Kitobni o'qish: «Сводная сестра для мажора»

1.Глава

– Смотри, какой красавчик!

Мне не хочется даже поворачиваться в ту сторону, куда указывает моя одногруппница и приятельница Надя. Я попалась на удочку её бесконечных уговоров, которыми она терроризировала меня всю неделю.

И где я теперь?

В каком-то подвале, на концерте у какой-то малоизвестной группы, от музыки которой у меня сворачиваются уши. И смотреть на красивых парней – моё последнее желание на сегодня. Я хочу спать. Потому что сейчас три часа ночи, а завтра нам к первой паре. А я последнее время полюбила учиться. Потому что это единственное развлечение, которое мне позволено.

– Смотри же. Он пялится прямо на тебя! – шипит Надя, тряхнув кудрявой головой.

Отмахнувшись от её волос, захватываю губами трубочку, опущенную в стакан с минералкой, которую бармен открыл при мне.

Незнакомые, пусть даже и симпатичные, парни меня совершенно не волнуют, поэтому ни на кого я смотреть не планирую. С недавних пор с парнями я завязала. Со всеми. По крайней мере, именно так я пытаюсь убедить своё глупое и наивное сердце.

– Василенко, ты пришла сюда парней клеить? Или слушать свой хеви-метал?

– Это инди-рок, – обиженно выдаёт подруга, надувая щёки.

Это всё, что вам следует уяснить о моих познаниях в музыке. Зато я могу рассказать историю искусств от античности до настоящего времени. Почему же я сегодня здесь?

Потому что последнее время все мои передвижения вне университета тщательно отслеживаются отцом. А сегодня выпал отличный шанс – впервые за много месяцев – выйти куда-то из дома после девяти вечера. И я им воспользовалась. Уже жалею.

– Девушки, что вам заказать?

Мою щёку обдаёт горячим дыханием, и я дëргаюсь, разливая воду на свои чёрные джинсы. Стакан падает и разбивается, орошая пол мелким стеклянным крошевом.

– Чёрт! – Выругавшись, встаю с барного стула и смотрю на свои мокрые ноги и поблескивающие в светодиодных огнях осколки.

Мокрое пятно почти незаметно на тёмной ткани в полутьме клуба, но во мне знакомо поднимается волна гнева. Вся эта ситуация кажется до жути узнаваемой. Словно я в ней уже бывала. Но я не знакомлюсь в барах и не пью коктейли, купленные мне посторонними. Больше не пью.

– Нужно оплатить битую тару, – невозмутимо произносит бармен, бросая на нас быстрый взгляд.

– Без проблем.

Оплачу, заберу Василенко отсюда, даже если будет сопротивляться, и поедем по домам. Достаю карту из заднего кармана джинсов и кладу на барную стойку, когда поверх моей ладони ложится чужая рука.

Опять дëргаюсь. Не люблю, когда незнакомые люди меня касаются.

– Простите, я не хотел вас напугать, – спешно извиняется парень, продолжая стоять рядом со мной. – Тогда тем более позвольте вас угостить и оплатить ущерб. Хочу загладить свою вину.

Тошнит от этой показной вежливости.

– Убери руки.

Его ладонь исчезает с моей так же внезапно, как и появилась, но отставать он не планирует.

Вскидываю глаза на этого джентльмена и прищуриваюсь. Он длинный и очень худой. Тёмные волосы тщательно уложены, модная трëхдневная щетина выбрита фигурно, и лицо, в общем-то, симпатичное. Только совершенно не в моём вкусе. На парне модные брендовые шмотки и дорогие часы на запястье, правда, словно не с его плеча. Футболка на пару размеров больше, и это не модный оверсайз. Да и сам он немного дëрганый какой-то. Не похож на прожжëнного пикапера на охоте. Постоянно оглядывается на своих дружков, которые притихли и смотрят на нас как на зверюшек в цирке. Ждут представления.

Надя кокетливо поправляет волосы, явно собираясь продолжить это плохо спланированное знакомство, и расплывается в подбадривающей улыбке, от которой мне хочется закатить глаза.

– Шел бы ты… обратно к своим приятелям, – киваю на столик за его спиной. – Мы в благотворительности не нуждаемся.

– Белова! – не переставая улыбаться, шипит Надя и толкает меня локтем в бок. – Это она так шутит! Не обращай внимания.

– Неа, я не шучу, – пожимаю плечами. – Послушали музыку? Теперь домой поехали.

– Но…

– Мы можем довезти вас, – приходит на помощь нашему джентльмену ещё один. – Альберто как раз на колесах и не пил.

Вот этот уже другой сорт. Уверенный в своей неотразимости и в том, что ему мы точно не сможем отказать. Одежда на дохлике явно с его плеча.

– Могу дыхнуть.

– Простите, мальчики, но мы никого не ищем. Ни водителей, ни других сопровождающих. Попытайтесь вон с теми дамами, у них на лбу написано, что они пришли сюда не восхищаться вокальными данными солиста. Идём, Надь.

Тяну одногруппницу за руку, но она всё же умудряется засунуть свой номер, быстро накорябанный на салфетке, этому самому Альберто.

– Белова, ты в универе просто божий одуванчик! Что за мегера сейчас чуть не покусала бедного Альберто? Кто в тебя вселился? Это ты так расстроилась из-за того, что он перенервничал и случайно толкнул тебя? Да парень полчаса собирался с духом, чтобы к нам подойти! – ворчит Надя уже на улице, пока мы пытаемся вызвать такси. – Я прям не узнаю тебя.

– Ты меня и не знаешь, – отвечаю тихо.

К нам одновременно подъезжают две машины такси. Одна жёлтая, другая белая. Я запоминаю номер той, в которую села Надя, и скидываю вместе со своим маме. Она прочитывает сообщение через пару секунд, несмотря на то что время уже позднее.

“ Хорошо погуляла, доча?”

“ Все нормально, мам. Спи.”

Печатаю ответ и закрываю мессенджер.

“ Позвоню завтра” – высвечивается на экране.

Оставляю непрочитанным.

Спустя двадцать минут я поднимаюсь в лифте на девятый этаж элитной многоэтажки. В квартиру, которая на данный момент считается моим домом. До восемнадцати лет я жила с мамой совсем в другом городе. И спустя семь месяцев после переезда я так и не привыкла к своей новой комнате. Она не моя. И дом этот моим никогда не будет, потому что хоть отец и поселил меня сюда, эта квартира принадлежит совсем другому человеку.

Поворачиваю ключ в замке и вздыхаю с облегчением, только когда закрываю дверь с обратной стороны. Погуляла, называется. Нервы как канаты натянуты, и сердце грохочет с утроенной силой. Теперь в душ и спать, до утра осталось не так много времени.

– Где ты была? – раздаётся голос в темноте, и тут же в прихожей загорается яркий свет, ослепляя меня.

Сердце в груди дёргается и на секунду останавливается. И совсем не потому, что от этого голоса по моей коже каждый раз бежит стадо мурашек. А потому, что его обладатель, не моргнув глазом, сдаст меня моему отцу и своей матери. Лишь бы я убралась из его квартиры, и ему не пришлось больше присматривать за мной.

– Гуляла. Извини, что забыла предупредить тебя, мамочка, – огрызаюсь, скидывая громоздкие белые кроссовки на пол.

Расстегиваю объëмный пуховик и запихиваю его в шкаф, внизу замечаю большую спортивную сумку и хмурюсь. Я рассчитывала, что сводный братец прикатит со своих сборов и игры только через пару дней. И мои ночные похождения останутся тайной. Для него и для моего отца.

– Шмотки сменила, и смелости сразу прибавилось? – хмыкает Чернов. – Поздновато для прогулок.

– Забыла спросить у тебя разрешения. А, нет… не забыла.

Щурюсь, прикрывая рукой глаза, разглядывая привалившегося плечом к косяку Мишу. Который (внезапно!) стоит без футболки, и я только сейчас это понимаю. Скольжу взглядом по кубикам пресса вверх к его грудным мышцам, на которых выбита татуировка. Размашистые крылья птицы с песочными часами посередине, через которые стекает песок. Она мне нравится, очень красивая работа, так и тянет рассмотреть её поближе и прикоснуться. Чего я никогда в жизни не сделаю!

– Нравится? – нахально спрашивает Чернов, поймав меня за разглядываем.

Его светлая кожа покрыта каплями воды, словно он недавно вышел из душа. Мышцы рук вдруг напрягаются, когда Чернов меняет свою расслабленную вальяжную позу, скрестив предплечья на груди, закрывая мне обзор.

Да, определенно мне нравится. Нравится настолько сильно, что в пальцах появляется зуд сейчас же взять карандаш и набросать на листке всё, что я успела разглядеть.

Но он об этом не узнает.

– Кто? Ты? – приподнимаю брови и громко смеюсь, запрокинув голову.

Надеюсь, выходит натурально, а не как у актрисы из плохого ситкома.

Чернов мрачнеет и начинает двигаться. Быстро, как хищник, который давно затаился, выслеживая свою добычу, а сейчас наконец-то вышел на охоту. Он загоняет меня в самый угол прихожей, потому что я вдруг поддаюсь его влиянию и пячусь назад. Пока моя спина не касается стены.

Изо рта вырывается судорожный вздох, а кожа покрывается тысячами мелких мурашек. Это из-за холода, уверяю я себя. На мне лишь тонкая футболка, а стена, к которой виртуозно прижал меня Чернов, смежная с подъездом.

– Ты тоже не нравишься мне, Белова, – произносит медленно и вкрадчиво Миша.

Чернов ставит руки по бокам от моей головы, нависая точно надо мной своей полуголой тестостероновой массой. В мозгу одна за одной вспыхивают картинки того, как в универе на нём виснут девчонки. Даже Надя каждую пару физкультуры вздыхает по этому футболисту, потому что он чертовски хорош собой. Чернов об этом прекрасно осведомлён и не менее прекрасно умеет этим знанием пользоваться.

Жить в одной квартире с ним было бы крайне опасно, если бы ещё пару лет назад мы не выяснили, что совсем друг друга не волнуем. Миша так вообще относится ко мне с какой-то давящей неприязнью.

– Что ты делаешь? – произношу хрипло, выставляя перед собой руки.

Чернов перехватывает мои запястья одной ладонью, потом дергает на себя так, что я почти падаю, врезаясь в него, а затем приближается к моим губам.

Я замираю, широко распахнув глаза, обжигаясь о его горячую кожу.

Лицо Чернова прямо напротив моего. Из-за нашей разницы в росте ему приходится сгорбиться, и его нос задевает мой, запуская электрический разряд по моему позвоночнику. Рвано выдыхаю. Первый раз за полгода кто-то так близко и нагло вторгся в моё личное пространство, не спросив разрешения.

Настолько близко, что я чувствую запах его кожи и… своего геля для душа. Могу разглядеть каждую его ресничку и с удивлением обнаруживаю карее пятнышко на его голубой, как небо, радужке.

Его зрачки расширяются, а моё сердце вдруг пускается в трусливый галоп.

– Миша… что ты… – разлепляю наконец свои онемевшие и пересохшие губы.

Чернов наклоняется ещё ближе к моим приоткрытым губам и… принюхивается!

Моё лицо искажается, а Чернов, наоборот, улыбается, глядя мне прямо в глаза. У меня от этой улыбки переворачивается и скручивается в узел всё нутро.

Придурок!

Разъярëнно дëргаюсь, жалко трепыхаюсь, пытаясь вырваться из его рук. Только Миша уже сам меня отпустил, киношно подняв ладони вверх, показывая, что он больше не намерен меня трогать.

Тру запястья, на которых остались полыхающие огнём красные кольца от его пальцев, и шиплю:

– Какого чёрта, Чернов?

Миша лишь улыбается. Победно и хищно. Смачивает свои губы быстрым движением языка и смотрит на меня, чуть опустив подбородок. Этот его взгляд… он меня убивает, разрывая на тысячи микро Кать.

– Сигареты и пиво? Или нет… сигареты и ром? – говорит Миша, привалившись плечом обратно к дверному косяку.

– Что?

– Что ты пила?

Я не пила ничего крепче минералки, которую при мне вскрыл бармен. Если бы у них не было запечатанных бутылок, не стала бы пить вовсе, даже если бы умирала от жажды. Клуб, в который меня привела Надя, хоть и был подвальным помещением, но тем не менее представлял собой довольно известное место в городе, а не какой-то там притон.

Только я совершенно не намерена рассказывать обо всём этом Чернову.

– Я должна тебе отчитываться? – вскидываю вверх брови, копируя его позу.

Руки на груди. Плечо к стене. Одна нога обвивает другую.

– Можешь отчитаться папаше. Он будет рад узнать, что его дочурка притащилась откуда-то в пять утра, пахнущая как дешёвая кальянная.

Я нервно моргаю, когда он упоминает моего отца. Мой папа… он сложный человек. Старой военной закалки и строгих взглядов на жизнь. И я наказана. Уже несколько месяцев подряд. Только недавно он, довольный моим поведением, сделал мне некоторые поблажки. Например, подарил новый телефон вместо конфискованного старого. Полностью новый. Без единого контакта.

– Ты не скажешь отцу, – медленно говорю я. – Иначе бы ты сейчас здесь передо мной не распинался.

– Мне нравится смотреть, как ты дëргаешься и бледнеешь от страха.

– Тебя я не боюсь.

– Это временно.

– Нет ничего более постоянного, чем временное.

– Первое правило помнишь? – резко произносит Чернов.

Разозлëнно киваю.

– Пока живи. И пошла отсюда.

Сжимая кулаки от досады, я слушаюсь. Не опуская глаз, прохожу мимо Чернова, сцепив зубы, но не могу удержаться от того, чтобы не продемонстрировать ему средний палец, помахав им прямо перед его носом.

Взбегаю по ступенькам к себе в спальню и слышу за спиной тихий смех.

2.Глава

Квартира, в которой я сейчас живу, двухуровневая. В жизни не видела таких хором. Несколько спален, две ванные, огромная кухня-гостиная, оснащённая по последнему слову техники, которой, кстати, никто до меня не пользовался. У Чернова даже холодильник не был подключен к сети. Понятия не имею, чем он питался раньше, до того момента, как мой заботливый отец не подселил меня к своему любимому пасынку.

Достаю из холодильника залитую с вечера овсянку в контейнере и запихиваю её в сумку.

Одно из правил Чернова в его чëртовом списке правил: не попадаться друг другу на глаза. С чем мы отлично справлялись до вчерашней стычки в прихожей. Мы живём с ним под одной крышей. Судя по тому, что продукты в холодильнике исчезают с регулярным постоянством, он ест мою еду. Но мы не пересекаемся. Совершенно.

Я ухожу в университет рано, пока Чернов шумит водой в своём душе, расположенном на первом этаже. Учимся мы на разных курсах, и наше расписание почти не совпадает, кроме одной-единственной пары по четвергам. Стараюсь приходить домой либо сразу после пар, когда знаю, что у сводного братца футбол, либо совсем вечером.

Я его совершенно не боюсь, мне просто так комфортно, словно живу одна. На второй этаж он не суëтся. Вход в мою спальню ему закрыт, как и мне в его. Это тоже одно из правил.

Да он чокнутый, вы не находите?

Натягиваю в прихожей сапоги и беру с вешалки пальто. Застыв с ним в руках, медленно поворачиваю голову в сторону спальни Чернова.

В моей голове происходит щелчок и загорается лампочка, озаряя мозг светлой мыслью.

Как он вчера мог пахнуть моим гелем для душа, если тот стоит в моей ванной? Которая примыкает к моей комнате.

Тело реагирует странно. На спине выступают мелкие капельки пота. Внутри закручивается спираль паники.

Как он узнал, что меня нет в квартире? Заходил ко мне в спальню?

По позвоночнику бежит холодок, и я сглатываю.

В комнате полно моих рисунков, лежат где попало. Я планировала несколько дней провести дома одна и не стала ничего убирать, перед тем как отправиться с Надей на концерт. Они и сейчас разбросаны по моему письменному столу. Я не стесняюсь своего таланта, просто не хочу дать ещё один повод для власти надо мной Чернову, ведь почти на всех рисунках последнее время фигурирует он. Я не знаю, как так выходит, но, когда беру карандаш и пытаюсь сделать небольшой набросок, рука сама выводит его черты.

– Ты ещё здесь, Белова?

Чернов появляется в коридоре и проходит мимо меня на кухню, оставляя на кафельном полу мокрые следы. Он босой. Только что из душа. И опять не потрудился надеть на себя что-то кроме широких спортивных штанов, которые висят на его бедренных костях непростительно низко. Демонстрируя мне сначала его подкачанный, покрытый каплями воды пресс, а затем и две ямочки у на пояснице.

– Ты заходил ко мне в комнату, – произношу спокойно, складывая руки на груди. – С какой стати?

Чернов останавливается у холодильника и, открыв его, несколько секунд изучает скудное содержимое. Злорадно ухмыляюсь: последние дни я ничего не готовила. А вторая порция овсянки, залитой греческим йогуртом и посыпанной семенами чиа, ему вряд ли понравится.

– Это моя квартира, где хочу, там и хожу. Ещё вопросы?

– Твоей матери, – не удерживаюсь от ремарки.

За что получаю уничтожающий прищуренный взгляд в свой адрес. Посылаю в ответ невинную улыбку. Только правда и ничего кроме правды.

– Могу вообще спать у тебя. У тебя удобный матрас.

– Спи на своем продавленном, меньше надо водить к себе всех без разбору, – фыркаю, вспоминая, как недавно проснулась среди ночи от весьма характерных звуков, доносившихся снизу.

Моя спальня находится прямо над его.

– Думаешь, я делаю это только у себя в комнате? Наивная маленькая Катенька.

Теперь настаëт очередь Чернова улыбаться, глядя прямо мне в лицо, а затем его взгляд съезжает немного в сторону. Сначала на комод в прихожей, потом на дверь ванной, из которой он только что вышел, диван в гостиной, журнальный столик, подоконник, кухонный стол…

– Боже… прекрати!

Вылетаю за дверь, громко хлопнув ей напоследок. И делаю себе пометку заказать на неделе клининг. Не знаю на какие деньги, но этой квартире явно нужна хорошая дезинфекция.

***

До университета я добираюсь за пять минут быстрым шагом. Если идти медленно и любоваться ничем не примечательными окрестностями, то выходит минут семь. В этом плюс жизни с Черновым.

Квартира ему подарена матерью, моей мачехой, на совершеннолетие три года назад. Меня тогда даже приглашали посетить этот праздник и влиться в новую семью отца, но я не могла оставить маму. После предательства папы она была немного не в себе. А как ещё ты будешь себя чувствовать, если в один чёрный день любовь всей твоей жизни говорит, что уходит к другой? Лучше и вовсе не представлять каково это.

Мы с мамой жили довольно скромно. Она работала, я училась. Выплаты, которые присылал отец, были ровно такими, как постановил суд.

Родители расстались четыре года назад. Когда мне было четырнадцать. Пубертат и переходный возраст, а ещё развод родителей… Было сложно.

Ух, что я тогда вытворяла! Ещё наложились гормональная перестройка и обычные подростковые проблемы. Я бунтовала, прогуливала школу, вела себя неадекватно, проколола нос и язык, покрасилась в рыжий, спалив при этом свои шикарные от природы волосы… Мама всё покрывала, отцу не рассказывала, сама терпела и старалась мне помочь. А я, наоборот, тогда хотела, чтобы она рассказала всё папе. Чтобы обратил на меня внимание. Обнял и сказал, что всё равно будет меня любить. Но ничего подобного не было.

Я его разочаровала ещё в день своего рождения. Поэтому он нашел себе женщину с взрослым сыном и старался вложить в него всё то, что в меня не вкладывалось, лишь потому что у меня не тот пол.

– Доброе утро!

Надя приземляется рядом со мной за парту, радостно улыбается. Выглядит хорошо, словно спала не два часа, а все восемь. Я свои круги под глазами замазала консилером, стараясь при этом не попасть в глаза, которые и так еле держались открытыми.

После стычки с Черновым мне было не до сна. Тело взбунтовалось и горело от адреналина и незнакомых мне до этого эмоций. Я проворочалась всё время до будильника, а теперь, наоборот, клюю носом, стараясь не отключиться прямо за партой, ещё до начала занятий.

– Не такое уж оно и доброе, – ворчу, доставая из сумки блок с сегодняшними лекциями, планшет и журнал посещаемости.

Кто-то в деканате тридцать первого августа решил, что я отлично подхожу на роль старосты группы, а через неделю меня назначили ещё и старостой потока. Мой глаз до сих пор дёргается, когда я вспоминаю это голосование. Лес рук и только единственный голос против. Мой. А кто ещё хочет взваливать на себя дополнительную работу?

– Да ладно? Отлично вчера повеселились! Мне уже написал Альберто, прислал розу и доброе утро. Это так мило, да? – щебечет рядом Надя, а я подавляю в себе порыв вставить в уши наушники.

– Мило, – отзываюсь эхом.

Вывожу напротив самого адекватного человека в группе букву “н” и вздыхаю. У моей одногруппницы и единственной почти подруги Полины Романовой заболел ребёнок, и неизвестно когда она теперь придёт на учёбу. Только представьте: двадцать лет и уже есть бэбик! У меня мороз по коже от такой перспективы.

– Может, схожу с ним на свидание, – мечтает вслух Надя. – Он, конечно, не в моей весовой категории. Но, может, у него есть более подкачанные друзья?

Надя, сколько я её знаю, борется с лишним весом. Пока он побеждает. Потому что вместо овсянки по утрам она запихивает в рот пирожок. Полнота её совсем не портит, но она на ней весьма зациклена и все свои шутки сводит к этой своей особенности. Может, потому что всю жизнь живет бок о бок с почти супермоделью? У неё есть старшая сестра, которая, по мнению Нади и Миши, идеальна.

Да-да, и Чернов тоже от неё подтекает, аж слюни на пол капают, когда он видит в коридорах универа Милу Василенко. Свою бывшую девушку, которая променяла его на новенького капитана футбольной сборной универа. Когда Василенко кинула Чернова в начале семестра, он приполз домой и даже не мог снять с себя обувь. Видимо, настолько была сильная любовь. Или настолько задето самолюбие.

Только это вроде как меня не касается и совершенно не моё дело, однако Мила Василенко меня дико раздражает.

– Дай парню шанс, если он действительно тебе понравился. И не смотри на внешность первым делом, за ней может скрываться напрочь прогнившее нутро, – говорю Наде, записывая в журнал тему сегодняшней лекции.

– А Полька где? Опять опаздывает?

О том, что у Романовой есть ребенок, как я понимаю, знают лишь единицы. Я, потому что оказалась рядом при весьма интересном разговоре, и отец ребенка, Никита Волков, тот самый капитан, который увел Милу у Чернова. Больше в универе никто не проинформирован. И лучше пусть так будет и дальше.

Надя классная, и мне нравится с ней болтать, но, положа руку на сердце, она жуткая сплетница. Которая читает универский инстаграм и группы “Подслушано о…”, а ещё состоит в секретном чате “Сплетник”. Иногда мне кажется, что она его и ведёт. Но это лишь мои догадки.

– Заболела.

– Пусть выздоравливает быстрее! Сейчас напишу ей…

– Зачем?

– Хочу рассказать кое-что интересное о нашем короле футбола.

Цокаю языком и, стукнув ручкой по столу, поворачиваюсь к одногруппнице. Не хватает только Романову доставать сплетнями о Волкове. Пусть без этого добра разберутся.

– У неё температура, и она ничего не соображает. Расскажешь при встрече.

– Думаешь? – Надя зависает с телефоном в руке и задумчиво чешет кончик носа. – Можно я тогда тебе расскажу?

– Что за срочная новость, которая не терпит промедления?

– Волков и Чернов вчера подрались! Даже видео есть, хочешь посмотреть? А потом Волкова разжаловали из капитанов, и отгадай, кто теперь возглавляет университетских футболистов?

– Тренер? – пожимаю плечами.

А сердце начинает учащëнно биться. У Чернова была ссадина на скуле и сбиты костяшки, плюс немного покраснел нос. Он ходит в спортзал в нашем жилищном комплексе, и пару раз я видела, как он боксирует. Но я не думала, что он с кем-то всерьёз сцепился, тем более с Волковым. Скорее предполагала, что это груша дала ему сдачи.

Усмехаюсь. Но быстро прячу свою улыбку, потому что замечаю, как мимо нашей аудитории вальяжной походкой идёт Чернов. В чёрной толстовке и таких же чёрных, драных на коленях джинсах. Он мельком заглядывает в открытый дверной проём и, скользя безразличным взглядом по студентам с моего потока, чуть дольше задерживается на нас с Надей. Отчего моя одногруппница вдыхает воздух со свистом, а мне хочется хлопнуть себя по лбу.

Миша кивком головы показывает какому-то парню из параллельной группы на выход и скрывается в дверях.

– Чернов теперь капитан. Милка поди локти кусать начнёт, – хихикает Надя, поправляя свои кудряшки. – Или опять метнëтся к нему, оставив в покое Волкова.

Я Надиного веселья не разделяю. На капитана обычно вешается ещё больше девочек, чем на обычного футболиста, а Миша… ну он не тот, кто будет отказываться от обилия предложений.

К дезинфекции квартиры мысленно приписываю: купить беруши.