Kitobni o'qish: «Колизион. Шатер отверженных»

Shrift:

Глава 1

Кристина сидела на кровати, плотно подтянув колени к груди и обхватив их руками, когда в трейлер с шумом ворвалась Риона.

– Принтер распечатал афишу! – возбужденно выкрикнула она.

Кристина настороженно уставилась на подругу. Они уже знают? О, пожалуйста, пусть они не знают, что принтер сработал на нее! Она не готова… она не хочет… она не может стать директором цирка!

Когда появилась афиша, Кристина бросилась вон из фургона – так, словно за ней гналась стая гончих. Казалось, что если успеешь убежать, то уготованная участь обойдет тебя стороной. Наивный, ни на чем не основанный самообман, в который тем не менее так отчаянно хотело верить паникующее сознание.

С тех пор Кристина пряталась в своем трейлере, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Все накопившиеся у нее переживания и тревоги смела мощная волна нового страха и вздымающегося из самой глубины души протеста. Нет! Она не будет директором цирка! Ни за что! Она за себя-то не всегда может отвечать – какая уж тут ответственность за других! Причем не только за циркачей, но и за всех тех «лишних» людей, которые приходят к ним на представления и которых надо спасти от их участи!

Когда паника немного улеглась, на помощь пришла логика. Никто не видел, что это Кристина была в белом фургоне Сола, а значит, никто не знает, что принтер заработал в ее присутствии. Вот пусть это и остается тайной, пусть никто не узнает, что цирк выбрал директором ее.

Да и действительно ли ее? Это могла быть какая-то ошибка. Нелепая случайность! Может, в то же самое время мимо белого трейлера кто-то проходил и принтер сработал именно на того, другого!

К сожалению, та часть сознания Кристины, которая с готовностью хваталась за эту иллюзорную надежду, сталкивалась с другой частью, хладнокровной и рациональной, которая услужливо извлекала из памяти воспоминания, иллюстрирующие прямо противоположный расклад. Вот самое первое утро Кристины в цирке, она находит Графиню в белом фургоне с лицом Сола на боку; именно в тот момент, когда она приближается, принтер начинает работать. Графиня в шоке берет афишу – и принимает это за знак, что цирк выбрал директором именно ее. В следующий раз Графиня получила афишу тоже на глазах Кристины, когда та зашла спросить о дате следующего представления. Выходит, каждый раз, когда печаталась новая афиша, Кристина находилась неподалеку. А когда ее рядом не было, принтер не работал. Неприятный вывод так и напрашивается: цирк с самого начала выбрал директором именно Кристину, просто никто этого не понял.

– Ты слышала, что я сказала? – переспросила Риона, вытаскивая Кристину из глубокой задумчивости. – Я говорю, принтер распечатал афишу!

– Кто? – Кристина с трудом заставила себя задать вопрос и сжалась в ожидании ответа.

– А вот это как раз самое интересное! Никто не знает!

Кристине очень хотелось шумно перевести дух, и ей потребовалось немало сил, чтобы ничем не выдать охватившее ее облегчение.

– Может, он просто сам собой заработал? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно.

– Вряд ли, – покачала головой Риона. – Он всегда работал только с директором…

– Ну да, и от второго посещения цыганской кибитки все всегда сходили с ума, – парировала Кристина. – Последнее время в цирке очень многое идет не так, как обычно, не находишь? И многие «всегда» внезапно перестают работать.

– Ну, вообще-то да, – нехотя согласилась Риона.

Кристина удовлетворенно кивнула. Ей очень хотелось, чтобы и подруга, и все остальные поверили в это. Тогда они, возможно, не будут допытываться, кто же стал новым директором. А она после представлений будет тихонько пробираться в трейлер, чтобы принтер распечатывал новую афишу и цирк знал, куда ехать дальше. Да, это идеальное решение! У «Колизиона» всегда будет следующий пункт назначения, не придется бояться гончих, а Кристина сама избежит всей этой пугающей ответственности.

– В любом случае, кто бы ни стал директором, главное, что у нас есть новая афиша, и мы знаем, куда ехать, – заметила Риона.

– Да, это самое главное! – с готовностью подтвердила Кристина. – И если принтер теперь самостоятельно печатает афиши, то директора всегда можем выбрать мы сами, – озвучила она часть своего тайного плана.

В этот момент в трейлер заглянул Фьор.

– Идемте скорее! – позвал он. – Все уже собрались!

– Зачем?

– Будем искать, кого цирк выбрал директором!

* * *

Плетясь за Фьором и Рионой к бывшему директорскому фургону, Кристина в полной мере поняла значение выражения «делать что-то с энтузиазмом висельника». Она не знала, как именно собираются искать директора, но точно знала, что в этот момент хочет оказаться как можно дальше отсюда.

Перед трейлером Сола уже собрались все циркачи, и, глядя на их лица, Кристина поняла, что у них, как и у нее, переключились приоритеты: еще недавно все были в полном шоке и растерянности от исчезновения Графини и ни о чем другом и думать не могли, а сейчас все внимание сосредоточилось на новой проблеме.

– Тихо! – прикрикнул Кабар, взявший на себя столь желанную им роль лидера. В руке он держал свежую афишу. – Раз принтер заработал, значит, к нему кто-то подходил. Кто?

Над толпой повисло напряженное молчание.

– Я не понимаю, почему никто не сознается? – воскликнул Кабар. – Это же должность директора цирка! Да если бы принтер сработал на меня, я бы…

– Удивительно, что ты не воспользовался такой удобной возможностью выдать себя за директора! – громко фыркнула Риона. – Ты же спал и видел, как стать Большим Боссом и раздавать всем приказы! Что же ты упустил свой шанс?

Кабар смерил ее уничижительным взглядом.

– Я бы мог, – высокомерно ответил он. – И я точно был бы куда лучшим директором, чем Графиня. Но принтер-то я своим обманом убедить все равно не могу, он не будет печатать мне афиши. А без принтера… мы уже знаем, чем нам это грозит. Я так подставлять наш цирк не собираюсь.

– Какое неожиданное благородство, – пробормотала Риона, но уже намного тише.

– А это возвращает нас к главному вопросу: как нам найти директора, раз он сам не признается?

– А смысл искать? – вдруг раздался негромкий незнакомый голос.

Кристина обернулась, чтобы посмотреть, кто это сказал, – и даже вздрогнула от неожиданности, когда поняла, что это был Летун. Щуплый парень в тяжеленных ботинках и с банданой на голове крайне редко подавал голос, и Кристина привыкла думать о нем как о человеке, который всегда молчит.

– Что значит «а смысл»? – возмутился Кабар. – Я что, должен объяснять прописные истины? Цирку нужен настоящий директор! Без директора не будет афиш, без афиш нам некуда ехать, а если мы не едем, то за нами придут гончие.

– Хороший ли будет директор из человека, который не желает им быть? – все так же негромко возразил Летун и замолчал с таким выражением лица, что было понятно: он сказал все, что хотел, и больше говорить не собирается.

Риторический вопрос повис в воздухе, и чем больше утекало секунд, тем весомее он становился – словно облако, наполняющееся влагой и готовое вот-вот разразиться дождем. Циркачи молча переглядывались, и в глазах каждого было согласие с тем, что сказал Летун.

Кристина же чувствовала себя словно загнанной в ловушку. Убегая от страшащей ее судьбы, она думала только о себе и о том, что не хочет для себя такой ответственности и обузы. Она совершенно не задумывалась о том, как ее малодушное решение отразится на судьбах всех остальных циркачей. Лишая цирка директора, она, по сути, обрекает его на неизбежное удаление. И ее жалкая придумка тайком пробираться в трейлер, чтобы принтер распечатал афишу, – это не выход. Директор цирка – это куда больше, чем просто афиша; это и руководство, и решение проблем, и показ нужного примера, и, наконец, нечто надежное и незыблемое, на чем покоится цирк. Людям надо знать, что в самые трудные времена у них есть надежная опора.

«Да, но я же не справлюсь с такой огромной задачей! – возразила Кристина сама себе, когда чувство вины стало подталкивать ее вперед. – Я только напортачу!»

«Но без директора у цирка изначально нет и шанса, – парировало чувство вины. – А с твоим директорствованием все не настолько однозначно. Кто знает, может, ты еще как-то и вытянешь…»

«Но я не хочу! Я боюсь! Мне этого не надо!»

«Свои интересы превыше всего, да? И плевать на последствия! Вот и когда ты жила прежней жизнью, тоже всегда думала только о себе. О том, как тебе плохо, о том, как с тобой несправедливо обошлись. И ни мысли о том, как нелегко Кирюше и как тяжело родителям… Может, именно потому ты и стала лишней, и тебя с такой легкостью вытеснил фамильяр».

Эмоциональный мини-диалог с самой собой всколыхнул в душе злость – такую знакомую, такую привычную реакцию, которая возникала всякий раз, когда Кристине говорили то, что ей не нравилось слышать. Но впервые в жизни это произошло в ответ на доводы, которые она привела сама себе.

Злость была удобным прибежищем. Злостью можно было обернуться как одеялом – с головой! – и отгородиться ею от всего мира и от всех его проблем!

Но то ли потому, что та часть Кристины, которая отвечала за совесть и вину, стала сильнее, то ли по какой-то еще причине, но на этот раз Кристина понимала: злость никак не поможет. Даже если отвернуться, отгородиться от проблемы, злость не исчезнет, она все равно будет незримо присутствовать рядом, настойчиво требуя решения проблемы. И Кристина уже знала, что это за решение. И хотя принимать его ужасно не хотелось и внутри все восставало в протесте, какая-то часть ее уже понимала, что это неизбежно.

Кристина тяжело вздохнула, а потом набрала побольше воздуха, чтобы громко сказать: «Это я» – и выйти вперед.

Но прежде чем она успела это сделать, Кабар громко объявил:

– Что ж, пока наш новый директор трусливо прячется, я буду его замещать… Нет, ну а что? – отреагировал он на ворчание в толпе. – Да, принтер сработал не на меня. Но ведь на этом функции директора не заканчиваются, каждый день нужно принимать десятки разных решений! Кто-то же должен это делать! Кто-то должен взять на себя роль лидера. Это сделаю я.

По толпе снова пробежал шепоток, и Кабар агрессивно набычился:

– Кого-то что-то не устраивает? Есть другие желающие на эту роль?

– Ты еще недавно не был желающим! – выкрикнул кто-то из толпы. – С чего вдруг такая перемена в настроении?

– Я рассчитывал, что у нас появится настоящий директор…

– Или что цирк выберет тебя! – тоненьким голосом добавил кто-то еще, и по толпе пошли смешки.

– Но раз он оказался трусом, – как ни в чем не бывало продолжил Кабар, игнорируя выкрики, – то кто-то должен взять на себя эту ответственность.

Кристина обвела циркачей ищущим взглядом. Неужели никто не возразит против его кандидатуры? Не вызовется вместо него? Почти никому не нравился Кабар, и все же никто не высказался против, когда тот решил сам провозгласить себя «и.о.» директора. Прямо как в школе: никому не нравились Ольги, но никто не решался скинуть их с трона, на который они сами себя возвели. Та же самая схема, только уже за пределами школы. И столь же эффективная. Но почему же все молчат? Почему никто не возразит? Они же уже не в школе, они взрослые, опытные и умные. Они должны сразу видеть эти схемы «захвата власти» насквозь – и пресекать их на корню.

Если только… если только нет никаких опытных и мудрых взрослых, какими они представляются в воображении тех, кто еще только подходит к заветному порогу совершеннолетия. Есть лишь все те же школьники – немного растерянные, слегка запутавшиеся, сомневающиеся и неуверенные в себе, только лица у них старше и лет им по паспорту больше. А в глубине души они все те же, просто научились лучше скрывать свои чувства и казаться спокойными, всезнающими взрослыми.

«Но даже если и так – почему все вокруг молчат?» – упорно вернулась к самому тревожащему вопросу Кристина.

«А ты почему молчишь? – ответил внутренний голос. – Ты почему ничего не скажешь? У тебя для этого куда больше прав и оснований!»

«Потому что мне страшно, – призналась сама себе Кристина, и сформулировать эту мысль оказалось очень непросто. – Мне страшно, и я сдаюсь этому страху. Я… я трусиха!»

От столь неприятной правды во рту образовалась горечь. Ах, насколько же лучше было дома! Дома Кристина всегда винила во всех своих неудачах других и никогда – себя. А здесь, в «Колизионе», эта удобная уловка больше почему-то не работала и приходилось смотреть неприятной правде в лицо: она вовсе не несчастная жертва несправедливого мира, и какие-то неприятные вещи, которые с ней происходят, – это именно ее вина.

«Еще не поздно, – напомнил внутренний голос. – Ты все еще можешь им рассказать…»

Кабар тем временем уже вовсю вошел в роль руководителя и раздавал распоряжения: когда выезжать, каким маршрутом следовать, кого куда посадить водителем… А когда кто-то спросил, что делать с пустым ретроавтомобилем, так и оставшимся стоять на дороге к городу, Кабар мгновенно решил, что рисковать своей шкурой и пересекать границу города, в который им нет ходу, он не собирается, ему не улыбается повторить судьбу Графини и Ковбоя. И других заставлять не будет. Но если есть желающие…

Желающих не нашлось.

Некоторое время Кристина наблюдала за поднявшейся деловитой суетой, а потом молча развернулась и, преисполненная отвращения к себе, побрела к своему фургону.

* * *

– Черт, черт, черт!

Яростные восклицания наконец пробились сквозь сознание Кристины, и она поняла, что все это время рядом с ней шла крайне расстроенная Риона.

– Он и так был невыносим, а сейчас, когда самопровозгласил себя директором, станет и вовсе невозможен! И на него не будет никакой управы! – выплескивала свои тревоги танцовщица, раздраженно дергая розовые пряди волос.

– На него и прежде не было никакой управы, – ляпнула Кристина, прежде чем сообразила, что это так себе утешение.

– Спасибо, подруга, вот приободрила! – бросила на нее Риона укоризненный взгляд.

– Я не то хотела сказать. Когда у вас были разборки с Кабаром, директор же так и так никогда не вмешивался. Что теперь изменится?

Риона печально посмотрела на Кристину.

– Теперь изменится все. Власть меняет даже достойнейших людей, извлекает из них на поверхность все самое худшее. Только представь, что она сделает с таким, как Кабар.

– Но это же не по-настоящему. Я имею в виду, он же не настоящий директор.

– А это имеет значение? Настоящий или нет, но другого у нас сейчас нет. И вся власть у Кабара. Он ее взял – и никто не подумал ему возражать.

Кристина мрачно вздохнула. Вот и еще одна причина, почему ей стоило признаться, – и еще один человек, которого она делает несчастным из-за отказа принять наложенные на нее цирком обязанности.

Около трейлера девушек уже поджидал Фьор.

– Крис, по поводу того, о чем я хотел с тобой поговорить до того, как… – он замешкался, подбирая слова, – до того, как все полетело к чертям.

– Нет! – так яростно воскликнула Кристина, что фаерщик от неожиданности даже чуть отшатнулся. – Нет, только не сегодня! Уже и так слишком много всего свалилось! Пожалуйста, не добавляй!

– Хорошо, – тут же отступил Фьор. – Это совершенно не срочно.

Кристина благодарно пожала фаерщику руку. На сегодня она точно исчерпала свой лимит тревог и неприятных открытий и просто не потянет еще и таинственные загадки их странной связи с Фьором и возникающих при этом видений.

Фаерщик не сразу отпустил руку девушки, будто хотел сначала убедиться, что с Кристиной все в порядке. Но в конце концов он все же нехотя ушел.

Кристина продолжила стоять на месте, не зная, как ей быть. Оставить все как есть и позволить течению событий себя нести – или вмешаться? Продолжить прятать голову в песок – или открыто посмотреть в лицо тому, что преподнес ей цирк? Признаться всем, что это она получила афишу, и принять на себя роль директора? Или сначала проверить, не ошиблась ли она и точно ли именно на нее среагировал принтер?

Сознание с готовностью ухватилось за последний вариант. Что угодно, лишь бы оправдать собственное малодушие! Да, сначала надо проверить, точно ли принтер распечатал афишу именно ей, не произошла ли какая-то путаница. Но для этого прежде надо будет доехать до их нового пункта назначения, дать там представление – и только потом ждать новой афиши. А вот когда Кристина точно убедится, что никакой ошибки нет, тогда всем и расскажет.

Сразу стало легче дышать, даже несмотря на то что Кристина понимала, как иллюзорна отсрочка, которую она сама себе выторговала. Зато снова встала старая проблема: она по-прежнему не знала, какой дар получила от цирка, с каким номером ей выступать. Но сейчас даже угроза удаления не волновала ее так сильно, как желание любым способом избежать нежеланной роли директора.

– Эй, ты в порядке? – услышала Кристина рядом с собой голос Мануэля.

– Да… А что?

– Ничего. Просто ты застыла, глядя в одну точку, и уже довольно долго так стоишь.

– Я… задумалась. Очень много всего произошло. Нужно время, чтобы это все как-то уложилось в голове.

– У меня есть идея, – тут же предложил воздушный гимнаст. – Пошли ко мне.

Неожиданные слова Мануэля трепетом прошлись по всему телу.

– К тебе – в смысле, в ваш трейлер?

– Да. Мои соседи сегодня все на водительском дежурстве, кто в автобусах, кто в грузовиках, так что весь трейлер в нашем распоряжении, – проговорил воздушный гимнаст, а потом добавил с многозначительной улыбкой, от которой по всему телу Кристины пробежали мурашки волнения: – Помогу тебе уложить все случившееся в голове.

Выжидательный взгляд ярких светлых глаз Мануэля вызывал дрожь волнения и предвкушения, в голове закружился вихрь мыслей, хаотично сталкивавшихся друг с другом. Кристина не могла ухватиться ни за одну, она знала только, что не все мысли двигались в едином направлении. Одни скакали от восторга и советовали немедленно соглашаться, другие почему-то колебались и сомневались, задавались вопросом, а готова ли Кристина к такому шагу и к тому, что он подразумевает, и не стоит ли ей пока подождать…

– Ну так как? – подстегнул голос Мануэля.

– Я… – начала было Кристина, сама не зная, что собирается сказать.

Кто-то дернул ее за рукав. Девушка обернулась и увидела Апи; «обезьяныш» молча смотрел на нее просящими карими глазами.

– Да, Апи, что такое? – спросила она.

Апи шмыгнул и вдруг всем телом прижался к Кристине, словно искал у нее защиту… или пытался ее удержать. Девушка механически обняла «обезьяныша» и, почувствовав, как крепко стискивают ее тонкие детские ручки, вдруг снова вспомнила Кирюшу. Он изредка тоже подходил к ней вот так и пытался ее обнять – он, который обычно не терпел тактильного контакта! Но она всегда раздражалась и вырывалась, ей не было дела до страхов брата, и она не понимала, что может предложить ему утешение, просто находясь с ним рядом.

– Все будет хорошо, – внезапно охрипшим голосом сказала Кристина Апи, приобняла его и стала слегка покачивать. Встретилась глазами с Мануэлем, чуть пожала плечами, словно извиняясь, и почти беззвучно сказала: – Давай в следующий раз.

Ничего не сказав, воздушный гимнаст напряженно кивнул, резко развернулся и ушел. Глядя ему вслед, Кристина пыталась решить, верно она поступила или же совершила глупейшую ошибку.

* * *

Кристина проснулась от того, что от резкого рывка трейлера упала на пол. Визжали тормоза, со стен сыпались маски и афиши, громко звякнуло и разбилось зеркало, разлетелось блестящими острыми каплями. Один осколок царапнул Кристину по щеке, но она едва ли это заметила, все ее внимание сосредоточилось на потерявшем управление трейлере, который несло по дороге и который, казалось, вот-вот перевернется!

Что произошло? Очень хотелось выглянуть в окно, окликнуть водителя или спросить соседок, но инстинкт выживания взял управление на себя и вместо этого заставил Кристину изо всех сил вцепиться руками в привинченные к полу крепления кровати и сгруппироваться в ожидании удара.

Трейлер продолжало нести и крутить по трассе; Кристина ожидала, что вот сейчас, уже через мгновение он, кувыркаясь, полетит по дороге, как это показывают в кино, и казалось, что все это длится целую вечность, хотя на деле едва ли заняло больше минуты. А потом – еще один рывок, сильный толчок, от которого Кристина больно ударилась коленом о край кровати, – и трейлер замер.

Переведя дух, Кристина с трудом поднялась. Ноги дрожали.

Взгляд хаотично метался по трейлеру. Риона, хоть и изрядно перепуганная, кажется, была в порядке. Себа сидела с крепко зажмуренными глазами, сжавшись в комок, а Кьяра трясла за безжизненную, безвольную руку Джаду, лежавшую ничком на полу, и испуганно повторяла ее имя.

Кристина быстро подошла к потерявшей сознание гимнастке – по крайней мере, она очень надеялась, что та всего лишь потеряла сознание, – и попыталась вспомнить хоть что-то из школьных уроков, на которых рассказывали, что необходимо делать в подобных ситуациях. Ну почему она почти ничего не слушала? Почему была так уверена, что навыки первой помощи никогда ей не пригодятся? Откуда вообще берется эта ничем не обоснованная уверенность, что с тобой не случится ничего настолько плохого, чтобы тебе понадобились эти знания?

– Она дышит? – испуганно спросила Кьяра.

Кристина присела на корточки и низко наклонилась над Джадой, пытаясь увидеть, как поднимается и опадает грудь, или услышать звуки дыхания. Но то ли стресс и паника были слишком сильны и из-за них она ничего не могла разобрать, то ли… то ли Джада и правда не дышала!

– Наверное, надо ее поднять… или перевернуть, – неуверенно предложила Риона. – Кровь есть?

– Кровь я не вижу, – ответила Кристина. – Но лучше ее не трогать; если у нее перелом, то мы можем сделать только хуже.

– Что вообще случилось? – подала голос наконец рискнувшая приоткрыть один глаз Себа.

– Не знаю, – ответила Риона.

Кристина тем временем уже подошла к водителю. Сегодня ночью их трейлер вел один из силовых акробатов, и сейчас он лежал ничком на руле. Понадеявшись, что он тоже просто без сознания, а не кое-что похуже, Кристина с опаской выглянула в окно; было страшно увидеть, что же стало причиной аварии. Они столкнулись с каким-то грузовиком? В них врезался другой автобус? Случилось стихийное бедствие, которое разметало весь цирковой автокараван?

Кристина оказалась совершенно не готова к зрелищу, которое ей открылось. Автобусы, грузовики, трейлеры и автомобили «Колизиона» разбросало по всей дороге, словно гигантские игрушки, – кто замер на обочине, кто посередине трассы, кто на встречной полосе. Одни машины стояли боком, другие – развернувшись на сто восемьдесят градусов, грузовик с каруселью с лошадками завалился на бок, мини-автобус с реквизитом для киосков съехал в кювет. Разбитые фары мигали, противно выла сработавшая на каком-то автомобиле сигнализация – и хрипела, заев на самой первой строчке песенки, опрокинувшаяся с грузовиком карусель.

По обеим сторонам дороги высоким забором, угрюмой стеной тянулся черный лес, а впереди, в темноте, куда убегала дорога, стояла, перекрывая трассу, шеренга огромных машин с включенными фарами. Высокие темные силуэты и слепящий свет вызывали отчетливое ощущение угрозы.

Кто перекрыл дорогу? И зачем? Это устроили именно для их цирка или же «Колизион» просто неудачно оказался не в том месте не в то время?

Кристина не увидела снаружи ни единой живой души. Пока никто не вышел из машин и автобусов «Колизиона»; не появились на улице и те, кто перегородил им дорогу.

Искушение вернуться обратно в трейлер, спрятаться под одеяло и подождать, пока кто-то другой, сильный и умный, со всем разберется, было как никогда велико. У цирка есть временный директор и есть десятки куда более опытных людей, чем она, – вот пусть они этим и занимаются! Да, Кристина совершенно точно не собиралась выходить и выяснять, что происходит.

Но хотя паникующий разум твердил одно, Кристина не без удивления осознала, что она тем не менее зачем-то спускается по ступенькам и скованно, будто тело принадлежит не ей, идет к источнику агрессивно яркого света от незнакомых машин… Какого черта?

Кристина медленно шла между замершими автобусами, трейлерами и грузовиками «Колизиона», краем сознания отмечая, что, хотя она слышит шум сломанных механизмов, до нее не доносится никаких «человеческих» звуков – ни испуганных криков, ни стонов раненых, ни возбужденных голосов. Никто не выходил наружу, никто не выглядывал из окон, не пытался увидеть, что произошло… А может, это все не по-настоящему? Может, это лишь сон, пусть и пугающий своей реалистичностью?

Ущипнув себя за руку, Кристина чуть поморщилась от саднящего ощущения и сделала вывод: похоже, все-таки не сон. И тогда у нее появилось жуткое ощущение, что все циркачи пропали и она осталась тут одна, тонущая в бесконечной ночи, наедине со страшным и неведомым противником. Следом возникло сильнейшее искушение зайти в первый же попавшийся трейлер – просто чтобы убедиться, что там остались люди и что они живы!

Кристина подошла к ближайшему автобусу. Тот не был ни перевернут, ни поврежден, двигатель продолжал работать. Открытая дверь словно приглашала войти. Кристина поставила ногу на нижнюю ступеньку и собралась было подняться, но замерла в нерешительности. А что, если там и правда пусто? Вещи на месте, а люди пропали? Как на кораблях-призраках, леденящие душу истории о которых она читала в детстве. Или же она войдет внутрь – и увидит только трупы?

Так и не решив, какая картина кажется страшнее, Кристина опустила ногу обратно на землю, перевела дух и попыталась быстро прочесть самой себе бодрый и короткий мотивационный спич. Хватит себя накручивать! Люди не умирают вот так, поголовно, без причины! Никто не пропал, все живы, а не выходят, скорее всего, потому же, почему не хотела и она; происходило что-то непонятное и даже пугающее, и инстинкт самосохранения призывал спрятаться и переждать, пока с проблемой разбирается кто-то другой, тот, кому положено.

– Темнота… пустота… не уйдем мы… никогда, – донеслось откуда-то из темноты тихое заунывное пение.

Кристина облегченно выдохнула. Апи! Что ж, хотя бы одна живая душа!

– Нас не видят. Нас не слышат. Мы не живы. Мы не дышим, – продолжал тянуть свою мрачную песенку невидимый в ночи мальчишка.

По здравом размышлении, эти мрачные слова никак не могли принести успокоение, но прямо здесь и сейчас, в окружении этой страшной, пугающей ночи, они каким-то странным образом успокаивали. То ли голос Апи свидетельствовал о том, что в цирке остались живые люди, то ли, наоборот, слова «мы не живы» срабатывали на подсознании, и оно считало, что раз все и так уже не живы, то не стоит беспокоиться о том, что они сейчас могли умереть.

– На арене… под шатром… все уйдут – и мы умрем, – разносились протяжные слова по воздуху. Когда последний звук растаял, из темноты, которая особенно сильно сгустилась за слепящими фарами невидимых чужаков, раздался угрожающий рокот, который становился все громче и громче.

«Новые чудовища? Мало нам было гончих!» – первым делом подумала Кристина, и у нее мелькнула предательская мысль, уж не наказывает ли цирк таким образом за то, что директор, на которого он недвусмысленно указал, отказывается исполнять свои обязанности.

Ожог на ладони, оставленный медальоном, вдруг стремительно налился жаром и запульсировал. Но прежде чем бурное воображение Кристины успело нарисовать образы мистических монстров, перекрывшая дорогу шеренга разъехалась, пропуская вперед автомобиль. Разомкнувшаяся полоса фар на некоторое время перестала слепить глаза, и Кристина увидела, что незнакомые машины чем-то очень похожи на военные: все как одна черные, массивные, с резкими, угловатыми линиями. «Может, здесь проходят какие-то армейские учения?» – подумала она.

Шеренга фар снова сомкнулась, и перед ней остановился массивный джип. Несколько мучительно долгих мгновений ничего не происходило, а потом открылась дверь с водительской стороны, и из салона появилась изящная фигура, двигающаяся с грацией профессионального танцора. Она сделала несколько шагов вперед и замерла. Кристина ожидала, что сейчас услышит что-нибудь вроде «Хелло!» или «Есть кто живой?».

Но вместо этого фигура неожиданно чуть склонила голову и громко сказала твердым женским голосом, обращаясь к кому-то позади Кристины:

– Святые кокона́ты, какая встреча!