Звук шагов в порывах ветра. Книга четвёртая.

Глава 1

В дверь тихо поскребли, затем ещё раз и ещё. Минут через пять послышался скулёж.

– Ну, иду-иду, – сонно отозвалась Мира, села на кровати, одним глазом посмотрела на часы, находящиеся на прикроватной тумбочке. – Ох, ты! – поняла, что погулять с Беней толком и не удастся, только быстро его вывести и обратно. В противном случае они не успеют в аэропорт.

– Димка-а-а! – Мира дёрнула одеяло. – Вставай! – крикнула уже у двери спальни. Беня от нетерпения подпрыгивал и визжал. Мира, вовремя и плотно закрыв дверь, не пустила пуделя в спальню.

Данилевский что-то пробурчал, продолжая спать, повернулся на бок, подоткнул под себя одеяло. Вообще-то рано вставать в законный выходной – просто преступление.

Мира вышла во двор.

– Бенджамин, у тебя ровно семь минут, – сказала она псу, тот, словно поняв хозяйку, радостно закивал и весьма резво смылся в конец двора за большой кустарник.

Мирослава подняла голову к небу. А воскресное утро в столице было чудесным. В летнем мегаполисе, привыкшем ложиться спать весьма поздно, раннее утро казалось особенно прекрасным – тихим, безмятежным. Ни шума автомобилей, ни спешащих прохожих. Только залиты солнцем окна да мигают светофоры. Такая кротость, правда, ненадолго. Вот уже проскочили первые две иномарки. Вслед за ними, прибивая летнюю пыль, заработала поливальная машина.

– Данилевский, ты ещё в постели? – Мира появилась в спальне с зубной щеткой в руках, пудель поел и теперь возил пустую миску по полу. Ему всегда казалось, что еды дают слишком мало. – Беня, хватит греметь миской, а тебе, драгоценный мой муж – хватит спать! – она схватила одеяло и откинула его в сторону. Дима открыл глаза, посмотрел на жену.

– Ты особенно красива в зубной пасте, – улыбнулся. – Иди ко мне.

– Ты меня не слышал? – возмутилась Мира. – Посмотри на часы. Если через десять минут мы не выйдем из дома, то не успеем встретить наших. До аэропорта ехать и ехать. А ты всё ещё в кровати. Меня удивляет твоё легкомыслие, – она, проигнорировав протянутую мужем руку, покачала головой и ушла.

– Встаю-встаю, – Дима спрыгнул с кровати, через секунду был уже в ванной комнате. – Я быстро, – сказал это уже из душевой кабинки. Тут же высунулся из неё, – могла бы и поцеловать. – В этот момент в ванную комнату сунулась собачья голова.

– Кого поцеловать? – уточнила Мира и кивнула в сторону собаки.

– Обоих, – засмеялся Данилевский. – Хотя, нет, только меня. Я красивее и чистоплотнее. Беня, кыш отсюда, – крикнул он, голова пса тут же исчезла.

– Это спорное утверждение, – Мира собрала на затылке в хвост свои длинные пушистые волосы, перетянула их резинкой, посмотрела на мужа – он бодро растирался полотенцем.

– Это аксиома, – Дима отбросил полотенце в сторону и притянул Миру к себе. Поцеловал в губы, сначала едва касаясь, затем страстно.

– Э-э, что ты надумал? – возмутилась она, почувствовав его возбуждение, но на поцелуй ответила.

Из дома выскочили оба раскрасневшиеся и на полчаса позже, чем планировали. Данилевский надел очки, пристегнулся, быстро выкатил автомобиль со двора.

– Дим, не гони так, – Мира тревожно смотрела на дорогу.

– Мы основательно опаздываем, – он обогнал сразу два автомобиля.

– Во-первых, не надо было так долго спать, я тебе говорила вставать, – Мира посмотрела на мужа.

– А во-вторых? – он хитро прищурился и растянул губы в многозначительной улыбке.

– А во-вторых, смотри на дорогу, – Мира показала ему язык. Прошло два с половиной года, как они поженились. За всё это время они ни разу не поссорились, точнее, с Данилевским это просто не получалось. Он был невероятно терпелив и спокоен, спорные вопросы решал мудро и рассудительно, к капризам Миры относился с пониманием или с иронией. Несдержанность его проявлялась лишь в одном – он всегда желал свою жену, по-мальчишески её поддразнивал и подтрунивал.

– Так я смотрю, – пожал плечами и опять улыбнулся. Нашёл руку Миры и быстро поцеловал её в ладонь.

В аэропорт всё-таки опоздали, Всеволод с супругой уже ждали их с багажом. Как назло, рейс не задержали, и самолет прилетел вовремя. Всеволод увидел брата первым, поднял на лоб тёмные очки.

– Мамочка, – крикнула Мира и побежала. Она не видела маму почти два года, с того момента, как та вышла замуж за Севу и тот новоиспечённую жену почти сразу увёз за границу. На реабилитацию. На самом деле, причина была не только в этом. Всеволод понимал, какова будет реакция их с Димкой матери на такое известие – его женитьбу на матери Мирославы. Рано или поздно она, конечно, узнает. Но пусть будет поздно, как можно позднее. Она так и не смирилась с браком младшего сына, а выбор старшего – Сева и думать об этом не хотел. Поэтому отъезд был поспешным и надолго.

Мать и дочь обнялись. Затем Дима обнял тёщу и невестку в одном лице. Как только Сева женился, они на эту тему сразу начали шутить. Анна Андреевна попросила зятя и дальше называть ее «мамой Аней».

– Всё смешалось в доме Облонских, – пошутил Всеволод, легонько щёлкнул Миру по носу. – Ну, привет, наши дорогие! Наконец-то, мы вернулись в Россию, – обвёл взглядом толпу спешащих людей.

– Давайте ваши чемоданы, – Дима взял из их рук багаж и покатил к выходу. Всеволод поправил большую сумку на плече, улыбнулся жене и пропустил её и Миру вперёд.

– Старичок, ты сменил машину? – удивился Всеволод, садясь на переднее сиденье новенького Нисана. Анна Андреевна и Мирослава сели сзади и оживлённо болтали.

– Да, сменил, кстати, взял не за баснословную цену, – Дима посмотрел в зеркало заднего вида, отъезжать стал аккуратно. – Попалось хорошее предложение, я им воспользовался.

– Молодец, твоя практичность меня радует, – одобрил старший брат, но в следующий момент нахмурился.

– Сев, что-то не так? – Дима моментально заметил перемену в настроении брата. – Прости, что мы опоздали в аэропорт. Мы проспали, да ещё Беню надо было вывести на улицу, он ждать не станет.

– Всё хорошо, Димка, мы не в обиде. Я думаю о другом, – он внимательно посмотрел на брата.

– Ты переживаешь, что вы вернулись? Это из-за матери, да?

Глава 2

Николай стоял в «пробке» уже час. Любые направления из столицы в область были максимально загружены транспортом. Особенно вечер пятницы. Москвичи изо всех уже после полудня стремились покинуть душный и так надоевший за неделю мегаполис. Отправлялись на дачи и в деревни. В этом году семейство Фертовских тоже на лето переселилось на дачу. Отец, наконец, созрел и принял решение отремонтировать когда-то родовое поместье.

Начало лета выдалось тёплым, а потом – к началу июля – и вовсе установилась жара. Недалеко от усадьбы протекала речка, один из берегов которой использовали как пляж. На дереве рядом даже висела «тарзанка», с которой местные мальчишки, раскачиваясь, прыгали в воду. Одним словом, летняя идиллия.

Дом привели в порядок, сделали в нём детскую. Во дворе поставили песочницу и качели, борьба за которые между Сашей и Ванечкой разыгралась нешуточная. Саша с малолетства обожала качели, а тут появился конкурент. Самое забавное, что этому конкуренту было почти два с половиной года, и он считался её родным дядей. Это обстоятельство никак не укладывалось в голове восьмилетней Саши, поэтому Ваню она считала не иначе, как братиком. В городе они виделись не так часто – Александра теперь ходила в школу. А здесь, на даче, поселились в одной комнате, куда поставили ещё и кровать для Саши. В первый же день Иван провёл ревизию среди вещей и игрушек Саши, отчего получил шлепок по мягкому месту. Он нацелился было зареветь, однако родственница заявила с таким выражением лица «фу, ну зареви ещё как девчонка!», что он передумал.

Потом была борьба за качели – визги, вопли и даже укус за ухо. Надя умоляла дочь уступить Ванечке, ведь он же маленький. Саша уступила, но надулась. Владимир Григорьевич принял Соломоново решение – повесил вторые качели. Для внучки. Но Иван хотел качаться именно на тех качелях, где сидела Саша. В один прекрасный день они вдвоём втиснулись в одни качели и, обнявшись, так и качались. Больше за этот предмет не ссорились.

Николай закурил, опустил до конца стекло автомобиля, продвинулся по шоссе ещё на несколько километров. Когда же он, наконец, доедет до дачи? Надя уже звонила дважды. Телефон опять ожил.

– Николя, привет, братишка! – послышалось на том конце.

– Привет, Вадим, – Николай погасил сигарету. В своём ряду автомобилей продвинулся ещё на несколько метров.

– Как дела? Чем ты занят? – они давно не созванивались. Закрутились все в своих заботах – у Зориных прошлой зимой родилась дочка. Вика полностью посвятила себя материнству, Вадим, кроме основной работы, устроился преподавать ещё в одном ВУЗе.

– Еду на дачу к отцу, – сообщил Николай, – там всё семейство активно проводит лето. Надя вот уже неделю как в отпуске. Я, как только предоставляется возможность, еду туда, очень скучаю по ним. А вообще, надела работа, тоже хочется в отпуск, – он вздохнул.

– Если честно, я тоже устал, – признался Вадим. – С тех пор, как мы все вместе отдыхали на Кипре, у меня отпуска больше не было. Хорошо, что хоть летом не надо преподавать. Зато работы море. Кстати, мы сейчас тоже в дороге, едем в Беляниново. Вика тебе привет передаёт, – он повернулся к жене, та что-то искала в телефоне, а дочь в своём кресле на заднем сидении спала. Уснула недавно, то пела, что-то лопотала. Неугомонная.

– Спасибо, ей тоже привет. Давно вас не видел, – улыбнулся Николай.

– Так приезжайте к нам в Беляниново, – предложил Вадим. – Для разнообразия погостите и на нашей даче. Июль только начался, самый разгар лета. У нас тоже есть, где купаться, есть лес. Да что я тебе рассказываю, ты сам всё знаешь. Именно в Беляниново круто поменялась и твоя, и моя жизнь.

– Это верно, – согласился Николай. – Ладно, приглашение принято, мы с Надей обсудим и, скорей всего, навестим вас.

– Не скорей всего, а приезжайте, будем вам очень рады, – сказал Вадим, увидел впереди табличку-указатель, осталось ехать совсем немного.

– Договорились, приедем, – пообещал Николай, посмотрел на часы. Хотя бы вернуться засветло.

Через полчаса поток машин заметно уменьшился, часть из них свернула на грунтовые дороги, кто куда. Фертовский прибавил газу.

– Ура! – Саша первой увидела автомобиль отца, выскочила из дома. – Папочка приехал!

– Ула! – заорал Ваня, выскакивая за ней. – Ника плиехал!

Так он называл старшего брата.

Николаю, казалось бы, не склонному к сентиментальности, каждый раз безумно нравился этот момент, когда входишь в дом, а твой ребёнок бежит навстречу с радостными возгласами и обнимает тебя за ноги.

Он, вспомнив о сыне, тяжело вздохнул. За то время, что прошло после их последней встречи, о Володе никто из семьи ничего не слышал. Николай теперь уже стал сомневаться – его ли видел тогда на Кипре и видел ли вообще? Турчанинов в первое время созванивался с Вадимом и сообщал, что Бику дали срок, тот, кто свёл его с Володей, исчез бесследно. О гарнитуре тоже никаких известий. В общем, цепочка оборвалась. Хотя… Николай именно сегодня был уже неуверен – оборвалась ли…

Он, пока всем семейством ужинали на веранде, бросал на отца многозначительные взгляды. Удастся ли им сегодня поговорить наедине? И хотя отец за прошедший период не только не постарел внешне и не сдал своих позиций, ведь у него родился ребёнок, теперь надо изо всех сил сохранить долголетие, Николай не был уверен, что новость, которую он сообщит, не расстроит его, не отразится на здоровье. Но промолчать – тоже не годится. Тем более они с некоторых пор условились: по возможности ничего не скрывать друг от друга, хватит уже тайн. От них одни проблемы.

По центру стола важно пыхтел самовар, хозяин дома то и дело подливал домочадцам чай, пахнущий мятой и чабрецом. Саша хрустела маковыми сушками, прижималась к отцу – соскучилась. Надя принесла тонко нарезанные дольки лимона, одну из них положила в чашку свёкру. Маша внимательно следила за Ваняткой. Он периодически тянулся за конфетами в вазочке, которую Маша отодвигала всё дальше и дальше от сына. Ваня пыхтел и не оставлял попыток достать такие желанные, но запретные конфеты. Заметив, что Саша сняла со своего куска торта верхний слой – глазурь, и не съела её, а оставила в блюдце, он подошёл к ней и, тыкнув пальцем в блюдечко, спросил:

– Почему ти не ешь?

– Не люблю, – пояснила Саша.

– А я юбью, – он состроил смешную гримасу, подтянув верхнюю губу к носу.

Сидящие за столом расхохотались.

Через несколько минут Маша, несмотря на протесты, увела сына спать. Саша ещё полчасика попросилась посидеть возле отца. Николаю хотелось и с отцом поговорить, и побыть с дочерью. Вскоре Саша стала клевать носом прямо за столом. Николай подхватил её на руки и отнёс в детскую. Там Ванятка видел уже пятый сон.

– Надюш, – обратился Николай к жене, – мы с отцом посидим ещё на веранде, хорошо?

– Конечно, родной, – она кивнула, – я почти всю посуду убрала со стола.

– Не волнуйся, оставшееся я сам уберу, – Николай обнял жену и поцеловал в макушку.

– Пап, – он сел напротив отца, тот глотнув остатки остывшего чая, задумчиво смотрел вдаль.

– Сынок, – Владимир Григорьевич не дал ему договорить, – я вот что думаю: а не пойти ли нам завтра с тобой на рыбалку? Рано утром посидим за удочками, расслабимся.

– Хорошая идея, – тут же согласился Николай. А сам подумал, что как раз там и поговорит с отцом.

Глава 3

– Как же хорошо дома, – Анна первой вошла в квартиру. Всеволод следом нёс чемоданы, – вы с Димой правильно сделали, что в своё время не сильно изменили дизайн квартиры, – она повернулась к супругу, – я так люблю всё, что есть в этом доме. Я к нему привязана из-за того, что слишком много времени в нём провела, – она умолкла.

– Аннушка, – Всеволод прижал жену к себе – такую маленькую, хрупкую. Пока они были за границей, она ещё больше похудела, врачи посоветовали. Меньше нагрузки на ноги. – Я всё думаю: как я раньше жил без тебя, мой светлый человек.

– Сева, ну что ты, – она подняла голову и смущённо посмотрела в глаза мужа.

– Это правда, – он ещё крепче прижал её к себе. Опять вспомнив о матери, нахмурился. Пока были в Европе, словно на другой планете, старался не думать о том, что может ждать его на Родине. И получалось. Несмотря на некоторые трудности в лечении и реабилитации Анны, Всеволод понял – это было самое счастливое время в его жизни. А что теперь… Он же не маленький мальчик, чтобы бояться собственной матери, её реакции на его поступки и его выбор. Да и материально он давно уже не зависим от неё. Но почему, как только он ступил на родную землю, в душе поселилась тревога? Потому что его собственная мать не просто богатая надменная особа, но и от неё не знаешь, чего ожидать. Она абсолютно непредсказуема. И способна на многое. Когда-то Димка так и сказал, Всеволод отмахнулся, а теперь и сам был склонен так думать. Хотя, живут же они с Мирой, и уже третий год, матери не удалось помешать им, не разрушить их брак. Но суть в том, что Мира всё-таки молодая и здоровая. А вот Аня… Она не просто старше Всеволода, она – мать Мирославы. Всё сложно и всё просто, потому что они счастливы. Но мать этого не поймёт. Никогда. Он опять вздохнул.

Несмотря на усталость от перелёта, Всеволод ночью никак не мог уснуть. Он бесшумно поднялся с кровати, вышел на балкон. Ночь была тёплой, хорошая июльская ночь со звёздным небом, безветрием и едва слышным вдалеке пролетающим транспортом. Старый двор, где всё ещё сидели на лавочках, провожая взглядами прохожих, обсуждали новости, ругая правительство, эстраду и молодёжь. Всеволод уступил жене, согласившись жить в её квартире, понимая, как ей важно остаться именно здесь. По крайней мере, пока. А ещё он подумал о том, что мать по его адресу быстрее обнаружит то, что старший сын постарался скрыть от неё. Да, он ничего не сказал матери о том, что женился. Лишь вскользь упомянул о том, что уезжает в Европу на долгий срок – новый проект, новые перспективы. И всё. Чуткая Аня никогда его не спрашивала по поводу матери. Эта тема была под негласным запретом.

– Эй, мужик, – раздался голос со двора, – не спится? Выпить хочешь?

Всеволод пригляделся, на детской карусели сидел тощий мужичок бомжеватого вида. Данилевский ещё пока не знал всех обитателей дома и двора.

– У меня есть, – тот вытащил из-за пазухи чекушку. – Только с закуской сложнее.

Всеволод озадачился: никогда в жизни не пил с бомжами да ещё во дворе дома. Ладно, чего уж там, всё равно спать совсем не хочется. Он натянул футболку, шорты и вышел во двор. Когда достал из пакета бутылку коньяка, бомж присвистнул.

– Ого! Никогда такой штуки не пил, – стал разглядывать бутылку в свете фонаря.

– Верю, – Всеволод усмехнулся, Монтобер не всем по карману.

– Это даже закусывать жалко, – мужичок понюхал содержимое бутылки. С сомнением посмотрел на своего нового приятеля.

– Наливай, что на него смотреть теперь, – Всеволод протянул стакан, который в последний момент прихватил из дома.

– Видать, тебе лихо, раз пьёшь с такими как я, – прозорливо изрёк мужичок и налил себе первому. Облизнулся.

– Давай вот только без этого? Не склонен я откровенничать и, уж тем более, исповедоваться, ладно? – пресёк его Всеволод.

– Без вопросов, начальник, как скажешь, – быстро согласился мужичок. – Будем здоровы! – выдал тост и заглотнул коньяк. – От ведь дрянь, какая, – вынес вердикт, когда опустошил свой пластиковый стакан.

– Так уж и дрянь, коньяк элитный, между прочим, – возразил Всеволод и опрокинул свой стакан. – И, правда, ничего особенного. Пьётся тяжело, рот обжигает. «Non omne quod nitet aurum est» – не всё то золото, что блестит. Пойду я, а? – он посмотрел на бутылку, перехватил просящий взгляд мужика. – Не переживай, коньяк тебе оставлю. Не напивайся только до упаду. Алкоголь облегчения не приносит и проблем не решает.

– Зато позволяет забыться, – возразил бомжик и прижал бутылку к себе.

– Иллюзии, друг, сплошные иллюзии, – с этими словами Всеволод отправился домой. Как ни странно, но после ночного похода во двор и стакана коньяка, он уснул довольно быстро.

Всеволод вышел на работу, окунулся в привычный водоворот дел, людей, событий и забыл о своих тревогах. Он каждое утро покидал старый район на окраине Москвы, целовал перед уходом жену, а вечером возвращался туда с каким-то особым удовольствием. Периодически к нему в офис забегал младший брат, и они вместе обедали.

– Я была уверена, что воспитала тебя правильно, – на пороге его кабинета внезапно появилась Фаина Витальевна, за её спиной секретарша ему делала знаки руками. Всё понятно – маму не остановит никто.

– Доброе утро, мама, во-первых, – Всеволод поднялся со своего места и пошёл ей навстречу, – а во-вторых, поясни мне, пожалуйста, свои претензии, – он жестом предложил ей сесть.

– Изволь, – она пожала плечами, села на краешек стула.

– Кофе, чай? – Всеволод переглянулся с секретаршей.

– Ничего не надо, – отчеканила Фаина Витальевна.

– Ну, нет так нет, – он опустился в кресло, – я внимательно тебя слушаю, – сцепил пальцы в замок. Поймал себя на том, что никогда раньше не испытывал такой нервозности в присутствии матери.

– Это я тебя слушаю, Всеволод, – она сдвинула брови. – Ты ничего не хочешь мне сообщить?

«Неужели успела узнать об Анне?!» – мелькнуло в его голове. Начинается.

– А что я должен тебе сообщить? – он напрягся ещё больше.

– Не догадываешься? – она уставилась на него взглядом-рентгеном.

– Нет. А что?

– Ты вернулся из-за границы и ни разу не позвонил мне! Два утра подряд я заезжала к тебе на квартиру, и мне никто не открыл.

– Дело в том, мама, – он не смог сдержать выдоха облегчения, – что я живу не у себя.

– Вот как? – она удивлённо приподняла брови. – И где же, могу я узнать?

– Да, я переехал к … Димке. Временно, – нашёлся он.

– По какой причине?

– Ремонт, у меня в квартире начался капремонт.

– Ты мог бы переехать ко мне, – сказала она.

– Не мог, – быстро ответил он, – ну то есть, зачем мне тебя стеснять, мама?

– Да, в таком доме ты бы меня, конечно, стеснил, – иронично заметила Фаина Витальевна, – у твоего брата куда «больше» квартира. Да ещё там живёт его девка.

– Мама, Мирослава не девка, а его жена. Они любят друг друга, пойми, наконец.

– Я понимаю лишь одно: твой брат, женившись на этой особе, сделал огромную ошибку. Хорошо, что хотя бы ты меня не разочаровываешь. Ты – моя гордость, – она улыбнулась, посмотрела на сына. Высокий статный, да и лицом красив, в плане внешних данных перенял лучшее от неё и своего отца. А уж ум и хватку от неё – слава Богу. Вот только с личной жизнью как-то не получилось. Ну да ладно, это поправимо.

Всеволод посмотрел на мать – она выглядела довольной. Что ж, пока бурю удалось миновать. А дальше – посмотрим.

Глава 4

– Коля, сынок, – в открытом окне появился Владимир Григорьевич, – вставай, пора, скоро рассветёт. Только тихо, чтобы не перебудить весь дом, особенно Ванятку. А то этот пострелёнок увяжется за нами, – добавил уже тише. – Червяков я уже накопал.

– Иду, пап, – Николай закряхтел, вставать особо не хотелось. Уж очень рано, сейчас бы понежиться в тёплой постели, жену обнять. А, ладно. Рыбалка – дело хорошее.

Николай вышел на кухню, отец был уже там и собрал рюкзак. Удочки стояли у двери.

– Бери ведро и удочки, надень сапоги, вот они – за дверью, – скомандовал он. – Так что же я забыл? – он остановился посреди кухни, хлопнул себя по лбу. – Бутылка воды! Всё, кажется, остальное взял. Выходим!

Они бесшумно вышли из дома, прошли к воротам, оглянулись.

– Кто бы мог подумать, что на старости лет у меня появится ещё сын? – улыбнулся в усы Владимир Григорьевич, теперь уж можно было разговаривать в полный голос. На даче он перестал бриться, щёки покрыла лёгкая щетина, однако она ничуть не прибавила ему возраста. Наверное, потому что он, наконец, жил с собой в гармонии. – Увы, но с тобой я не оценил этого счастья в должной мере, – он сделал паузу, – ты уж прости своего старика, сынок?

– Пап, всё нормально, не переживай, – успокоил его старший сын. – Ваня – наша общая радость.

Они сошли с шоссе и свернули на грунтовую дорогу, а потом и вовсе на тропинку. Когда вышли на луг, туман стал рассеиваться, а воздух заиграл множеством золотистых и красных потоков. Солнце всходило. Всё вдруг проснулось, зашевелилось, заговорило. Трава была всё ещё седой от росы.

Путники спустились к реке, нашли удобное для клёва место и стали располагаться. Николай помогал отцу и одновременно наблюдал за ним. Никогда он не видел его таким простым и открытым.

– Ну что, для рыбалки всё готово, – сказал Фертовский-старший, последним этапом наживив червей на удочки для себя и сына. – Вперед! – Николай лишь кивнул.

Он знал, что утренний клёв должен быть безмолвным, ведь рыбалка – это своего рода молитва, уход в себя. Кончится утренний клёв, можно потом и поговорить. А пока… твоя спутница – тишина. Николай поднял голову к небу, – какое же величайшее и одно из самых простых блаженств на свете – вот так сидеть на берегу реки и удить рыбу. Непостижимо и одновременно так прекрасно – почувствовать себя частью природы, не её хозяином, а лишь пользователем, причём благодарным и бережным. Вот тогда она ответит тебе взаимностью.

Над ухом заскулил комар, потом ещё один. Даже это не может нарушить всей той прелести, которую испытываешь, находясь на природе. Ну, по крайней мере, пока их не целый рой. А ещё слышно, исступлённо звенят кузнечики, щебечут птицы – каждая на свой лад, создавая общий оркестр дивной музыки.

А вот и первая рыбка. Поплавок начинает танцевать. Сидишь, напрягаешься, но не дёргаешь, потому что его теребит мелочёвка. И только когда поплавок резко уходит под воду, подсекаешь. И тогда на траве уже бьётся рыбинка.

– Так-так, – воскликнул Фертовский-старший, – с первенцем, сынок, – шутливо поздравил он. – Сейчас у нас азарт пойдёт. Знаю это как никто. Ага, вот и мой поплавок пошёл под воду, – он подсёк, хлоп – на траву приземлилась и его рыбка размером побольше – краснопёрка. – Давай их в ведро.

Через несколько часов наловили столько, что ведро стало почти полным. Вот тут и азарт пошёл на убыль, да и клёв стих. Близился полдень, солнце добросовестно палило на всю округу. Комары от прямых лучей светила попрятались. Владимир Григорьевич сел возле ведра и принялся потрошить рыбу, а Николай всё рыбачил, но уже просто так, не для клёва. Уж очень не хотелось двигаться.

Вдруг откуда-то появились бабочки – целая стая. Размахивая апельсинового цвета крыльями, они сели на удочку Николая. А затем и на него самого. Те, что были у лица, принялись слизывать с него пот, забавно щекоча своими усиками и нежными крыльями. Николай, боясь спугнуть их, старался не шевелиться. Он нечто подобное себе даже представить не мог. А бабочки всё не улетали. Более того, когда отец предложил ему подняться со своего места, а потом вернуться, они опять уселись на его длинную телескопическую удочку и на него самого.

– Пап, такое бывает, наверное, только в раю, – Николай давно не испытывал такого душевного подъёма, такой детской радости.

– Ох, Николя, в этой жизни есть всё: и рай, и ад. Наверное, чтобы мы научились сравнивать и понимать. А ещё беречь. Смотри, какая необыкновенная красота тебя посетила, одарила своим вниманием и даже заботой, это бабочки перламутровки, – сообщил он.

– Вот где истинное богатство чувств, вот где палитра настоящего художника – природы. Да-а-а, папа, я счастлив, – отозвался Николай. Он прошёл вдоль берега реки, которая переливалась миллионами искр на полуденном солнце, неспешно двигалась в своём русле, время от времени тревожа волнами листья кувшинок. Обернулся. – Пап, пожалуй, я искупаюсь, – крикнул, раздеваясь. Вбежал в воду, нырнул. В следующий момент голова его показалась уже почти на середине реки.

Владимир Григорьевич поднялся со своего места, поправил козырек бейсболки, полюбовался картиной, как сын красиво и ловко рассекает речную гладь, как доплыл до противоположного берега, затем повернул обратно, лёг на воду.

– Пап, хорошо-то как! – раздался его голос, он фыркнул, нырнул, подплыл к берегу.

– Не то слово, сынок, – согласился Владимир Григорьевич.

– Не хочешь ко мне присоединиться? – предложил он, всё ещё пребывая в воде.

– Наперегонки? – тот стал раздеваться. – Как раньше?

После того, как Николай намеренно уступил победу отцу, чуть-чуть отстав от него, оба довольные и слегка запыхавшиеся вышли на берег.

Оказалось, что отец, как заправский рыбак, всё подготовил на славу, взяв в поход не только хорошо заваренный благоухающий травами чай, но и приличный шмат сала с тонкой розовой прослойкой, чёрный с тмином хлеб, перья сорванного утром зелёного лука, по паре картофелин в мундире, чуть сморщенных, но вкусных. А ещё с десяток огурцов – маленьких складных, с пупырчатыми боками, таких по-летнему ароматных.

– Ого, даже это? – Николай увидел, как отец достаёт из рюкзака маленькую бутылочку водки.

– Мы понемножку, – отец подмигнул, разлил спиртное по стаканчикам.

– Скажу тост, пап: хочу выпить за всю нашу семью, за то, что мы теперь все вместе и нас так много. За тебя особенно! – сказал Николай.

– Почему за меня особенно? – искренне удивился Владимир Григорьевич.

– Потому что ты как глава рода сумел собрать нас всех, объединить. Да ещё в таком прекрасном доме – нашем родовом гнезде. Понятие семья не просто слово, а наша жизнь. Её уклад. За тебя, папа!

– Спасибо, сынок, – он усмехнулся. – Не думал, что к старости стану таким сентиментальным. Спасибо! – хлопнул сына по плечу. – Будем здоровы!

До конца этого дня Николай так и не решился рассказать отцу о том, что обнаружил на выставке в одном из павильонов столицы.

Глава 5

Василиса проснулась сразу, как только подъехали к Беляниново, сначала хлопала слипшимися от сна ресничками, потом сказала «мама», но плакать не стала, а с любопытством принялась смотреть в окно. Вика вышла из машины первой, взяла дочь за руку и повела в дом, Вадим тем временем поставил машину в гараж, подхватил вещи, внёс их в дом и тут же вышел наружу. Постоял на крыльце, окинул взглядом округу.

Хорошо-то как! Небо было чистым, без единого облачка, отливало такой синевой, что глаза просто отдыхали. Крыши домов блестели от солнца. За несколько лет коттеджный посёлок, тот, что был рядом – разросся, да и в деревне горожане купили несколько домиков и привели их в порядок.

Это хороший признак – обрадовано тогда решил Вадим. Тянуло его на природу, тянуло. Хотя вроде вырос в городе, и жил в нём большую часть времени, а всё равно хотелось из него вырваться, что он и старался сделать при первой же возможности. Сначала Вика удивлялась этому его желанию, затем подтрунивала, а потом и сама влюбилась в Беляниново. В его тихие тёплые вечера, когда можно посидеть на крылечке или на веранде с чашкой чая и просто слушать, как живёт округа, начиная от людей и заканчивая природой. А закат виден на всё небо – от края до края, такой лимонно-розовый. А утром если пораньше встать, то можно услышать тишину – благоговейную, безмятежную.

Летом, если отправишься на реку, то купание доставит истинное наслаждение, потому что вода в реке чистая и прохладная. На дне бьют ключи, а течение уносит даже самые грустные мысли. По крайней мере, так хочется думать.

А ещё можно отправиться в лес, наполненный всевозможными звуками, запахами, ветер здесь будто разговаривает с тобой. Жизнью наполнена каждая травинка, каждая букашка, спешащая по делу. Пахнет нагретая солнцем кора сосны. Пересвистываются птицы, сообщая лесу новости.

Вадим ещё немного постоял на крыльце, вошёл в дом. Виктория кормила дочь и одновременно готовила ужин. Завидев отца, девочка улыбнулась и сказала «тятя». Она отца называла тятей, один раз его в шутку так назвал дедушка, она запомнила. Вадиму нравилось это смешное «тятя».

– Что ты готовишь? – Зорин подошёл к жене, обнял её сзади. – Пахнет вкусно, – легонько поцеловал в шею.

– Ничего особенного, просто тушу картошку, мясо взяла готовое, его лишь надо разогреть, – пояснила Виктория, поправила очки. Посмотрела на супруга, одарив его улыбкой. – Вадимыч, я счастлива, по-настоящему, – призналась и тут же отобрала ложку у Василисы, которая пыталась запихнуть ложку в рот за щёку. Девочка уже поела и просто баловалась. На то, что мама отобрала ложку, Василиса отреагировала мгновенно, крикнув «неть!». Вика пригрозила ей пальцем.

– Мои дорогие, – Вадим усмехнулся и сел за стол. Потёр ладони, снял часы. – Знаешь, я тоже счастлив. Появление Васи, действительно, внесло в нашу жизнь не просто какие-то новые ощущения, что-то более яркое, оно внесло гармонию. И потом – я же до неё не знал, что такое быть отцом. А теперь понимаю – это самое прекрасное, что могло со мной случиться. Наша Васька – настоящее чудо, – теперь он отобрал у дочери свои часы, которую та успела стянуть со стола, и усадил её себе на колени.