Kitobni o'qish: «Все оттенки лжи»
Глава первая
В прихожей послышалось звяканье ключей, скрежет отпираемого замка – это тетя Мила вернулась с прогулки. Я ожидала, что она, как обычно, будет долго и методично раздеваться: развешивать в шкафу верхнюю одежду, затем аккуратно снимет обувь и понесет ее в ванную комнату помыть подошвы. Однако буквально через пару секунд дверь моей комнаты распахнулась, и тетя прямо-таки ворвалась ко мне. Глаза ее возбужденно блестели.
Тетя Мила была в расстегнутом плаще, ее кокетливо повязанный лиловый шарфик сбился набок… Я покосилась вниз и подавила вздох облегчения: ботинки тетя Мила все-таки сняла, и это меня несколько успокоило. Значит, произошедшее с нею или с кем-то другим событие не настолько уж из ряда вон выходящее, и тетя более или менее владела собой, раз не влетела в комнату в уличной обуви. Но все же что-то определенно произошло…
– Женя! – запыхавшись, проговорила тетя дрожащим от нетерпения и радости голосом. – Ты дома?
– Дома, – честно сказала я, отказавшись от язвительного тона, несмотря на абсурдность ее вопроса.
– Отлично! – еще больше обрадовалась тетя. – Ты только посмотри, что я купила!
– Надеюсь, не рояль? – насторожилась я, так как одно время идея приобрести и поставить в гостиной сей музыкальный инструмент витала в голове моей тетушки.
Инструмент сам по себе, конечно, замечательный, вполне оправдывающий свое название – поистине королевский, вот только, собака, непомерно тяжелый! А зная тетину склонность к перфекционизму, я опасалась, что рояль придется многократно передвигать с места на место, пока наконец он не займет самую достойную позицию, по мнению тети Милы. А передвигать его, разумеется, пришлось бы мне. Поэтому я была против столь масштабного приобретения.
Тетя Мила загадочно сверкнула глазами и полезла в свою сумочку, что меня немного успокоило: все-таки рояль, что ни говори, в таком малом объеме пространства не спрячешь…
– Вот! – Тетя торжественно извлекла на свет божий какую-то коробочку и, щелкнув замочком, открыла ее.
На довольно-таки потрепанной бархатной подушечке лежал крест из бело-желтого металла, с темно-зеленым камнем в центре, обрамленный сверкающими мелкими камушками.
– Семнадцатый век! – с придыханием прошелестела тетя, неотрывно глядя на крест.
– М-м-м? – с сомнением протянула я.
– Платина с золотом, изумруд и бриллианты! – Тетя закатила глаза. – Всю пенсию за него выложила, Женя! Ну ничего, за такую красоту не жалко!
– Где ты его купила-то? – спросила я.
– В антикварной лавке. – Тетя присела на край моей постели и перевела дух. Видно, она очень торопилась, желая поскорее поделиться со мной своими радостными чувствами.
– А… Ты уверена, что это семнадцатый век? – осторожно спросила я.
– А ты думаешь, шестнадцатый? – недоверчиво вытянула губы в трубочку тетя Мила.
Я тихонько вздохнула.
– Тетя, ты же знаешь, что я не очень хорошо разбираюсь в антиквариате. Но… может быть, имело смысл провести экспертизу, прежде чем приобретать этот крест?
– Так ее и провели! – воскликнула тетя. – Прямо там же, на месте! Такой приятный ювелир там работает – довольно молодой, но чувствуется, что опытный. И очень вежливый.
Я еще раз тихонько вздохнула, подумав с досадой – а почему бы и нет, в конце концов? Моя тетя имеет право тратить свои деньги на что захочет! И ее хорошее настроение этих денег стоит! Так что пусть считает, что это старинный крест, что его стоимость на мировом рынке гораздо выше – пусть. Лишь бы ей было хорошо. И я не стану портить ей настроение и говорить, что крестик выглядит весьма сомнительно.
Приняв такое решение, я поздравила тетю с приобретением, после чего она позвала меня в кухню, отобедать вместе с нею, а заодно и отметить ее покупку.
Тетя Мила быстро подогрела борщ и котлеты с рисом, присовокупив к обеду бутылочку красного вина. Она так искренне радовалась, что у меня просто язык не поворачивался предупредить ее, чтобы она в дальнейшем не решалась на такие дорогие покупки без моего совета. Очень мило посидев за столом, мы с тетей разошлись по своим комнатам. Посмотрев на часы, я включила телевизор: мне хотелось посмотреть местные милицейские хроники.
Криминальные новости начались с очередного громкого сюжета, повествующего о дерзком нападении некой неизвестной преступной группировки на дом бизнесмена О., разумеется, в отсутствие хозяев. Была похищена большая сумма денег, а также драгоценности. Суммы и стоимости не уточнялись.
Я сделала звук в телевизоре погромче. Это был практически единственный сюжет, который заинтересовал меня недавно в сводках криминальной хроники. Примерно недели две тому назад по нашему городу прокатилась волна нападений на дома крупных бизнесменов. Все пострадавшие проживали в отдельно расположенных коттеджах, причем стояли они в разных частях и районах города. А некоторые и вовсе значились размещенными за городской чертой – в частности, в поселке Гагаринский.
Преступления совершались дерзко и быстро, причем бандиты не гнушались применять оружие, застав в домах обслуживающий персонал. Насколько я поняла, следя за сюжетами новостей, часто они действовали по следующей схеме: врывались в дом, с ходу стреляли, вырубали охранника, а затем убивали тех, кто находился в тот момент в доме. Или – что происходило чаще – вламывались в дом в отсутствие хозяев. Сегодняшний инцидент, к счастью, обошелся без жертв – ни самого бизнесмена О., ни его домочадцев попросту не было дома во время ограбления.
К делу подключилась администрация города, дав установку правоохранительным органам в кратчайшие сроки найти и обезвредить преступников. Начальник полиции с самым серьезным видом заверил мирных граждан, что работа ведется день и ночь, и пообещал, что в ближайшее время преступники будут найдены. Но это был уже четвертый случай, а воз, как говорится, оставался на своем месте и пока что никуда передислоцироваться не собирался…
Я даже подумала грешным делом, как бы кое-кто из спецслужб не вознамерился привлечь меня к процессу поисков бандитов. Не то чтобы мне совсем этого не хотелось, просто зачастую высокие военные чины, обращаясь ко мне с просьбой помочь им в каком-нибудь неординарном деле, любили преподнести все так, словно я работаю на них «по старой дружбе», а следовательно, оплачивать мои услуги – это уже лишнее. Какие, мол, могут быть денежные отношения между друзьями?
Конечно, так бывало далеко не всегда, и обычно я ясно давала этим господам понять, что дружба дружбой, а любой труд должен оплачиваться… Но так не хотелось мне заниматься этой торговлей! Честное слово, куда лучше иметь дело с обычным клиентом, с которым факт получения мною оплаты за труды подразумевается сам собою и даже не обсуждается. Обсуждаются лишь детали и сумма.
Не успел закончиться репортаж с места событий, как мой сотовый запиликал – как-то тревожно, словно бы жалуясь на что-то. Нажав на кнопку, я спокойно и твердо произнесла:
– Слушаю!
– Охотникова? Евгения Максимовна? – Мужской голос прозвучал под стать сигналу моего мобильника – с тревогой и даже испугом.
– Точно так, – подтвердила я, и мужчина, как мне показалось, вздохнул с облегчением.
– Я должен вас увидеть! Мне необходима ваша помощь, – заговорил он быстро. – Я вас прошу приехать ко мне, могу прислать машину…
– Машина у меня своя, – усмехнулась я. – Но за заботу – спасибо. А можно хотя бы узнать, с чем именно связана ваша просьба?
– Как – с чем? – огорошил он меня. – Вы что, телевизор не смотрите?
– Почему же, напротив, – возразила я. – Только что его выключила, чтобы звук не мешал моей беседе с вами.
– Вы слышали про Ольховского? – спросил мой неизвестный пока что собеседник.
– М-м-м? – уточнила я.
– Ну, про бизнесмена, его ограбили недавно! – с раздражением пояснил мужчина.
– Я не знаю по фамилиям всех бизнесменов нашего города, – сказала я. – А в репортаже упоминалась лишь первая буква. Если мы вообще говорим с вами об одном и том же человеке.
– Да, конечно, об одном и том же! – воскликнул он. – Я не сомневался, что вы в курсе событий. Поэтому я и прошу вас приехать.
– Вы меня, конечно, извините, но, может быть, вы хотя бы представитесь? – решительно остановила его я.
– Что! Ах, да! Я действительно не представился… Черт, у меня совсем другим голова забита! К тому же я уже который день думаю о вас, поэтому как-то у меня сложилось представление, что вы все и так знаете, – весьма путано высказался он. – Шишков меня зовут, Эдуард Борисович Шишков.
– Приятно, конечно, слышать, Эдуард Борисович, что вы думаете обо мне уже который день подряд. Но, я полагаю, это вряд ли это связано с моим личным женским обаянием, верно? Что вы хотите, только поконкретнее? После этого я и решу, стоит ли мне к вам ехать, – прямо сказала я.
– По-моему, я уже и так вам дал понять… Грабят бизнесменов, моих друзей… Я не хочу стать следующим!
– Вот как? А у вас имеются основания полагать, что вы станете следующим? – подняла я бровь. – Или это, так сказать, профилактика? Или паранойя на фоне начавшейся паники?
– А почему вы решили, что я в панике? – вопросом на вопрос ответил Шишков.
– По вашему голосу – он звучит суетливо и порою переходит чуть ли не в визг, уж извините, – сказала я. – И потом, вы просите меня срочно приехать.
– Пожалуй, вы правы, – признался Шишков. – Ну, насчет паники, это, может, и слишком… но я боюсь! Честно! Причем не столько за себя, сколько за свою семью, – он понизил голос. – И я хочу, чтобы вы взяли на себя ее защиту. У меня, вообще-то, трое детей. Может, я начал слишком… напористо, но…
«Скорее, истерично, – подумала я. – Но понять обеспокоенного семьянина и многодетного отца в этой ситуации можно, вполне».
– Так вы хотите, чтобы я приехала – куда именно?
– Торговый комплекс «Пульсар» знаете? – заметно приободрился Шишков.
– Покажите мне того, кто его не знает! – усмехнулась я. – Вы считаете комплекс подходящим местом для встречи? У вас там посудная лавка или ателье по ремонту одежды?
Торговый комплекс «Пульсар» был оборудован в помещении бывшего проектного института – в здании, имевшем семь этажей плюс подвал. С тех пор как проектная деятельность данного учреждения закончилась (и уже давно), помещения там большей частью пустовали. Периодически отдельные комнаты сдавались под офисы, но в целом никто почему-то не нашел для этого здания достойного применения. А года два-три тому назад обосновался торговый комплекс. Причем начало ему положил вьетнамский рынок, занявший три средних этажа. На остальных расположились мелкооптовые магазинчики, лотки, пародии на бутики и косметические салоны.
– У меня там офис, – просто ответил Шишков. – Это мое здание. А помещения я сдаю различным предприятиям, о которых вы упомянули.
О как! Я невольно прикусила губу. Эдуард Борисович-то, оказывается, не простой торговец, он, в сущности, вообще ничем не торгует, кроме своих помещений! Семь этажей в его полном владении – не слабо… Хотя, возможно, далеко не все территории комплекса принадлежат лично Шишкову, и тем не менее Эдуард Борисович – явно человек не бедный. И устроился неплохо. Живет этаким рантье, не думая о том, как заработать деньги, – они сами к нему плывут, ежемесячно. Ни забот, ни хлопот, ни головной боли…
«Вот бы мне так устроиться! Интересно, что бы я тогда делала? – невольно подумала я и мысленно ответила самой себе: – Умерла бы от скуки, Охотникова! Так что хватит заниматься ерундой и завидовать, это нехорошее чувство еще никого до добра не доводило!»
К тому же, судя по звонку Шишкова и нервным интонациям в его голосе, проблемы у него все же случаются, и теперь мне предстоит разобраться, могу ли и хочу ли я помочь ему их решить.
– Где мне вас там найти? – спросила я, мысленно согласившись на встречу с хозяином комплекса.
– Седьмой этаж, комната номер семьсот шесть. Только вам туда подниматься не нужно. Внизу, у входа, вас встретит охранник, он вас и проводит, – сказал Шишков.
– Хорошо, ждите, примерно через полчаса я приеду, – сказала я и отключила связь.
Выглянув окно, я увидела, что асфальт совершенно черный, кое-где по нему расплылись довольно-таки большие лужи, а грязь на незаасфальтированных участках превратилась в противную вязкую жижу. И лучше всего в такой ситуации надеть куртку из водонепроницаемой ткани и резиновые сапоги. Ну, или хотя бы высокие кроссовки, которые я давно мечтала надеть после тяжелых зимних ботинок.
Я невольно усмехнулась. Надо же, многие женщины – да что там многие, наверняка большинство! – весной желают носить короткие юбки и туфли на высоких каблуках, а я мечтаю всего лишь о кроссовках и куртках! Может быть, моя тетя Мила все-таки права и я какая-то неправильная женщина?
Я быстро прокрутила в голове кадры своей жизни – не такой уж длинной, но наполненной событиями, которых иному простому обывателю хватило бы с лихвой на целых три жизненных пути… Да, я с детства не любила всяческие бантики-бусики-туфельки. Не любила кукол-пупсиков. Единственная более или менее подходящая для девочки игрушка, которая у меня была, – это огромный плюшевый медведь светло-коричневого цвета. Вот его-то как раз украшал роскошный бант, прикрепленный к его груди, который я безжалостно и оторвала через пару недель. Но самого медведя я обожала и часто клала его в кровать. Было это еще в ту пору, когда я не училась в Ворошиловке (где вообще не предусматривалось наличие у воспитанников каких-либо сентиментальных игр), а жила с родителями, по воскресеньям ходила с ними в лес или к морю, и папа учил меня плавать и кататься на велосипеде… Всему этому я научилась уже в раннем возрасте…
Воспоминания о счастливом детстве плавно перенесли меня в более поздний период времени, когда у меня уже не стало полной семьи. Мама умерла, а отец, погоревав какое-то время, встретил новую пассию, которая быстренько затащила его в загс и оформила официальные отношения. Мысль о том, что теперь на свете есть еще одна женщина, носящая мою фамилию и при этом абсолютно не имеющая ни к ней, ни ко мне лично никакого отношения, была для меня невыносимой.
Но меня никто и не спрашивал. Более того, отец, всегда мечтавший о сыне, по его же признанию, видимо, в глубине души так и не смирился с тем, что у него родилась дочь. Итогом этих переживаний, а также второй его женитьбы стало то, что в скором времени меня отправили в закрытое учебное заведение, именуемое Ворошиловкой, где готовили бойцов экстра-класса. Опять же, моего мнения никто не спросил. Отцу было удобнее думать, что делает он это ради моего же блага. Мы, люди, все так уж устроены, что под любой свой не очень-то красивый поступок пытаемся подвести какую-нибудь благородную мотивацию. По сути же, это просто клевая отмазка…
И до сих пор я не могу ни оправдать отца, ни простить его до конца, даже несмотря на то, что именно благодаря ему я окончила Ворошиловку и получила профессию, ставшую в итоге любимой. С отцом мы с тех пор виделись крайне редко и никогда – по моей инициативе. Я не интересовалась подробностями его жизни, не звонила ему, не писала и, можно сказать, вычеркнула его из своей биографии. Отец-таки добился своего: годы жизни и учебы в Ворошиловке лишили меня какой бы то ни было сентиментальности и душевной мягкости. Я стала жесткой и циничной – в меру, разумеется. Однако эти качества, по моему убеждению, не помешали мне сохранить такие черты характера, как любовь к справедливости, порядочность и доброту. А также они не лишили меня способности любить.
И все это наглядно доказывают мои отношения с тетей Милой. К тетушке в Тарасов я переехала в надежде как-то устроиться в мирной жизни, после того как в течение нескольких лет мне приходилось выполнять задания спецслужб в различных точках земного шара. Я шутила про себя, что это – своего рода отработка, как для выпускников советских вузов – работа по распределению. Когда же эта «отработка» осталась позади – к моему, кстати сказать, душевному облегчению, – я решила, что пора мне где-нибудь и осесть.
Тетя Мила, полностью оправдывая свое имя, была милейшим созданием, при этом очень одиноким, так что приняла она меня с восторгом. И по сей день ни она, ни я не пожалели о том, что зажили вместе. Я не стану утверждать, что тетя Мила заменила мне мать – как я уже говорила, я не очень-то склонна к сентиментальности и высоким словам. Но ближе и роднее человека у меня, пожалуй, нет. Подозреваю, что у тети тоже. Во всяком случае, ее трогательную заботу я ощущаю постоянно, начиная от вкуснейших обедов и заканчивая интересом к тому, надела ли я теплые носки. И я стараюсь отвечать тете тем же, то есть проявлять к ней внимание так, как умею. С кулинарией у меня как-то не сложилось, но вот поздравить тетю даже с самым пустяковым праздником и купить для нее хороший подарок – это святое.
Подарок… Я основательно призадумалась. А когда я в последний раз дарила что-нибудь своей тете? И что ей можно подарить такого, чему бы она точно обрадовалась? Ответ как-то не приходил мне в голову. А тетя, вон, тем временем сама себе подарки покупает – крест золотой приобрела. Или платиновый? Что она там говорила-то?
Впрочем, сейчас это неважно. Все равно на скорую руку я ничего не решу, для такого дела нужен более обстоятельный подход. А мне, вообще-то, пора собираться на встречу с Шишковым, от которой меня отвлекли посторонние мысли, и завели они меня, признаться, очень далеко. Вот как получилось! Начав с мыслей о тете Миле и ее мнении обо мне, переведя их на отца и выбор своей профессии, я так же плавно к тете и вернулась. Ну никуда мне не деться от моей замечательной тетушки, которую я обязательно осчастливлю чем-нибудь приятным. Вот только работу начну и закончу.
– Поторопись, Евгения, – подогнала я себя вслух. – А то такими темпами ты ее даже не начнешь!
На сборы-то у меня ушло сорок пять секунд – ровно то время, что отводилось нам в Ворошиловке на одевание. Макияж в сырую погоду я сочла излишним, а уход за волосами ограничился тем, что я аккуратно их причесала и надела кепку. Сумку с подручными средствами телохранителя в руки – и на порог. Тетя, конечно, вышла из своей комнаты и поинтересовалась, куда я отправляюсь.
– Работа! – коротко ответила я, напяливая-таки резиновые сапоги, поскольку район автовокзала, где находился торговый комплекс «Пульсар», никогда не отличался чистотой, даже в сухую погоду, что уж тут говорить о мартовской оттепели!
– Не забудь надеть капюшон! – немедленно посоветовала тетя Мила. – И не обувай резиновые сапоги без носков! Сейчас еще холодно, а резина моментально остывает…
– Ну, остывает она все-таки на морозе, – поправила я тетю.
– Все равно! – упорствовала тетя. – Без носков они совершенно не греют!
Неведомым образом в руках у тети уже появились теплые вязаные носки из собачьей шерсти, которые я покорно и натянула на ноги. Тетя успокоилась, но все же спросила:
– А когда ты вернешься?
– Пока еще сама не знаю, – честно ответила я. – Но непременно позвоню.
Тетя только вздохнула, но не стала на этот раз высказывать свое мнение относительно выбранной мною профессии, которое всегда было однозначно неодобрительным с ее стороны.
Выйдя из подъезда и честно пытаясь не влезать в лужи по самые уши, я проследовала к гаражу и вывела из него «Фольксваген». Часы уже не переводили с зимнего времени на летнее – установили их в окончательной позиции, – последнее воскресенье марта было еще впереди, и темнело довольно рано. На часах была четверть четвертого, но из-за хмурой погоды уже смеркалось. Заведя мотор и подавив невольную зевоту, я направилась к автовокзалу.
На дороге, идущей мимо комплекса «Пульсар», разлилась широкая река. Машина моя, еще вчера отмытая до сверкающего блеска, после десятиминутного путешествия стала уныло-тусклой, вся покрылась некрасивыми разводами и потеками грязи. Я взглянула на свои ноги. Сапоги выглядели не лучше. Мыть обувь в марте приходилось после каждого выхода из дома.
Обреченно махнув рукой – все равно придется отскребать от грязи и сапоги, и машину, – я въехала в эту реку, и колеса сразу же наполовину ушли под мутную коричневую воду. Снизив скорость и стараясь на забрызгать стоявших на остановке пешеходов, я проехала к площадке, где парковались посетители торгового комплекса.
Стоянка находилась на возвышении и была тщательно заасфальтирована, так что здесь ситуация – в плане чистоты – была гораздо лучше. Однако все равно уже было поздно: моя машина выглядела так, словно ее окатил некий чрезвычайно грязный водопад. Выключив двигатель, я вышла из машины, щелкнув пультом сигнализации и проследовала ко входу в комплекс. Стеклянные двери автоматически раздвинулись при моем приближении.
В квадратном вестибюле переминались с ноги на ногу двое молодых парней. Один из них был в фирменной охранной форме комплекса, второй же – в обычной одежде, и только внимательный взгляд, которым я углядела пистолет в его кармане, подсказал мне, что и он тоже относится к службе безопасности.
Едва я вошла, как именно он сделал шаг мне навстречу и отрывисто спросил:
– Охотникова Евгения Максимовна?
– Верно, – кивнула я.
– На документы ваши можно взглянуть? – вежливо попросил охранник, и я, немного удивившись, достала из сумочки паспорт и удостоверение.
Охранник скользнул по ним глазами и, возвращая мне бумаги, проговорил:
– Прошу прощения, обычная предусмотрительность.
– Очень разумно, – одобрила я.
– Пойдемте, я провожу вас к Эдуарду Борисовичу. – Парень повернулся ко мне широкой спиной и двинулся к лифту.
Второй охранник проводил нас взглядом, в котором мне почудилась некая зависть, непонятно, чем вызванная – то ли более высоким окладом его коллеги, работавшего лично на хозяина комплекса, то ли тем, что ушел он в моем обществе… Приятнее, конечно, думать о втором варианте.
«Все-таки я вполне нормальная женщина!» – усмехнулась я про себя.
А когда я, оказавшись в лифте, бросила взгляд в зеркало, то и еще больше успокоилась. Я и без различных сложных косметических процедур, на которые многие женщины тратят уйму времени и денег, выгляжу вполне великолепно. Даже без макияжа, в кепке, джинсах и простой куртке «унисекс». Так что с этим – порядок. Осталось разобраться с текущими делами.
Лифт плавно донес нас до седьмого этажа, охранник пропустил меня вперед – не думаю, что только из соображений галантности, – и мы двинулись по узкому коридору.
То, что Эдуард Борисович по телефону скромно назвал «офисом», больше походило на номер в каком-нибудь отеле. Или на кабинет весьма высокопоставленного лица, предназначенный не столько для работы, сколько для расслабления. Просторное помещение квадратной формы, недавно отремонтированное, с отличной мягкой мебелью, баром и огромным аквариумом во всю стену. Стол, компьютер, домашний кинотеатр – здесь вполне можно было жить, вообще не выходя на улицу, разве что с целью совершить моцион. Я почти не сомневалась, что за замаскированной дверью наличествуют – как минимум – душевая кабина и прекрасно отделанный туалет.
Хозяин этого помещения отнюдь не выглядел так же роскошно. Это был не очень высокий, но крепкий, с намечающимся животиком мужчина, редеющие на макушке волосы подстрижены коротко, почти под «ежик». Ему было около пятидесяти лет. Одет в простой костюм, под пиджаком – светлый свитер.
Когда охранник, спросив разрешения, ввел меня и представил, Шишков сделал приглашающий жест – указал мне рукой на мягкое кресло и устроился в таком же напротив меня. Охраннику он просто кивнул, и тот тихо вышел. Между креслами стоял небольшой стеклянный столик, на нем – закупоренная бутылка красного вина, ваза с фруктами и коробка шоколадных конфет.
– Прошу вас, присаживайтесь, Евгения Максимовна. Давайте выпьем немного за знакомство, а заодно и за то, чтобы наш разговор легче пошел, – суетливо проговорил он, берясь за штопор.
– Благодарю вас, на работе я не пью.
– Так вы же пока еще не на работе! – рассмеялся Шишков, видимо, чтобы разрядить обстановку, но смех его тоже вышел нервным.
– Могу и не начать ее, – ответила я. – Если вы и дальше будете так настаивать, чтобы я выпила.
Шишков скользнул по мне слегка удивленным взглядом, но вполне мирно произнес:
– Хорошо, хорошо, дело ваше! Значит, это лишнее.
Он взял вино и прошел к бару. Открыв дверцу, достал бутылку коньяка и вернулся к столу.
– Я коньяк больше уважаю, – проговорил он, наполняя округлую рюмку. – А еще больше – водку. Только хорошей водки сейчас не найдешь, одно палево! Впору самому самогон гнать. Бабка моя родом из деревни, так она такой самогон гнала, что никакой коньяк ему в подметки не годится! С одной рюмки так разбирал! И главное – наутро никакого похмелья!
Я даже подумала грешным делом, не склонен ли мой потенциальный клиент к алкоголизму, с таким вкусом расписывал он прелести деревенского самогона.
– Ну, хоть фрукты-то возьмите, – пододвинул ко мне вазу Шишков. – Это же я для вас поставил, мне они ни к чему.
– Спасибо. – Я отщипнула одну ягодку от спелой зеленовато-желтой кисти винограда и отправила в рот.
Шишков наполнил рюмку вторично, легко выпил и бросил в рот конфетку.
– А если его на березовых почках настоять… – утерев рот, продолжил было он, но тут уж я его перебила:
– Эдуард Борисович, лекция о технологиях приготовления алкогольных напитков, конечно, вещь очень увлекательная и где-то даже, может быть, полезная, но я хочу вам напомнить, что по телефону вы мне говорили о некоем весьма серьезном и срочном деле. Рецепт приготовления самогона в домашних условиях может все-таки подождать. Думаю, вы не его имели в виду?
Шишков заметно помрачнел.
– Это я для разрядки, – буркнул он.
– Понимаю, – кивнула я. – Боитесь?
– Боюсь, – честно признался Шишков. – И не скрываю этого.
– Думаете, бандиты доберутся и до вас?
– А почему нет? – развел руками Шишков. – Я подхожу по всем статьям! Дом мой стоит отдельно, сбережения имеются…
– Вы что же, дома их храните? – Я подняла бровь.
Шишков, не без недоверия покосившись на меня, понизил голос и сказал:
– Основную часть, конечно, нет. Но кое-что – и дома, разумеется. К тому же там всякая техника, украшения жены, прочие побрякушки… У Стрижова, кстати, тоже дома сейфа для налички нет, а его грабанули! Да и как грабанули – со смертельным исходом! И его, и жену – наповал!
– А охрана? – спросила я.
– «Живой» охраны у него не было, дом на сигнализации, если что – сигнал на пульт поступает. Так пока они приехали, все уже было кончено, только звук мотора вдали слышался – еле-еле. И все – нет больше бизнесмена Стрижова! А мы с ним вот за этим столом неделю назад сидели, обсуждали, как не повезло Круглову и Юрченко – у них сейфы «обнесли», всю наличку подчистую выгребли. А теперь выходит, что им куда больше повезло – они хоть живы остались. К ним вломились, когда никого не было в доме…
– Я вижу, вам хорошо знакомы подробности каждого дела, – заметила я.
– Разумеется, – подтвердил он. – С каждым из тех, кого недавно ограбили, я знаком лично. С кем-то ближе, с кем-то нет, но знаю всех. Естественно, мы созванивались, встречались, обсуждали дела…
– Есть какие-то версии, кто бы это мог быть? – я посмотрела Эдуарду Борисовичу прямо в глаза.
– Нет, – покачал он круглой головой. – И у полицейских тоже, мы же с ними беседовали… Спрашивали – если это от вас и идет, сразу скажите – чего вы хотите? Бабок? Давайте договоримся по-хорошему: за что и сколько? А так не пойдет. Но полисмены наши сразу в отказ пошли, не признались, что это их дела…
– А какие-нибудь ваши конкуренты не могли все это затеять?
– Какие конкуренты, ведь у каждого – свой бизнес, – объяснил мне Шишков. – И вообще, если бы кто-то захотел себе часть отжать, они «стрелку» бы забили. А такой беспредел творить – времена уже не те. Да еще так нагло, с мокрухой – совсем отморозками нужно быть! Да…
Он налил себе еще коньяку, залпом выпил и закусил желтой грушей, глядя в пространство прямо перед собой невеселыми глазами.
– Где находится ваш коттедж?
– В Алексеевке.
– Ух ты! – слегка присвистнула я. – Далековато…
Алексеевка, хоть и считалась официально частью Тарасова, все-таки топографически располагалась за его пределами, во всяком случае, инфраструктура там была развита очень слабо и в примитивной форме, в основном этот поселок использовался под дачные строения.
– Да, но мне так спокойнее. Суеты нет, – сказал Шишков. – К тому же мне не приходится каждый день ездить в центр города. Мы даже многие продукты закупаем прямо там, благо у местных жителей хватает и кур, и коров, и прочей живности. Молоко, яйца, творог – опять же далеко ходить не надо. Экологическая чистота! Натурпродукт! – горделиво сказал он. – А за деликатесами в город можно и водителей отправить, они все по списку купят.
– А я думала, что вы не вылезаете из этого кабинета, – обведя взглядом офис, сказала я.
– Вот еще! – фыркнул Эдуард Борисович. – Это вообще не мои идеи, это Михайлов выпендривается.
Я вопросительно посмотрела на него.
– Генка Михайлов, кореш мой, – принялся объяснять Шишков. – Мы с ним на пару этим домом владеем. Есть еще, правда, Олег Золотарев, но у него только нижний этаж, склады. А эта комната – для личных нужд. Я ею, кстати, почти не пользуюсь, только иногда, вот как сегодня, к примеру, для конфиденциальной беседы. А Гена любит здесь побыть, закрыться, как он говорит, от мира.
– Может быть, у него еще больше детей, чем у вас? – предположила я. – Вот он от них и отдыхает?
– Да у него только один сын! – снисходительно бросил Шишков. – И тот с матерью, Генкиной первой женой, остался. Ему уже двадцать два года, Генка его дай бог раз в год видит, в день рождения. Бабки только ему отстегивает, на учебу. Ну, и на остальное, там, по мелочи… А сам с новой женой живет, та фигуру блюдет и в бассейне целыми днями отмокает, так что дети ей совсем ни к чему. Просто Генка по натуре такой, любит он пыль в глаза пустить. Это он все и оборудовал. А разве здесь можно спокойно отдохнуть? Это же торговля, тут все кипит-бурлит – проходной двор! Вьетнамцы эти постоянно кишат, как тараканы, тявкают…
– Что делают? – не поняла я.
Шишков усмехнулся:
– Не замечали, у них язык такой – похоже, как будто щенки тявкают?
– Не обращала внимания, – призналась я. – Хотя языками я владею, но вот вьетнамский изучить мне как-то не довелось. Да мне, в общем-то, не так уж часто приходится с вьетнамцами беседовать.
– Везет вам, – вздохнул Эдуард Борисович. – А мне – постоянно. Работа такая.
Я не стала язвить и говорить Шишкову, до какой степени я прониклась сочувствием к его тяжелой работе, вместо этого я продолжала спрашивать об обстоятельствах дела.