Kitobni o'qish: «Колизион. Арена заблудших»
© Марина Ясинская, текст, 2022
© ООО «РОСМЭН», 2022
Глава 1
Взглянуть на свое отражение в зеркале было страшно, и потому Кристина подсознательно оттягивала этот момент. Сначала тщательно сложила тонкое от частых стирок полотенце, затем проверила, закрыт ли тюбик с пастой. Повернула свою зубную щетку так, чтобы головка смотрела прямо вперед. Поправила зеленую, мамину, повернутую к стене. Глупая привычка, родившаяся в детстве; тогда ей казалось, что если все щетки будут стоять ровненько и смотреть в одну сторону, то сегодня дома скандала не будет. Впрочем, тогда у зеркала стояло только три щетки. Теперь – четыре. И вот именно четвертая, с глупым динозавром, почему-то всегда смотрела куда надо… Бесит!
В порыве раздражения Кристина повернула щетку с динозавром вбок, скомкала только что тщательно разглаженное полотенце, резко вскинула голову и с вызовом уставилась в зеркало. Ну? Кто там? Давай! Покажи себя!
Из зеркала смотрело знакомое отражение: голубые глаза, яркие черные брови, слегка растрепанные пепельно-белые волосы ниже плеч и черный чокер на шее, с круглым серебряным кулоном.
Облегчение тут же смыла волна очередного раздражения. Дожили! Она опасается собственного отражения в зеркале!
Сердито щелкнув выключателем, Кристина вышла из ванной.
Из кухни доносился запах слегка подгоревшей яичницы. Каждый день – яичница. Каждый день – подгоревшая. Бесит!
– Кристина! Ты идешь? – полетел по узкому коридору голос матери.
Кристина раздраженно вздохнула – конечно идет, куда же еще она денется? – и прошлепала на кухню. За столом, втиснутым в угол, уже сидел младший брат. Развернуться в тесной кухне было невозможно, но все же Кристина постаралась усесться как можно дальше от Кирюши.
– Когда ты уже сделаешь себе нормальную прическу? Чем тебе не нравились твои волосы, что ты их так изуродовала? – проворчала мать.
– Ой, вот только не начинай, – простонала Кристина. Война за волосы шла с тех самых пор, как она их перекрасила, и ждать со стороны противника капитуляции в ближайшее время, похоже, не приходилось.
Мама со стуком поставила на стол тарелку. Неизменные кляксы белков, в которых бултыхались непрожаренные желтки. Эти два противных студенистых глаза пялились на Кристину каждое утро. Ломтики ржаного хлеба на краю тарелки напоминали щерящийся рот. Не завтрак, а угощение для Хеллоуина.
Тонкие коричневые края яичницы пригорели. Это надо умудриться из раза в раз так готовить яйца, чтобы снизу они подгорали, а сверху не прожаривались!
– А огонь убавлять не пробовала? – буркнула Кристина, брезгливо глядя на неаппетитное блюдо, а потом принялась пилить его вилкой; она знала, что отломить кусочек не получится, яичница всегда словно резиновая.
– А помочь матери с завтраком не пробовала? – бросила в ответ мама, сердито отскабливая сковороду в раковине. В голосе звучало застарелое раздражение, от резких движений грозил рассыпаться небрежно собранный узел каштановых волос с отросшими седыми корнями. – Вся такая самостоятельная и взрослая, а на деле совершенно бесполезная! Дома палец о палец не ударишь!
«Бесполезная» было одним из любимых эпитетов, которыми мама награждала дочь. Кристина привычно подавила рвущийся наружу ответ. Она знала, что если возразит, то мать заведет привычную шарманку о том, как она работает в больнице в две смены и остается на ночные дежурства, лишь бы принести в семью лишнюю копеечку, как весь дом на ней одной и что вместо претензий дочь могла бы взять и помочь. Выслушивать это было неприятно как в первый, так и в сотый раз, так что лучше промолчать.
А еще лучше съехать и жить отдельно! И тогда никто не будет тобой командовать! Но мечтать можно сколько угодно, только реальности до этого не было дела, и мечты так и оставались лишь мечтами. Это в фильмах и в крупных городах – и то и другое для Кристины в равной степени нереалистично – старшеклассники подрабатывали курьерами, доставщиками пиццы или официантами. А в их дыре устроиться на работу, да еще без образования, да еще на неполный день, было практически невозможно.
Увы, не всем везет родиться в мегаполисах, где есть нормальная жизнь. И все же как обидно! Почему именно Кристине выпало жить в глухой дыре с говорящим названием Верходновск, которая считается городом только на том основании, что когда-то в ней наскреблось двенадцать тысяч людей, то самое количество, которое нужно по закону, чтобы придать поселению статус города? Живут же какие-то счастливчики в нормальных местах!
И вообще, другие люди в ее возрасте уже достигают чего-то значительного. Выступают с концертами по всему миру, записывают платиновые альбомы, выигрывают олимпийские медали, снимаются в кино, открывают свое дело, досрочно заканчивают школу и поступают в вуз – ну или хотя бы самостоятельно зарабатывают на карманные расходы. А она? Достижений нет. Выдающихся способностей нет. Перспектив нет. И вообще нет ровным счетом ничего такого – ни в ней самой, ни в ее окружении, чтобы на худой конец хотя бы запустить свой блог и привлечь в него тысячи подписчиков.
За этим удручающим заключением следовал неизбежный вывод: как ни хотелось Кристине считать, будто есть в ней что-то уникальное, на деле выходит, что она – унылая, заурядная и скучная личность. Такая же, как все. И эта неприукрашенная и разочаровывающая правда о себе тоже бесила.
Бесила почти так же, как и вечное отсутствие денег. Хотя, если не быть слишком разборчивой, заработать можно даже в их дыре, спасибо интернету. Кристина пару раз слышала, как, собравшись в туалете, девчонки делились с подругами адресами сайтов и форумов, на которых можно найти людей, готовых заплатить тебе за твои фотографии. «И ничего такого, можно и в нижнем белье, а голову отвернула и закрыла лицо волосами, и никто тебя не узнает», – рассказывала одна, и Кристина, тихо сидя в кабинке за закрытой дверью, задавала себе вопрос: настолько ли отчаянно ей нужны деньги, чтобы зарабатывать их таким способом? Нет, пожалуй, все же не настолько.
И конечно, всегда оставался еще один вариант заработка: встречаться со взрослым состоятельным мужчиной. Но и он Кристине не слишком нравился. Во-первых, где такого найти? Во-вторых, посмотрит ли вообще такой на Кристину, ведь похвастаться привлекательностью, сражающей наповал представителей противоположного пола, она не могла. В-третьих, как ни ругала себя Кристина за наивность и глупость, в глубине души ей хотелось искренних романтических чувств, а не отношений по расчету. Ну и наконец, перед глазами был печальный чужой опыт: в прошлом году у них в школе училась девушка, за которой после уроков приезжал крутой белый джип. Владелец автомобиля покупал ей дорогие сумки и последние модели телефона, а потом пропал; болтали, что его объявили в уголовный розыск за крупные финансовые махинации. А девушку до самого выпускного преследовали осуждающие взгляды и сплетни о том, что ее видели выходящей из операционного кабинета в отделении гинекологии…
Нет, приемлемых вариантов вырваться из этой дыры раньше времени или хотя бы облегчить свою жизнь до выпуска из школы Кристина не видела. Оставалось ждать лета. Последний учебный год – и все, свобода и долгожданный шанс на новую жизнь! И без разницы, на кого учиться, хоть на пчеловода, хоть на техника топливного оборудования, лишь бы только свалить отсюда поскорее. И начать уже самостоятельную, взрослую жизнь, к которой по своим внутренним ощущениям Кристина была уже более чем готова, и лишь внешние обстоятельства все никак не позволяли ее начать.
– Не забудь, у Кирюши с утра физкультура, – напомнила мама, вытирая покрасневшие, распаренные от горячей воды руки о фартук. – Сходи проверь потом, как он.
Кристина снова заставила себя проглотить рвущийся наружу ответ: «Тебе надо – ты и проверяй». Все равно нет смысла, в ответ получишь только новую лекцию о том, что должна делать старшая сестра.
Как же бесили эти бесконечные «должна»! Должна помогать папе с мамой, потому что дочь. Должна помогать Кирюше, потому что старшая сестра. Должна хорошо учиться, потому что иначе не поступишь в вуз… Всем Кристина должна! Всем – кроме себя. Ее желания и ее чувства никого не интересовали. Но даже если бы дело и обстояло иначе, за бесконечными «должна», которые Кристина постоянно оказывалась всем должна, на ее «хочу» времени все равно не осталось бы.
Хуже резиновой яичницы могла быть только остывшая резиновая яичница. Кристина осилила половину и, улучив момент, когда мама вышла из кухни, выкинула остатки в мусорное ведро. Поймав прямой немигающий взгляд Кирюши, прошипела:
– Только попробуй ей сказать! Не приду к тебе после физры, и так и останешься сидеть в раздевалке связанный. Понял?
Брат молча моргнул, а затем переключился на завтрак. Резиновая яичница его, похоже, совершенно не раздражала. А скорее всего, он просто не замечал, что блюдо несъедобно.
Кристина поставила тарелку в раковину. Мыть не стала – мелочно-приятный знак протеста – и пошла в свою комнату. Точнее, в комнату, которая когда-то была ее. Девять лет прошло, а она так и не привыкла и не простила, что ей приходится делить спальню с братом. Бесит!
И снова зеркало. Без него, как ни крути, глаза не накрасишь.
«Да хватит уже! – строго выговорила Кристина и заставила себя спокойно посмотреть в гладкую поверхность. Увидев нормальное отражение, перевела дух. – Вот видишь! Чем меньше веришь во всякую дурь, тем реже она случается!»
Кристина взяла подводку, уверенно нарисовала черные стрелки. Несколько взмахов мягкой кисточкой – и на веки легли темные тени, придавая голубым глазам более насыщенный оттенок. Завершающий штрих – слой черной туши на ресницы. Готово. Никаких румян, никакой помады, только бесцветный блеск для губ. Все равно, как ни старайся, не бывать ей модельной красоткой с глянцево-гламурной внешностью, фотографии которой собирают сотни восторженных комментариев в соцсетях. А раз так, то лучше и не пытаться подстраиваться под других, а сделать вид, что ей комфортно в своей «непохожести». Окружающие в это уже поверили. Осталось поверить самой.
Кристина повернула к зеркалу одну сторону лица. Потом другую. Да, вот так хорошо. Серебряные гвоздики в уши, с одного вниз свисает короткая цепочка. Серебряное кольцо на указательный палец. Джинсы, эластичная черная футболка. Телефон в карман, наушники в уши. Все, к бою с очередным прекрасным днем Кристина готова!
В комнату вошел Кирюша. Как всегда раздраженная его появлением, Кристина перекинула рюкзак через плечо. Напоследок автоматически бросила на себя взгляд зеркало – и застыла.
Из зеркала снова смотрела она. Другая Кристина. Пепельно-белые волосы забраны в аккуратный хвост, на веках – легкие бежевые тени, в ушах – аккуратные жемчужные капельки, и рубашка отвратительного нежно-розового цвета. Хоть сейчас фотографируй и выкладывай в «глянцевых» соцсетях!
Другая Кристина приветливо улыбнулась, и позвоночник Кристины насквозь прошил ледяной ужас.
Зажмурившись, Кристина заставила себя медленно досчитать до десяти и снова открыла глаза. Из зеркала на нее смотрело привычное, хорошо знакомое отражение.
Кристина устало прикрыла лицо руками.
Это началось около двух лет назад, и первое время появление отражения другой Кристины в зеркале не казалось поводом для волнения. «Померещилось!» – легко отмахивалась Кристина – и забывала о случившемся. Но за последний год чужое отражение стало появляться все чаще и чаще, и уже не только в зеркалах дома, но и в витринах магазинов, и даже в тонированных стеклах проезжающих машин.
Казалось бы, что тут такого пугающего? Не монстра же она видит и не привидение, не зомби и не умершего родственника. И даже не обманчиво невинную маленькую девочку с печальным взглядом, от которой в фильмах ужасов жди больше всего проблем. Нет, она просто видела себя такой, какой, наверное, хотели бы ее видеть мать и учителя. В любом случае не было в отражении ничего страшного. Просто расшалившееся воображение. Происки подсознания, не более; наверное, на каком-то уровне Кристина все же очень сильно хотела получать одобрение окружающих и подходить под их стандарты, хоть и убеждала себя в обратном.
И все же каждый раз при виде той, другой Кристины девушку охватывал парализующий первобытный ужас – до дрожи, до паралича. Идеальная картинка самой себя не должна внушать такой страх!
Кристина надеялась справиться с наваждением самостоятельно, включала логику, убеждала себя, что все это ей лишь мерещится и что ей просто надо перестать обращать на это внимание… Не помогало.
И поделиться проблемой было не с кем. Мать скажет, что это переутомление и стресс от учебы. Или, если будет в плохом настроении, а такое случается часто, отмахнется и велит не выдумывать глупости. Ни сочувствия, ни понимания от нее не дождешься, она вся в заботах о Кирюше и в беспокойстве из-за старшей медсестры в больнице, с которой она вот уже много лет конфликтует.
Нет, Кристина вовсе не думала, что мама ее не любит. Просто ее любовь выражалась исключительно через заботу о самых насущных нуждах, и других проявлений мама, похоже, просто не знала – или у нее не было на них сил и времени. Сыта? Одета? На второй год не оставляют? Ну вот и чудненько! А интересоваться мыслями и увлечениями дочери или поговорить с ней по душам маме даже не приходило в голову.
К отцу Кристина за советом и подавно не пошла бы. Они уже давно как-то незаметно стали чужими друг другу. Соседи, которые живут под одной крышей. Отец работал допоздна, даже по выходным. И хоть и не напивался, но регулярно выпивал. Скромный бизнес по авторемонту приносил скромный же доход и отнимал все время и силы. «Зато пашу на себя, а не на дядю», – возражал отец на периодически выдвигаемые мамой требования поискать другую работу. Он едва ли перекидывался с Кристиной парой слов за ужином – да и редко они были, ужины всей семьей. Зато нередкой была ругань, которую устраивали родители за плотно закрытыми дверьми зала… Как будто эти хлипкие картонные преграды не пропускали звуки! А время от времени Кристине и вовсе казалось, что она видит в глазах отца удивление, когда они встречаются на кухне или в коридоре их тесной двушки, – словно он забывал, что у него есть дочь.
Зато про сына отец всегда помнил! Но Кристина с этим уже давно смирилась. С тех пор как родился брат, ей, как старшей, забота доставалась по остаточному принципу. А поскольку брат родился особенным, эти остатки представляли собой лишь жалкие крохи родительского внимания.
Нет, поделиться с родителями вообще не вариант. И так было всегда. Во всяком случае, с рождения Кирюши – точно. Расхожие фразы о том, что твой дом – твоя крепость, твоя семья – надежный тыл, что дом – это место, в которое хочется возвращаться, всегда были для Кристины пустым звуком. Ее дом никогда не был ее крепостью, и она никогда не думала о нем как о месте, где можно укрыться от проблем и получить поддержку и понимание. В лучшем случае здесь можно было на время спрятаться от одних проблем, но только ценой получения других.
Иногда, правда очень редко, Кристине бывало стыдно за свое недовольство. Есть же семьи, где родители беспробудно пьют, бьют своих детей, заставляют их попрошайничать и собирать пустые бутылки на улице, спихивают ненужных им отпрысков в детдом, а в самых страшных случаях подсаживают детей на наркотики, а то и вовсе продают. А у нее полная семья, нормальные родители, оба работают, никто ее и пальцем не тронул, и как ни крути, но о ней заботятся. И ее обида на то, что ей не уделяют больше внимания, просто ничтожна на фоне по-настоящему неблагополучных семей… И все же очень сложно убедить себя в том, что по всем формальным признакам ты должен быть счастлив, когда в глубине души прочно укоренилась уверенность, что тебе чего-то очень не хватает.
Впрочем, не хватало не только в семье, но и вообще в жизни. Тех же подруг. Будь у Кристины друзья, какими-то проблемами она могла бы поделиться с ними. Но подруг не было. Почему? Об этом задумываться не хотелось, уж очень неутешительные напрашивались выводы.
Какие еще варианты? Школьный психолог? Не уж, увольте, этой Анне Дмитриевне и самой психолог не помешает; молоденькая тусклая психологиня была классическим образцом тех, кто идет на психологический не для того, чтобы научиться решать чужие проблемы, а чтобы разобраться со своими. И с ними психологиня, похоже, пока так и не справилась.
Что еще? Антидепрессанты? Но их, наверное, не продадут без рецепта. Да и можно ли назвать происходящее с ней депрессией?
Психотерапевт в больнице? Ни за что на свете! Сколько в их дыре психотерапевтов? Один? Два? Можно не сомневаться: стоит только к нему сунуться – и в школе об этом узнают уже на следующий день. И привет, клеймо «психбольная». Две Ольги, некоронованные королевы класса, и без того зло подшучивают, что Кристина точно ку-ку, раз она так нелепо одевается и красит волосы в такой странный цвет, к тому же у нее брат-идиот, а психические расстройства – это ведь семейное и наследственное, да?
Нет, придется как-то справляться самостоятельно, без посторонней помощи. Например, просто не обращать внимания на эти странные видения, и они наверняка сами собой пропадут. Должны пропасть!
– Кристин, подожди! – позвал Кирюша, торопливо запихивая учебники в рюкзак. – Я хочу с тобой!
– Не маленький, сам дойдешь, – огрызнулась Кристина. Не собиралась она вести его в школу! Она не хотела, чтобы их лишний раз видели вместе. Нет, конечно, все и так знали, что Кирюша – ее брат, и все же Кристина старалась не показываться с ним на людях.
– Ну Кристин! Ну пожалуйста!
– Не ной! Будешь ныть, не приду после физры, понял?
Кирюша замолчал – резко, словно его выключили.
Кристина на прощание с вызовом взглянула на зеркало – а ну-ка, давай, посмей только показаться! Из рамки на нее послушно взглянуло ее собственное отражение. Кристина удовлетворенно кивнула и вышла из комнаты.
Отражение Кристины тоже пропало, а затем снова появилось, уже аккуратно причесанное, в розовой рубашке, и посмотрело вслед Кристине. Затем встретилось взглядом с Кирюшей, который смотрел на него во все глаза, улыбнулось и помахало ему рукой. Кирюша вздрогнул, моргнул и отвел взгляд.
* * *
Кристина торопливо натягивала кеды, надеясь улизнуть из дома прежде, чем ей что-то поручит мама или ее нагонит прилипчивый младший брат.
– Кристи-ин!
Кристина с досадой закатила глаза. Не успела! Мамино «Кристи-ин!» не предвещало ничего хорошего. Если мама звала с такой интонацией, это означало одно из двух: собирается или за что-то отругать, или нагрузить каким-то неприятным занятием.
– Совсем забыла. У отца два билета в цирк…
– Откуда?
– На работе вроде кто-то дал.
– Я не про то. Откуда в нашей дыре цирк?
– Так это странствующий цирк. Как такие называют? Шапито? С гастролями. В общем, представление сегодня вечером в семь. Сходишь с Кирюшей.
– Нет! – категорически отрезала Кристина. Ни за что! Только цирка ей еще и не хватало. Если только кто-то ее там увидит, то насмешкам не будет конца и края!
– Отец задержится на работе, а я во вторую смену. Больше с ним идти некому.
– Значит, обойдется без цирка.
– Кристина! – повысила голос мать. – Кирюша очень обрадовался, когда узнал. Он никогда не был в цирке.
– А нечего было обещать, если ты не знала наверняка, получится ли его туда сводить.
– Ты же знаешь, как важно для Кирюши быть среди людей и получать новые впечатления! – попыталась увещевать мать. – Обычно он очень не любит людные места, а тут даже сам захотел пойти!
– Рада за него, – буркнула Кристина.
– Нужно с ним ходить. Это очень важно для его развития!
– Вам нужно – вы и развивайте.
– Что значит «вам»? – возмутилась мама. – Кирюша твой брат!
– Я брата не просила. Тем более такого… дефективного.
Последние звуки еще не успели раствориться в воздухе, когда Кристина пожалела о сказанном. Конечно же, родители тоже не выбирали такого ребенка. Каждый хочет, чтобы его дети были здоровы.
В глубине души Кристина понимала, что нужно извиниться, но сама мысль об этом заставляла все внутри восставать в протесте. Признавать свою неправоту было очень неприятно! Проще сделать вид, что ничего не говорила. Или притвориться, что ты не считаешь, будто сделала что-то не так.
Мама побелела и плотно сжала губы. Но она не успела ничего сказать, потому что от дверей спальни раздался голос Кирюши:
– Я не дефективный.
Слова повисли в тишине.
– Хватит, – тихо и как-то очень устало сказала мама, глядя на Кристину. – Сегодня ты ведешь Кирюшу в цирк – и точка!
Если бы не чувство вины, которое Кристина все же чувствовала в глубине души, она бы отказалась. Но пришлось промолчать. Этакий бартер: поход в цирк в обмен на то, чтобы не извиняться.
«Не слишком-то выгодная сделка», – подумала Кристина, выходя из подъезда. Металлическая дверь захлопнулась позади с каким-то особенно громким лязгом и зловещим стоном. «Словно дверь склепа», – поежилась Кристина и тут же себя выругала за впечатлительность. Откуда ей вообще знать, как хлопают двери склепов, она же ни в одном не была!
– Кристин! Подожди! Я с тобой!
Металлическая дверь снова хлопнула – на этот раз совершенно нормально, без всяких зловещих стонов и скрипов, пропуская Кирюшу. Брат быстро нагнал Кристину, взял за руку и с довольным видом зашагал рядом. На лице сияла счастливая улыбка.
Кристина никогда не понимала, почему Кирюша постоянно таскался за ней хвостом, хотя она не давала себе труда скрывать, что брат ужасно ее раздражает. Эта его щенячья привязанность не умиляла, а бесила.
– Мы пойдем сегодня в цирк, да? – спросил Кирюша.
– Похоже на то, – буркнула Кристина и вырвала у него руку.
– Я очень рад, – серьезно сказал Кирюша и снова взял сестру за руку. На этот раз она не стала ее вырывать.
– Так хочешь в цирк? – хмыкнула Кристина.
– Нет. Так хочу с тобой.
* * *
Фьор проснулся оттого, что старый автобус хорошенько тряхнуло на ухабе. Глянул за серую хмарь за окном – еще утро, и они еще не доехали, повернулся на другой бок и попытался заснуть, но понял, что остатки сна неумолимо рассеиваются в воздухе.
С завистью покосился на соседей. Ковбой мерно похрапывал, Вит спал как убитый, никакие кочки и ухабы их не беспокоили. То ли такой крепкий сон, то ли они просто колесят намного дольше него и выработали привычку.
Сев на постели, Фьор первым делом прищелкнул пальцами, и в них появился язычок огня. Он погасил его, сжав кулак, а затем снова щелкнул. И снова погасил. И снова зажег.
Выглянул в окно: не видно ли уже городка, где им предстоит выступать? Названия Фьор не запомнил – да и зачем? Одно представление – и снова в путь. Этот безликий, безымянный городок наверняка ничем не отличается от десятков других, в которых он уже побывал.
Мерно шуршали шины по асфальту, негромко, привычно рычал мотор, тихонько дребезжало что-то в хвосте автобуса. Привычные, знакомые звуки, в которые Фьор обычно не вслушивался. Но сегодня что-то было не так, и он пытался понять, что именно. Какая-то неуловимая, новая нотка, природу которой он никак не мог определить. Фьор погасил огонек, чтобы не отвлекаться, и полностью сосредоточился на слухе. Но чем старательнее он вслушивался, тем все более непонятной становилась эта нота.
Впереди, на горизонте, появились крошечные силуэты домов – окраина города. И таинственный звук стал обретать силу. Сейчас он походил на эхо короткого крика. Это эхо металось, отскакивая от невидимых стен, каждый раз меняясь. Казалось, стоит только прислушаться чуть внимательнее – и получится разобрать слово.
Фьор так старался, что заломило в висках. Неуловимое эхо дразнило, но в слово так и не превратилось. Однако когда автобус въехал на окраину города и с обеих сторон потянулись унылые серые дома, кожа вдруг покрылась мурашками, как от холода, а таинственный звук внезапно обрел четкий смысл.
Это был… зов. Да, за неимением лучших слов «зов», пожалуй, оказался самым близким определением этого странного звука.
Фьор понятия не имел, кто его звал, куда и зачем. Но откуда-то точно знал, что зов послан за ним, и сопротивляться ему не было сил. Он должен выйти в этом безымянном городе и найти того, кто его зовет.
Щелчок пальцев – и в них снова появился язычок огня.
* * *
Афиши цирка были повсюду: на остановках и на столбах, на заборах и на автобусах. Кристина недоумевала, как это она пропустила. Неужели настолько ушла в себя, что не замечала этой аляпистой навязчивой рекламы?
Мимо проехал, чихнув облаком дыма из выхлопной трубы, автобус. На боку, от крыши до колес, красовался огромный рекламный плакат с гимнастами, клоунами и жонглерами и надписью неожиданно строгими белыми буквами «Цирк “Колизи-он”». Кристина фыркнула, увидев это название. Какое претенциозное имечко для цирка! Тем более для шапито. Даже само слово «шапито» казалось Кристине каким-то дурацким и вызывало ассоциацию с чем-то несерьезным, беспорядочным и любительским. И вот туда ей придется сегодня идти? Ох…
Рядом с надписью «Колизион» улыбалось клоунское лицо. Точнее, Кристине сначала показалось, что оно улыбалось, потому что тонкие красные губы растягивались на белом, как у Пьеро, лице. Но клоун не выглядел веселым. На выбеленном лице не было ни обведенного широкими полосами рта, ни ярко подведенных глаз, ни смешного шарика на носу. Только тонкая красная линия губ, аккуратная красная точка на кончике носа и две черные точки под глазами, которые придавали взгляду клоуна неожиданно серьезный и усталый вид. Будь у него хотя бы яркая рыжая или желтая копна! Но нет, лысую голову венчал пучок пушистых бесцветных волос.
Автобус проехал мимо, и невольно проводившая его взглядом Кристина вздрогнула; ей показалось, что глаза у белого клоуна живые и что они следят за ней. Кристина поежилась. Только клоунов ей еще недоставало! Хватит с нее чужого отражения и замогильно лязгающих дверей подъезда.
Кристина бросила нервный взгляд на уезжающий автобус – просто чтобы убедиться, что, конечно же, никакие у клоуна не живые глаза, – и почувствовала, как земля уходит из-под ног. У заднего стекла автобуса стояла другая Кристина и смотрела прямо на нее, в упор. Та самая Кристина, с аккуратным хвостиком и в мерзкой девчачье-розовой рубашке, которая так хорошо смотрелась бы на обновленной фотографии в ее профиле в соцсетях.
Вид на заднее окно перекрыла невесть откуда взявшаяся пожарная машина; она мигала всеми огнями и оглушительно выла, а вдалеке слышался вой других.
Пожарная машина проехала, и Кристина тут же отыскала взглядом автобус. Он заворачивал за угол. Конечно же, глаза клоуна за ней не следили, и никого около заднего стекла не было.
А затем мимо Кристины медленно проехал автомобиль, от вида которого у нее захватило дух. Старинный, роскошный, словно из времен черно-белых фильмов и джаза, черный, с яркими хромовыми деталями, тонированными окнами и множеством круглых фар разных размеров. Когда это чудо автомобильного производства поравнялось с Кристиной, стекло пассажирского сиденья слегка приспустилось, и в образовавшуюся щель выскользнуло несколько листов бумаги. Их тут же подхватил ветер, разнес по дороге. Один лист швырнул прямо
Кристине под ноги. Она наклонилась, подняла бумагу и перевернула. Это была цирковая афиша, с которой на нее смотрел белый клоун. Тот самый, с автобуса.
