Kitobni o'qish: «Битва за жизнь»
РАССКАЗЫ
Битва за жизнь
Солнце едва скользило еще первыми лучами по этой стороне планеты, отчего ее атмосфера искрилась радужно и радостно, встречая его теплые ласки. Казалось, это нежно-голубая жемчужина, обрамленная бриллиантовым ожерельем из тысяч звезд и возлежащая на черном бархате Вселенной. Да, планета обладает редкой красотой. Не зря Он любит ее более прочих и не зря именно здесь поселил своих детей, глупых, неразумных, изгнанных с небес, но все-таки горячо и безмерно любимых. Можно было бы завидовать такой любви и ревновать Его к этим неблагодарным, разрушающим все и созидающим так немного. Кое-кто так и поступил. Но, пав ниже первого неба, обратно уже не вернуться и не испытать этого восторга, ликования, всеобъемлющего и возвышающего умиротворения от близости к Нему, от Его щедрого, несущего самое Жизнь света. За это стоит бороться, уже ради этого только стоит хранить верность Создателю всего сущего.
И вот мы сидим на клубящейся, ослепительно белой массе, любуясь лучшим Его творением. Столетиями мы бьемся за жизнь на нем, и вот скоро новый бой. Со второго неба топает к нам на помощь своими космическими шагами огромный Хадраниэль, и Гавриил давно приготовил свой огненный меч. Силы и Власти уже строят свои порядки, и Метатрон спешит к Михаилу объявить Его Великую Волю, предвидящую все. Мы ждем начала.
Вот спустился из высших сфер на небесном драконе Авдиил. Пасть драконья напомнила нам бездну, куда пали когда-то наши товарищи, усомнившиеся всего один раз в Его могуществе.
К каждому из нас уже не раз подкрадывался вором отец лжи, пытаясь опутать нас своими прелестными сетями. Он действительно прекрасен, силен, красноречив. Его не зря называли Светоносным. Он дарил нам свет, сверкая ярче звезд и радуг. Он говорил нам о возвышении над глупыми и самовлюбленными семенами Адама.
«Стоит ли воевать за тех, кто даже никогда не слышал о вас? За тех, кто не почитает Отца своего и каждую секунду нарушает волю Его. Может быть, стоит прекратить эту безраздельную и непонятную любовь и обратить взор на себя? Мы заслужили все и не получили взамен своей преданности ничего. Миллионы лет мы верно служили Тому, который влюбился в самую совершенную, но все же самую неблагодарную свою тварь – в человека. Мы убиваем своих братьев, убиваем друг друга, но нас забыли и бросили, хотя ни одному адамову потомку и не снилось могущество самого меньшего из нас. Разве справедливо это? Разве правильно? Но если на трон взойдет кто-то из нас, все может измениться. Тот, кто был одним из нас, будет помнить о своем происхождении и заботиться о своих братьях, он прекратит войну…»
Так говорил он, вползая тенью сомнений в самые нестойкие сердца. Когда они теряли мужество и веру, мы теряли своих друзей и приобретали новых врагов. Отвергнувшие главный закон – Любовь, падали они в небытие и восставали против нас в битвах. Мы всегда оплакивали их, и каждый раз, встречаясь с ними лицом к лицу, скрещивая с ними мечи, мы видели, как больше и больше поглощает их темная энергия греха, обезображивая их лики, отягощая крылья, озлобляя и очерняя их. Они все меньше сознают, как ошиблись, идя по ложному пути. Они все больше отдаляются от своей отчизны, хотя их единственное стремление – вернуться к Отцу. Отчаяние, боль, страх – вот удел их, навеки обреченных и проклятых за нераскаяние свое. Огонь и муки, и каждый раз поражение. Скоро новый бой. Он длится уже тысячи лет – этот страшный бой, немыслимый и невидимый тем, кто внизу, хотя ведется он из-за них и за них.
Мы никогда не знали плотских радостей бытия. Мы не знаем, что значит искупаться в море, встретить рассвет, поцеловать любимого. Хранители рассказывали нам, что людей восхищают эти малые крупицы вселенской материи. Не зная Отца, они любят Его в этих искрах Его Любви, они чувствуют дыхание Его в каждом лепестке цветка, листке дерева, хотя их цветы и деревья не сравнятся с садами Седьмого неба. Мы удивляемся этому, как подтверждению Любви к Отцу неведомому и невидимому, наблюдая одновременно, как те, что видели и знали Его, бродили по садам Эдема, питались и укрывались Светом Его, вдруг отреклись от Него и усомнились в Нем. И мы прощаем людям сомнения в том, что они не знают. Видимому верить легче. Мы продолжим защищать их, зная, что когда-нибудь они откроют в себе Отца своего.
Авдиил, образец верности нашей, не раз укреплял нас в этой борьбе, без страха поражая мечом даже главу падших, Светоносного Люцифера, отца лжи Сатану. И сейчас он поощряет нас словом, слышанным от Гласа Отца нашего.
Любовь, свет, жизнь проникают в нас живительной силой, наполняя нас решимостью стоять до конца, не допуская отверженных даже сюда, на первое небо. Гонец возвратится к Престолу с радостной вестью, а мы уже выступаем, слыша боевой клич архистратига нашего и видя длань его, простертую в сторону врага.
Мы отряхиваем с наших сандалий белые клубы облаков, расправляем наши крылья, поправляем доспехи. Мы поднимаемся ввысь, собираясь в небесные воинства. Их так много, что небеса до края мир белеют от крыл.
Впереди на грозовых тучах и ветрах приближаются к нам темные силы. Мы встречаем их спокойно, веря Отцу нашему и вселенскому Его могуществу. Холодный блеск мечей вселяет в нас уверенность в победе. Грядет битва.
27.10.09 г.
Пять часов вечера
Я снова шел по улицам этого странного города. Кажется, я уже бывал здесь раньше, но не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах.
Из-за толстых каменных заборов висели лапами пальмовые листья и плети виноградных лоз, углы подпирали нарядные кипарисовые колонны. Они шелестели на легком ветру тревожно, перебивая друг друга, но я не понимал их речь.
Я шел по кривым старинным улочкам и никак не мог понять, что здесь не так. Какое—то невнятное ощущение преследовало меня, никак не желая проявиться точнее.
Длинные тени от домов и деревьев под ногами делали мостовую похожей на зебру или нескончаемо длинную иллюзию лестницы…. Стоп… иллюзия… да, пожалуй, это слово очень подходило под мое невнятное ощущение. Но в чем она?
Уверенные белые и серые штрихи стен домов, логично дополнявшиеся серо-фиолетовыми тенями и задумчивым терракотом, украшенные гирляндами окон, увенчанные черепицей. И словно бант на подарочной упаковке – высохший плющ, затянувший корсетом одну из стен во внутреннем дворике и улегшийся загорать на крыше в обнимку с каминной трубой.
Кажется, приближался вечер. Но вокруг было тихо и пустынно, лишь вдалеке маячило несколько темных фигур. Впрочем, попадая в просветы домов, они пестрели вполне жизнерадостным желтым или красным цветом.
Я решил поговорить с кем-нибудь. Возможно, это дало бы мне понимание происходящего. Но в пустых витринах лавок было тихо, двери заперты и даже как-то смазаны что ли… Словно невидимый туман окутал все это непонятное мне место, заворожив его жителей и самое жизнь.
Наконец, я догнал ближайшие ко мне две фигуры. Это были две старухи, идущие под руку. У каждой пустая корзинка на локте. Обе в шляпках, с седыми короткими волосами. На одной вязаная горчичная кофта и красноватая юбка, на другой все черное и полосатое. Они неспешно ковыляли по улице, что-то тихо обсуждая между собой.
Приблизившись, я услышал обрывки их голосов:
– Будем надеяться на лучшее, Роза…
– Мадонна, когда же кончатся эти пять часов!
– Простите! – окликнул я их. Они остановились, недоуменно озираясь по сторонам. Я обошел их спереди и остолбенел. Их лица словно заволокла невидимая вуаль – рассмотреть их было невозможно, угадывались лишь общие черты и какой-то пронзительно синий цвет на месте глаз у одной из них, которую товарка назвала Розой.
– Простите, – еще раз повторил я в замешательстве, но Роза сама продолжила разговор, всплеснув руками и обратившись к небу:
– Ангел небесный! Да ведь это он!
Ее подруга, не скрывая своей радости, вдруг затараторила молитву «Padre Domini…» , перекрестилась потом наспех и склонилась передо мной:
– Наконец-то! Мы так долго ждали! Так долго!
– Меня?! – удивился я, не понимая уже абсолютно ничего.
– Конечно, если я хоть что-то еще понимаю в этой жизни! – тон ее не подлежал сомнению.
– Да, Мануэла, это он! – горячо поддержала ее Роза. – Позавчера мне описывала его Изабелла, он являлся ей во сне. И лицо у него было очень четкое, светлое! Значит, скоро все закончится! Возблагодарим за это Господа!
– Сны Изабеллы всегда сбываются, это все знают, – кивнула согласно Мануэла и обратилась ко мне снова:
– Мы только хотим, чтобы все закончилось побыстрее. Ведь это в ваших силах!
И они двинулись дальше своей дорогой, обсуждая, что «он поможет обязательно» и что «надо рассказать Изабелле, и соседкам справа и слева, и еще на рынке».
Постояв немного, я свернул за угол. Там, возле старого белого пикапа двое мальчишек играли в орлянку, но как-то странно тихо, без видимого азарта. Их лица напоминали лица старух, встретившихся мне, – такие же смазанные, ничего не выражающие.
Я поневоле провел рукой по глазам: может быть, просто у меня что-то со зрением и мне нужны очки? Но нет, я ведь ясно видел автомобиль, и старую каменную кладку ближайшего особняка, и даже камушки в руках у мальчишек. Значит, дело не в этом.
Заметив меня, мальчишки молча выпрямились, в их позах явно читалась заинтересованность моей персоной. Наконец, один толкнул другого локтем, тихо шепнув «смотри, у него есть лицо!» – и обоих как ветром сдуло.
«Да, у меня есть лицо, странно, что у других его нет», – подумал я и вернулся назад – на улицу, с которой пришел.
Картина там изменилась – старух уже не было, и вообще никого не было, кроме белой фигурки, стоявшей возле огромного старого особняка в двух домах от меня. Когда я показался из-за угла, фигурка ожила и быстро направилась ко мне.
Это явно была молодая девушка – хотя лицо ее было таким же, как у других, в дымке и без каких-либо контуров, все же возраст ее выдавала гибкость движений, и легкость походки, и стройный стан; золотистые волосы спадали ей на спину волнами, хотя и в них не было четкости. Почему-то я подумал, что она должна быть красавицей.
– Это ты! – радостно воскликнула она, бросившись мне на шею. Я молчал, совершенно не зная, чего еще ждать, и надеясь, что она что-нибудь наверняка объяснит мне. Так и произошло.
– Ты не помнишь меня? Ах да, ну конечно, ты не можешь меня помнить, – говорила она, волнуясь, – это же был сон. – Просто если ты снился мне, то я могла присниться тебе… Но ведь ты здесь, значит, скоро все закончится, и пять часов пройдут. Как это здорово, что ты здесь!
