Kitobni o'qish: «Тигрицы»
– Мам, ну есть же водопровод! – крикнула Алина в глубину дома и перевела взгляд на экран. – Она опять с речушки воды натаскала. Смотри, два полных ведра, – развернула телефон так, чтобы стоящие в сенях вëдра было видно. – Ты бы поговорил с ней…
– Привычка, старикам сложно перестроиться. Потом, позже, мама оценит удобства, – экранный Дима поправил оранжевую каску и улыбнулся: глаза под тяжëлыми веками превратились в щëлки. – Как ты? Справляешься?
Алина опустилась на ступеньку (интернет стабильно работал только на крыльце, в доме связь прерывалась) и вздохнула. Грузить мужа-вахтовика жалобами не хотелось.
– Приходится… Слушай, тут поговаривают, золотодобычу откроют. И набирать персонал будут из местных…
– Папа! – зазвенело в недрах дома. Зашлëпали босые ноги по половицам, на Алину накатило детское, обнимательное. Ева повисла на спине Алины, тыкнула в улыбающееся лицо экранного папы альбомом. – Смотри! Я нарисовала!
Дима смешно округлил глаза, отпрянул в притворном испуге:
– Боюсь-боюсь! Какой страшный тигр!
– Пап, тигра не страшная! – Алинино замечание: «Ева, не коверкай слова!» – потонуло в смехе. – Тигра красивая!
– А ты – самая смелая: не испугалась тигру рисовать! – Дима обернулся, отвлëкшись на кого-то по ту сторону экрана. – Все, мне пора. Пока, любимые! Хорошего вам дня! Маму целуйте.
– И тигру! – выпалила Ева.
Экранный Дима исчез, Алина чмокнула дочь в нос, широкий, отцовский, и подтолкнула в дом:
– Собирайся, солнышко, в сад опоздаем!
Хорошо бы, открыли рудник. А то какая семья: Ева отца только в телефоне и видит.
– Алиночка, ты не ругайся, – в сени вышла свекровь. Низенькая старуха, сухая и плосколицая. Алина глянула на цветастый, заношенный халат свекрови. Новый, хлопковый, так и лежал на маминой полке, даже бирочка на месте. – В речушке-то вода живая. А эта ваша трубная, как знать откуда.
