Kitobni o'qish: «Лошадь Пржевальского»

Макар уныло мерил шагами мамину квартиру, тупо слоняясь из залитой светом кухни в зашторенную гостиную и обратно, пил из большой фаянсовой кружки остывающий кофе, думал, чем заняться в выпрошенный недельный отпуск. Отпуск был не запланирован, оформлен спонтанно, по телефону, после возвращения из ветклиники с ощущением невосполнимой потери, сосущей где-то внутри под ребрами. Казалось, что внутри образовалась большая болезненная дыра наподобие той, что зияла в героине фильма Земекиса «Смерть ей к лицу». Не было сил находиться в офисе, общаться с коллегами или клиентами, не было сил «укреплять фасад» деланным спокойствием. Отчасти, наверное, из-за того, что работа так и не стала для него главной частью существования.

Оставшись дома, он ничем не мог себя занять, но на работе, наверное, было бы еще невыносимей. Жаловаться на сосущую черную тоску невозможно, не по-мужски, держать лицо тошно, рассказывать, что потеря собаки выбила его из колеи напрочь, не было желания и было слегка стыдно.

Студентом он представлял себя в будущем активным и деятельным руководителем, оперативно решающим обязательные, но преодолимые сложности, успешным и доброжелательным главой какой-нибудь компании или руководителем департамента в крупной могущественной фирме. Но все это осталось в подзабытых уже мечтах. Жизнь оказалась более прозаичной, не такой глянцевой и успешной, а скорее однообразной, суетно- скучноватой. И виной тому было не только отсутствие нужных связей для получения интересной работы, а еще и его собственный вязкий и незаинтересованный настрой, возникший отчасти от неверно выбранных ВУЗа и специальности. Экономистов в девяностые наплодили сверх меры. Нет, сначала он, как и многие молодые специалисты, подпрыгивал на месте, пытался фонтанировать идеями по улучшению работы и продвижению вперед, но убедившись в их бесполезности и ненужности, стал просто аккуратно выполнять служебные обязанности. Придумать и организовать свое дело не получилось, не хватило азарта, смелости, авантюризма, да и просто желания.

В свои почти сорок он успел заработать определенный авторитет, но за должностями и чинами не гнался, поэтому был всего лишь главным специалистом, за что его частенько шпыняла амбициозная супруга Яна. Он честно трудился и, когда получалось, успешно отстаивал свое мнение и профессиональные позиции, но ловчить и сильно прогибаться не хотел, родственников, могущих пристроить на место послаще и покруче, не имел. Считал, что по нынешним меркам вполне был в состоянии прокормить семью, вывезти раз в году в Турцию и разок-другой в подмосковный дом отдыха на каникулы. Радовался, что удавалось выкраивать из семейного бюджета оплату хоккейных тренировок и участие в турнирах любительской ночной лиги, поддерживающих его спортивную и психологическую форму. Жил, как и многие его бывшие одноклассники и сокурсники, без ярких взлетов и болезненных падений, находя радость в общении с семьей, друзьями, приятелями по команде и верным псом. Ездил в командировки и благодаря им побывал во многих регионах огромной страны, попробовал все сорта пива, от томского до калининградского, имел представление, а значит и право, рассуждать, где и чем живут люди, что надо было бы сделать, чтобы всем стало лучше и легче. На митинги не ходил, петиций не подписывал, в соцсетях не светился, глупости не лайкал. Короче был обычным современным человеком средних лет, не совсем среднего класса, так как не мог себе позволить поменять машину на более свежую, а тем более купить хотя бы небольшую квартиру, в которой после недавнего развода нуждался.

В начале их совместной жизни Яна вовсю демонстрировала интерес к его увлечениям, уверяла, что она полностью «за». Она поддерживала его музыкальные вкусы и выбранные треки в машине, ходила на редкие концерты его любимых рок-групп и тренировки, ездила на игры, тепло укутавшись, стойко выстаивала матчи на трибунах, кричала и аплодировала, даже дудела в смешной пластмассовый трехцветный рожок. Но с годами хоккей превратился у нее в очередной дополнительный пункт недовольства браком. Перебравшись в Москву из своих южных краев, она рассчитывала на вечный праздник, постоянное эдакое Рождество с подарками от мужа и судьбы. На ее удивление столица не только одаривала, но и отбирала, требовала взамен терпения и терпимости, личного времени и участия. Сплошного праздника не получалось. Короче, эмиграция от туризма таки отличалась. Обычные семейные будни обычного горожанина оказались не такими возбуждающими, не такими яркими как описывали «инфлюенсеры» в интернете. С годами краски полиняли и выцвели, в семью бочком прокралось уныние, раздражение и неудовлетворенность. Брак стал тяготить обоих. Окончательное, заверенное печатью его расторжение благополучно свершилось полгода назад. А съехал Макар на съемную квартиру уже два года как, сначала просто «попробовать пожить отдельно». Съехал вместе со своим старым дружком, эрдель-терьером Ронни, которого любила дочь Анька, но едва выносила жена. Она терпеть не могла, когда вставшее на задние лапы лохматое «чудовище с дурным запахом изо рта» пытается облизать ее или ребенка, виляя толстеньким обрубком хвоста, и простить не могла бедному псу, что он поселился в их двухкомнатном мирке раньше, чем она, и поэтому чувствовал себя полноценным хозяином.

– Посмотри, как он смотрит на меня, свысока, будто я тут ненадолго.

И в ответ одаривала беднягу сначала заискивающим, а когда прижилась, презрительным взглядом. Короче, года через два совместной жизни, она перестала его подкармливать вкусненьким, гладить по мощной кудрявой башке и только ныла: «Ну, Рон, отстааань!» «Ну, Макарище, вытри ему слюни, надоел». Макар сначала хохотал и цитировал классика: «А хозяйка взяла селедку и стала ейной мордой мне в харю тыкать», и кидался обнять жену и потыкаться в нее своей мордой, но потом как-то устал, успокоился и молча забирал собаку поближе к себе. И когда вопрос совместного проживания оказался слишком напряженным, а вечное непроходящее раздражение друг другом постоянным, подыскал им с верным псом отдельную жилплощадь.

Хозяйка его новой съемной квартиры в сталинке в том же районе отнеслась к проживанию собаки на удивление спокойно, так как никакого «евроремонта» в жилье не наблюдалось, а наблюдался простой, чисто вымытый, еще советский интерьер, полученный в наследство и подлежащий высокому налогообложению в случае незамедлительной продажи. Поэтому на три года, если арендатор будет платить вовремя, не будет нервировать соседей и портить имущество, жильем он будет обеспечен, пообещала она. Такой удачный, даже редкий вариант проживания с собакой найти было бы трудно, но были общие знакомые, которые и порекомендовали Макара и его квартирную хозяйку друг другу. Та сама имела собаку из разряда «даме подмышку», соответствующего статусу хорошо обеспеченной жены чиновника, поэтому постояльца с собакой пустила даже с радостью. Забавная, ярко одевающаяся дама, вся в логотипах известных европейских фирм, была, по сути, вполне адекватной и симпатичной теткой. Она наведывалась к нему не чаще одного раза в квартал, обшаривала общую картину голубыми, слегка навыкате глазами в модной раме дорогих очков, совала Рону собачье печенье из кармана и благополучно отбывала до следующего визита.

С потерей близких людей сталкивались, к сожалению, все. Никого не миновала эта горькая чаша. Люди научались как-то смиряться с потерями любимых и продолжать жить. Он сам остался без отца еще в универе, потом не вернулся со службы друг детства Юрец, но все равно «Так горевать о потере четвероногого существа прилюдно просто неприлично и кощунственно», – сказала Машка, сестра, и посоветовала попросить на работе недельку за свой счет, если не дадут очередной отпуск.

– И лучше сматывайся куда-нибудь, вот хоть к барышням своим в Лазаревское. Пусть снимут тебе что-нибудь неподалеку. Заодно и с Анькой побудешь, она ведь скучает без тебя, сам говорил.

К барышням тоже не хотелось. Он только-только порадовался, что отправил их на целый месяц поплавать и позагорать. Понадеялся, что целый месяц не будет видеть постное и скорбное, вечно недовольное лицо теперь уже бывшей жены. Помечтал, что дочь, обожавшая море всей душой, не будет слишком скучать, благо у нее там целая команда двоюродной и троюродной малолетней родни. Да и тещу, обвиняющую его в развале семьи, видеть не хотелось вовсе. Полина Николаевна только-только перестала названивать ему в самое неподходящее время, рассказывать ему, какой он подлец, какое сокровище он про…л. Причем звонила теща с разных телефонных номеров, так как после третьего разговора он перестал принимать ее звонки. Да и если бы он даже решился – в разгар лета с билетами в южном направлении труба, а за рулем ехать через всю страну в одиночку вообще не было ни желания, ни острой необходимости.

Рона Макар купил трехмесячным щенком еще до знакомства со своей нынешней бывшей женой, сразу после того, как они с мамой разменяли их большую профессорскую квартиру на Ленинском на две отдельные, а Машка свою долю взяла деньгами, поскольку вполне комфортно проживала в Беляево у мужа. Всем было удобно, да и по меркам Москвы они жили не очень далеко друг от друга, в общем юго-западном секторе. Рон был из приличной «медальной» семьи, но самый хилый, последний в помете, и его не брали те, кто хотел продолжить традиции заводчиков и выставляться на рингах. Все собаки в помете имели имена на букву»Р», а этот, самый яркий и самый нахальный – в честь героя из популярной книги. Его черно-рыжий окрас грел душу и радовал глаз, и Макара, случайно попавшего в гости к заводчикам, так тронул этот черный шерстяной ласковый комочек с брюшком цвета медной проволоки, что он, не собираясь изначально обзаводиться живностью, выложил за него приличную сумму, положил в переноску, любезно одолженную хозяевами, и привез домой.

Опыт содержания собак в семье был, с кормом в нынешние времена вообще проблем не стало. Никаких супов-потрохов из супового набора за девяносто пять копеек, как раньше, варить нет необходимости, выводить гулять в соседний сквер утром и вечером – одно удовольствие, иначе сам закиснешь. Пока пес был молод, они даже бегали по выходным пяток-другой километров вдоль набережной «МосквАрики», как раньше произносили ее название коренные москвичи. Сейчас и само понятие «коренной москвич» ушло в прошлое, а когда-то это была одна из льготных категорий при получении жилой площади в столице.

На дневную прогулку Макар договорился с одинокой соседкой-пенсионеркой «совсем за недорого», та даже обрадовалась новому занятию, суровой необходимости ежедневно выходить подышать, да еще и за денежки. Еще и компанию себе новую завела из старых собачников. Заводчики дали телефон собачьего парикмахера, потому что правильно тримминговать дружка у Макара не хватило бы не только умения, но и терпения, а так он дважды в год закидывал обросшего песика к Алине утром, а днем получал своего красавчика обратно стройным бодрым и веселым. Стриженый юнец, а позднее уже старичок, гарцевал, как маленькая норовистая лошадка, как мультяшный Конек-Горбунок, и Макар называл его любовно «лошадь Пржевальского»: пользы в хозяйстве никакой, мелкий, но «симпатишный». С поездками в отпуск или редкие командировки тоже проблем не было, ласкового «мальчика» с готовностью брали мама или Машка, или, наконец, та же соседка кормила и выгуливала еще и по утрам и вечерам.

Знакомство с будущей женой, уроженкой солнечного черноморского поселка, никаких житейских проблем не принесло. Яна так старалась понравиться и закрепиться, что радостно откликалась на любые увлечения Макара, восхищалась Роном, стала преданной спортивной болельщицей, освоила вождение. Он был благодарен своей жене и за то, что та нормально восприняла его имя, которого он стеснялся с первого класса. По его мнению, оно было деревенским и смешным, практически Мазай, а одноклассники постоянно спрашивали, куда же он все-таки гонял своих телят.

В самом начале совместного проживания девушка позволяла Рону облизывать ее красивое правильное лицо, даже с косметикой перестала перебарщивать, чтобы пес мог вылизывать его без ущерба для обоих участников процесса. Когда же Яна поселилась в квартире окончательно, то не возражала, когда Ронька утром по выходным пытался вытащить Макара из постели, сама, правда, от этой чести мило отказывалась. Ворчание и наезды по собачьему вопросу начались с появлением в образовавшейся семье Аньки: «Он лезет к ребенку, убери собаку. Рон, противный, отстань! Макар, вымой ему лапы. Покорми сам, мне некогда. Сам выведешь, я занята, вот и приезжай пораньше.» А позднее: «Анюта, не лезь к собаке, не таскай ее за хвост, укусит».

Укусит! Да Рон обожал малышку, он принял ее под свое покровительство, радостно таскал за собой в санках на специальной шлейке, позволял делать с собой все, что хочет, терпел ее измывательства и душащие объятия и только подставлял башку или живот, чтобы почесала. И тихо лил слюни у нее за спиной, подскуливал и елозил попой с мельтешащим хвостом, пока Анька с урчанием ела сырники, которые обожали оба. Чтобы не злить Яну, Анька незаметно совала кусочек сырника прямо в рот опасному зверю, молча заглатывающему выпрошенное счастье. Но упаси, господи, если кусок падал на пол и был съеден оттуда – за жирное пятно на полу наказывали обоих.

И вот с этим любимым, украшающим собой практически все воспоминания последних тринадцати лет жизни существом, пришлось навсегда расстаться. Его земное существование подошло к концу, а у Макара из груди с корнями вырвали кровоточащий комок, и посередине образовалась пустая черная ноющая дыра.

Не было сил возвращаться в квартиру, где никто не ждал, не извивался всем телом при встрече, не мел обрубком хвоста со скоростью винта вертолета, не пускал лужу от счастья, если ты возвращался после командировки или отпуска. Некому было передавать привет от Аньки и рассказывать, как она скучает, как собирается приехать и бороздить вместе все сугробы и залезать во все лужи, некому было вечером чесать между ушами и не с кем обсуждать очевидные глупости очередного детектива или боевика, если удавалось вечером доползти до телевизора, а не упасть в постель бездыханным после короткой прогулки.

Он не мог смотреть на обглоданный за долгие годы совместной жизни лосиный рог, а рука не поднималась его выкинуть. Рог Рону был предложен после того, как хороший мальчик, никогда не трогающий ботинки, обглодал-таки рукоятку хоккейной клюшки, по глупости упавшей из занимаемого ею угла. Как назло, клюшка была без чехла и, наверное, пахла хозяином, уехавшим на неделю в командировку. Соседка, дежурная по любимцу в тот раз, охала, извинялась, что не усмотрела, но никто не был виноват, никто не наказан, а клюшка благополучно перекочевала на дачу. Мало ли пригодится такая хорошая палка!

Когда на десятом, наверное, круге по маминой квартире в заднем кармане джинсов завибрировал телефон, Макар достал его, и с экрана ему насмешливо подмигнул Андрюха. Он метнулся к столу поставить кружку, споткнулся о стул и уронил ее на пол. Вдребезги! В голове мелькнуло: «Срочно убрать, Роник лапу поранит…».

–Привет, старче, что поделываешь? Куда запропастился?

– Андрон, дорогой, привет! У меня беда, позавчера Рон умер. Я с ним в клинике сутки проторчал, его прооперировали, но он не выдержал, старичок все-таки. Места себе не нахожу, домой идти не могу, расклеился как кисейная барышня, взял отпуск на неделю благо на работе затишье, а мама на даче. Вот я у нее и пасусь.

– Слушай, сочувствую, классный пес был! Веселый, дружелюбный. Мак, ну все мы не вечны. А ты может съездишь куда-нибудь развеяться, как-то ни к лицу старому спортсмену киснуть. Помнишь Егорыча: «Соберись, тряпка!»

Егорыча, бывшего их общего тренера по самбо, можно было цитировать по любому поводу. Весь наполненный штампами, лозунгами, анекдотами и репликами из фильмов, он казалось, своих собственных мыслей не имел, на все у него была заготовленная и состарившаяся от частого употребления шутка или поговорка, но тренером был отличным. Опекал своих мальчишек, берег и мучил на «тренях» до седьмого пота. На соревнованиях бегал вокруг ковра, покрикивал, зарабатывая замечания от судей. «Работай, синий не борется!», – кричал он. «Синий» или «красный» по цвету пояса противника. Макар-то после восьмого класса ушел, таких кузнечиков небольшого веса были десятки, один лучше другого, и пробиться сквозь эту яростную ораву, достичь чего-то значительного, было трудно даже при четырех тренировках в неделю, а от постоянных нагрузок мозги переставали работать и не хватало сил на учебу. Мама настояла на том, чтобы перейти в гимназию, пока может, и тратить больше времени на подготовку в университет. Андрюха же продержался до колледжа, так как тяжей школьного возраста берегли, холили и лелеяли, их было мало. «На вес золота», если верить Егорычу. Бывало, пока Макар часами ждет схватку на очередном круге, у тяжей уже финал. Как злые языки говорили: «Потопчутся, потолкаются, кому быстрее надоест, тот и выиграл».

После армии Андрюха вернулся совершенно другим человеком, не упитанным тюленем, каким казался окружающим раньше, а бодрым, спортивным, целенаправленным взрослым мужчиной с серьезными амбициями и широким разворотом плеч. Он почувствовал вкус руководства пусть и небольшим коллективом, вкус принятой на себя ответственности за победу или поражение, как он сам смеялся: «понял роль личности в истории» и, встретив однажды на улице гражданского третьекурсника Макара, включил его в свою орбиту надолго, если не навсегда. «А как же иначе, я помню, какие сырники твоя мама печет!» – хохотал он.

– Мак, слушай, я тут застрял в командировке на несколько месяцев. Не хочешь приехать? Дней на несколько? Тут есть на что посмотреть, город в порядок приводить стали. В выходные можем смотаться куда-нибудь, к Пржевальскому твоему, например. А так сам побродишь, можешь пару экскурсий на Трипстере заказать. А? Давай? Гостиницу тебе помогу забукать. Тут, кстати, одну аж пятизвездную с бассейном выстроили. Как тебе?

– Ошарашил. Не знаю. Может быть.

– Только не на машине. Сюда несколько Ласточек в день ходит, по городу ездить некуда, все рядом, а на природу если, мне служебную выделили, я ж крутой мэн!

– Ага. Андрэн….

После армии друг заочно закончил бакалавриат, и его устроили в аппарат мэрии на нехилую должность. Про Пржевальского он, конечно, не со зла. Просто в голову не взял, что Макар собаку свою величал Лошадью Пржевальского. Андрюха был в курсе, как друг восхищался великим путешественником, исследователем и разведчиком еще со школы, когда делал о нем доклад. Читал все, что можно было нарыть в библиотеках, и заслужил редкостную похвалу географички-директрисы.

Почесав репу, как сказал бы Егорыч, Макар сунулся в телефон, посмотрел расписание и наличие билетов на Ласточку до вожделенного города, варианты гостиниц на сайтах и перезвонил другу, чтобы тот забронировал номер, раз он такой крутой. Пуркуа па бы не па, как говорил д’Артаньян, действительно…

Место в поезде удалось взять крутейшее, он даже и не знал, что в Ласточках такие есть. Часть вагона была отдана под бизнес-класс с широкими комфортными креслами, достаточным местом для дорожных сумок и небольших чемоданов, с питанием и даже натуральным кофе из кофемашины.

Макар плюхнулся на свое место в последние две минуты до отхода, кинул сумку на практически свободную багажную полку и поздоровался с соседями. Доброжелательная пожилая пара радостно ответила, а мрачноватая соседка у окна едва что-то прошелестела.

Поезд тронулся, и седая, с короткой стрижкой дама, удивленно выпрямилась, взъерошилась и стала крутить головой, высматривая что-то за окном.

– Юра, Юра, мы едем спиной вперед! Я же специально выбирала места с обзором по ходу поезда! Что же делать? Меня укачает, голова будет кружиться целый день. Ну как же так получилось?!

– Надюша, солнышко, не переживай так, давление подскочит. Так бывает, на сайте ведь предупреждают. Да вот подожди, может быть, эта приятная молодая пара согласится поменяться с нами. Хотя бы одним креслом. Молодой, человек, Вы не согласились бы поменяться местами с моей женой?

– Да, конечно, без проблем. С радостью, если это Вам нужно. Мне все равно, как ехать, вперед или задом наперед, – пошутил Макар.

Его соседка то ли фыркнула, то ли чихнула и тоже с готовностью поднялась со своего кресла:

– Мне тоже неважно, если вам комфортней рядом, я готова пересесть. И мы не пара, – зачем-то добавила она.

После небольшой суеты вокруг столика под удивленным взглядом проводника в белой рубашке они, наконец, расселись.

– Молодой человек, – обратилась к нему стильная с густой седой челкой Надежда – не беспокойтесь, мы просто поменялись местами. Надо бы это отметить шампанским, у Вас оно есть?

Проводник сказал, что может принести чай или кофе, алкоголя в меню нет, и, кстати, пусть скажут, когда они предпочитают перекусить, он их обслужит, пусть только выберут вариант в меню. Макар удивленно посмотрел на окружающих, он редко пользовался услугами РЖД, в Сапсане брал обычные билеты в эконом классе и к такой обходительности не был готов.

Попутчики после рокировки познакомились окончательно, поделились причинами поездки каждого и планами на ближайшие дни. Оказалось, что Надежда – местная уроженка, когда-то окончила здесь техникум, достопримечательности города и области знает хорошо. Она дала пару советов что посмотреть. Легкая беседа в первые полчаса дороги сблизила четверых путешественников, и, как всегда, создала ложное ощущение близости, проявила в них любопытство узнать подробности каких-то совершенно чужих событий и поступков. Макар вспомнил старую песню Высоцкого про поездку в Вологду «…но однажды я встретил попутчика…», хмыкнул и полную причину своей поездки выкладывать не стал, просто сказал, что к другу.

Соседка его со стороны окна по имени Катерина тоже ехала на встречу с приятелями. Ее питерская знакомая с другом приедут на машине из Северной столицы, и они собираются провести несколько дней вместе, поскольку появилась возможность короткого отпуска. Забавно было, что она зарезервировала ту же самую новую гостиницу, которую выбрал Макар с легкой руки Андрея, так что они вполне могут взять общее такси. Потом, поскольку никто не хотел показаться навязчивым, они уткнулись в свои телефоны и планшеты, а пожилая пара, едущая навестить родственников в связи с юбилеем, тихо о чем-то разговаривала.

Поезд шел достаточно мягко и тихо, без «перестука колес» слава богу! Но что-то не складывалось у Макара с просмотром фильма, видимо, он был слегка возбужден и не мог сосредоточиться, поэтому постарался подремать, не вынимая наушников, откинув голову на белоснежную салфетку на подголовнике кресла. Пожалел, что не стал брать дорожную подушку, и очнулся, когда проводник принес подносы с перекусом.

Он скосил глаза на Катерину и тихо спросил:

– Я не храпел случайно?

– Слегка посапывали – улыбнулась соседка.

Улыбка у нее была удивительная, светлая какая-то. Макар встречал иногда такие улыбки, когда, казалось бы, заурядное лицо вдруг преображается, становится светлее, ярче, в глазах включаются лампочки, и они притягивают тебя, наполняют желанием подойти, обнять и сказать, что ты соскучился по этому человеку и его улыбке. Так улыбалась его мама, так всегда получалось у его дочери и никогда не выходило у Яны.

В голове промелькнуло: «Как же тебя зовут-то… Заспал, надо же! Оксана…Ольга…Таня…Катя… Марина…О, точно, Катерина! Супер! Неловко-то как! А еще в попутчики в такси набивался!».

Оставшееся время пролетело незаметно, они вышли из поезда и прошли мимо симпатичного светлого здания вокзала, и Катерина предложила сначала заглянуть в него:

– Все пишут, что он очень хорошо отремонтирован, даже стал городской достопримечательностью.

– На обратном пути вполне можно запланировать посещение, а пока давайте пройдем вон туда к ларькам. Я вызвал Яндекс- такси, через три минуты будет. И ехать минут двадцать. И стоимость непомерная, аж двести рублей, – пошутил Макс.

И тут же стушевался, так как вообще-то не любил шуток про деньги. Бабушка всегда говорила: «У кого щи не густы, а у кого жемчуг мелок».

Отель был и правда новым, с хорошими номерами, весь в стильных светильниках и блекло-серых, модных среди дизайнеров прошлого десятилетия, тонах. Номер оказался комфортным, но в окно лучше было не смотреть, точнее любоваться было нечем. Район вокруг был каким-то неухоженным и депрессивным. Зато пишут, что с верхнего этажа, из ресторана, открывается потрясающий вид на город, на золотые купола, разбросанные там и сям среди зелени. На стойке консьержка сразу предупредила, резервировать столик для ужина нужно загодя, преимущества у проживающих нет, поскольку это заведение считается самым престижным в городе, да и владельцы у ресторана другие.

Макар попросил у нее карту города. В своих поездках, да и в родной Москве случалось, он пользовался Гуглом или Яндексом для ориентирования на местности, но охватить все глазами на бумажной карте любил с детства, с обожаемых школьных уроков географии. Сестра Машка всегда потешалась над этой его пагубной и замшелой привычкой. Карта была удобной, на одной стороне листа центр с обозначенными достопримечательностями, на другой вся область с ними же – специально для любознательных туристов. Регистрация прошла быстро, «в четыре руки», телефонами они с симпатичной соседкой не обменялись, пожелали друг другу приятного отдыха и разошлись, но номер ее комнаты он запомнил. При необходимости найтись не проблема, но таковой пока не образовалось. Нужно было связаться с Андрюхой и договориться о дальнейших планах.

Друг вслух порадовался, что Макар-таки приехал, не соврал, не отменил в последний момент, попросил зарезервировать стол в модном ресторане на послезавтра, а сегодня они должны были встретиться в другом заведении, славящимся отличными пивом и мясом.

– Ты пока сходи в бассейн, если захочешь, или поболтайся по городу, сходи в центральный парк, трактир как раз рядышком. Обязательно найди там в кустах скульптуру оленя, я тебе потом шутку расскажу. Встретимся в шесть, устроит? Надеюсь, ты большой дядя, не заблудишься. А на завтра я запланировал поездку за город. Ну давай, до встречи!