Двадцать шестой

Гриша, Маша, Ася, Олег, Наташа не компания друзей, кроме, пожалуй, Аси с Наташей, да и их дружба завязалась, скорее потому, что в первом классе оказались за одной партой. Но большинство ходило вместе в садик, потом все оказались в одном классе, кто-то с кем-то учился в музыкальной школе, кто-то с кем-то лежал в больнице - совокупность условий, обеспечивающая уровень близости примерно как с дальними родственниками. Возраст, когда все впервые, оттого в разы острее и ярче, чем будет после

Тринадцать глав "Двадцать шестого" - столько же историй, в которых главная роль у кого-то из этой пятерки или их родителей, а присутствие остальных угадывается на периферии. Герои ссорятся и мирятся, борются за свои права и зарабатывают первые приличные деньги, учатся дружбе, состраданию, разрешают моральные дилеммы, едут в отпуск, теряют ближних, встречают первую любовь, стоят в очередях. Особое обаяние "Двадцать шестого" в подаче взрослой проблематики изобразительными средствами детской литературы. Простота и наивность, но ни в коем случае не примитив, легкость сродни балетной, когда не сомневаешься - за взлетностью серьезный труд.

Книга, которая возвращает веру, что все хорошие люди будут счастливы. Когда-нибудь. Бог даст.

Я не очень люблю предисловия, довольно странно ещё до знакомства с книгой узнавать чужое мнение даже если это предисловие авторское. Но тут я бы финальную благодарность вынесла в начало, поскольку в обращении к своем опыту и в благодарностях людям из прошлого, автор отличался от того образа, что сложился при чтении. Восприятие текста постоянно скакало. Наверное, потому что это мой двадцать шестой. Мои санки, мои банты, мой портрет Ленина в актовом зале, это моя любимая шапочка отправилась в посылке в Спитак, мои очереди и пустые прилавки, это мои танки на соседней улице и мой двойной двадцать шестой. Плохого и сложно было много, много было странного и несправедливого, но, читая, я недоумевала, как можно принести из детства столько негатива? И тут речь не о семьях героев, у них вполне адекватные проблемы: мать-одиночка из коммуналки, планирующая иммигрировать семья, активная интеллигенция, хват и ходок и мама-клуша, немного утрировано, но в принципе узнаваемо, может, не как серьезный роман, а как эпизод "Фитиля", но если этот срез общества в принципе особого протеста не вызвал, то декорация именно детского мира вызывала ужас. Во всех зарисовках фигурируют какие-то совершенно монструозные воспитательницы и учителя-антисемиты; медсестра воспринимается ребенком как мегера, даже музыкальные педагоги лишены эмпатии, любви.

Я могу только посочувствовать теперешним взрослым, которым не досталось ни замечательных нянечек, ни добрейшей участковой, чьи учителя в началке ненавидели детей, у кого не было молодой и талантливой учительницы фортепьяно (добрых слов о сольфеджио у меня тоже нет, я сидела в том углу, где наугад), но, видимо, про это писать книгу смысла нет. Надо про ненависть, надо про дефицит, надо про обязательный побег из союза и преклонение перед заграничными шмотками, гласность и "нас обманывали семьдесят лет", и где здесь тепло, вынесенное в аннотация - я вообще не поняла. Кажется, книга рассчитана отнюдь не на ровесников героев, но не стоит воспринимать его в качестве исторического источника. Это очень концентрированный и однобокий текст. Как минимум мой двадцать шестой это про любовь, друзей и бумажный пакет с пастилой у ударницы. И думается, это правильно и в восемьдесят восьмом, и в девяносто первом, и в девяносто третьем, и в двухтысячном. Сначала любовь и пастила, а потом уже борьба с системой и беготня за майонезом. Майонез, кстати, мы тогда сами делали, даже не знаю, кому было хуже, по магазинам все равно бегать, а механический миксер и врагу не пожелаешь.

апд. А билеты на поезд - тем более, что локация где-то по двадцать шестому маршруту - берут в трансагентстве, но да, это не настолько эпично.

Нетипичный выбор книги для меня. Хотя, что может быть нетипичным для "всеядного" читателя?

Если честно, то я не ожидала больших эмоций от этой книги. Каюсь, была не права. История затянула меня с первых страниц. Я плакала, радовалась и переживала вместе с главными героями

О чём книга? В центре повествования пятеро детей, живущих в юго-западном районе Москвы и их родители. На дворе вторая половина восьмидесятых. И пока дети проживают своё обычное детство, страна меняется до неузнаваемости. Перестройка- одним словом...Привычные мир рушится и героям предстоит строить новый.

В героях этой книги каждый найдёт самого себя. Больше всего меня зацепили мальчики, которые ненавидели "музыкалку". А зацепили потому, что в детстве я очень хотела попасть в эту самую ими ненавистную "музыкалку".

Также мне тяжело было читать про тех, кто уехал. Я даже не представляю сколько смелости нужно, чтобы уехать "в никуда"... Ну или глупость...

В общем, книга замечательная. Читается на одном дыхании. Сначала мне не очень понравился открытый финал, но сейчас я понимаю, что так и должно быть. Жизнь ведь продолжается...

Получила колоссальное удовольствие от чтения. Это все про мое поколение, у меня тоже были и сбор черники в Латвии, и очереди за продуктами, и прием в пионеры в музее на Красной площади. Как будто в детство вернулась. Написано все легким языком, при этом книгу никак нельзя назвать легким чтением. Жду новых произведений этой писательницы.

Очень обманчивое описание содержания (не сюжета, его нет) книги что на обложке, что везде в интернете. Это не столько ностальгическое произведение, сколько набор мелодраматических зарисовок по мотивам детских воспоминаний друзей автора. По сути - отечественный сериал с "России", только дети-герои ну из таких интеллигентных семей, что все вокруг - страшные толстые (это важно для автора) советские злодеи. Восхваление изобретательности и прекраснодушия интеллигентных мам и дедушек и пап-диссидентов перемежается с описанием физиологических деталей, вроде трупного запаха и особенно любимого автором запаха мочи. Трудно сказать, это попытка использовать литературный приём или просто сфера интересов автора, потому что с собственно литературой в книге всё плохо. Что, собственно, неудивительно: судя по послесловию, редактуры практически не было. Кстати, вынесенный в название двадцать шестой трамвай упоминается от силы раз пять, а героев объединяет то, что они ходят в одну школу, и их родители знакомы. Видимо, на более внятное и подходящее название фантазии не хватило, а "Я ненавижу толстых советских тёток" - для автора слишком смело.