Kitobni o'qish: «Исчезающие»

Shrift:

Часть первая
Пропавшие без вести

Первый

1

Семён не вернулся в класс после перемены. Вещи его лежали на парте, открытый и будто раздавленный рюкзак валялся у стула рядом с форменным тёмно-синим джемпером.

– Где Шлыков? – Учительница кивнула на его пустой стул и начала пытливо вглядываться в ребят через свои круглые, как бойницы, очки.

– Фу-у-у, прогульщик! – выкрикнул кто-то с последних парт и искусственно хохотнул.

– Это уже верх наглости и цинизма! Даже для Семёна. – Молодая учительница покачала головой и открыла толстый, потрёпанный учебник истории.

Четвёртый урок начался буднично. Поначалу, как всегда во время истории, было шумно: скрипели стулья, перешёптывались голоса, шелестел приглушённый смех, из одного конца класса в другой летели бумажные шарики-записки. Но чем дальше шло время, тем тише становился класс, к концу урока всё помещение уже наполнилось тревожной напряжённостью. И не потому, что все подростки в одночасье прониклись темой абсолютизма и усиления королевской власти в Европе шестнадцатого – семнадцатого веков, о чём монотонно вычитывала Елена Викторовна из параграфа.

Семён так и не вернулся…

Прозвенел звонок. Ребята вскочили со своих мест и вырвались в коридор.

– Вот зараза! А куда он делся-то?! Кто-нибудь в курсе?

– Не-а…

– Не сквозь землю же провалился?! Наверняка прогуливает внаглую.

– Легко!

– Ему всё с рук сходит. Я бы тоже, может, так хотела!

– А кто тебе-то мешает? Иди гуляй!

– Хватит вам. Помчали Семёна искать. Где-то ж он тихарится? Небось в столовке сидит, чай попивает.

Толкаясь и пихая друг друга, несколько одноклассников ринулись на поиск пропавшего Семёна. Но бóльшая часть класса сбилась в плотную толпу и обеспокоенно перешёптывалась, их голоса потрескивали от волнения, как от статического электричества:

– Смог!

– Дальше по плану.

– Отлично!

– …получилось… – вылетали отдельные слова, обрывки их разговора.

Ваня стоял, облокотившись о стену, недалеко от этой группы. Сбитой, взволнованной и, безусловно, связанной, как жгутом, одной общей тайной. Происходящее было ему до боли противно.

«Опять какую-то пакость замышляют, шакалы», – с отвращением подумал парень и отвернулся.

В этой школе Иван учился уже седьмой год. Когда пришёл в первый класс, то был счастлив и взахлёб рассказывал родителям, что теперь у него будет много-премного друзей и он больше никогда не будет «скучным и грустным». Чуть позже, когда одноклассники начали его бить, он возненавидел всех и мечтал выбраться из этого ада и, задыхаясь от слёз, бежать, бежать, не оглядываясь, куда глаза глядят. Когда повзрослел – стал презирать…

Даже под пыткой Иван никогда бы не произнёс этого вслух, но сам для себя он знал причину произошедшего с ним и даже чувствовал свою вину за это. Задавленная обидой, она легонько скреблась на дне его души. Прошлое шевелить бесполезно.

Та давняя история уже задубела, превратилась в броню и намертво приросла к его коже.

2

Когда в кабинет истории ворвался следующий класс, Елена Викторовна аккуратно сложила в рюкзак вещи Семёна. Обращаясь к ученикам, она строго процедила:

– Открывайте свои учебники и внимательно перечитывайте три последних параграфа. Когда я вернусь, будете писать самостоятельную работу. Все меня услышали?

Звонок перед пятым уроком, похожий на сирену, загнал седьмой «Б» в кабинет биологии. Проходя мимо, Елена Викторовна тихонько приоткрыла дверь: ученики сидели за партами, только место Семёна по-прежнему было пустым.

– Здравствуйте, – кивнула Елена Викторовна коллеге, поджала губы, поправила очки и поспешила в кабинет директора.

– Евгения Ивановна! У нас, кажется, ЧП… – выпалила она с порога и поставила бесхозный рюкзак на старомодный громоздкий директорский стол с пресс-папье и кипами разрозненных бумаг.

Евгения Ивановна, Бабуля, как за глаза называли её все школьники и все учителя, со скрипом приподнялась, чтобы увидеть сокрытую от неё забором из бумаг молодую учительницу.

– Что это, душенька моя? – спросила она.

– Это, Евгения Ивановна, похоже на большую проблему. Семён из седьмого «Б» пропал. Здесь всё… Представьте, даже его телефон! – Елена Викторовна приподняла рюкзак пропавшего подростка. – Телефон… – раздумчиво повторила старушка, пожевав губами. – Да, Елена Викторовна, это ЧП. Без лишнего шума приведите ко мне нашего доблестного Олега Павловича. И Ольгу Кирилловну, она же их классная руководительница, верно? Действуйте, дорогая, нельзя терять ни минуты. Во времени потонуть легче, чем в воде.

3

Семён так и не объявился. В здании школы найти парня не удалось. Охранник, дежуривший у входа, клялся и божился, что не видел, чтобы во время урока кто-то из учеников выходил на улицу. Школьная дверь, как и полагалось по строжайшей инструкции, оставалась закрытой.

Если бы люди могли принимать газообразное состояние и растворяться в воздухе, тогда эта версия стала бы главным и единственным объяснением происходящего. Но так не бывает. По своей ли воле, или при стороннем участии Семён каким-то образом вышел из школы и не вернулся.

Как можно было просочиться через запертую дверь или уйти незамеченным на перемене, когда повсюду сотни глаз, – администрация школы терялась в догадках и предположениях. Одноклассники были напуганы и взъерошены. С этого момента их жизнь превратилась в мучительно долгий кошмар, от которого невозможно отмахнуться, из которого невозможно вынырнуть целым и невредимым, просто разлепив глаза.

К концу учебного дня в школе уже работала полиция, звучно хлопали двери кабинетов, страх сквозняком носился по коридорам, наполняя классы чужими, инородными запахами. Поисковые собаки сосредоточенно, но безуспешно искали следы исчезнувшего подростка.

Семён не вернулся. Не появился он и дома. Обзвон родственников и знакомых тоже не дал никаких результатов. Никто не мог ответить на вопрос, куда пропал семиклассник.

Этот учебный день не закончился по расписанию. Никого из учеников седьмого «Б» класса не отпускали из школы. Их рассадили поодиночке, в отдалении друг от друга, в пустом и холодном актовом зале. Молча ходили между рядами учителя и следили, чтобы ребята не переговаривались и не перекидывались записками. Это делалось для того, чтобы не потерять ни одной, даже самой эфемерной зацепки, чтобы реальные факты не канули и не растворились в общих домыслах, чтобы не успела сложиться коллективная легенда.

Ребят по очереди отводили в кабинет директора. Кроме Бабули и офицера полиции, там находился школьный психолог, Анна Николаевна. Она контролировала, чтобы следователь не забывал, что перед ним дети.

В небольшом холле рядом с кабинетом толпились родители, которые смогли отпроситься с работы и приехали, чтобы поддержать своих детей.

На стуле безвольно, как забытое пальто, полулежала мама Семёна. Она единственная не произносила ни слова, не плакала, не задавала вопросов.

К концу дня, когда осенние промозглые сумерки заволокли город, школьников распустили по домам. Опрос не дал никаких результатов: никто ни слова не сказал о том, куда мог пропасть Семён. Хотя бóльшая часть класса прекрасно знала, куда и как он ушёл. Молчал о своих подозрениях и Ваня. Однажды он уже проговорился и дорого за это заплатил.

В этот же вечер стало известно, что Евгения Ивановна была поспешно отстранена от работы и отправлена на давно заслуженную пенсию. Не успела она собрать свои вещи в узловатую авоську, как новый директор, похожий на бульдога, будто вынюхивая что-то, начал шнырять по школе.

В октябрьских сумерках листья на деревьях, потеряв вместе с последним светом своё праздничное многоцветье, казались чёрными. Ночью должны были навалиться на землю первые заморозки. Для этих листьев праздник осени был закончен: после мороза они скукожатся, станут скользкими и прямо на ветвях превратятся в грязь.

Ребята, кто группами, кто с родителями, а кто и поодиночке, рассеивались по дворам. Расходились молча. В этой леденящей темноте было страшно говорить. Каждый ощущал рядом с собой присутствие кого-то большого и зловещего. Не хотелось при нём произносить имя Семёна, ведь сейчас подросток всецело находился во власти холодной и жуткой неизвестности.

На каждом фонарном столбе, на каждой автобусной остановке и на дверях в подъезды уже висели и будто слегка светились во мраке листки: «Внимание! Пропал подросток! Семён Шлыков. 13 лет. Был одет в белую рубашку с коротким рукавом и тёмные брюки. Местонахождение неизвестно».

На фотографиях Семён улыбался…

Отовсюду…

Будто он разбился на тысячи осколков.

Чтобы его найти и вернуть домой, нужно было собрать воедино все осколки и сложить их заново.

Второй

1

Проснулись ученики седьмого «Б» класса до рассвета, чтобы, как обычно, собраться и пойти в школу. Но, открыв глаза и машинально выполняя привычные действия, каждый из них понимал, что кошмар не развеется с восходом солнца. Самое страшное ждало впереди. В школе это ощущение многократно усилилось, получив новую пищу.

По просторному школьному двору, нахохленные, как воробьи, торопливо пробегали ученики.

Порывистый, раздражённый ветер нападал на тонкие деревца, которые ежегодно во время субботников сажали здесь школьники. Подъезжали и уезжали машины. Хлопали двери. Перекликались голоса.

Только большое объявление об исчезновении Семёна, висевшее на доске информации, и Бабуля, застывшая на скамейке возле входа в школу, оставались безучастны к напряжённому движению жизни.

Евгения Ивановна проработала в этой школе пятьдесят лет. Сначала учителем, потом завучем, директором. Она действительно уже давно стала бабушкой не только всем ученикам, но и учителям. Сегодня она пришла в школу как обычно – ровно за полчаса до начала учебного дня. Пришла, потому что не успела привыкнуть к мысли, что она здесь больше не нужна.

Семёна в школе не было, не появлялся он всё это время и дома. Рюкзак с его вещами оставался в кабинете директора. Нового директора – Владлена Петровича.

Не успел прозвенеть звонок на первый урок, как директор начал по одному вызывать к себе учеников седьмого класса. Владлен Петрович сидел рядом с громоздким столом – пережитком прошлого, закинув ногу на ногу и сцепив руки на колене.

Разноцветные папки и кипы нескреплённых бумаг были свалены в один огромный стог.

– Не надо отпираться! – встречал он грубым окриком каждого входившего в его дверь семиклассника. – Я работаю в вашем зверинце несколько часов, но уже прекрасно знаю то же, что и ты! Отвечай! Где Семён?! Или скажу я. Но ты очень пожалеешь, что это услышал, а не сказал сам. Поверь мне…

Владлен Петрович сидел в такой напряжённой позе, что Роме, лучшему другу пропавшего Семёна, казалось, что директор вот-вот вскочит с места и, как бульдог, вцепится ему в горло. Мёртвой хваткой.

– Я ничего не знаю! Не знаю! – не говорил, а всхлипывал Рома, упёршись взглядом в осиротевший рюкзак друга, нанизанный на высокую угловатую вешалку.

– Не надо держать меня за дурака, ладно? – раздражённо процедил Владлен Петрович. – Я могу тебе устроить такую весёлую жизнь! Впрочем, я сегодня добрый… Даю тебе время, чтобы ты смог всё хорошо вспомнить и взвесить… Завтра придёшь ко мне перед уроками и расскажешь всё, что тебе известно!

2

Никто не заметил, в какой момент пропал Роман Митюхин. Когда перед алгеброй, четвёртым уроком, учительница отмечала присутствующих, Рома не откликнулся. Его не оказалось в классе. Учебник, тетрадь и дневник лежали ровной стопочкой на краю парты, его рюкзак, тщательно закрытый на все молнии, висел на крючке.

– Где Рома?! – стараясь сдержать дрожь в голосе, спросила учительница.

Все молчали и лишь испуганно переглядывались. Иван безошибочно умел различать не только эмоции, но даже едва уловимые оттенки настроения – это умение он приобрёл горькой многолетней практикой. Не угадал – получил по роже, угадал – успел убежать и спрятаться. Сейчас Ваня видел, что практически никто не удивлён внезапным исчезновением Ромы. Вопрос и растерянность можно было заметить только в глазах девяти человек из всего класса. Остальные всё знали. На некоторых лицах даже проступала едва прикрытая радость.

Когда учительница, громко хлопнув дверью, вылетела из класса, все вскочили со своих мест.

– А Ромыч-то куда?!

– Вот не подумала бы на него…

– Куда все пропадают?! Что такое вообще?!

– Они с Семёном друзья, чуть ли не с сада. Договорились, наверное…

– Молчите! – громко выкрикнул Артём, обрывая обсуждение. – Кто молчит, тот дольше живёт! Молчанка, друзья! Кто слово сказал – предатель. Игра началась!

Едва он договорил это, демонстративно сжав и без того узкие, ярко вычерченные на лице губы, как дверь распахнулась и в класс вбежал директор. Он тяжело дышал и ничего не говорил, просто подходил по очереди к каждому семикласснику, нагнувшись, подолгу всматривался в лица своими мутными и пустыми глазами. От этого рыбьего взгляда становилось не по себе. Когда же Владлен Петрович отходил, то на душе оставалось опустошение, будто ненароком, против желания выдал чужую тайну.

– Сидеть! – гаркнул директор, подойдя к доске. А потом спокойно и очень тихо добавил: – Никто не выйдет из этого класса, пока не расскажет громко и честно то, что знает об этих двух исчезновениях.

3

Звенели звонки, но ни уроков, ни перемен больше не существовало. Седьмой «Б» не выходил из класса. Время остановилось и безразлично щёлкало секунды, как семечки. Дверь открывалась только для того, чтобы пропустить следователя, психолога или родителей.

Вместо школьной программы заезженной пластинкой звучали одни и те же вопросы:

– Ты знал, что Семён готовился уйти из дома?

– Нет.

– Ты сама слышала какие-либо разговоры Семёна и Романа о побеге? Кто-нибудь другой из одноклассников при тебе обсуждал эту идею?

– Нет.

– Семён или Роман жаловались на проблемы в семье? Или какие-то иные проблемы? Их что-то беспокоило в последнее время?

– Нет.

– Было ли заметно что-то необычное, странное в их поведении?

– Нет.

Эта сцена повторялась и повторялась, и сводила с ума.

– Ребятки, вы должны понять, что своим молчанием вы убиваете своих друзей! Вы делаете им очень-очень плохо, – вкрадчиво заговорила психолог Анна Николаевна. – На улице тысячи опасностей! Миллионы опасностей, о которых вы сейчас даже не догадываетесь. Мы хотим уберечь мальчиков от этого и спасти! Мы желаем и Роме, и Семёну, и всем вам только добра!

– Вы знаете, где сейчас могут находиться Семён и Роман? Очевидно, что раз один ушёл за другим, то они заранее договорились где-то встретиться. Вы что-то знаете об этом? – продолжил опрос следователь.

– Нет!

Игра в молчанку захлестнула всех: не только тех, кто был причастен к ней с самого начала, но и остальных. Никто не рассказывал, что знает или о чём догадывается. Никто не хотел стать предателем.

– Хватит! Это уже просто издевательство! – вступилась за ребят Ольга Кирилловна, классная руководительница седьмого «Б». – Детям нужен отдых, их необходимо отпустить домой. Я лично провожу до дома каждого, за кем не приехали родители.

– Да! Дети измучены, нужно заканчивать, – подтвердила психолог. Заговорить об этом первой у неё не хватило смелости.

– Идите, ребята, переодевайтесь и ждите меня в холле. Я сейчас тоже спущусь, – обратилась классная руководительница к ученикам.

Когда подростки, испуганно озираясь на директора и следователя, вышли из класса, Ольга Кирилловна с горечью проговорила:

– Я не знаю, что здесь происходит. Да, я проглядела что-то важное, чего-то не заметила, но я не первый день работаю с этим классом – чтобы защитить детей, мы должны посадить весь класс на домашнее обучение. Да – сложно. Да – неудобно. Но их необходимо разделить, иначе они все пропадут. Этой цепочке не будет ни конца ни края. Они так и потянутся – один за другим!

– А я первый день работаю… в этой школе… – процедил сквозь зубы директор. – Но знаю наверняка, что вы, Ольга Кирилловна, несёте полнейшую ерунду! Дети должны оставаться под нашим присмотром! Если они договорились о массовом побеге, то из дома им уйти будет только проще, чем из школы. Родители на работе, двери открываются и закрываются на ключ. А ключ кладётся в карман.

Или вы хотите попросить нашего уважаемого полицейского рассадить их всех: и мальчиков, и девочек – по обезьянникам? Отобрать телефоны, планшеты, обрубить в городе интернет? Может, сразу объявить военное положение, чего уж мелочиться-то? Значит так, многоуважаемая Ольга Кирилловна, чтобы завтра ваш класс в полном составе был в школе!

4

Бабуля в прежней позе сидела на скамейке у школы. Было непонятно, застыла ли она от холода или заживо превратилась в статую, будто, перестав быть директором, осталась здесь неким божком-хранителем.

Евгения Ивановна проводила прошедших мимо семиклассников долгим, грустным взглядом. Глаза её слезились то ли от ветра, то ли от старости.

– Я спрашиваю вас сейчас, пока вы все вместе: куда делись мальчишки? Где их искать?! – Миновав школьный двор, Ольга Кирилловна остановилась. – Боже мой, как страшно: что сейчас с ними?! Сеня в одной рубашке на этом холоде! Понимаете, каково ему теперь?! Вы-то скоро станете ужинать и пить горячий чай, а Семён, ваш одноклассник и друг, вторую ночь будет мёрзнуть под каким-нибудь забором. Ужас! У человека только одна жизнь! Это не ваши компьютеры, где можно снова и снова получать и бездумно расходовать жизни. Где пропавшие мальчики?! Говорите уже! Хватит молчать!

– Мы не знаем, – за всех ответил Артём, нагло и насмешливо посмотрев в глаза своей учительнице. – С чего вы решили, Ольга Кирилловна, что мы должны подглядывать и подслушивать? Это вообще-то нехорошо!

Остальные ребята стояли понуро и зябко сутулились, им было страшно, но предателей среди них не было.

– Если мальчишки погибнут, вы себе этого никогда не простите! Вы будете с этим жить всю свою жизнь. Время! Время, как яд, медленно убивает не только Семёна, но уже и Ромку. Нужно спасать их. Понимаете?! – Учительница пыталась достучаться до семиклассников, и в глазах и в голосе её чувствовались слёзы. – Давайте прямо сейчас, никому не говоря, вместе пойдём их искать! Поверьте, им плохо! Им очень нужна наша помощь! Голодные, холодные… потерянные… Скажите, где их искать?! Умоляю, скажите, что вы знаете! Мы просто приведём их домой, и всё закончится, эта история скоро забудется.

– Если бы им было плохо, они бы сами давно вернулись. Не маленькие. Играем, ребята! До свидания, Ольга Кирилловна, хорошего вечера! – Артём натянул на глаза капюшон чёрной куртки, развернулся и зашагал к своему дому. На столбах, деревьях, дверях подъездов рядом с Семёном уже висели фотографии Ромы. Он тоже улыбался. Никто из одноклассников не помнил, когда видел его последний раз таким счастливым.

Третий

1

Жуткая игра продолжалась.

Подростки молчали, взрослые сходили с ума, не зная, что можно ещё предпринять, срывались, давили. Напряжение, скопившееся в воздухе, невозможно было выносить. Два дня о Семёне и сутки о Роме не было никаких известий, будто выйдя из школы, мальчики канули в пустоту, где нет людей, помощи и цивилизации. Где они? Живы? Убиты? Нашли приют или погибли от переохлаждения? Замучены голодом? Попали в ловушку? Что с ними случилось?! За кем ушли? В чьи руки могли попасть?

Давление директора и учителей на ребят становилось всё сильнее – откровеннее и страшнее было противостояние. Все силы и средства администрации школы были исчерпаны, а ребята лишь окончательно закалились в своём молчании.

– Если Бульдог ещё один оборот добавит, нас всех в фарш превратят, – возвращаясь из кабинета директора, сказал Егор.

Вид у него был всклокоченный, взгляд блуждал. Мальчик машинально подошёл к парте и выложил несколько учебников и тетрадь, потом вышел в коридор… Дверь за ним медленно, словно нехотя, затворилась. Больше Егора никто не видел.

На этот раз дверь закрылась наглухо… С этого момента учеников седьмого «Б» заперли в классе истории – выйти можно было только по одному и только в сопровождении физрука. Коридор перегородили красными лентами, будто класс был заражён чумой.

Приходили и уходили, сменяя друг друга, учителя. Они добросовестно пытались, следуя учебной программе, вести свои уроки. Но их никто не слушал. Казалось, что они и сами не до конца вникали в то, о чём говорили. Все ждали, когда кошмар закончится. Ожидание накаливалось, начинало обжигать.

Олег Павлович – мрачный, квадратный – сидел, как солдатик из конструктора, у входа в класс и исподлобья следил за учениками.

Когда в очередной раз за закрытой дверью прозвенел звонок на перемену, физрук поднялся и, обведя класс тяжёлым взглядом, скомандовал:

– Парами стройся!

– Чё, на допрос или сразу на расстрел? – вяло пошутил кто-то из подростков.

Олег Павлович вывел семиклассников в школьный двор на прогулку, чтобы они смогли хоть немного проветриться и сменить обстановку.

– Олег Павлович, а нам надо руки сзади сцепить? – с издёвкой глядя на физрука, спросил Артём. – Так вроде все зэки гуляют?

– А вы что, уже зэки? – мрачно спросил Олег Павлович.

– А что, нет? – в один голос ответил класс.

Евгения Ивановна с самого утра сидела в школьном дворе. Она начала обживаться на своём новом месте. На скамье появился старомодный ковёр-дорожка, чтобы было не так холодно сидеть здесь целый учебный день, термос, фонарик с широким раструбом и длинной серебристой ручкой, большая лупа и стопка книг.

– Здравствуйте, Евгения Ивановна! – поздоровался, проходя мимо неё, строй семиклассников.

– Здравствуйте, мои дорогие! – встрепенулась старушка. – Идите все ко мне! Это я специально для вас принесла. Не стесняйтесь…

Авоська Бабули была заполнена конфетами.

– Налетайте, ребята, налетайте, – приговаривала она радостно, наделяя всех угощением.

Измотанные, запуганные и озлобленные подростки были готовы ко всему, но не к этому. В сером школьном дворе, где всегда, даже в хорошую погоду, метался и пробирал до костей колючий сквозняк, авоська с конфетами и мирное, тихое добро Евгении Ивановны произвели невероятное впечатление.

Оля, громко всхлипнув, подсела к Бабуле, уткнулась в её плечо и зарыдала открыто и безудержно, словно внутри разрушилась плотина и освободившийся поток ринулся вперёд. Бабуля обняла девочку, прижала к груди, гладила по голове и приговаривала:

– Поплачь, милая… Всё пройдёт! Всё будет хорошо…

– А нам не пора возвращаться в класс? – спросил Артём.

– Да, в общем-то пора… – нехотя согласился физрук. – Пойдём, Оля. Спасибо, Евгения Ивановна… – Девочки подняли подружку и утянули за собой, не дав ей рассказать то, что горело в груди.

2

На сцене актового зала, куда привели класс после уроков, стояла высокая дородная женщина в тёмно-синем балахоне, по которому были разбросаны созвездия. Из-под глубокого капюшона торчал только изогнутый, хищный нос и алые губы. Из рукавов виднелись пухлые пальцы с перстнями в виде черепов хищных животных. Ногти были покрыты чёрным матовым лаком.

Женщина стояла, не шевелясь, в центре сцены, трепетали только полы её длинного балахона.

– Кто это?

– Что они ещё придумали для нас?.. – перешёптывались школьники.

– Ведьма, что ли?

– Так, я не понял! Что здесь происходит?! – Директор школы влетел в зал. – Нам сейчас только аниматоров и клоунов не хватает!

– Не нужно оскорблений! Это я привела её! Рагда – наша последняя надежда! Она ведунья и экстрасенс. – Бледная измождённая женщина вскочила со стула в первом ряду.

– Вы сама-то, вообще, кто такая?! Я не понял, у нас, что, теперь школа – проходной двор?! Все приходят, уходят, приводят с собой компанию! – От возмущения Владлен Петрович задыхался и глотал большие куски слов.

– Я – мать! – вскричала диким голосом женщина и пошатнулась, лишившись последних сил.

Все, кроме директора, знали, что это – мама исчезнувшего три дня назад Семёна.

– Мой сын пропал во время уроков – школа должна ответить за него! Как вы работаете, что у вас пропадают наши дети?! И сейчас вы ничего не делаете! И полиция бездействует! Уже три дня я ничего не знаю о Сене, а вы мне указываете, что я должна! – Она подбежала к Владлену Петровичу и бросила ему в лицо: – Хорошо, что хоть один человек готов помочь нам, матерям пропавших детей!

– Нет, ну это просто возмутительно, – пробурчал директор, спасовав перед таким напором, и отошёл к широкой двустворчатой двери зала.

– Тишина! – громко провозгласила Рагда, колдунья в звёздном балахоне.

Медленно, как крылья огромной хищной птицы, её руки начали подниматься вверх. Когда кисти рук сомкнулись над головой, широкие рукава упали, собравшись тяжёлыми, грубыми складками на плечах, и открыли татуировки – неведомые, изломанные знаки покрывали всю кожу плотной сетью, складываясь в заклинания или проклятия.

Все неотрывно следили за её движениями. Мамы Семёна, Ромы и Егора, бледные, испуганные, вцепились взглядом в ведьму. Они надеялись и верили, что вот-вот правда откроется и они узнают, наконец, где их сыновья. Живые? Только бы живые! Только бы… Трое суток, двое суток… всего несколько часов, но тоже страшно…

«Егорка, хотя бы Егорка! Сыночек… Только бы живой…»

Самая яркая надежда горела в душе мамы Егора: не успела ещё выцвести и не облезла от солёных, едких слёз.

Подростки наблюдали за ведьмой с любопытством, млея от ужаса, который с каждым новым взмахом рук-крыльев всё больше наполнял их сердца, сбрасывал с ритма, заставлял замирать.

Ломаные линии открывались и вновь скрывались под тёмной материей рукавов. Появлялись на мгновение и исчезали. Точно так же вот-вот должна была открыться и вся правда.

Неожиданно этот полёт оборвался: Рагда с тяжёлым грохотом повалилась на пол, вцепилась ногтями в доски сцены и со скрежетом начала драть пол рядом с собой.

Это было ужасное зрелище. Все как один почувствовали внутри себя пронизывающую боль и убеждённость, что не эта странная, чужая женщина, а их одноклассники у них на глазах рвали, ломая ногти, в этот самый момент под собой землю, испытывая невероятное, нечеловеческое страдание. Нарушив гробовую тишину, в голос зарыдали матери. Бездействие изнуряло, мучило хуже предательства.

– Спаси их! Спаси! – молили они колдунью.

Рагда вскочила на ноги. Капюшон соскользнул на спину, обнажив лысую голову, короткую толстую шею и лицо, покрытые точно такими же татуировками, как и её руки.

– Когда тебя ударили по правой щеке, – прокричала колдунья и ударила себя по лицу, – подставь левую! – проговорила она тише и ударила себя по левой щеке.

Когда Рагда опустила руки, все увидели, что на её щеках остались припечатанными фотографии мальчишек, Семёна и Ромы, грубо вырванные с поисковых ориентировок.

Ромина мама потеряла сознание.

– Остановите этот балаган! – Директор вбежал на сцену. – Разве вы не понимаете – это просто мошенница! Не слушайте вы её! Она зарабатывает на вашем горе. Она ничего не знает. Кто она такая?!

Рагда накинула на лицо капюшон и, как подкошенная, повалилась на колени. Раскачиваясь из стороны в сторону, указывая на директора рукой, но не глядя на него, она начала повторять низким утробным, почти нечеловеческим голосом:

– Это он! Он! Заманил в ловушку, в своё чёрное логово. Мальчики живы… они ещё дышат… Я слышу, как трудно им дышать… Шепчут… Только одно слово могу разобрать: «корысть»… Они в плену… Они – счастливый билет. Выигрыш получен. Билеты не хранят на память. Опасно… Очень опасно! Скомкают… Выбросят… Он выбросит! Он!

– Сколько ты денег выдоила с их горя?! Мерзавка! Авантюристка! – закричал директор. – Сколько стоят твои пророчества, ведунья?!

– Директором школы я не стала. – Рагда покачала головой и бесформенной тенью соскользнула со сцены.

– Почему я?! Тебе же всё равно, кого обвинять: ты своё шоу отыграла, деньги получила и ушла, а мне ещё ребят искать… – беспомощно проговорил Владлен Петрович.

Он остался на сцене один. Как мишень, подсвеченная со всех сторон прожекторами.

Подростки молчали, учителя тихонько перешёптывались между собой: новый директор никому не нравился. Присутствующие на этой встрече родители, как оцепление, непробиваемой стеной выстроились под сценой. Мамы пропавших ребят истошно выкрикивали обвинения и требовали от Владлена Петровича ответа.

– Где наши дети?!

– Почему вы бездействуете?!

– Что вы скрываете?!

– Говорите! Пора отвечать!

Обстановка накалялась. Физрук собрал семиклассников и строем вывел их из зала.

– Отпустить вас домой не имею полномочий, – пожал он плечами. – С сегодняшнего дня вы покидаете школу только под расписку родителей.

Вот как-то так… Но, если хотите, пока они там решают… оргвопросы, можем в слова поиграть. Или мяч в спортзале погонять. А что? Мяч всегда в тему: и скуку развеет, и депрессию эту чахлую. К тому же они там, скорее всего, надолго…

– Я хочу домой! – сказала Ольга. – Мне всё это надоело! Сколько можно над нами издеваться?!

– Мы-то здесь при чём?! Отпускайте уже нас домой! – поддержал девочку Артём.

– А это, пожалуйста, не ко мне! Скажите спасибо своим беглым одноклассничкам. Вы думаете, только вас трясут? Всем досталось по полной: и вам, и нам, и родителям. Одно уголовное дело, из-за Семёна, уже заведено. Трое суток от него нет никаких известий, значит, он уже труп. Расклад понятен? А кого подозревают в его убийстве?

– Директора? – радостно спросил Никита, который в любой ситуации оставался позитивным и всегда умудрялся придумать какой-нибудь нелепый вопрос.

– Нет, не директора. Его и близко здесь не было, когда Семён решил погулять без спроса. Подозревают мать Семёна и даже его бабушку. Их самих и квартиру уже перетряхнули до основания. Да-а-а, всем досталось… Ну да хватит об этом!

У меня уже от этих разговоров челюсть как после нокаута сводит. – Физрук своей огромной ручищей вцепился в подбородок и попытался вставить челюсть на место. – Вообще онемело, – печально добавил он.

Bepul matn qismi tugad.