Kitobni o'qish: «Преступление начинается с вешалки»
© Серова М.С., 2018
© ООО «Издательство «Э», 2018
* * *
Глава 1
В этот день я решила посвятить всю себя домашнему хозяйству. Проснувшись в восемь утра и приняв контрастный душ, я ощущала необычайную бодрость и чувствовала, что могу свернуть горы. Даже тот невообразимый бардак, который вот уже почти целую неделю царил в моей квартире, не мог поколебать мою решимость.
Сурово окинув взглядом запыленные поверхности и разбросанные как попало вещи, я энергично пошла на штурм и продолжала мыть и чистить до тех пор, пока моя квартира не засияла, как новая медаль, которой я, конечно же, была достойна за свои труды.
Но медали мне показалось мало, и я решила заработать орден. Закончив с уборкой, я затеяла стирку.
Процесс был в самом разгаре, когда за шумом льющейся воды и громом тазиков мне послышался тихий и очень далекий звук, чем-то напоминающий птичью трель. Не сразу сообразив, что это звонит телефон, я наконец подошла к трубке. Но, видимо, тот, кто мне звонил, не отличался особой терпеливостью.
– …Ва-аще, че такоэ, в натуре, – еще успела расслышать я, прежде чем в трубке раздались короткие гудки.
Поняв, что беседа не состоится, я не очень расстроилась. Судя по обрывку фразы и в особенности по тону, с которым она была произнесена, мой несостоявшийся собеседник принадлежал к почтенному сословию «братков». А я с этим сословием тесных контактов никогда не имела и никакого сожаления по этому поводу никогда не испытывала. В общем, на мой взгляд, все разрешилось к лучшему.
Закончив стирку, я приготовила кофе. Наслаждаясь любимым напитком, я расслабленно развалилась в кресле, воздавая себе должное за сегодняшний титанический труд. Негромко жужжал телевизор, прибранная и аккуратная комната радовала глаз, и я уже подумывала о том, не пора ли мне заснуть сном праведника, когда снова зазвонил телефон.
– Добрый вечер, могу я поговорить с Татьяной Ивановой? – спросил очень вежливый мужской голос.
– Я слушаю вас.
– Если не ошибаюсь, вы занимаетесь частными расследованиями?
– Да, это так.
– Мы бы хотели обсудить с вами одно дело, если в настоящее время вы имеете возможность начать новое расследование.
– Вы не могли бы представиться?
– Меня зовут Евгений Сергеевич, но в качестве заказчика будет выступать мой шеф. Сейчас он ужинает в «Экспрессе», вы не могли бы подъехать сюда? У нас отдельный кабинет, разговору никто не помешает. Если хотите, за вами могут прислать машину.
«Экспресс» был довольно дорогим заведением, хотя и не очень престижным, очевидно, из-за своей излишней универсальности. Когда-то, на заре перестройки, это кафе одно из первых в нашем городе пыталось своим оформлением и меню походить на образцы загнивающего Запада. Со временем заведение переросло этот мелкий формат и сейчас являлось одновременно рестораном, ночным клубом и все тем же кафе. С десяти утра до шести вечера, когда заведения для взрослых еще не начинали свою деятельность, там могли полакомиться мороженым дети.
По всей видимости, хозяева «Экспресса» делали ставку не на эксклюзивные предложения, которые могли бы привлечь каких-то определенных клиентов, типа любителей кальяна или малазийской кухни, а на то, что может привлечь как можно больше простого народа. Днем в кафе всегда было мороженое и прохладительные напитки, вечером в ресторане всегда можно было прилично поесть, а в ночном клубе играла живая музыка и частенько выступали приглашенные из других заведений стриптизерши. В общем, необходимый минимум имелся.
Однако предложение обсудить в «Экспрессе» вопросы, касающиеся частного расследования, вызвало у меня недоумение. Что это еще за шеф? И почему он не может позвонить мне сам? Слишком крутой? К тому же и время уже позднее. Да и устала я после всех этих стирок-уборок. Не правильнее ли будет отложить разговор на завтра? А уж там днем, в рабочей обстановке…
– Евгений Сергеевич, а вы уверены, что сейчас подходящее время для обсуждения подобных вопросов? Ваш шеф, наверное, устал, и тем более, как вы сами заметили, он сейчас ужинает. Удобно ли будет беспокоить его в такой момент? Может быть, лучше перенести встречу на завтра?
Но Евгений Сергеевич имел свое мнение по этому вопросу.
– Напротив, – ответил он, – уверяю вас, что именно сейчас самое подходящее время. В течение дня моего шефа постоянно отвлекают дела, а сейчас у него как раз выдался небольшой временной промежуток, когда его никто не беспокоит. Да вам это не должно создать особенных неудобств. Как я уже сказал, вас отвезут и привезут обратно домой без всяких проблем.
Я поняла, что продолжать настаивать на перенесении нашей встречи совершенно бесполезно. Чтобы не тратить время на пустые разговоры, а поскорее выяснить, чего от меня хочет загадочный шеф, и закончить наконец этот длинный день, я сказала, что подъеду в ресторан через полчаса.
– Машину присылать не нужно, мне будет удобнее на своей.
– Как угодно.
– Как я смогу найти вас в ресторане?
– Скажете бармену, что у вас назначена встреча с Владимиром Семеновичем. Вас проводят.
– Хорошо, до встречи.
– Ждем вас.
Помня о том, что я отправляюсь не куда-нибудь, а в ресторан, я затеяла было ревизию своего гардероба, чтобы выбрать что-то адекватное. Но, вероятно, вследствие усталости очень быстро бросила это занятие. С мыслью «А ну вас всех!» я надела очень кстати подвернувшийся под руку классический брючный костюм в тонкую полоску и простую белую блузку.
После этого, слегка освежив внешний вид с помощью тонального крема и помады, я спустилась к машине.
Путешествие заняло даже меньше обе-щанного получаса. Вскоре я уже входила в «Экспресс», своими огнями и светом из больших окон освещавший довольно значительную часть одной из центральных улиц нашего города.
* * *
В зале было очень людно и, несмотря на прохладный сентябрь, душно. Сновали официанты, пахло напитками и закусками, и у меня почему-то сразу возникло желание повернуться и уйти.
Вечером, после целого дня трудов праведных, хотелось тишины и покоя, а вовсе не тесноты и назойливой сутолоки ресторанного зала. Но профессиональный долг приказывал идти вперед. И я пошла. Сквозь тернии, как говорится, к звездам.
Осмотревшись, я подошла к барной стойке. Назвав нужное имя, которое сообщил мне в качестве пароля Евгений Сергеевич, я в сопровождении одного из официантов отправилась в глубь ресторанного зала.
Через некоторое время мы оказались в разделенном на небольшие кабинки помещении, куда почти не долетали шумы из основного зала. Это обстоятельство немного улучшило мое самочувствие, но, в сущности, это было уже неважно. Картина, которая предстала моему взору, из всех сложных чувств, обуревавших меня, оставила только одно – безграничное удивление.
В кабинке, куда привел меня официант, за столом, ломившимся от яств и питий, сидел весьма типичный и довольно колоритный представитель «братвы».
Бритая голова, побагровевшая и покрытая каплями пота от усиленного питания физиономия, толстенная золотая цепь, наколки на руках и плечах, где последние остатки мускулатуры безнадежно утонули в жировых отложениях, и открытая майка советского образца, тоненькие лямочки которой совершенно терялись среди необъятного тела.
«Нет, это не он, – пыталась убедить себя я, уже прозревая жестокую правду. – С какой стати криминальный авторитет будет заказывать частные расследования? Это просто бармен ошибся и завел меня не в ту кабинку. Что они сами, что ли, не разберутся в своих делах? Да быть этого не может! Откуда он вообще мог узнать о моем существовании? Нет, этого просто не может быть! И с какой стати?! Почему я? Я, Татьяна Иванова, всегда стоявшая на страже строгой законности… ну, или почти всегда… И теперь я должна буду работать на одного из лидеров криминального сообщества? Нет, это просто в голове не укладывается!»
То, что мне придется иметь дело именно с одним из лидеров, было понятно уже по тому, что из всех, присутствующих в комнате, сидел только пышнотелый бритоголовый гражданин. Остальные стояли. Вокруг него в полумраке кабинета маячили еще несколько личностей, подробно разглядеть которых я не могла из-за плохого освещения.
– Добрый вечер, вы, наверное, Татьяна?
То, что я поначалу приняла было за ручку от швабры, оказалось мужчиной. Стоящий слева и чуть позади меня господин, слишком худой для своего высокого роста, задавая вопрос, предупредительно нагнулся ко мне. Наверное, подумал, что в разогнутом состоянии рот его находится слишком далеко от моего уха и я могу не расслышать.
Бросив беглый взгляд на собеседника, я выделила для себя огромные очки и торчащие уши.
– Это я звонил вам, – продолжил он. – Позвольте представить – Владимир Семенович.
Владимир Семенович, все это время сосредоточенно занимавшийся насыщением, ненадолго прервался, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом, и тут же снова принялся за еду.
Совсем как в детских фильмах, где показывают разбойничьи пиры, он ухватился за ножку запеченной курицы, лежащей перед ним на блюде, и, оторвав ее, хищно впился в мясо зубами.
– Мы бы хотели поговорить с вами об одной проблеме, – продолжал очкарик, для которого подобные сцены, видимо, были вполне привычными и естественными. – Присаживайтесь, пожалуйста. Не хотите ли заказать что-нибудь?
– Нет, спасибо.
Я скромно присела по другую сторону стола, за которым так аппетитно ужинал мой потенциальный клиент.
Евгений Сергеевич, казавшийся по телефону таким солидным и представительным, а на поверку оказавшийся бледнолицей ушастой жердью, по всей вероятности, выполнял основную работу в тех случаях, когда у его шефа возникала необходимость «поговорить об одной проблеме». По крайней мере, первые полчаса я разговаривала именно с ним. Точнее, внимательно слушала, вставляя время от времени короткие фразы.
– По причинам, от него не зависящим, Владимир Семенович долго отсутствовал в Тарасове, – начал свой рассказ Евгений Сергеевич. – Вернувшись, он захотел повидаться с одной из своих знакомых, но оказалось, что ее нет в живых. Мы навели справки и выяснили, что, по версии полиции, смерть наступила в результате несчастного случая.
– Мму-у, – произнес Владимир Семенович.
Очевидно, возмущение его было столь велико, что он не смог его сдержать, даже учитывая тот факт, что его рот был до отказа забит курицей.
– Но мы не склонны рассматривать эту версию как обоснованную, – перевел Евгений Сергеевич, – и просим вас провести дополнительное расследование с целью установления причины смерти.
– У вас имеются конкретные факты, указывающие на то, что смерть произошла от других причин? Или вы просто считаете, что расследование было проведено официальными органами недостаточно тщательно?
– Я уже упоминал о том, что Владимира Семеновича долгое время не было в городе, – терпеливо повторил Евгений Сергеевич. – Поэтому, разумеется, мы не можем знать во всех подробностях то, что происходило здесь в это время. Но ваша задача, как частного сыщика, если не ошибаюсь, в том и заключается, чтобы эти подробности выяснить.
Мне очень хотелось сказать ему, что для того чтобы начинать выяснять подробности, нужно иметь достаточно веские основания. Но заметив, как насупился Владимир Семенович, едва лишь я намекнула на то, что его претензии к полиции могут быть надуманными, я решила не заострять внимание на этом вопросе. Совершенно очевидно, что для «шефа» вполне достаточным основанием является его личное мнение, и пытаться разубедить его бесполезно. Я и не стала. Зачем почем зря портить человеку аппетит?
– Если уж речь зашла о подробностях, – сказала я, – то не могли бы вы сказать, о ком идет речь и при каких именно обстоятельствах наступила смерть?
– Речь идет о знакомой Владимира Семеновича, Оксане Ширяевой. Незадолго до… в общем, в свое время Владимир Семенович устроил ее художником в детский театр, где, собственно, и произошло то, что официальными органами было расценено как несчастный случай.
В этот момент Владимир Семенович, уже успевший прожевать курицу, издал некий звук, очень похожий на одно нехорошее слово, после чего снова с ожесточением впился в куриную ногу.
Евгений Сергеевич отреагировал на ремарку шефа лишь едва заметным движением своих больших ушей.
– Как нам удалось выяснить, – продолжал он, – все произошло во время спуска на сцену декораций. Основные цеха в театре, плотницкий и декораторский, расположены непосредственно над сценой, и из них ведут большие люки, предназначенные для перемещения на сцену всего необходимого. Плотницкий цех расположен над декораторским, поэтому в тот момент, когда происходил спуск, оба люка были открыты, а сама Оксана находилась в плотницком цехе. Возможно, ее кто-то подтолкнул или произошло еще что-то подобное. В общем, именно это вам и предстоит выяснить.
Евгений Сергеевич говорил так, как будто мое согласие все это «выяснить» – дело решенное.
– У Оксаны были враги?
На этот вопрос мой собеседник как-то неопределенно улыбнулся и после небольшой паузы произнес:
– Трудно сказать. Но знаете, как иногда бывает, – можно нажить себе врагов, даже не подозревая об этом. Неосторожное слово, какое-нибудь не совсем обдуманное высказывание… Ты, собственно, ничего плохого не имел в виду, а человек обиделся. В общем, нюансы личных взаимоотношений.
По-видимому, витиеватая и неопределенная фраза Евгения Сергеевича должна была означать, что у этой самой Оксаны характер был далеко не ангельский, но в присутствии своего шефа он не может высказываться об этом слишком конкретно.
– Кроме того, как я уже сказал, – продолжал мой собеседник, – на какое-то время Оксана выпала из поля нашего зрения, и что именно происходило с ней в этот период, предстоит выяснить вам.
– То есть, если я правильно поняла, возможность, что это действительно мог оказаться несчастный случай, не исключается?
– Да че ты… в натуре. Случай, случай… Че она – тупая, что ли? На фига она будет в эту дырку прыгать?
Это были первые слова, которые произнес сам Владимир Семенович. Очкастый предупредительно замолчал, видимо, ожидая, что дальше будет говорить шеф. Но тот, похоже, посчитал, что сказанного вполне достаточно, чтобы рассеять мои последние сомнения в необходимости дополнительного расследования.
После непродолжительного молчания, во время которого, кажется, один только Владимир Семенович не испытывал ни малейшей неловкости, снова заговорил его ушастый секретарь.
– Поэтому мы и посчитали целесо-образным провести дополнительное расследование этого случая и, учитывая многочисленные положительные отзывы, обратились к вам, – сказал он, как бы продолжая мысль своего шефа.
Да уж, посчитали целесообразным, нечего сказать. И от кого это, интересно, слышали они обо мне «многочисленные положительные отзывы»? Разве что от тех, кто с моей помощью оказался за решеткой? Кстати, не по этим ли «независящим от него причинам» Владимир Семенович долгое время отсутствовал в городе и не мог проконтролировать жизнь и деятельность своей подруги?
Положение мое было не из приятных. Совершенно очевидно, что единственная причина, по которой мне пытаются навязать это расследование, – каприз Владимира Семеновича. Хотя, не зная всех обстоятельств, я, конечно, не могла утверждать со стопроцентной уверенностью, что версия полиции о несчастном случае верна. Но тот факт, что органы ничего «криминального» не заподозрили, наводил на вполне конкретную мысль. Я сама некоторое время трудилась в этих «сплоченных рядах» и знаю, что совсем уж безосновательных выводов там не делают.
Кроме того, выслушанный мной рассказ практически не давал никакой информации о деле. Была девушка, работала в театре, упала в люк – вот, собственно, и все. Имея в активе такое количество данных, не приходится даже думать о выдвижении каких-либо версий.
Но самое плохое даже не это. Самое плохое – это то, что, несмотря на всю нелепость и необоснованность претензий Владимира Семеновича, мне, похоже, все-таки придется согласиться на это расследование. Увы, сейчас я имела дело не с какой-нибудь «шестеркой», а с товарищем вполне серьезным и, отказавшись ему помочь, могла нажить себе вполне «конкретные» проблемы.
Если уж Владимир Семенович так сердит от одного предположения, что полиция, расследуя смерть его подруги, не отнеслась к делу с должным вниманием, то что ожидает меня, если я откажусь проводить это расследование? Ведь это уже не будет предположением. Это будет совершенно определенное знание, что он, крутой и авторитетный мужчина, хотел чего-то, но не получил этого. Не получил не от какого-то далекого и расплывчатого управления внутренних дел, а от вполне конкретной Татьяны Ивановой, телефон и прочие координаты которой ему очень хорошо известны.
Нет, лишние проблемы мне были ни к чему.
Почти убедив себя, что мне все-таки придется взяться за расследование, я тем не менее посчитала весьма полезным подстраховаться относительно его результатов.
– Вы, кажется, упомянули, что слышали обо мне положительные отзывы, – начала я издалека. – Так вот, могу сказать вам, что если я берусь за расследование, то не делаю никаких выводов, пока не проверю все досконально. Но если уж я прихожу к какому-то заключению, то это означает, что я на все сто процентов уверена, что это именно так, а не иначе. В связи с этим сразу хочу оговориться. Если в результате моих следственных действий выяснится, что смерть Оксаны действительно наступила в результате несчастного случая, вам придется смириться с тем, что это именно так.
Я предвидела, что сказанное мною вызовет неудовольствие Владимира Семеновича. Но все-таки это было меньшее зло по сравнению с тем, что будет, если заранее не подготовить его к подобному варианту развития событий. Ведь в действительности нет никаких оснований предполагать, что случай, о котором идет речь, – это именно убийство. И если все данные, которые мне удастся получить в ходе расследования, укажут именно на несчастный случай, как, скажите на милость, я объясню это Владимиру Семеновичу, который нанял меня именно для того, чтобы я нашла ему убийцу? Пути отступления нужно было подготовить заранее.
Владимир Семенович действительно нахмурил брови, выслушав мой монолог, но и на сей раз его ответ не поразил меня оригинальностью и широтой словарного запаса.
– Да че ты… в натуре, – снова произнес он и снова замолчал, вероятно, считая список возражений исчерпанным.
– Ну что ж, если вы сейчас свободно располагаете своим временем, – вступил в разговор Евгений Сергеевич, снова выдержав небольшую паузу, – то чем скорее вы начнете расследование, тем лучше.
– Да, конечно. Нам нужно будет заключить договор…
На этот раз, уже, видимо, не в силах сдержать бьющие через край эмоции, Владимир Семенович даже фыркнул.
– Да че ты! В натуре… Договор еще какой-то! Штука баксов – хватит?
– Видите ли, сумма оплаты зависит от продолжительности расследования и…
Да, похоже, выслушивать возражения Владимир Семенович не был склонен даже, как говорится, в проекте. Во всяком случае, лишь только я начала говорить, он не только снова фыркнул, но даже как-то двинул головой, что, по-видимому, означало уже крайнюю степень раздражения.
– Вот упертая, – произнес он, и я мысленно отметила появившееся новое слово.
Евгений Сергеевич беспокойно шевелил ушами, кажется, одновременно желая и не решаясь вступить в разговор, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Ну, две штуки хватит? – снова спросил Владимир Семенович, и уже по тону его было понятно, что он делает мне просто из ряда вон выходящее одолжение.
– Хватит, – сказала я, посмотрев на Евгения Сергеевича, который от волнения начал покрываться пятнами.
– Геняша, отсчитай, – произнес Владимир Семенович, тяжело выдохнув воздух, как будто только что взобрался на высокую гору.
На заднем плане возникло какое-то движение, и только в этот момент я поняла, что то, что до сих пор казалось мне широкой ширмой, стоявшей в дальнем, затененном углу «кабинета», на самом деле было Геняшей.
Выйдя на свет и заняв собой абсолютно все свободное пространство в комнате, Геняша вытащил из-за пазухи пачку зеленых и стал ее мусолить, отсчитывая требуемую сумму. Какое-то время в помещении стояла тишина, и было только слышно, как тяжело сопит Геняша, совершая, по-видимому, не самую простую для себя арифметическую операцию.
Наконец нужная сумма была отсчитана, и Геняша снова ушел в тень.
– Ну давай действуй, – напутствовал меня Владимир Семенович.
– Еще один момент, – сказала я перед тем, как уйти. – Мне нужны какие-то ваши координаты, чтобы сообщать о результатах расследования, например, номер телефона или…
– Да, да, конечно, – поспешно проговорил Евгений Сергеевич.
По-видимому, он опасался, как бы я снова не сказала что-нибудь такое, что спровоцирует неудовольствие шефа.
– Запишите номер моего сотового. Можете звонить в любое время.
Забив в трубку номер, я вежливо попрощалась и покинула ресторан.
* * *
Ситуация, в которой я оказалась, взяв на себя расследование этого дела, явно требовала дополнительного осмысления. Прежде чем сесть в машину и отправиться домой, я решила немного пройтись, подышать воздухом и хотя бы наметить то, с чего начинать.
Свернув с центральной улицы, на которой был расположен ресторан, на тихую боковую, я безо всякого оптимизма размышляла об этом, так неожиданно свалившемся на меня, неприятном расследовании.
Итак, что же мы имеем? А не имеем мы практически ничего. Кто такая эта Оксана Ширяева? Неизвестно. Каковы были «нюансы» ее «личных взаимоотношений», на которые намекал ушастый секретарь? Неизвестно. Каким образом и по какой причине она оказалась у открытого люка? Неизвестно. И неизвестно также, помог ли ей кто-то в него свалиться или она справилась с этим сама.
В общем, полный и абсолютный ноль, с которого и предстоит начинать расследование.
Однако это было легче сказать, чем сделать. Все данные, которые мне были сейчас необходимы, я могла получить только в одном месте – в нашем городском детском театре, где до своей смерти работала Оксана Ширяева. Но никаких путей и каналов для получения этих данных у меня не было. Я не имела там знакомых, через которых могла бы раздобыть интересующую меня информацию, и не имела актерского образования, чтобы проникнуть туда инкогнито.
Да, ситуация, несомненно, требовала осмысления.
Неспешно меряя шагами улицу, на которую свернула, чтобы уйти от суеты центрального проспекта, я вдруг обнаружила, что нахожусь прямехонько перед входом в тот самый детский театр, которым сейчас были заняты мои мысли.
На дверях я заметила объявление. Рассеянно и без любопытства, просто по привычке отмечать любую информацию, я пробежала его глазами. Но содержание было таково, что я перечитала во второй раз, уже гораздо внимательнее.
В объявлении говорилось, что в декораторский цех требуется художник.
Признаюсь, даже в самых безумных своих мечтах я никогда не видела себя стоящей у мольберта с кистью в руке. Ни один из моих многочисленных талантов не имел ничего общего с талантом художественным. Но в объявлении говорилось о том, что в театре, куда мне так необходимо было попасть, имеется вакантная штатная единица, и я решила, что упустить этот шанс будет непростительно.
Мышление мое сразу активизировалось, и я лихорадочно стала соображать, как же мне так извернуться, чтобы занять открывшуюся вакансию.
Однако все приходившие в голову варианты, как один, оказывались несостоятельными. Я не могла сказать, что окончила соответствующее учебное заведение, потому что для подтверждения этого потребовались бы документы. Я не могла сказать, что уже выполняла где-то подобную работу, потому что и в этом случае потребовались бы подтверждающие документы. Но главное, почему я не могла сказать ничего подобного, заключалось в том, что я абсолютно не умела рисовать. В принципе. Это умение не было заложено в меня природой.
Размышляя обо всем этом, я вдруг вспомнила, что Евгений Сергеевич, рассказывая о месте работы Оксаны, упоминал, что в театр ее устроил шеф.
«А почему бы этому шефу не устроить и меня? – тут же подумала я. – Ведь в конце концов, это в его интересах. И потом, если эта Оксана состояла в подружках у такого кадра, как Владимир Семенович, навряд ли она умела рисовать намного лучше, чем я. Насколько я могу судить, люди, имеющие профессиональное художественное образование, вращаются в несколько иных кругах».
Мысль, кажется, была недурна. Единственная проблема, которая могла здесь возникнуть, это то, что Владимир Семенович долгое время не был в городе и, возможно, утратил часть своих старых связей. По причинам, от него не зависящим.
Но это уже его проблемы.
Чувствуя, что передо мной открываются хоть какие-то горизонты в этом безнадежном деле, я немного успокоилась. Решив, что теперь, когда я нашла ту отправную точку, с которой мне следует начинать свои действия, я могу уже и отдохнуть, я развернулась и пошла обратно.
Дойдя до припаркованной неподалеку от «Экспресса» машины, я села за руль и вскоре уже парковалась в своем дворе.
Только поднявшись в квартиру, я вспомнила, как сегодня устала, и подумала, что уж теперь-то могу с чистой совестью отойти наконец ко сну.
Глава 2
Первым моим осознанным действием на следующее утро был звонок на мобильный Евгению Сергеевичу.
– Здравствуйте, вас беспокоит Татьяна Иванова.
– Здравствуйте, – удивленно проговорил голос из трубки.
– У меня будет к вам небольшая просьба. Думаю, вы понимаете, что для проведения качественного расследования тех данных, которые вы мне вчера сообщили, абсолютно недостаточно. А дополнительную информацию я могу получить, только общаясь с теми людьми, с которыми имела дело Оксана незадолго до своей смерти. Поскольку в это время она, по вашим словам, работала в театре, то и мне необходимо туда попасть. Если не ошибаюсь, вчера вы говорили о том, что в театр Оксану устраивал Владимир Семенович?
– Да.
– Так вот, не мог бы он и мне помочь туда устроиться? Там на дверях висит объявление, что им требуется художник в декораторский цех. Возможно, это связано с тем, что Оксана там уже не работает, и у них появилась вакансия.
– Да, вполне возможно. Вся эта история произошла в конце мая, когда сезон уже заканчивался и все собирались в отпуска. А теперь, в связи с началом нового сезона, вполне возможно, что им необходим кто-то на место Оксаны.
– Признаюсь, мне было бы намного легче проводить расследование, если бы удалось занять это место.
– Что ж, я поговорю с Владимиром Семеновичем.
– Но должна предупредить вас, что я совсем не умею рисовать.
– Это пустяки, – по тому, как звучал голос моего собеседника, я поняла, что он улыбается. – Оксана тоже не была особенно выдающейся художницей, но это нисколько не мешало ей в профессиональной деятельности. Я поговорю с Владимиром Семеновичем, и как только результаты будут известны, перезвоню вам.
Дипломатичный Евгений Сергеевич неизменно отзывался о своем шефе так, что если бы я не знала кто он такой, я, несомненно, подумала бы, что это один из представителей солидной руководящей элиты.
– Да, и еще, – предусмотрительно напомнила я. – О моей настоящей цели появления в театре никто не должен знать.
– Разумеется.
Евгений Сергеевич положил трубку, а я в ожидании результатов его переговоров с боссом решила навести кое-какие справки.
Меня чрезвычайно интересовало, кем же на самом деле был человек, заказавший мне расследование, и правильно ли мое предположение о том, что отношения с таким человеком лучше не портить.
Обзвонив нескольких компетентных товарищей из весьма различных и отчасти даже противоположных социальных и профессиональных слоев, я выяснила много интересного. Оказалось, что пресловутый Владимир Семенович – это не кто иной, как Боба Маленький, один из признанных криминальных авторитетов нашего города. Во времена буйной молодости, которая по счастливому стечению обстоятельств пришлась на девяностые годы, он довольно успешно занимался рэкетом и крышевал кооператоров. Сейчас же работал на почти легальной основе, контролируя несколько районов города и мирно собирая дань, с кого следует.
Компетентным органам однажды совершенно случайно удалось поймать Бобу с поличным. Хотя он нанял целую команду адвокатов и не переставая уверял, что все было подстроено, представителям обвинения удалось-таки настоять на том, чтобы его посадили. В результате последние три года своей жизни Боба был вынужден провести достаточно далеко от нашего города по причинам, действительно от него нисколько не зависящим.
Вернувшись, он решил возобновить старые связи и обнаружил, что кое-кого из списка недостает. В результате чего я и поимела «приятную» возможность с ним познакомиться.
Учитывая специфику моей профессиональной деятельности, мне доводилось слышать кое-что о Бобе, и сейчас я только лишний раз убедилась в том, что поступила совершенно правильно, не став спорить с ним и согласившись на расследование. Уж кого-кого, а Бобу я никому не пожелала бы иметь врагом. И себе, любимой, – меньше всего.
Тем временем события развивались, и в моей квартире снова раздался телефонный звонок. Евгений Сергеевич сообщил мне, что относительно меня была проведена подготовительная беседа с нужными людьми. Для того чтобы уладить вопрос окончательно, мне необходимо сейчас подъехать в театр и встретиться там с неким Игорем Азатовым, заведующим постановочной частью.
Довольная тем, что все так хорошо устроилось, я стала бодро и радостно собираться, как вдруг вспомнила, что не имею в своем активе ничего такого, чем могла бы объяснить свою претензию на вакансию театрального художника. Рисовать я не умела, и хотя Евгений Сергеевич говорил, что это необязательно, но ведь это не ему предстояло в самом ближайшем будущем краснеть за свои способности, а точнее, за полное их отсутствие.
Я понимала, что для того чтобы мое появление в театре в качестве именно художника, а не кого-то другого, не вызвало подозрений, я должна придумать что-то, что объясняло бы мои действия. Какую-нибудь историю, которая могла бы убедить окружающих и в особенности тех, с кем непосредственно мне предстоит «художничать», в том, что для того чтобы претендовать на это место, у меня есть некие гораздо более веские причины, чем умение рисовать. И понятно, что чем меньше у меня способностей к рисованию, тем более глобальными должны быть причины, направившие меня на стезю театрального художника.
Думаю, это должен быть какой-то неотвратимый, трагический поворот в судьбе. Типа… типа… А! Вот оно! Типа того, что неожиданно умер мой богатый муж и оставил меня без средств к существованию, так как все наше состояние пошло на уплату долгов, которых у него оказалось выше крыши. А я, будучи лет с восемнадцати за ним как за каменной стеной, делать ничего не умею, образования никакого не имею, и если бы не добрые люди, составившие мне протекцию, я бы умерла с голоду.