не хватало еще, чтобы этот незнакомый киборг, Танат Убийца, пострадал из-за ее глупости.

– Не беспокойся, Танат мой друг, – сказал офицер чуть мягче. – Меня зовут Аид. Если ты хочешь поговорить о чем-то с Танатом, можешь смело рассказывать мне. Правда, я совершенно не представляю, что может связывать его с дочкой Деметры.

Кора едва понимала, о чем он говорит. Аид! Звездный штурман Аид Кронович, старший брат капитана, самого Зевса, вот кто это был! Деметра рассказывала о нем ни раз и не два. Со слов матери выходило, что бессменный – если не сказать бессмертный – благодаря утраченным биотехнологиям землян штурман Аид, капитан Зевс, Деметра и остальные члены их семьи гораздо дольше обычных людей – штурман звездолета, ставшего их новым домом, был нелюдимым и отстраненным, и не интересовался ничем, кроме книг и звезд.

Что ж, как оказалось, кроме звезд или книг его как минимум волнует порядок на звездолете.

А, впрочем, кому как не Коре знать, что Деметра в своих оценках зачастую бывает пристрастна, и человек, который «не интересуется ничем», на деле интересуется чем угодно, кроме ее растений.

По виду его тоже было не опознать. Мать говорила, что Аид «темноволосый, черноглазый и мрачный», но Коре, конечно, это не помогло. Мало ли на корабле мрачных?

И этот простой черный мундир, ни медалей, ни орденов – а ведь Аид много лет служил во флоте, участвовал во всех трех Космических войнах и в десятках, если не сотнях мелких конфликтов. Орденов у него должно быть столько, что хоть целиком обвешайся, но на мундире лишь простые нашивки – наверное, офицерское звание, понять бы еще какое.

«Если это и вправду легендарный штурман Аид», – неожиданно подумала Кора, – «То пять полупьяных идиотов из лифта и не могли доставить ему особых хлопот».

– Аид… Кронович? – решилась спросить она.

Штурман издал тихий непонятный смешок, словно был раздосадован такой реакцией, и Коре стало неловко.

В смысле, еще более неловко, чем раньше.

– Я хотела поговорить с Танатом о смерти, – тихо призналась девушка. – Узнать у него кое-что… как у специалиста.

– Ну, надо же, – покачал головой Аид Кронович. – Это так нетипично. Я имею в виду, для дочки Деметры.

От этих слов кровь бросилась Коре в лицо, и горло снова перехватило, но не так, как под пальцами мерзкого «красавчика» – а так, как раньше, когда она задыхалась от боли и горечи в вентиляции.

В ушах снова стоял голос Деметры, ее жестокие, невыносимо жестокие слова – и Кора, которая не проронила ни слезинки ни разу в жизни, поняла, что вот-вот заплачет.

– Не надо, пожалуйста, – прошептала она, не поднимая глаз. – Я не могу рассказать вам… простите.

Кору трясло. Аид успокаивающе коснулся ее плеча:

– Танат не очень любит говорить о смерти, – негромко произнес штурман, и Кора, рискнув посмотреть на него, заметила, что строгое лицо чуть смягчилось, но не улыбкой (он по-прежнему не улыбался), а выражением глаз: из них словно ушел холод далеких звезд. – Пойдем. Здесь недалеко.