Kitobni o'qish: «Живая история»

Если снежинка не растает

Этот Новый год, пожалуй, был самым запоминающимся в моей жизни. Тем более что встречала я его вне дома, хотя мне было всего одиннадцать лет. В четвёртом классе нам дали вожатую, из старшеклассниц. Звали её Ирина, небольшого роста, с волнистыми густыми волосами, длинноносая такая, она слегка шепелявила, но невероятно обаятельная, настолько, что мне она казалась красавицей. Наверное, так и было, потому что Ирина обладала неисчерпаемой добротой, живостью, интересом к нам – малявкам, полным отсутствием высокомерия взрослого человека. Она тратила на нас много своего свободного времени. Особенно мне запомнилась подготовка к празднованию Нового года. Под это дело Ирина смело решила отдать свою трёхкомнатную квартиру, более того, и её родители вполне благосклонно согласились уйти в гости. Но мы не просто собирались вместе, и каждый бы принёс что-то вкусное, должно быть весело и интересно! – так сказала Ирина.

Решено было выучить две песни, которые мы пели хором под аккомпанемент Ирины – она играла на пианино. Собрался хор из пяти девочек, выбрали одну песню из кинофильма «Чародеи», а вторую – «Маленький принц». Ирина разбила вокальные партии, я солировала. Она взяла ноты и стала играть.

Как же это было здорово! Я впервые вот так близко ощутила живую музыку и запела с каким-то особым вдохновением. Оказалось, что у меня музыкальный слух и неплохой голос, Ирина сразу это заметила. Я брала первые ноты обеих песен, затем девочки подхватывали. Репетировали мы как профессионалы, до одурения, наверное, от нас уставало не только пианино, но и все соседи. Получалось всё лучше, однако по ходу репетиций обнаружилось, что у одной из хористок совсем нет музыкального слуха и хуже всего, что у Виктории, а так её звали, не получалось брать высокие ноты, поэтому пела она сипло да ещё громко. Делала Вика это с величайшим старанием, её карие глаза горели от счастья. Песни её захватывали не меньше, чем нас, но чем больше она старалась, тем выходило хуже. Вика выбивалась из хора, более того, сбивала и других девочек, уводя мелодию в сторону.

Ирина попросила Викторию спеть одну, результат не обнадёжил – девочка не слышала мелодии. Вожатая озадачилась, она видела, как Вика хочет петь, как старается, как это важно для неё, может быть, первое в жизни выступление. Решила, что она просто будет петь тише, совсем тихо, но у той и это не получалось. Первый куплет она худо-бедно вытягивала, а затем пела всё громче. Вожатая попросила Вику пока не петь, помолчать, мы запели вчетвером – хорошо получилось, слаженно, ни одной фальшивой ноты, никто не сбился.

– Вика, милая, – обратилась к ней Ирина, – ты хорошо поёшь, только очень громко и низковато. Давай мы с тобой попоем отдельно от всех? Попробуем взять более высокие ноты. А потом ты споёшь с хором, да? Ну, а если не получится, придумаем что-то ещё? А пока послушай девочек.

Вика кивнула и села на диван. Она внимательно слушала, как мы распеваемся, берём высокие ноты, повторяем припевы, машинально открывала рот, но не издавала ни звука, она нам не мешала.

На следующей репетиции Вика опять встала петь в хор, получалось у неё опять плохо, вроде бы и пела тише, но всё равно сбивала всех, мы как по команде фальшивили вслед за ней.

– Виктория, девочка моя, – произнесла Ирина с волнением, – не получается у тебя, ну что же нам делать? И другим трудно становится, – вожатая взяла её за плечи, заглянула в глаза. Только теперь, став взрослым человеком, я понимаю, как непросто было Ирине решиться сказать. Найти слова, подобрать их так, чтобы не обидеть, не унизить, дать понять, что ты не хуже других, что и ты достоин уважения, как личность, как человек. Да, это труд, внутренний душевный такт, но результат того стоит, поверьте. А уж в отношении детей, тем более.

– Я хочу петь, – заморгала Вика.

– А давай ты будешь сидеть среди зрителей и подпевать нам? Ведь это совершенно неважно, где находишься, главное, что ты будешь тоже петь.

– Я хочу быть с вами, – на её глазах выступили слёзы.

– Но ты и будешь с нами, только среди зрителей, – мягко сказала Ирина, – и будешь нам подпевать, и все это поймут.

Виктория опустила голову и тихо сказала «хорошо». Спустя годы я теперь думаю, а может быть, всё-таки Ирине надо было оставить Вику тогда в хоре? Рискнуть? И нам как-то всем приспособиться?

Вспомнился мне в связи с этой историей другой случай. Они перекликаются друг с другом. В этот же учебный год, но весной, в школе я попала в группу девочек, которые должны были выступать на день Победы в Доме офицеров. Очень почётно и торжественно. Нам дали крошечные детские пианино, научили играть песенку «Во саду ли, в огороде». Одели в яркие платьица, повязали платочки, а белые гольфы мы должны были принести из дома. Для меня это оказалось проблемой, в гардеробе не было белых гольф, и почему-то в ближайшее время мама их купить не смогла. На репетиции я ходила в голубых гольфах, замечания никто не делал. Но когда мы пришли в Дом офицеров, перед самым выходом на сцену, одна из женщин, работающих там, дама со строгим лицом и в деловом костюме, буквально выловила меня из толпы, вытащила за плечо и гаркнула:

– Эта на сцену не пойдёт! У неё гольфы голубые, а нужны белые. У всех должны быть белые гольфы! Здесь вам не детский сад, а серьёзное учреждение.

Сопровождающая нас учительница открыла рот, чтобы возразить, это читалось на её лице, но досадливо махнула рукой, спорить не стала, и некогда было – всех, кроме меня, повели на сцену. Я забилась в угол и горько-горько заплакала…

Наверное, Вика ощутила то же самое, когда ей сказали, что она не подходит, только, конечно, в более мягкой форме. Однако факт остается фактом, с нами она не пела.

За три дня до наступления нового года младшая сестра Ирины поссорилась с ней и решила повредничать – она спрятала тетрадь с нотами. Такого от сестры Ира не ожидала и очень расстроилась, переговоры не перешли в примирение и мы остались без нот. Тогда наша вожатая решила играть по памяти, а остальное подобрать на слух. Мы помогали, как могли, и вскоре на нотном стане старой музыкальной тетради заново были нанесены весёлые головки нот. Всё было готово к выступлению. И оно состоялось.

Как же я волновалась!

Собрался весь наш класс, пришло несколько учителей, мы накрыли столы, живая ёлка у окна переливалась радостными огоньками. Двое мальчишек показывали фокусы, девочки читали поздравительные стихотворения, все желали друг другу в наступающем году самого доброго и светлого. Ирина села за пианино, я вышла вперед и запела. Сначала от волнения мой голос чуть дрожал, но потом, подбодренная подпевающими девочками, я пела всё увереннее. Чувствовала, как мелодия меня словно подхватывает на руки и несёт туда, где огромная снежная гора, а на её вершине отбивает последние минуты уходящий год. Вершина подобна циферблату часов, на ней сходятся две стрелки. А я пела о том, что если в моей ладони снежинка не растает, то под бой часов моя мечта сбудется…

Вика беззвучно пела вместе с нами, хотя и сидела в зрительном зале, эта очаровательная кареглазая девочка не обиделась и мудро приняла создавшуюся ситуацию.

А потом были овации и поздравления. Нам даже кричали «браво!», мы кланялись как настоящие артисты и неловко улыбались. Странно в детстве ощущать на себе отблеск славы, пусть и крошечной. Окружающие смотрят на тебя с восхищением, хвалят, а ты не знаешь, как себя вести. Но всё это мимолетно, через полчаса мы стали обычными детьми, когда после чудесного застолья всем классом вышли на улицу, разделившись на две команды, стали строить снежные крепости.

Вы когда-нибудь строили крепости из снега зимой в час ночи? Это примерно также по остроте ощущений, если залезть купаться в ночное море. Необыкновенно здорово, азартно, восторженно! Мы хохотали, прыгали, веселились, плясали. Атаковали друг друга, кидались снежками, вопили, валялись в снегу, конечно, победила дружба. Мокрые, краснощёкие, уставшие, но довольные, мы вернулись в дом к Ирине и при зажжённых свечах и включенной классической музыке стали пить чай со сластями.

Прошло уже много лет, а я всё никак не забуду тот, наверное, самый прекрасный Новый год моей жизни. Не забуду вожатую Ирину, доброго и милого человека, подарившего нам сказку Новогодья. Надеюсь, где бы она ни была сейчас, она счастлива.

Часы в ботинке

Вообще-то меня зовут Арно, но хозяйка называет «чумой». Не знаю, что это значит, но обычно, когда она так меня зовёт, лицо её становится сердитым. По мне Арно звучит куда лучше и приличнее, поэтому на «чуму» я не отзываюсь. Я – собака гордая и породистая, внук хозяйки сказал, что порода у меня самая крепкая и выносливая – «двортерьер». Так и есть. Я побывал в стольких уличных разборках, драках и несогласиях территориального характера, что отгрызенный кончик уха, пара шрамов и кривая задняя лапа просто не в счёт. Остальное цело, и есть ещё порох в пороховницах. Про порох – это тоже от внука. Я его уважаю, он никогда меня не обижал, не дергал за хвост, за усы, не щёлкал по носу. Один раз, правда, пытался привести в порядок мою шерсть: выдирал клочья каким-то странным предметом с торчащими зубьями. Я, конечно, терпел, но всё это напрасно. Боевая собака не должна выглядеть как слащавая болонка. После этой процедуры я с особым восторгом целых полчаса валялся в пыли, дрыгал всеми четырьмя лапами и стал похож на себя, прежнего.

Сегодня выходной день, знаю это не потому, что у меня есть календарь, на дачи прибыло народу, много машин, суеты. Хозяйка моя живет тут круглый год, и зимой она ко мне гораздо добрее, ей скучно. Я такие делаю выводы, не каждый пес на это способен, но я же талантливый? Несомненно!

Правда, иногда за таланты мне попадает, но тут ничего не попишешь, люди совсем другие существа и часть их просто не могут понять нас – собак. Ну, вот, к примеру, сегодня мне влетело за то, что я доел за Пуси и Дуси хрустящие шарики, которые глупые кошки оставили в миске. В большой семье клювом не щёлкают! Эти две пушистые морды – страшные привереды, все талдонят о диете и своих фигурах, едят мизерными порциями и гордятся собой. Гордитесь дальше, а я не могу равнодушно пройти мимо миски с едой. Не могу и всё! Тем более что есть я хочу всегда, что ж теперь страдать от голода? Хозяйка явно преувеличивает, когда рассказывает соседям, что «этот дармоед» (конечно, я) съедает за день кастрюлю каши с мясом. Не кастрюлю, а кастрюльку, а мяса там кот наплакал. Один дух и только! Ну и приходится как-то приспосабливаться. За опустошенную миску Пуси и Дуси в меня бросили веник, назвали в очередной раз «чумой» и посоветовали домой не приходить.

Я красиво перескочил калитку и оказался на улице. Хорошо! Солнце светило так ярко, лучи такие тёплые, что я чихнул, потом ещё раз. И тут на той стороне дороги, за забором, услышал голоса. Голосов было два – мужской и женский. Я услышал их первый раз после зимы, женский – звонкий, весёлый, мужчина говорил мало и тише. Я, заставив нос работать, принюхался, запахи говорят о многом, гораздо больше, чем звуки или зрение. Я ощутил запах женщины, но слабый, она, видимо, была дальше, а вот мужчиной пахло явственно, особенно, его потом. Чуть левее пахло хлебом, чем-то сладким и ещё один запах…

Я аккуратно перешел улицу, посмотрел по сторонам, так меня учил внук хозяйки. Женщина за забором что-то сказала, мужчина, судя по тону, ей возразил. Я остановился, опять принюхался. Опять этот запах, он меня одурманивал, что-то знакомое, но забытое.

Забор был хоть и не сплошным, но пролезть не представлялось возможным. От досады я со всей силы махнул хвостом и попал по одной из досок. Больно! Неожиданно мужчина оказался прямо возле меня, но, конечно, с другой стороны забора.

– Не стану я убирать часы из ботинка, – с едва сдерживаемым недовольством сказал мужчина, – пусть они лежат там. Мне удобно.

Я так испугался, что рванул вдоль забора и даже не понял, как попал в дыру. Да, в самую настоящую дыру в заборе. Затормозив всеми лапами, я чудом не врезался в заднюю стену сарая. Дыра находилась аккурат за ним. Вот удача! Я, высунув наружу язык, отдышался. Кстати, хорошее средство охлаждать себя, и почему люди этим не пользуются?

Запах…! Пахло чем-то вроде, да, вспомнил, кожа, но особое удовольствие её нюхать, когда она впитает в себя запах человека, вернее, его пот. Где-то здесь, это должно быть где-то здесь. Я вышел на тропу войны и то, что так замечательно пахнет, будет моим трофеем!

Я осторожно обошел сарай: трухлявое бревно, тачка с облупившейся краской, перевёрнутое ведро, лопата, на ней засохшая земля, а вот и они… Ботинки! Большие блестящие на солнце, со змеевидными шнурками, с невероятным запахом. Так пахло моё детство, мои шалости и проказы, так я познавал мир.

Эх, жаль, что нельзя взять два ботинка сразу, не то, что нельзя, не ухватишь. Возьму тот, в котором что-то лежит, может, и мне пригодится?

– Веня, на участке собака! – Лия случайно подняла голову. Сегодня столько дел, пришлось обрезать почти все кусты смородины, много сухих и больных веток, попросила мужа присыпать растения золой, а он ходит по участку с одной мисочкой, и дело почти не сдвинулось. Да и в заборе дыра, тянуть нельзя, необходимо заделать, но муж теперь точно до глубокой ночи провозится. Сначала будет долго обдумывать разные способы крепления, разрабатывать план, потом думать, какой инструмент подходит больше. На все предложения жены ответ один: «Я сам знаю, что делать».

– Ну и что – собака? – не поворачиваясь, сказал он ворчливым тоном. Его лысина, обрамленная остатками кудрей, блестела на солнце.

– У нее что-то в зубах! Посмотри, Веня, да это же твой ботинок!

Веня соображал целую секунду, затем бросил в сторону грабли, подошёл к тому месту, где должны были находиться его ботинки, обнаружил только один и, конечно, без часов, интеллигентно выругался и побежал. Вернее, попытался. Бежать мешало всё: тяжёлые кирзовые сапоги, пот, заливающий глаза, и невероятных размеров живот, который, хоть и был впереди своего хозяина, существенно тормозил движение. Не облегчало бег и хлопанье рук по воздуху, которые, подобно крыльям, должны разрезать воздух и теоретически помогать движению. Казалось, против Вениамина ополчилось всё: через пару метров стали сваливаться тренировочные штаны, которые, грозясь упасть в любой момент, и так едва держались под большим животом. Отвисшая на коленях ткань во время чересчур активных телодвижений хозяина стала тянуть за собой и верхнюю часть штанов. Веня в последний момент одной рукой подхватил «треники» и избавил себя от позора бежать в одних трусах.

Сначала собака не поняла, что за ней гонятся, она радостно выскочила в дырку забора, в два прыжка пересекла дорогу и нацелилась устроиться у ближайших кустов, чтобы там, в полной мере насладиться вкусом добытого трофея. Но не успела. Тот лысый и пузатый мужчина тоже вылез в дырку, благо размеры её позволили беспрепятственно протиснуться даже его животу.

– Стой! – заорал хозяин теперь уже одного ботинка. Подлая собака украла не только хорошую кожаную обувь, но и невероятно дорогие часы, которые он так опрометчиво оставил в ботинке.

Собака подняла морду, опять схватила в зубы ботинок и что есть мочи рванула к реке. Там густой кустарник и вряд ли кто потревожит.

– Стой! Зараза, чума! Отдай ботинок и часы! – ещё громче заорал Веня и погрозил собаке кулаком. От его крика она припустила сильнее.

Он пробежал ещё несколько метров и совсем задохнулся, остановился, вытер ладонью пот, вторая рука всё ещё держала штаны.

– Не надо было так орать, ты её напугал, – Лия вышла из-за калитки.

– Ну, конечно, – отозвался Веня, тяжело дыша, пошёл к калитке, прихрамывая, – ты у нас всегда всё делаешь правильно и не ошибаешься.

– Но ведь ты знал, что не догонишь собаку, – улыбнулась Лия.

Вениамин не ответил. Разве можно женщине что-либо доказать? Только время потеряешь.

Через полчаса с извинениями пришла соседка, принесла слегка покусанный ботинок и часы – целые и невредимые. А они как спрятались в мысок ботинка, так там и лежали.

Собака добежала до реки, передумала насчёт кустов, сделала круг и вернулась к дому с заднего двора. Легла с ботинком в зубах в тень, и вскоре была застукана с поличным. Наказание избежать удалось лишь потому, что хозяйка с удивлением обнаружила в ботинке часы, «двортерьер», пока она рассматривала находку, благополучно смылся. Первыми, к кому хозяйка пошла, оказались владельцы упомянутых находок. Извинения были приняты. А вечером Лия вынесла Арно несколько кусочков колбасы, которые предусмотрительно спрятала от мужа. Она любила животных.