Kitobni o'qish: «Когда придет твой черед»
Начало
Ресторан «Веселая русалка» располагался в самом центре города Тарасова – на одной из маленьких уютных улочек исторического центра. Здание было старинным – когда-то в нем располагался Первый Купеческий банк, и тарасовские купцы – сплошь миллионщики, торговавшие рыбой, холстами и золотой пшеницей, – выстроили его на совесть. Надеялись, что банк будет служить верой и правдой много лет. Потолки в здании были высотою пять с половиной метров, лестницы мраморные, двери из мореного дуба, пережившего все революции и войны двадцатого столетия.
Октябрьский переворот отправил купцов в небытие. В красивом двухэтажном здании на улице Дорогомиловской прочно обосновались ревком, губком, реввоенсовет и прочие ужасы победившего строя. Потом райком партии оккупировал особняк на последующие пятьдесят лет – до тех пор, пока не случился новый переворот. Какое-то время здание занимали ушлые комсомольцы из бывших вожаков – открыли в особнячке первый кооператив по пошиву джинсов и печати цветных пакетов с изображением Моны Лизы и Аллы Пугачевой.
А потом пришел Серебряк.
Иннокентий Серебряков был вором в законе. Юные, молодые, а также зрелые годы своей жизни он провел в местах не столь отдаленных. Аккурат к перестройке Серебряк освободился и принял стратегически важное решение: разорвать порочный круг «зона – два месяца свободы – новая ходка». Серебряк огляделся и обнаружил, что хорошо жить можно и на родимой сторонке. Это если по-умному. Потому что родимая сторонка – то есть областной центр Тарасов – разительно изменилась со времени его последних вольных денечков перед последней отсидкой пятнадцать лет назад.
Тарасов больше не являлся «закрытым», как заколоченный гроб, городом, нашпигованным военными заводами, в котором достать стабилизатор от ракеты было проще, чем купить зимние женские сапоги. Нет, теперь город представлял собой гигантскую потребительскую воронку. И чтобы ее насытить, спешно создавались кооперативы по пошиву одежды, по производству обуви, по лечению зубов… и так до бесконечности.
Серебряк понимал – тот, кто станет стричь и брить всех этих золоторунных овец, сделается не только миллионером, но и фактическим хозяином города.
Проблема в том, что не один Иннокентий Васильевич был таким умным. Так что следующие десять лет своей жизни Серебряк посвятил войнам за власть. Его стараниями тарасовское кладбище украсилось стройными рядами мраморных надгробий, а также гранитными парнями в полный рост. Скульпторы с большим искусством создавали из камня кожаные куртки, золотые цепи и перстни дорогих покойников. А одно надгробие, из черного мрамора, представляло собой полноценный зад «Мерседеса» с лучистой эмблемой и «красивыми» госномерами «САН 666», так как убитого звали Саня, а делами он прославился такими, что, несмотря на относительную молодость, вполне годился в подручные самому Люциферу. В общем, Серебряк постепенно отвоевывал себе место под солнцем, не стесняясь в средствах и не страдая излишним гуманизмом. Разумеется, единовластным хозяином Тарасова, как мечталось поначалу, вор так и не стал, но все же выгрыз себе большой кусок пирога. Бывшие противники исчезали с шахматной доски один за другим – кто-то подставился под пулю или взлетел на воздух в любимом «мерине», кто-то не сумел приспособиться к новым реалиям и сел прочно и надолго… Серебряк оказался умнее многих – он своевременно осознал, по каким схемам работает государственная машина новой России, и занял в ней скромное место незаменимого винтика. Вор умел быть полезным, но при этом мог заставить себя уважать, он прекрасно знал, где заканчивается граница его влияния, и никогда ее не переступал, не лез в политику, дружил с кем надо… В общем, миллениум – зарю нового тысячелетия – Серебряк встретил бизнесменом, уважаемым в городе человеком. За эти годы Иннокентий перестал быть вором в законе. Серебряков обзавелся собственностью, женился – и не один раз, да и в общак платил от случая к случаю – только когда к нему напрямую обращался кто-то из старых друзей. Жены Иннокентия были все какие-то ненатуральные – сплошь силиконовые дуры, победительницы местных конкурсов красоты, которые Серебряков щедро спонсировал, жены эти скорее годились ему во внучки. Ну, то есть, если бы у Иннокентия Васильевича были дети, способные подарить внуков и внучек престарелому вору. Но в том-то и дело, что никаких детей у Серебряка не было. Иначе и не случилась бы эта неприятная история с завещанием.
Ресторан «Веселая русалка» принадлежал Иннокентию Васильевичу. В свое время он выжил оттуда ушлых комсомольских кооператоров, и за этот особнячок в историческом центре города Серебряку пришлось сражаться не меньше, чем за сервисный центр «Ауди» или ледовый дворец, превращенный в рынок. Так что здание это Иннокентий ценил – оно было материальным доказательством его жизненного успеха – и поэтому именно в нем решил отпраздновать свое семидесятилетие в кругу родных и близких. Таковых набралось сто пятьдесят четыре человека.
Восемнадцатого февраля ресторан был закрыт на спецобслуживание, о чем извещало объявление на стеклянной двери. Впрочем, прочесть его человеку постороннему все равно было невозможно – все подъезды к зданию ресторана перекрыли, а пешеходов вежливо, но твердо направляли на другую сторону улицы. Избранные счастливцы – гости Иннокентия Васильевича – проходили в ресторан сквозь строй мальчиков с короткими стрижками и через рамку металлоискателя. Но никто не был в обиде. Все прекрасно понимали, что дорогой именинник – человек непростой, и враги у него тоже непростые. Хотя к этому времени врагов у Серебряка, почитай, и совсем не осталось. Иннокентий Васильевич их попросту пережил (а некоторых и похоронил собственными руками), и теперь готовился встречать спокойную счастливую старость в достатке, уважении и в окружении любящих родственников.
Зал «Русалки» был оформлен, как предполагало название, в морском стиле – всюду сети, морские звезды, раковины и прочая экзотика. И веселая русалка присутствовала – помимо нарисованной на вывеске – стриптизерша из клуба, принадлежавшего юбиляру. Красивая дивчина, завернутая в рыбацкую сеть и почему-то с трезубцем в руке, как у Нептуна, восседала во главе стола рядом с Иннокентием Васильевичем и призывно сверкала глазами, в то время как законная супруга – очередная «Мисс Тарасов-2013» – была отправлена на дальний конец стола под крыло к престарелой сестрице юбиляра.
В теплом воздухе колыхались ветви пальм, доносились аппетитные запахи из кухни, и официанты уже готовились внести и водрузить на стол двухметрового осетра. Да будет вам известно, что именно эта рыбина красуется на гербе города Тарасова, так как являлась (вместе с воблой) основой его процветания году этак в тысяча восемьсот девяностом. Так что это была не просто закуска, а некий символ. Но попробовать осетра так никому и не довелось.
В свои семьдесят Серебряк вовсе не выглядел немощным старцем. Он был полным и свежим, и розовое лицо его прекрасно гармонировало с серебристыми волосами, уложенными в лучшей в городе парикмахерской. Элегантный костюм искусно скрадывал полноту, и на дальнем конце стола какой-то троюродный брат – военрук в отставке – завистливо крякнул: «Ну, Кеша, старый хрен! Чтоб я так жил!»
Военрук поторопился, загадывая желание. Потому что Иннокентий Васильевич поднял стопочку с водкой и произнес: «Ну, что, начали? За тех, кто пришел сегодня ко мне в «Русалку». За друзей. За родню. За нас! Чтоб у нас все было, и нам ничего за это не было. А враги наши… Они нехай сдохнут!»
Гости зааплодировали. Серебряк опрокинул стопку в рот и… повалился лицом в закуски.
Сначала никто ничего не понял – гости по инерции еще вяло аплодировали с минуту, переглядываясь – это что, шутка? Стриженые мальчики из охраны первыми поняли, что дело неладно, – они подскочили к хозяину и принялись поднимать грузное тело в дорогом костюме.
Когда Иннокентия Васильевича прямо усадили на стул и гостям предстало его перекошенное лицо с выпученными глазами (к щеке прилипла красная икра), юная силиконовая жена на другом конце стола удивленно спросила:
– А что это с Кешей? Почему он не шевелится?
Гораздо более опытная в таких делах русалка прижала ко рту край своей рыбацкой сети и пронзительно завизжала.
Так началась эта история.
Глава 1
Меня зовут Евгения Охотникова. Я телохранитель. Живу и работаю в провинциальном Тарасове. Когда-то я состояла на службе в отряде специального назначения «Сигма». На моем счету десятки успешных операций, множество спасенных жизней. Скромность – это не про меня. Я прекрасно знаю себе цену. В Тарасове я – лучшая в своем ремесле.
Это знаю не только я, но и мои клиенты. Вы не найдете моего объявления с предложением услуг ни в газете «Тарасовский вестник», ни в Интернете. Мои клиенты – люди состоятельные. Они бережно передают меня «из рук в руки». Последние несколько лет я работаю практически по рекомендации. Когда возникает потребность в услугах телохранителя, клиенты сообщают друг другу мои координаты с наилучшими отзывами. Точно так же они находят себе домработниц и нянь, но я не в обиде. Высокие гонорары позволяют мне жить так, как я люблю, – проводить отпуск вдали от Родины, баловать свою престарелую тетушку Милу всякими деликатесами, путевками в лучшие санатории (тетя – безнадежный патриот и предпочитает курорты Краснодарского края), а себя – хорошим тренажерным залом, дорогущим спецснаряжением для работы и клубникой в январе. Свой досуг я посвящаю хобби, а оно у меня одно. Я люблю кинематограф и посвящаю два вечера в неделю просмотру фильмов. Я всеядна – люблю классический Голливуд и артхаус, не брезгую американскими блокбастерами и порой поддерживаю отечественного производителя – когда попадается что-то стоящее, конечно.
Телефонный звонок оторвал меня от просмотра шедевра с Бестером Китоном. Фильм был немым, но музыка играла довольно громко, так что я не сразу расслышала заливистую трель мобильника.
Не вставая с дивана, я протянула руку и поймала вибрирующую игрушку – еще минута, и телефон свалился бы на пол.
– Охотникова, – сказала я. Не люблю, когда меня отрывают от любимого занятия, и еще больше не люблю тратить время на бесполезные «алло», «вас слушают, говорите» и тому подобное.
– Охотникова Евгения Максимовна? – уточнил холодный мужской голос. – Родились в городе Владивостоке в тысяча девятьсот…
– Стоп, – сказала я, – возраст дамы – ее маленькая тайна. Давайте к делу. Вы юрист?
В трубке установилась напряженная тишина. Бестер Китон на экране повис на краю небоскреба. Эх, без дублера работает актер! Вот раньше было кино – все без дураков! А сейчас? Нарисуют на компьютере целый мир синекожих хвостатых людей, и рады! Впрочем, «Аватар» я тоже люблю…
– Как вы узнали? – осведомился мой невидимый собеседник.
– Только полицейские и нотариусы называют год рождения человека. Вы к какой категории относитесь?
– Я нотариус.
Я поставила свой домашний кинотеатр на паузу. Разговор предстоял серьезный, не годится вести его под киношку и с попкорном за щекой.
– Слушаю вас очень внимательно, – сказала я и села прямо.
– Меня зовут Иосиф Леонидович Сташевич. Я приглашаю вас на оглашение завещания покойного Иннокентия Васильевича Серебрякова, которое состоится в моей конторе по адресу улица Волжская, дом пять, завтра, двадцать пятого февраля, в четырнадцать часов.
– Серебряк откинулся?! – изумилась я. Иннокентий Васильевич был известной личностью, и я была наслышана о нем, как и все в нашем городе. Пересекалась с ним и лично, но всего пару раз. Несмотря на почтенный возраст, старый бандит производил впечатление человека, который переживет всех своих врагов. И тут вдруг помер?!
– А вы не знали? – удивился нотариус. – Это громкое дело, в Тарасове, вероятно, нет ни единого человека, кто не знал бы об этом.
– Меня не было в городе, – ответила я.
Предыдущие десять дней я провела на острове Хоккайдо в компании одного приятного молодого человека. И как раз сегодня, глядя на кувыркающегося Бестера Китона, подумывала о продолжении отношений. Молодой человек чем-то походил на знаменитого комика – грустными глазами, быть может? За десять дней, что мы провели вместе, он ни разу не дал мне повода пожалеть об этом.
– Иннокентий Васильевич Серебряков скончался восемнадатого февраля и похоронен на Центральном кладбище.
«Да, в окружении себе подобных!» – подумала я и тут же прикусила язык. Какая ты все-таки циничная, Охотникова! Человек, может, мирно помер от старости. Земля ему пухом.
– А при чем тут я?
– Дело в том, что вы упомянуты в завещании покойного.
– Что?!
Я едва не свалилась с дивана. Когда я последний раз видела Серебрякова, он стоял на мосту через Волгу, а с моста свисало тело моего клиента – еще живое и дрыгающееся, но спеленутое, точно мумия. Двое крепких ребят держали моего клиента за ноги, и мне понадобилось сорок пять минут и весь опыт ведения переговоров, чтобы Серебряк приказал вернуть несчастного в нормальное положение. Я убедила старого бандита не повторять ошибок Стеньки Разина и не топить в Волге того, о ком он вскоре пожалеет. На прощание Серебряк сказал мне: «Ну, ты ушлая баба!» Очевидно, это был комплимент. В тот момент я этого не оценила – торопилась поскорее увезти клиента в безопасное место. Очевидно, Иннокентий меня все же запомнил. Вон, даже в завещании упомянул. Вот было бы здорово, если бы Серебряк оставил мне в наследство ледовый дворец! Я бы выгнала оттуда продавцов поддельных шуб и самоварного золота и открыла бы детскую спортивную секцию! А что? Тоже хорошее дело… хотя нет, от старого бандита я даже скрепки не возьму. Потому что на этой самой скрепке чья-то кровь.
Так что я всего разок вздохнула, прощаясь с мечтой о жизни состоятельной дамы, и решительно сказала:
– Иосиф Леонидович, мне ничего не нужно. Я отказываюсь от своей доли наследства в пользу родных и близких покойного. Так им и передайте.
Нотариус молчал что-то уж очень долго, и я осведомилась:
– У него ведь есть родные и близкие?
– О да! – Нотариус откликнулся с таким энтузиазмом, что я сразу поняла – родных и близких у покойного миллионера очень много. И завещание – не такая уж простая и однозначная вещь, как может показаться.
Ну что ж, это проблемы нотариуса, а вовсе не мои.
– До свидания, Иосиф Леонидович, – попрощалась я вежливо. – Рада была с вами познакомиться.
– Подождите! – переполошился нотариус. – Но ведь вы придете на оглашение завещания завтра, в четырнадцать ноль-ноль?!
– Зачем? Мне ничего не нужно, я же сказала.
– Но покойному кое-что нужно от вас, уважаемая госпожа Охотникова!
– Простите? – Мне показалось, что я ослышалась.
– Понимаете, – мялся нотариус, – покойный завещал вам не деньги и не имущество. Скажем так, он завещал вам работу.
– Что завещал?! Работу? Ну, знаете! Ни разу в жизни не работала на покойника!
Нотариус вежливо переждал мой приступ истерического смеха, потом уточнил:
– Так я жду вас завтра у себя в конторе?
– Ждите, – сказала я и повесила трубку. Да, из чистого любопытства стоит поехать туда и узнать, что же имел в виду нотариус…
На следующий день без четверти два я заглушила мотор своего «Фольксвагена» напротив конторы уважаемого Иосифа Леонидовича Сташевича. Нотариус занимал первый этаж старинного особнячка в самой лакомой части города, из чего я сделала вывод – Иосиф Леонидович обслуживает не абы кого, а привилегированную часть общества. Без пяти два я вошла в контору. Почтенная секретарша проводила меня в кабинет нотариуса, где и должно было состояться оглашение завещания.
В кабинете стоял гул голосов – как в театре перед началом представления. До того, как прозвенит третий звонок. Иосиф Леонидович – солидный мужчина в темном костюме и стильных очках – восседал во главе длинного стола и вид имел несколько растерянный. В кабинете – весьма немаленьком – было много людей, которые, очевидно, и являлись родными и близкими покойного.
– Попрошу тишины! – воззвал нотариус, стараясь перекричать публику. Собравшиеся немедленно замолчали и повернулись к Сташевичу. Завещание – вот что привело сюда всех этих людей, и теперь наступал ответственный момент. Некоторые в нетерпении даже поднялись со стульев и так и остались стоять.
Я немедленно воспользовалась этим и заняла освободившееся место. По опыту знаю – дело предстояло долгое и нудное. Так что я устроилась поудобнее и приготовилась слушать. Сидевшая рядом со мной немолодая пышная блондинка в блестящей кофточке и юбке годе вцепилась в руку мужа – по виду отставного военного.
– Светик, не волнуйся так! Тебе вредно! – попытался приободрить блондинку муж. Но та не отрывала горящих глаз от нотариуса, и весь мир перестал для нее существовать. Я обратила внимание на гигантские сапфировые серьги – очень много золота и очень много сапфиров. Они оттягивали мочки ушей женщины так, что вполне заурядная дама походила на загадочные статуи острова Пасхи.
Нотариус встал, откашлялся и начал читать. В кабинете стояла жадная тишина, и каждое слово падало в уши собравшихся, как зернышко в клюв голодного птенца.
– В соответствии с законодательством Российской Федерации… – читал Сташевич.
Я его не слушала, а изучала лица родных и близких. Н-да, публика подобралась самая разношерстная. Вот эта юная фея с длинными платиновыми волосами, в коротеньком платье и с силиконом под кофточкой – это, простите, кто? Дочка? Внучка покойного?
А пожилая рыжеволосая женщина с самыми настоящими усами под крючковатым носом и глазами такими холодными, как лезвия коньков на льду, – кто она? Ну, двое стриженых мужчин среднего возраста в свитерах с оленями – это понятно. Такие бычьи шеи и пивные животы имеют только кореши Иннокентия, удачно пережившие девяностые…
– …завещание покойного Серебрякова Иннокентия Васильевича, тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения, уроженца села Рыбушка Тарасовской области…
Надо же, а Серебряк деревенский… Приехал, поди, году так в шестидесятом поступать в ПТУ, да так в городе и остался. Воображение живо нарисовало мне юного Кешу Серебрякова, с тонкой шеей и натруженными руками. Папка, наверное, на войне погиб…«Эх, бедолага! Когда же тебя по кривой дорожке понесло!» – пригорюнилась было я. Но потом вспомнила физиономию моего клиента, свисающего с моста, и еще всякие слухи о деятельности Серебряка в разудалые девяностые, и жалость куда-то испарилась.
Так, ну скоро там до меня доберутся?!
Пока нотариус перечислял активы покойного, называл незнакомые мне имена, я продолжала изучать толпу родственников. Ох, какой интересный экземпляр! Что он делает в провинциальном тихом Тарасове? Такому место на океанских лайнерах – обольщать дочек миллионеров, вальсируя с ними по палубе под светом тропических звезд. Молодой человек почувствовал, что на него смотрят, и смерил меня неприятным колючим взглядом темных глаз. Волосы у него были угольно-черные, длинные, кожа оливково-смуглая, очень чистая. Но черты лица европейские, никакой восточной томности. Красивый мальчик, лет двадцати пяти на вид. Слушал он не очень внимательно. Из этого можно сделать вывод – юноша не был близким родственником и при дележке пирога не мог рассчитывать на что-то значительное.
Заглядевшись на демонического красавца, я пропустила окончание завещания. Но моя фамилия там не звучала – это точно. Слушала я с пятого на десятое, так как все равно не была знакома ни с одним из присутствующих. Я стараюсь не загружать свой мозг бесполезной информацией – ему и так порой несладко приходится…
– Такова нотариально заверенная воля покойного, – сообщил присутствующим Иосиф Леонидович и снял очки.
Зал взорвался. Я закрыла уши руками. Прямо как на стадионе!
– Пожалуйста, успокойтесь! Не волнуйтесь! – нотариус пытался перекричать толпу родственников, но это было все рано что заткнуть Ниагарский водопад.
В дверь просунулась седая голова секретарши. Женщина вопросительно посмотрела на хозяина, но нотариус отрицательно покачал головой, и та скрылась. Полицию они собрались вызывать, что ли?
Сташевич уселся в кресло, сложил руки на животе и погрузился в ожидание. Наконец крики и вопли стали стихать – родные и близкие выдохлись. Когда в кабинете воцарилась тишина, Сташевич поднялся и сказал:
– Благодарю. Я могу продолжать?
– Погоди-ка, – с места поднялся одни из братков в свитере с оленями. – Может, я чего не догоняю… Но это правда, что Серебряк оставил братве полиграф? Или ты чего попутал?
О чем это он?! Какой полиграф?
– В завещании Иннокентия Васильевича никакая «братва» не упомянута, – нотариус поджал губы. – Зато вам, Олегу Петровичу Вишнякову, а также Георгию Сергеевичу Гапкину, – нотариус совершил легкий поклон в сторону второго типа с оленями, – господин Серебряков действительно оставил контрольный пакет акций Тарасовского полиграфического комбината. Что-то не так?
– Да на хрена нам эта дрына?! – возопил браток. – Я чё, на старости лет должен производством заниматься? Нет, ты мне скажи?
Я поняла, кто передо мной. Это были Вишня и Гапон – жутковатые призраки девяностых. Серебряк оставил представителям тарасовской братвы полиграфический комбинат – предприятие, требующее постоянных денежных вливаний, средства для которых старый вор брал из остального своего бизнеса. Несчастные владельцы комбината не знали, что с ним делать. Это ведь вам не сауна с девочками… Мне стало смешно. Ну, Серебряк! Ну, забавник!
– Почему она, – толстый палец Вишни указал на усатую старушку, – получает меховые магазины, а мы какую-то срань?!
Старушка вскочила. Усы ее воинственно встопорщились, она прижала к груди сумочку из крокодиловой кожи и ледяным тоном парировала:
– Потому что сеть меховых бутиков и так принадлежала мне. Де-факто, так сказать. А теперь и де-юре. Магазины называются «Нинель». То есть названы моим именем. Я – Нинель Васильевна Серебрякова. Я носила покойному передачи в тюрьму в течение пятидесяти лет – еще с тех пор, как Кешу посадили по малолетке в шестьдесят первом. Иннокентий был мне родным братом. Он сказал мне: «Нина, ты больше ни в чем не будешь нуждаться» – и подарил магазины. А вот вы кто такой? Вы даже не родственник!
– Молчи, шалава старая! – огрызнулся Вишня.
Нинель Серебрякова пожевала сухими губами и сказала:
– Ты об этом пожалеешь, мальчик.
– Прошу вас, не надо конфликтов! – забеспокоился нотариус. Действительно, кто их знает – родных и близких покойного. Вдруг у каждого в сумочке волына?! Как пойдут дырявить друг дружку…
– Но я ведь тоже его сестра! – вскочила увядшая блондинка с сапфирами в ушах. – Почему все Нине?!
– Светик, сядь! – забеспокоился отставной военный.
– Мама, прекрати! – простонал демонический красавец.
– Ты – всего лишь троюродная сестра, Светлана, – отчеканила Нинель, – а я родная! Я Кешу на коленях качала!
– Зато он жил у нас в доме, когда приехал в Тарасов! На полу спал на матрасике! – взвыла блондинка.
Нотариус поднял брови:
– Вы получаете аптечный пункт «Здравушка». Вы недовольны завещанием?
– Я рассчитывала на большее! – гордо вскинула голову Светлана.
– Завещание составлено в соответствии с законодательством, – покачал головой Сташевич. – На момент подписания Иннокентий Васильевич находился в здравом уме, о чем имеется соответствующий документ… Кстати, господин Серебряков предупреждал меня о чем-то подобном, но я не ожидал такой реакции, простите.
Да ладно! Ни за что не поверю, что милейший господин Сташевич впервые в жизни становится свидетелем подобной сцены! Завещание – штука опасная. Битвы за собственность ведутся годами и способны сделать лютыми врагами даже ближайших родственников.
– Это неправильное завещание! – заявил вдруг молчавший до сих пор Гапон. – Поддельное. Не мог Серебряк такого написать. Ты, крыса бумажная! Давай сюда правильный документ!
Нотариус опешил. Шум возобновился с новой силой. Я мирно сидела на стульчике и разглядывала свои ногти. Кажется, пора обновить маникюр…
– Стойте! Подождите! – Голосок юной силиконовой блондинки был таким звонким, что прорезал гвалт голосов. Все замолкли. Девушка поднялась и подошла к нотариусу. Остановилась, балансируя на высоченных каблуках, напоминающих козьи копытца. Положила руку с длиннющими акриловыми ногтями на плечо Иосифа Леонидовича. Сташевич в ужасе отшатнулся, но блондинка держала крепко.
– Я не понимаю! – сморщила лобик девушка. – Я ведь законная жена Кеши… Иннокентия Васильевича. Я думала, все должно достаться мне. Разве по закону положено не так?
И она беспомощно посмотрела на Сташевича. Да, такой взгляд действует на мужчин безотказно, и даже старого гриба превращает в рыцаря, готового ради прекрасной дамы на подвиги – а именно: покупку шубки из щипаной норки и недвижимости в Чехии для красавицы. Нотариус приосанился и принялся подробно объяснять про наследников первой и второй очереди, но потом взглянул на чистый лобик и ясные глазки юной вдовы – и сдался.
– Комбинат, магазины, аптека какая-то…Это все семечки. Ты скажи, законник, кто получает главное – рестораны, гостиницы и заправки? – выразил общую мысль Вишня. – Я что-то не дослышал.
Иосиф Леонидович откашлялся:
– В соответствии с последней волей покойного Серебрякова Иннокентия Васильевича гостиничная сеть «Греция», включающая в себя гостиничные комплексы «Геркулес», «Гефест» и «Персефона», а также ресторанная сеть, включающая ресторанный комплекс «Тары-растабары», «Веселая русалка» и «Сталевар», автомобильный сервисный центр «Тарасов-Тачка»…
Нотариус нудно и подробно перечислял названия и адреса, но никто его не прерывал – напротив, все слушали, как дошкольники сказку.
– …наследует Сидорова Мария Владимировна, тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения.
Наследники недоуменно переглядывались. Очевидно, личность главной наследницы являлась для них тайной.
– Это что за мокрощелка? – раздался в полной тишине голос Гапона. Родные и близкие загомонили наперебой, высказывая предположения, за какие именно заслуги не известная никому Мария стала главной наследницей. Силиконовая жена выглядела растерянной – она хлопала длиннющими накладными ресницами. Нинель схватила ее за руку и судорожно мяла свою старомодную сумочку.
Нотариус поджал губы.
– Мария Владимировна является дочерью Иннокентия Васильевича Серебрякова.
В кабинете наступила гробовая тишина.
– Да не было у него никакой дочери! – взвыла троюродная сестра Светлана.
– Мама, заткнись! – угрожающим тоном произнес демонический красавец.
– Не смей так разговаривать с матерью, Владимир! – оскорбленно вскинула тройной подбородок женщина. – Я стараюсь ради твоего будущего! Кеша оставил тебе всего лишь свой старый «Астон Мартин», а автосалоны завещал никому не известной девчонке!
Владимир сжал руками виски, как будто у него сильно болела голова. В исполнении любого другого парня этот жест выглядел бы ненатуральным, картинным… но Владимир выглядел как звезда немого кино, поэтому для него это было органично.
Я подумала, что было бы забавно завести ни к чему не обязывающий роман с таким вот персонажем – элегантным, утонченным, похожим на вампира. Такого, признаюсь, у меня еще не было.
Я улыбнулась парню уголками губ, демонстрируя солидарность по поводу идиотского поведения его мамаши. Но Владимир не принял подачу – напротив, смерил меня крайне неприязненным взглядом. Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось…
– Кто это – Мария Сидорова? – подала голос юная вдова. – И как она может быть его дочкой, если он Иннокентий, а она Владимировна?! Никак не может!
Приведя столь блестящее умозаключение, вдова с победным видом оглядела публику. Многие закивали, соглашаясь. Но я остановила взгляд на сестре покойного. Нинель откинулась на спинку кресла. Сумочку она стиснула так, что побелели костяшки пальцев – скрюченных артритом, но украшенных бриллиантовыми кольцами. Сестра хранила загадочное молчание, из чего я сделала вывод – есть, по крайней мере, один человек, для кого существование таинственной Маши не является полной неожиданностью.
– Слушайте, но ведь Сидоровых Маш… миллионы! – вступил в разговор отставной военный – отец демонического Владимира. – Как же ее искать-то?!
Нотариус оживился. Разговор миновал стадию воплей и упреков и теперь переходил в практическую плоскость. Иосиф Леонидович наконец-то почувствовал твердую почву под ногами.
– Ну, во-первых, не миллионы, а скорее тысячи. Во-вторых, нам известен год рождения – тысяча девятьсот девяносто шестой, и место рождения – город Тарасов. Это существенно сужает круг поисков. К сожалению, мы не располагаем более подробными сведениями о девушке. Скажем так, количество возможных кандидаток исчисляется сотнями. Нужно просто проверить всех и отмести, так сказать, ненужных. Тогда мы получим искомую Марию Сидорову…
– Но позвольте! Кто будет ее искать?! Что мешает любому из нас найти какую-нибудь Сидорову Машу и заявить, что она и есть та самая?! – высказал здравую мысль интеллигентный мужчина в очках и тупоносых ботинках – по виду врач. Сидящая рядом с ним женщина с короткой стрижкой дернула супруга за рукав:
– Виталик, зачем ты такое говоришь?!
Но Сташевич довольно кивнул:
– Покойный предусмотрел и такой вариант. Поэтому в завещании оговорено, что поисками Марии будет заниматься специальный человек. Знакомьтесь – Евгения Максимовна Охотникова.
Все взгляды обратились на меня. Я закинула ногу на ногу, сцепила пальцы на колене и вызывающе вздернула подбородок. Не люблю, когда на меня так пялятся.
– Уважаемый Иосиф Леонидович, для меня это полнейшая неожиданность, – сказала я. Лучше уж сразу расставить все точки над «i».
– Что ж, покойный очень высоко вас ценил, – сообщил мне нотариус. – В завещании специально оговорено, что поиски дочери Серебряков доверяет только вам, и никому другому.
Надо же! Ценил он меня! Ну, спасибо тебе, Серебряк! Тронута до глубины души…
– К сожалению, я вынуждена отказаться. Пусть кто-нибудь другой займется поисками.
Красавец Владимир слегка привстал, демонстрируя готовность приступить к поискам хоть сейчас. Братки тоже не остались в стороне. Ох, боюсь, с их помощью не меньше четырех Сидоровых Маш окажутся в этом кабинете еще до конца рабочего дня…
– Но почему вы отказываетесь? – изумился Сташевич.
– Дело в том, что это не мой профиль работы. Я телохранитель, а вовсе не частный детектив. Могу посоветовать родственникам покойного обратиться в соответствующее агентство. Девушку найдут быстро и по разумной цене.
– Но Иннокентий Васильевич совершенно ясно и недвусмысленно высказал свою волю – он поручает это дело вам! – не отставал нотариус. – Кстати, за поиски Марии предусмотрено вознаграждение в размере пятисот тысяч рублей.