Kitobni o'qish: «Предсказанная любовь»

День первый. Встреча у моря

Девушка стояла на кромке моря и запускала яркий, красно-жёлтый хвостатый змей.

Она жмурилась от солнца, улыбалась, и не обращала внимания на холодный морской ветер, трепавший её густые медово-пшеничные волосы. Девушка смотрела в небо на неоновую птицу, парящую над ней. Змей не желал висеть на прочной нитке, он поймал воздушные потоки и упрямо рвался в вышину изо всех своих бумажных сил. Но девушка не отпускала его, она давала змею свободы немного, по чуть-чуть отматывая с катушки нитку. И разозлившийся ветер ещё сильнее принялся за девушку.

– Ты не отпускаешь в небо воздушное существо? Тогда я унесу тебя!

Ветер надувал колоколом юбку короткого летнего платья, высоко оголяя длинные ноги. Ветер забирался в мокрые белые кеды с цветными вставками и заставлял девушку иногда подпрыгивать от холода и переступать с носков на пятки.

Девушка со змеем выглядела ожившей рекламной картинкой – яркой, многоцветной и насыщенной.

«Наверное, это съемки, девушка – модель, а где-то прячется фотограф. Сейчас снимет кадр и принесёт ей теплую одежду» – решил Даниель.

Но только редкие любители морских прогулок, подняв воротники курток и пальто, бродили по кромке прибоя в этот ветреный весенний день.

«Неужели ей не холодно в открытом, совсем летнем платье?» – подумал он.

Девушка, почувствовав его взгляд, подошла к нему.

– Ты хочешь подержать змея? – прозвенел колокольчиком голос.

Заслушавшись колокольчиком, он молчал. А девушка, не дождавшись ответа, вложила ему в руку нитку.

«Какая стремительная девчонка», – подумал Даниель и снял перчатки, чтобы удобнее было удерживать нитку.

А девушка просто смотрела на него, смотрела внимательно, даже изучающе. Странные и прозрачные глаза её не мигали.

«Мне кажется или они светятся?»

Глаза мягко светились, вернее, переливались глубокими бликами.

«Это линзы такие, – решил он. – Современная молодежь носит разные линзы: фиолетовые, зеленые, красные, «кошачий глаз», «драконий глаз», какой угодно «глаз». Почему бы не быть и с подсветкой?»

Даниель себя к молодежи уже не относил, что, конечно же, было слегка обидно, но уже почти привычно. Недавно ему исполнился сорок один год, и иногда он чувствовал, что годы уходят безвозвратно. Но нечасто. Любимая работа обычно рассеивала ощущение скоротечности жизни. Репетиции, гастроли, концерты, новые проекты не оставляли времени на раздумья и сожаленья, он жил в ускоренном темпе постоянной занятости. Иногда рутина и предсказуемость утомляли его, на него наваливалась усталость, он перегорал, и старался находить время для отдыха.

Вот как сейчас. Он приехал на остров вчера вечером, выспался, и суета, закрутившая его в последние месяцы, сменилась предчувствием отдыха и лени. Оголённые нервы еще не успокоились, заботы и проблемы еще теснились в голове, и он хотел просидеть несколько часов за не срочной, но нужной работой, но вспомнил, что он приехал сюда отдыхать, отправился на прогулку, спустился на пляж и почти сразу наткнулся на девчонку в белом летнем платье, запускающую воздушного змея.

Девушка, стоящая перед ним, вовсе не отличалась современной стандартной красотой: пышные формы, силиконовая грудь и, модные ныне, пухлые губы отсутствовали. Она легкая и изящная, совсем юная, с копной спутанных ярко-русых волос. Необычные, широко расставленные, прозрачные как ручей глаза, брови вразлёт, аккуратный носик, чётко очерченные высокие скулы, гладкая, белая кожа. Это лицо притягивало внимание, посмотрев на него единожды, хотелось смотреть и смотреть, оно кружило как омут, завораживало переливами родниковых глаз и чудесной улыбкой. На ней почти не было косметики, только на губах ярко розовый, слегка размазанный блеск. Как будто девушка стащила помаду из маминой косметички и неумело накрасилась в темноте.

Отдав Даниелю нитку, девушка попыталась справиться с раздуваемой ветром юбкой белого платья с яркой вышивкой. Но у неё ничего не вышло, и она беззаботно махнула рукой.

Стоя рядом с девушкой, Даниель отчётливо увидел мурашки на её тонких руках и оголённых ветром ногах в мокрых белых кедах. Но девушка как будто совсем этого не замечала. Ноги, впрочем, очень хороши: длинные, с изящными коленками и четко вылепленными голенями.

– Надо стоять к ветру спиной, – зазвенел голос, и она, легко прикоснувшись к спине, развернула его.

Девушка пахла нагретой солнцем ромашкой.

«Ветер принес её из страны вечного лета?»

– Вот так, – показывала девушка. – Видишь, змей хочет улететь, но отпускать его нельзя.

– Почему нельзя отпускать змея? Пусть летит, в небе ему будет лучше, чем на нитке, – возразил Даниель.

– Это простой, не очень хорошо сделанный змей. Плохие аэродинамические характеристики, – сказала она, – он взлетит, но быстро упадет. Вон туда, – девушка показала на берег. Ну, и не хочется его пока отпускать, не так ли?

– Это твой змей? – спросил Даниель, стараясь не слишком глубоко нырять в родниковые глаза.

– Нет, – рассмеялась девушка. – На пляже гуляли папа с мальчиком, мальчик замерз, они ушли, а змей подарили мне, и я запускаю его за них.

– Когда бежишь, змей летает выше, он хочет догнать и перегнать тебя, – продолжила она.

Девушка забрала у него змея и легко побежала от моря. Ветер дул ей в спину, надувая подол платья белым полотняным парусом.

Потом она вернулась.

– Теперь ты, – сказала она и опять внимательно на него посмотрела.

Она говорила на правильном английском языке. Чувствовалось, что это не родной её язык – по певучим интонациям, по мимолетной задержке в старательно произносимых словах. Видимо, девушка училась в хорошей школе, где ей поставили правильное произношение.

Что она его совсем не знает, Даниель понял сразу. Девушка не кокетничала, не хихикала, не строила глазки, не замирала от ужаса и волнения, заливаясь краской.

– Не фанатка, – подумал он с облегчением.

Даниель взял змея и пошел быстрыми шагами по ветру. Бежать он не стал, все-таки не солидно, он взрослый мужчина, а не юная растрёпанная девчонка. Но неожиданно ему стало легко и весело. Яркий хвостатый змей дрожал на ветру и отчаянно хотел улететь, но они не отпускали его и водили по очереди, передавая друг другу катушку. Девчонка звенела своим колокольчиком и сияла. Она вся была наполнена молодостью и щедро делилась и с ним, и с морем, и даже змей в её руках летел выше и быстрее. Даниель и сам не переставал улыбаться. Девушка как что-то разомкнула в его душе, усталость и тревогу унёс ветер, давно ему не было так хорошо и свободно, и не хотелось, чтобы это кончалось. И даже прохожие останавливались, смотрели на них и тоже улыбались.

«Огонь, а не девчонка. Con fuoco¹», – подумал он.

А потом девушка забрала у него змея, поймала ветер и решительно размотала нитку.

– Хватит, – сказала она, – он хочет свободы, пусть летит, – немного подумала и добавила. – И упадет.

Змей так и сделал. Взлетев высоко, он радостно парил и реял в вышине, но не удержался в потоке воздуха, замахал хвостом, закувыркался, плюхнулся на камень и обиженно лег на него красно-желтым ромбом.

– Уф, – сказала девчонка, – надо бы передохнуть.

И она пошла от кромки моря, выискала глазами ближайший, розоватый в свете солнца, валун. Подобрав валяющийся рядом небольшой рюкзачок, девушка положила его на камень и села. Похоже, это были все ее вещи: маленький, пустой на вид рюкзак.

Даниель сел рядом. Уходить не хотелось совсем. Время, которого ему обычно так не хватало, загустилось и тянулось как патока.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Меня зовут Мирослава, – ответила девушка, – а тебя?

– Даниель.

– Привет, Даниель, – опять зазвенел колокольчиком голос.

– Сколько тебе лет? – спросил он, слушая колокольчик.

– Мне недавно исполнилось двадцать лет, – последовал ответ.

– Уже двадцать лет, надо же какая ты взрослая!

Он почему-то улыбался, и не мог и не хотел перестать. Девчонка, такая веселая, живая, чем-то неуловимо странная и нездешняя, нравилась ему. Он попытался определить: в чем же странность девушки? Хрустальный голос, старательно выговаривающий непривычные слова, стремительные передвижения, ручейные переливы глаз и естественность в каждом жесте, в каждом повороте растрёпанной русой головы? Ему захотелось разгадать её.

«Но она так молода, зачем тебе проблемы с малолеткой?» – зудел внутренний голос.

Он хорошо знал этих юных дев, которые, заглядывая в глаза, толпами бродили за ним. Готовые на всё, миленькие, свежие, как неспелое яблочко, глупенькие. А какими еще быть в семнадцать-восемнадцать лет? Он прятался от их восторженных глаз и обожания, и этот остров был практически единственным местом, куда фанатки ещё не добрались. Иногда особо резвые девицы доставали его и здесь, но сейчас был не сезон и Даниель наслаждался одиночеством и отдыхом, без утомительного узнавания и щёлканья телефонных камер.

Но Мирослава вовсе не выглядела глупенькой. Когда она переставала светиться улыбкой, в её глазах неожиданно проскальзывала какая-то непонятная растерянность, неуверенность и даже затаённая глубоко боль.

«Мало ли какие дела у девчонки, мне-то что!» – думал он раздражённо.

Даниель смотрел на девушку, а она обхватила себя руками и поджала ступни в промокших кедах, пытаясь согреться.

Он снял с себя тёплый шарф, накинул на плечи девушки и спросил:

– Ты совсем замёрзла. Ты пришла без верхней одежды?

Девушка благодарно улыбнулась, немедленно согрев его сердце.

Но она долго молчала и смотрела на него, перед тем как ответить:

– Спасибо, мне уже не холодно, ну, может быть, совсем чуть-чуть.

– Хочешь, пойдем ко мне, я живу здесь недалеко, – неожиданно предложил он, злясь на себя за эту глупость.

Пригласить в свой любимый дом, где он только начал отдыхать от всей суеты, сопровождавшей его последнее время, в своё убежище, где были только он и музыка, какую-то незнакомую девчонку!

«Кто она, эта бродяжка с пляжа?» – сердился он.

Но Мирослава не выглядела бродяжкой: чистая и аккуратная, только тапочки мокрые и ноги мёрзнут, поджимает пальцы. Девушка встала, переступила с одной ноги на другую, внимательно посмотрела на него, будто решала что-то для себя, потом кивнула и засияла светлой улыбкой. Мысль о подобранной бродяжке мгновенно улетучилась.

День первый. По дороге домой

«Странно. Она все время смотрит на меня, как будто я экспонат на выставке», – подумал Даниель, протягивая девушке руку.

Она подхватила рюкзачок, закинула его на спину, вложила в его ладонь свои замёрзшие пальцы и пошла рядом лёгкими шагами. Спокойно идти она не могла: подпрыгивала, подскакивала, то ли от холода, то ли от избытка энергии. Руку она вскоре выдернула, повязала шарф на шею и побежала вперёд, перебирая длинными ногами. И всем своим видом она напоминала щенка, со всех лап удирающего от хозяина, но обязательно возвращающегося обратно.

«Сентиментальным становлюсь с возрастом», – подумал Даниель.

– Ты можешь не бегать? – крикнул он.

Девушка вернулась и молча пошла рядом.

Чтобы срезать путь, он повел её короткой дорогой, которая, поднимаясь на холмы, петляла сквозь сосновую рощу. Вечерние птицы пели свои песни, сосны шелестели иголками, туман стелился мягкой дымкой, укрывая яркие цветы на ночь белым шарфом. Солнце не спеша уходило за горизонт, забирая с собой тепло лучей, и девушка опять бежала, пытаясь согреться. Вскоре дорога уткнулась в невысокое ограждение из валунов. За оградкой начинались частные владения. Светлые дома с ухоженными лужайками, дорожки из гравия, дорогие машины возле гаража, пустые бассейны, с ковром из упавших листьев на дне, столы и шезлонги – респектабельная размеренная жизнь небедных людей.

Девушка легко перелетела через ограду и, уже с другой стороны, вдруг подала ему руку.

Он сердито посмотрел на неё.

«Девчонка считает его старым дедом? Неприятно, конечно, но это её проблемы. Раз идет со мной, значит, её все устраивает», – думал он.

Девушка поняла, что сделала что-то не то.

– Прости, – опечалилась она. Глаза её стремительно стали бархатно-серыми, и перестали переливаться прохладным родником.

Даниель не так легко, как девчонка, но всё же перелез через ограду, и, поцарапав колено, стал думать, как отправить девушку восвояси, сказать что-нибудь про срочную работу, например. Но не отправил.

«Успею ещё, – подумал он, – отогреется, дам денег и отправлю на такси домой».

Оставшуюся дорогу девушка не прыгала, не носилась, а просто молча шла.

«Может быть, сбежать хочет, – думал Даниель, – и хорошо бы».

Но девушка не сбежала. Они подошли к дому и она стояла рядом со стеклянной дверью и смотрела на него. Платье белело в наступающих сумерках, глаза снова сияли.

«Девушка совсем нездешняя», – зачарованно подумал он. Потом оборвал себя: «Обычная девчонка, искательница приключений, полно таких. А может быть, и знает его, только притворяется».

Это мысль почему-то больно уколола, и он отогнал её.

День первый. Дома

Стеклянная дверь разъехалась, девушка вошла, сбросила рюкзачок, аккуратно положила шарф на полку, с явным облегчением сняла мокрые кеды, поставила босые ноги на светлый пушистый ковёр и с интересом оглядывалась. Дом был хорош, он гордился им. Дизайнерская отделка, современная мебель, всё светлое и новое, всё сделано как он хотел. Но всё-таки, дом как дом. А девушка глядела так удивленно и восхищенно, как будто первый раз в жизни видела такой дом и вообще дом. Глаза перебегали с предмета на предмет, и она как будто распознавала что-то.

«Она из небогатой семьи? – думал Даниель. – Не похоже».

Девушка выглядела ухоженной, аккуратной. Зубы сияли белизной, волосы блестящие, густые, чисто вымыты. Кеды, хоть и мокрые, но видно, что новые, с яркими вставками. Платье красивое, с оригинальной цветной вышивкой. На левом запястье устройство, похожее на смарт-браслет. У неё не было ничего дорогого статусного, но даже по её немногочисленным вещам, понятно, что девушка не из бедных. Ни вульгарности, ни кокетства, ничего отталкивающего он не заметил в её поведении. Её отличало лёгкое дымчатое очарование и непонятная, но хорошо уловимая утончённость манер не свойственная девушкам из простых семей.

«Если она не видела таких домов в жизни, то фильмы-то она смотрела, наверное. Что же разглядывает дом, как неведомую диковинку? В этом посёлке живут только обеспеченные люди. Откуда же занесло девчонку?» – опять прорезался внутренний голос.

– Ты недавно приехала на остров? С кем? Где ты живёшь? – задал он интересующие его вопросы, надеясь прояснить, откуда она взялась.

Девушка молчала.

– Ну, скажи что-нибудь, ты почти всё время молчишь?

– Здесь очень хорошо, – прозвенел колокольчик, – у тебя уютный дом, Даниель.

Он почему-то обрадовался, как будто бы похвала от девчонки-бродяжки имела какое-то значение для него.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он и подошел к бару, уставленному разными бутылками: пузатыми и изящными, с яркими этикетками и строгими виньетками.

Девушка смотрела на него недоуменно.

«Она вообще нормальная?» – раздражённо подумал он.

И расшифровал.

– Тебе налить что-нибудь? Мартини, например?

– Это алкоголь? – спросила девушка. – Спасибо, я не пью алкоголь. Но, – добавила она, – могу сделать коктейль для тебя.

Она задумалась и, как будто порывшись в памяти, вытащила слово.

– Авторский коктейль, – просияла она замечательной улыбкой.

– Ты работаешь в баре? – ему стало любопытно.

– Нет, – ответила девушка, – но я умею делать коктейли, и думаю, что хорошо умею. Можно?

– Делай, – разрешил он.

Она немного подумала, потом подошла к бару и изучающе оглядела ряд бутылок с разноцветным алкогольным содержимым.

Девушка двигалась быстро, и Даниель не всегда успевал заметить сам момент передвижения: вот она здесь, а вот она уже возле бара, и точными аптекарскими движениями наливает в шейкер из разных бутылок.

Девушка заглянула внутрь шейкера, довольно кивнула сама себе и немного встряхнула получившийся напиток. Затем, повернувшись к шкафу, открыла дверцу и нашла высокие коктейльные бокалы, перелила в один из них содержимое шейкера. Слетала к большому серебристому холодильнику, достала кубики льда и апельсин. Добавила в стакан горсть льда, весело погремела льдинками. Разыскав в ящике нож и дощечку, так же быстро и ловко отрезала оранжевый кружочек апельсина, водрузила его на край бокала. И залюбовалась на свою работу, по-детски прикусив губу. В бокале таинственно заплескалась жидкость глубокого синего цвета, с прозрачными льдинками. Торжественно подала бокал ему и отошла на два шага назад, видимо, для лучшего обзора. Замерла, глядя на него с любопытством и немного встревоженно.

Он с удовольствием наблюдал за приготовлением коктейля, почти заворожённый сияющим очарованием девушки, а её ориентировка на кухне удивила его.

– Откуда ты знаешь, где стоят бокалы, где лежат ножи? Ты ведь никогда не была здесь, – спросил он.

– Я могла бы сказать, что все кухни одинаковы, но нет… Я слышу: бокалы звенят стеклом, у ножей металлический перестук, – пояснила девушка.

– Ты слышишь предметы? – поразился Даниель.

– Не все, но многие. Я слышу те предметы, у которых характерный звук. Слышу старые вещи, они хранят сведения о владельцах. Слышу предметы, сделанные искусными мастерами, в них звучит душа создателя, – она подумала и добавила, – пластик и синтетику не слышу. Предметы из этих материалов не живые.

«Надо будет дать ей послушать мою скрипку, – подумал Даниель, – интересно, что она услышит. Скорее всего – ничего, девчонка фантазирует, все кухни действительно примерно одинаковы, она права».

– Почему ты не пьёшь коктейль? Не нравится? – не утерпев, спросила Мирослава.

Даниель попробовал синий напиток и неожиданно понял, что ему нравится. Пряный цитрусовый прохладный вкус обволакивает нёбо, и он пил с удовольствием.

– Как называется твой «авторский» коктейль?

– «Воздушный змей на пляже», – засмеялась девушка, – если добавить чуть больше джина, то «Змей на пляже» превратится в «Дракона на пляже».

Девушка опять пробежала к холодильнику, достала апельсиновый сок в пакете, налила в стакан и стала пить вместе с ним, зажмурившись от удовольствия.

– Почему ты так быстро передвигаешься? Как будто убегаешь от кого-то, – заинтересовался Даниель.

– Это привычка, наверное, не очень хорошая привычка. Мой опекун часто говорил мне: «Мирослава, не бегай по моему замку…, то есть дому, мой дом – это не полигон». Нет, не это слово.

Она помолчала, поворошила память, и продолжила.

– «Мой дом – это не стадион».

«У девушки есть опекун, значит, скорее всего, она сирота. Уже кое-что», – подумал Даниель.

– А где твой дом?

– Мой дом на высокой скале в горах, а вокруг густой лес. Людей совсем немного. Только хозяин дома, его помощники и я. Конюшня есть с лошадьми и конюхами, – добавила она.

«Ясно. Девушка воспитывалась в удаленном доме, одна, и вокруг никаких детей и развлечений, – подумал Даниель, – понятно, почему она такая странная».

Он тоже был одиночкой. Одинокое детство мальчика со скрипкой без игр на улице, футбола, коньков и прочих детских радостей. Каждый день по много часов занятий и учителя, приходящие домой. Он давно уже смирился и принял своё трудное детство: если бы не оно, не было бы и его – известного музыканта.

– Ты учишься или работаешь? – он продолжил расспрашивать её.

– И учусь, и работаю. Но сейчас нет. Я сбежала. Прямо сюда, – последовал ответ.

– Ты лентяйка? – спросил он с притворным укором.

– Лентяйка? – удивилась Мирослава. – Нет. Просто по контракту я должна была делать одну работу, а пришлось делать намного больше. Я решила устроить перерыв.

– А где ты работала? – не прекращал допрос Даниель.

– Сделать тебе еще коктейль? – проигнорировала вопрос девушка.

– Сделай. Опять «авторский»? – Даниелю стало любопытно, что опять придумает девчонка.

И опять замелькали тонкие руки, смешивая напитки.

«Она как будто дирижирует», – подумал Даниель, любуясь чёткими изящными движениями.

Лед, лимон, и бокал с уже красным содержимым был торжественно вручен ему.

– «Морской бриз», – сказала девчонка и стала ждать его реакции.

Она ждала с таким детским ожиданием и нетерпением, так следила за ним, что он, поддразнивая девушку, специально медлил и, перекатывая напиток во рту, молчал, отпивая маленькими глотками. Второй коктейль тоже оказался хорош. Крепкий и свежий, он действительно напоминал морской бриз.

– И-и-и? – не утерпев, спросила девушка.

– Хорошо! – искренне похвалил он. – Где ты так хорошо научилась делать коктейли? Делала их своему опекуну?

– Нет, – Мирослава тряхнула головой, – мой опекун предпочитает моно напитки. Я загрузила рецепты коктейлей прямо сюда, – она показала на голову. Ой, нет! Я скачала книжку для барменов и запомнила её. У меня отличная память.

Тут Даниель вспомнил, что хотел дать девушке «послушать» свою скрипку.

– Пошли со мной, – сказал он и повел её в гостиную.

В просторной комнате царил так называемый «творческий беспорядок»: всюду валялись ноты, книги, записи. Даниель оставил девушку, сходил в кабинет и достал из сейфа футляр, в котором лежала его единственная любовь, драгоценная скрипка Гварнери.

Вернувшись, он застал Мирославу за осмотром гостиной. Она обходила комнату, с восторгом разглядывая плакаты, афиши, большие студийные фото, висевшие на светлых стенах.

– Это ведь всё ты? – сложив ладони домиком, она замерла возле старого фото, на котором вокруг него, молодого и ярко-красивого, летала скрипка.

– Конечно, я. – подтвердил Даниель. – А что, не похож? Этому снимку больше десяти лет.

– Похож, похож, – Мирослава кивнула головой. – Ты почти не изменился. И сейчас ты даже лучше, чем на этом фото.

– Чем же лучше? – ему стало любопытно.

– Здесь многое дорисовано, добавлено в специальной программе. А сейчас, – она посмотрела на него с сияющей улыбкой, – сейчас ты живой и настоящий. Я так и знала, что ты скрипач, поняла это, ещё там, на пляже.

– Как же ты узнала? У меня на лбу надписи нет.

– Очень просто, я ведь хорошо разглядела тебя возле моря. Черты лица мягкие, гармоничные, лоб слегка изогнутый, глаза большие, красивые. Скорее всего, гуманитарий. Манера держаться спокойная, уверенная, видно, что ты привык к взглядам, к вниманию. Значит, публичный человек. Небольшая отметина на шее слева, вот здесь, – она показала на его шею.

Потом взяла его за обе руки.

– Пальцы длинные, кисти рук тонкие и сухие, подушечки пальцев левой руки слегка утолщены. Вот здесь, – она погладила его ладонь прохладными пальцами. – Музыкант, это же понятно. Но, какой инструмент? По росту тебе подошла бы больше виолончель, но у виолончелистов отметина на шее чуть дальше и меньше. Значит, скрипач, – засмеялась она, – обыкновенная дедукция.

Он был впечатлен «обыкновенной дедукцией».

– Ладно, Шерлок Холмс, иди сюда. Послушай мою скрипку.

Девушка села на диван и, поставив локти на угловатые коленки, склонилась к скрипке в его руках. Даниель не любил отдавать свою скрипку никому. И сейчас не стал.

А Мирослава замерла, почти не дышала. Лицо её заострилось и побледнело, она долго молчала, глаза засияли ещё ярче.

– Это старинный артефакт, – наконец-то сказала она, – сделан около двухсот восьмидесяти лет назад от вашего времени.

Он сделал вид, что не заметил ошибочных слов «вашего времени». Но то, что девушка назвала его скрипку «старинным артефактом», ему очень понравилось.

Девушка придвинулась поближе.

– Можно потрогать? – спросила она.

– Можно, – нехотя ответил он, но заинтересовался: возраст его скрипки был назван точно.

Девушка осторожно положила ладонь на верхнюю деку и, замерев, прислушалась.

– Это ель, – сказала она. Дерево, растущее в горах Европы того времени. Похоже, что древесину вымачивали. Очень сложный раствор, скорее всего, все ингредиенты и не собрать сейчас. А жаль, можно было бы смоделировать этот процесс.

– Многие пытались разгадать тайны великих скрипичных мастеров, но безуспешно. Никому не удалось. Скрипка – последняя тайна на Земле.

– Это время виновато, за триста лет поменялось многое. Даже если клонировать мастера, который сделал твою скрипку, и реконструировать для него все исходные материалы, у него всё равно не получится такой же инструмент. Воздух стал другой, вода, еда, жучки, которые точили дерево, дожди, которые поливали его, вся окружающая среда изменилась, – она помолчала и дополнила. – Всё это, конечно, тоже можно смоделировать, но трудно, воздух того времени наверняка не сохранился и дожди тоже. Но человеческому гению всё доступно, может быть, клон мастера сделал бы скрипку и получше. Хорошо бы проверить, интересно ведь? – загорелась своей фантастической идеей девушка.

– Интересно, конечно, всего ничего, сделать клон человека, – с иронией сказал Даниель.

– В этом нет ничего сложного, – пожала плечами девушка. – Можно я продолжу?

– Продолжай, – разрешил он.

– Это другое дерево, – она провела пальцами снизу, и даже ухо подставила поближе, – может быть, клён? У древесины клёна стойкие акустические свойства. Дерево покрыто несколькими слоями лака. Несколько раз артефакт ремонтировался, ремонт профессиональный, качественный. Даже такой хороший ремонт несильно, но изменил молекулярную структуру исходника. Я думаю, что эта скрипка, скорее всего, работы мастера, проживающего в государстве Италия в первой половине восемнадцатого века.

– Всё, достаточно, – сказал он, – это скрипка Гварнери, я купил её несколько лет назад. Ты могла прочитать об этом где-нибудь в сети. Об этом много написано.

А она смотрела на него с удивлением.

– Нет, я ничего не читала про эту скрипку. И… я ещё её не дослушала…

– Артефакты не любят чужие руки, – он смягчил отказ.

– Ты прав. В детстве я разбила две старинные вазы в замке… в доме моего опекуна, – вспомнила девушка.

– Тебя наказали? – заинтересовался Даниель.

– Да, опекун приказал высечь меня во дворе дома, – спокойно ответила девушка.

– Высечь? – он удивлённо посмотрел на неё. – Разве это возможно?

– Да, вполне возможно, – подтвердила она. – Но это случилось давно, я уже все забыла. Меня много раз просили не бегать. А я побежала, поскользнулась на гладком полу, задела одну вазу, та, падая, опрокинула другую, и они обе разбились. Старинные вазы, бесценные артефакты, китайский фарфор династии Мин, наполненные неугасимым огнем из священного костра шамана. Вазы были как живые и говорили о прохладных ручьях, о деревьях, склонившихся до воды длинными ветвями, о цаплях и драконах. И за такой урон всего лишь десяток ударов плетью. Адекватное наказание, я считаю, – закончила она совершенно спокойно.

Он пытался понять, что более возмутило его: то, что эту чудесную девушку били плетью или то, что она считает это «адекватным наказанием».

Мирослава прервала его размышления.

– Можно я умоюсь?

– Да, конечно, – Даниель проводил её в ванную комнату.

Он взял телефон, чтобы вызвать для девушки такси. Просмотрел несколько пропущенных СМС и не стал отвечать.

«Провожу её и отвечу», – решил он и выключил звук телефона.

Потом он прошёл к двери, схватил её рюкзачок и быстро просмотрел его. Рюкзак был почти пуст, как он и предполагал. Упакованные в странные светящиеся пакеты пара белья, щетка для волос, зубная щетка, маленькое зеркальце, тюбик помады. Какой-то гаджет, IPad, скорее всего. И всё. Ни документов, ни денег, ни даже телефона.

Скрипнула дверь, он положил рюкзак на место и вернулся обратно.

Девушка вышла из ванной умытая, сияющая, волосы аккуратно убраны за уши. Губы нежные, мягкие, блеска на них уже нет. Глаза переливаются родниковой водой. Она улыбнулась ему своей чудесной улыбкой.

– Мне пора, спасибо тебе, Даниель, – развернулась к двери и…

Не дав ей сделать и шага к выходу, Даниель встаёт с дивана, обнимает девушку, притягивает к себе, гладит по прохладной щеке. Она замирает и не шевелится, смотрит на него, не отводя глаз.

Мысль о том, чтобы отправить девушку восвояси, улетучивается вместе с мыслью, о том, что она совсем-совсем молодая и совсем незнакомая.

Он прижимает её к себе ещё крепче, слышит, как быстро бьется её сердце, видит капли воды на ресницах, стирает их губами. Или это слёзы?

Девушка пахнет молодостью, свежестью, чем-то нежно-цветочным. «Ромашкой, – вспомнил он». Он целует гладкую нежную шею, тонкие плечи, ключицы, опустив руки вниз, забирается под платье, пробегает пальцами по узким девичьим бедрам. Оттянув резинку трусиков, руки движутся дальше к низу горячего живота. Девушка молчит и смотрит на него. Её лицо почти спокойно, лишь слегка подрагивают брови и глаза усиливают сияние.

– Закрой глаза, – просит он, не в силах выносить этот одурманивающий магнетический свет.

– Нет, – отказывается она, – я хочу всё видеть.

Она поднимает ему футболку, сводит обжигающие руки у него на спине.

Так, застыв, они стоят совсем немного, всего минуту, но ему она кажется вечностью. В голове звенело, и он не мог дышать полной грудью.

«Колдует она, что ли?» – подумал он.

Сжав девушку до хруста в ребрах, он накрыл поцелуем нежные губы. Девушка вздрогнула и неумело ответила. От возбуждения бегали мурашки, бухало сердце.

– Пошли, сказал он, – и, не выпуская девушку, будто бы боялся, что она исчезнет, отвел её в спальню.

Комнату бледно заливал свет луны, деревья, оставляя тёмные тени, обмахивали окно ветками. В темноте её глаза сияли ещё ярче.

Он попытался расстегнуть мелкие, почти невидимые среди вышивки, пуговицы на лифе белого платья, но безуспешно. Чуткие пальцы не справились с такой работой.

– Я сама, – сказала она.

Освободилась из его объятий, отошла к окну, встала к нему спиной и, расстегнув пуговицы, сняла платье. Подцепив пальцами, стянула простые белые трусики. Она аккуратно сложила одежду на кресло и повернулась к нему, застыв на месте и давая ему разглядеть себя.

Луна послушно осветила её мягким светом. А она стояла ровно, не шевелясь. Стройная фигура, словно выточенная резцом скульптора, длинные волосы перекинуты на одно плечо, маленькая прелестная грудь, тонкая талия и узкие, почти мальчишеские бедра. Она была чудо как хороша. И видимо знала об этом, стояла свободно, совсем не стесняясь, и смотрела на него почти с вызовом.

– Я ждала тебя, – сказала она, помолчала и продолжила: – ты поцелуешь меня?

Пульсирующая кровь отключила для него весь мир, оставив лишь одно желание. Он быстро разделся, пошвыряв как попало вещи на пол, схватил девушку, толкнул ее на кровать и, закрыв ей рот поцелуем, и не понимая, почему же он так торопится, бесцеремонно навалился сверху и раздвинул коленом ноги. Тонкое тело ее дрожало, она что-то пыталась сказать, но уже ничего не могло остановить его, и он, словно пытаясь уничтожить барьер из плоти, растворился в ней.

– А-а-а, – ответом стал ему стон, полный не страсти, а боли.