Kitobni o'qish: «Ключи от жизни»

Глава 1

Я потушила сигарету и взглянула на часы. Судя по времени, которое они показывали, моя клиентка уже должна была сидеть у меня как минимум полчаса, выкладывая свои проблемы. Терпеть не могу, когда опаздывают. Начинаю нервничать и злиться, чувствуя к своей персоне полное неуважение со стороны непунктуального человека.

Вернувшись в комнату, я завалилась на диван и щелкнула пультом телевизора. Красавица-синоптик с экрана предвещала очередное повышение температуры.

– И чему ж ты так лучезарно улыбаешься, милая, если сейчас уже тридцать пять градусов жары? – вслух высказалась я и переключила канал.

В этот момент раздался звонок. Ну, наконец-то! Только я вовсе не кинулась открывать. Наоборот, сладко потянулась, медленно сунула ноги в тапочки и не спеша направилась к входной двери. Раздался второй звонок, более настойчивый. Я внутренне просияла, представив, как теперь занервничала клиентка. Эта маленькая месть подняла мне настроение. Но оно тут же и упало, стоило только увидеть посетительницу.

Низенькая пожилая полная женщина в сатиновом платке, засаленном фланелевом платье и войлочных зеленых тапочках смерила меня странным, неодобрительным взглядом.

– Вы Иванова? – неожиданно громко каркнула она.

– Да-а, – с некоторым сомнением протянула я.

Нет, сомневалась я, конечно же, не в том, что моя фамилия Иванова, а в том, что передо мной именно та женщина, которая звонила вчера, договариваясь о встрече. Она похожа скорее на почтальоншу, максимум – на работницу жилищного управления. И уж на кого совсем не походит, так это на денежного клиента.

– Значит, я по адресу, – удовлетворенно кивнула тетка и переступила порог. – Так вот, деточка, – с любопытством рассматривая мой коридор и явно пока игнорируя меня саму, продолжила толстушка, – решила я к тебе со своим горем обратиться. Ты же ведь сыщик? А зовут меня Анна Федоровна.

Теперь Анна Федоровна взглядом знатока живописи вперилась в пейзажик, висевший над зеркалом. Я сокрушенно вздохнула. Это отвлекло ее.

– Да-да. Горе у меня, – повторила она мой вздох, обреченно покачала головой и потуже затянула платочек.

– Сочувствую, – процедила я сквозь зубы, поняв, что зря трачу свое драгоценное время.

Анна Федоровна, бесцеремонно обойдя меня, зашла в комнату и кряхтя опустилась в кресло.

– Ой, а ты, дочка, тоже «Санта-Барбару» смотришь? – радостно воскликнула она, посмотрев на меня теперь уважительно, но тут же снова уставившись в экран.

К сожалению, попадаются порой и такие, с позволения сказать, «клиенты». Пенсионеры, которым не дорог их заслуженный отдых и нервы окружающих. Анна Федоровна наверняка пришла с просьбой найти ее пропавшего кота, а заодно и развеять скуку.

– Так в чем же дело? – обошла я вниманием ее вопрос об осточертевшем всем, по моему мнению, сериале.

– А обокрали меня, – заявила она таким голосом, будто это сделала я. – Телевизер вынесли, «Березка» называется. Цветной. И ковер чисто шерстяной прямо со стены сняли, паразиты. А еще…

– Дело в том, Анна Федоровна, – вложив в интонацию как можно больше вежливости, прервала я ее, – что такими квартирными кражами я не занимаюсь.

– Что значит такими? – возмущенно вскинула она седые брови, и я поняла, что своими словами создала предпосылку для скандала, за которым она в общем-то и явилась.

– Это значит, уважаемая, что если бы у вас украли раритетную коллекцию нэцкэ или, скажем, колье Шарлотты, то, возможно – повторяю: возможно, – я бы и взялась за ваше дело. А так, увы, – развела я руками, изобразив на лице досаду, – все больше расследованием убийств занимаюсь.

Анна Федоровна явно не знала слов «раритет» и «нэцкэ», но зато быстренько решила, что над ней издеваются. Поэтому, встав с кресла и уперев руки в бока, скривилась в злобной гримасе.

– Ах, вот, значит, как! – выкрикнула она и начала краснеть от негодования. – Значит, к старикам никакого почтения? Значит…

– Так, минуточку! – жестом остановила я ее. – Есть альтернатива. Если вы готовы платить мне по моему тарифу, то есть двести долларов в день, то я согласна отыскать вашего обидчика и собственноручно притащить вам вашу «Березку», опасаясь надорвать живот.

– Сколько? – возопила Анна Федоровна. Я пожалела, что вступила с ней в конфликт, и, решив сменить тактику, спросила максимально вежливо и терпеливо:

– Вы в милицию обращались, милейшая?

Но «клиентка» не унималась.

– Двести долларов в день! – вопила клиентка. – Ну ты и хамка! Нахалка! И как таких земля носит? И не стыдно тебе? А ведь еще молодая какая!

– Вы заявление в милицию написали? – пытаясь сохранять спокойствие, повторила я вопрос.

– А тебе-то что?! Да на тебя саму надо в милицию жалобу написать! – все гуще багровея, визжала Анна Федоровна, потрясая морщинистым кулачком.

– Ну так пойдите и напишите, – не повышая тона, посоветовала я и указала на выход.

– Хорошо, хорошо, – махнула она рукой. – Напишу. Обязательно напишу. Ты еще за мной побегашь. Побегашь, побегашь. Ну и нахалка!

Так с угрозами она и удалилась.

Я облегченно вздохнула, заперев за ней дверь. Но сейчас же затрезвонил телефон, не дав мне времени успокоиться после неприятной сцены.

– Да! – резко выпалила я в трубку, чувствуя, что вся еще киплю внутренне.

– Татьяна Александровна? – спросил мягкий баритон.

– Она самая.

– Добрый день. С вами говорит оперуполномоченный уголовного розыска Октябрьского района Миющенко. У меня к вам имеется некое предложение.

– Какое именно? – остывая, спросила я. – Надеюсь, это не предложение устроиться к вам на работу в качестве штатной единицы?

– Нет, конечно, – усмехнулся Миющенко, – но это не телефонный разговор. Так вы сейчас свободны?

– Пока да.

– Минут через пятнадцать я смогу зайти?

– Ну, зайдите, если сможете.

– Спасибо. Адрес я ваш знаю, – успокоил он меня и повесил трубку.

Я успела только выпить стакан холодного вишневого сока и выкурить сигарету. Второй сегодняшний визитер явился ранее означенного времени.

Пару секунд мы визуально оценивали друг друга через порог. Не знаю, какие выводы относительно моей внешности сделал он, но лично я сразу подумала о том, что им с успехом можно пугать непослушных детей.

Это был низкорослый худосочный субъект с прыщавым лицом, непомерно длинным кривым носом, недоверчивым взглядом маленьких темных глаз и сальными волосами на прямой пробор. Милицейский китель, подобранный явно не по размеру, висел на нем мятым мешком. В щуплой ручке опер держал форменную фуражку. Пожалуй, ему было чуть больше двадцати.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна, – изобразил он подобие улыбки, обнажив ряд крупных желтых зубов, что в полной мере довершило картину. – Это я вам сейчас звонил.

– Замечательно, – кивнула я. – Вам, конечно, очень к лицу милицейская форма, но все же хотелось бы посмотреть и на удостоверение.

– Ах, да-да, – немного смутился он, достал из внутреннего кармана пиджака красные корочки и, развернув их, сунул мне под нос.

– Угу, – буркнула я и отошла в сторону, давая ему пройти. Улыбнуться в знак приветствия я так и не смогла.

Редкостное чудовище прямиком направилось в кухню. Затем обернулось:

– Сюда можно?

– Да, конечно. Располагайтесь, где вам удобно. Хотите сока со льдом?

– Да, пожалуй, – энергично кивнул он, от чего сальная прядка волос упала на открытый лоб.

Поправив ее каким-то нервным движением свободной руки, он присел возле стола, пристроив фуражку на своих острых коленях.

Я подала ему обещанный напиток и села напротив, готовая его выслушать. Миющенко жадно припал к стакану, выпил все содержимое залпом и стал катать во рту ледяные кубики. Затем выплюнул их обратно в стакан и отставил от себя. Зрелище было отвратительное. Кажется, я даже скривилась, не удержавшись.

– Да, жарко сегодня, – вымолвил он наконец.

Надо заметить, что его голос совсем не соответствовал внешности. Голос был довольно приятен.

– Но вы, надеюсь, не о погоде пришли разговаривать? – спросила я и посмотрела в окно, решив, что так мне будет удобнее общаться с гостем.

– Ну, разумеется, я пришел по делу. Только давайте уж сразу договоримся, что разговор будет конфиденциальным, несмотря на то, откажетесь вы или согласитесь. Хорошо?

– Согласна, – не поворачивая головы, отозвалась я. – Выкладывайте.

– Короче, так, – оживился Миющенко. – Два дня назад мы задержали одного мужичка. Убил свою жену. Вроде все факты налицо. Кроме одного, – боковым зрением я заметила, как он поднял вверх указательный палец. – Самого главного, так сказать.

– И какого же?

– Трупа нет.

– То есть? – недоуменно взглянула я на Миющенко.

– А вот так, – оскалился он в своей обворожительной улыбке, и я снова отвернулась. – Сам позвонил нам с утра, сказал, что жена пропала, что кровь на полу в ванной и в коридоре обнаружил. Когда мы приехали, он был в полной якобы растерянности. Ну, мы обыск небольшой произвели. В итоге в стиральной машине нашли его рубашку со следами крови. На кухне стоит фирменный такой деревянный ящичек с набором ножей «Золинген». Так вот на одном из них тоже кровь и отпечатки пальцев хозяина. Мы уже проверили. Потом обнаружили кровь и в багажнике его автомобиля, который под окном стоял на то время. Мужик клянется, что не убивал никого и вообще ничего не понимает. Экспертиза же показала, что следы крови в ванной, в коридоре, на рубашке, на ноже и в багажнике «Опеля» идентичны между собой и соответствуют крови пропавшей жены. У нее редкая четвертая группа да еще и с отрицательным резусом. Мы об этом в поликлинике справились.

– Так… А я тут при чем? Вы хотите нанять меня, скинувшись всем отделом, чтобы я нашла труп?

– Нет, ну что вы, я пришел сделать вам предложение…

– Руки и сердца? – снова посмотрела я на него.

– Вы все шутите, Татьяна Александровна, и перебиваете меня, а я…

– Простите, больше не буду, – извинилась я и тут же хихикнула, живо представив Миющенко в роли жениха. Господи, какой же я бываю иногда идиоткой!

– Ну так вот, у меня к вам деловое предложение. Мать подозреваемого не верит, что ее сын мог такое совершить, хочет лучшего адвоката нанять, жалобы строчить, ну и прочее. А я хочу посоветовать ей к вам обратиться. Вы же практически все дела раскрываете. Это у нас все в отделе знают, да и многие в нашем городе. Кстати, вы смеялись по поводу штатной единицы, а вас с удовольствием приняли бы к нам.

– Спасибо за лестные отзывы и за оказанное доверие, но все-таки давайте ближе к теме, – как-то теряя ко всему этому интерес, поторопила я Миющенко.

– Тема одна – деньги, – попытался он заглянуть мне в лицо. – Я даю мамаше ваши координаты, она вам с радостью платит, хватаясь за соломинку. А вы раскрываете то, что и так уже практически доказано нами, и даете мне, скажем, пятьдесят процентов от своего гонорара. Вы ведь деньги берете независимо от исхода дела? Так? А вам и делать-то ничего не придется. Можете и дома посидеть. А потом ей скажете, что так, мол, и так, все-таки ваш сынок убил. Ну, максимум, труп его жены поищете. Но, думаю, мы и сами его скоро обнаружим. Видите, как все просто.

– Ясно, – я легонько хлопнула рукой по столешнице. – Мало того, что вы, любезнейший, хотите на мне подзаработать, так еще и надеетесь, что я сокращу вам работу по розыску трупа. А деньги, значит, я должна взять с обезумевшей от горя матери, заранее зная, чем все закончится. Да это же, господин офицер, по меньшей мере цинизм! Ну уж нет, я такими вещами не занимаюсь.

Похоже, денек у меня сегодня с самого начала не удался. Но опера моя отповедь не остановила.

– Может быть, и цинизм, – легко согласился он и неожиданно добавил: – А вдруг окажется, что этот мужик и впрямь не убивал жену… Вдруг его кто-то подставил? А без вас у Луговичного шансов практичес…

– Простите, как вы сказали? – прервала я Миющенко на полуслове, хотя и обещала этого больше не делать. – Луговичный?

Фамилия эта довольно редкая. А я знала одного Луговичного. У него и имя-то неизбитое было – Рудольф. В школе вместе учились, в параллельных классах. Мало того, даже легкий романчик у нас был.

– Да, – ответил с готовностью опер. – Подозреваемый – Рудольф Луговичный. Семьдесят третьего года рождения. А что? Вы его знаете?

– Рудольф?! – воскликнула я, прижав ладони к щекам. – Ну надо же, как тесен мир! С ума сойти. Вообще-то он… Да, действительно, на Рудика это не похоже. Хотя со временем люди меняются.

– Вот видите, – снова вытянул тощую шею Миющенко, и я удостоила его взглядом. – Тем более вам необходимо взяться за это дело. Чувствую, мне повезло, что вы оказались знакомы с ним.

– Не знаю, как вам, а вот Рудику, возможно, и повезло. И если он не виноват, я это докажу. Так что шансы у него практически появляются. Да. Меня заинтересовало это. Вы выиграли, товарищ оперуполномоченный. Но о пятидесяти процентах и речи быть не может. Двадцать. И только из большого уважения к вам, – сделала я подобающую гримасу.

– Согласен, – быстро согласился он. – А люди они довольно состоятельные. Заплатят. Так я дам ваш телефон Мальвине Васильевне? Ну и имена в этой семейке! – насмешливо хмыкнул он.

– Пожалуй, номер дайте. Но учтите, что просто так вам двадцать процентов на голову не свалятся. Придется со мной сотрудничать. Улавливаете? Кстати, – не удержалась я, – судя по данным удостоверения, вас зовут Анатолием Несторовичем?

– Да, но можно просто Анатолий, – ответил он и тут же осекся. – Конечно. Все, что будет зависеть от меня… Короче, я понял, – кивнул Миющенко.

– Угу, – в моем голосе добавилось сарказма, – в вашей семейке тоже редкие имена, оказывается, попадаются.

Анатолий Несторович потупил взгляд.

Молодой, алчный, наглый, хитрый, уважающий только собственную персону – вот какой замечательный мне достался компаньон.

– Ну ладно, Анатолий, давайте уж теперь все поконкретнее. Деталей побольше, собственных выводов поменьше.

– Да, в общем-то, я вам все рассказал, – пожал он щуплыми плечами и потянулся к моему «Мальборо». – Вы позволите?

– Травитесь на здоровье, – позволила я и тоже закурила, отвергнув благородный жест партнера дать мне прикурить от его зажигалки. – Вы, Анатолий Несторович, не спешите считать меня дурой, – с наслаждением выпустив струю дыма ему в лицо, томно произнесла я. – Рассказать вам есть что. Просто не хочется. Вроде как права не имеете раскрывать тайны следствия. Только вы и так уже перешли дозволенную грань – хотите своего клиента ко мне перекинуть и навариться при этом. Начальство вам за это звание не повысит. Так что не тушуйтесь, молодой человек.

– Пф, – презрительно надул он щеки. – Начальство! Да наше начальство, если хотите знать, только так аналогичными делишками занимается. Дело практически раскрутят – в основном это краж касается, – а потом клиенту советуют в частное сыскное агентство обратиться. В «АиД». Говорят, мол, только они вам помогут. А там уже договоренность: аидовцы берут с потерпевшего бабки и делят с нашим начальством. Не каждая ведь жертва догадывается, что нам надо заплатить за работу.

– Замечательно. А вас, значит, пока в долю не берут? И вы решили сами попытать счастья? Кстати, Аид – это повелитель царства мертвых, насколько я помню греческую мифологию…

– Нет, просто Алешин и Демин.

– Да знаю я эту конкурирующую организацию, – махнула я рукой. – Выходит, теперь им уподобляюсь.

– Что вы! Вы совсем другое дело! – решил он мне польстить. – Они же только за счет нас преступления раскрывают. А о ваших расследованиях я слышал кое от кого, потому к вам и пришел.

– Ну, хватит сантиментов, Анатолий. Выкладывайте ваши козыри. Я сразу поняла, что в деле Луговичного что-то не сходится. Только не изображайте из себя его ангела-хранителя. Я прекрасно поняла ваш план: решили для начала проверить, не схаваю ли я наживку. А дальше было два варианта. Первый: я соглашусь ради денег сделать вид, что работаю, а сама баклуши бить буду. Тем временем дело закроют, а вы содержимое своих карманов пополните. Ну а на второй случай, если я пошлю вас с вашим предложением подальше, подбросите мне интересные факты, на которые следователи плевать хотели, и я из чувства справедливости возьмусь спасать человека. Все так?

Миющенко усмехнулся, качнув головой:

– От вас действительно ничего не утаишь. Да. Есть там для меня, – он сделал ударение на последнем слове, дабы придать себе значимости, – пара странноватеньких фактиков. Во-первых, нож, который посчитали орудием убийства. Это хлебный нож, лезвие пилочкой. Убийца скорее воспользовался бы другим, тем более что подходящие в наборе имелись. И лежал этот хлебный нож рядом с ящичком, будто нарочно. Второе, пятна крови на рубашке. Их как будто специально поставили. Ну, ровные какие-то, не смазанные, что ли, как бывает при…

– А вам не показалось странным, – снова перебила я опера, – что Луговичный, если он убийца, вообще эту рубашку в стиральную машину засунул вместо того, чтобы избавиться от нее так же, как от трупа? И багажник, к примеру, не помыл? И следы крови оставил в квартире? Зачем сразу кинулся вам звонить?

– Ну… – замялся «партнер», – и это тоже. Но порой бывает, что человек действует в состоянии аффекта… Или специально хочет следствие запутать. Всякое бывает.

– А мотивы? – пропустила я замечание мимо ушей.

– Вот это тоже пока не ясно. Наследства от жены Луговичный не ждал. Ревность? Но она ему вроде не изменяла. И он сам так говорит, и его мать. Правда, скандалила его женушка часто.

– Но ведь это не повод ее убивать?

– Кто знает, – опять шевельнулись плечи Миющенко.

– А соседей вы опрашивали? Кто-то же должен был видеть, как отъезжала машина Луговичного, если он действительно в ней труп вывозил.

– Опросили некоторых. Никто ничего не знает. Говорят, мол, во дворе автомобилей тьма, за всеми не уследишь.

– Так. Все ясно. Пожалуй, от вас мне нужно пока только одно – хочу встретиться с Рудольфом. Это можно сделать уже сегодня?

– М-м-м, – промычал он, потерев свой длинный нос. – Проблематично, конечно, но…

– Не набивайте себе цену, Анатолий Несторович. Раз уж вы мое согласие получили, то деньги ваши будут. Или вы решили, что продешевили?

– Нет-нет, – скороговоркой проговорил он. – Все остается в силе. Хорошо. Сегодня вечером я вам это устрою. Как раз мое дежурство. Он пока еще у нас находится, в изоляторе временного содержания. Но, боюсь, скоро его в КПЗ переведут. Там уже сложнее будет с ним увидеться, почти невозможно.

– Вот и ладненько. Определимся во времени, пока оно есть.

– В двадцать два часа, – по-военному отрезал опер. – Как раз потише будет.

– Годится. А теперь звоните Мальвине Васильевне и дайте ей мои координаты. Можете это сделать прямо отсюда, если у нее, конечно, телефон без определителя номера. Вы ведь были в квартире Луговичных, как я поняла?

– Был, конечно. Только вот на аппарат внимания не обратил, – тоскливо посмотрел он на меня.

– Не удивительно, – подбодрила я его, вставая и давая понять, что аудиенция окончена.

Когда этот мерзкий тип покинул мое жилище, я почувствовала прилив бодрости и желание погадать. А гадаю я на двенадцатигранных костях по специальному методу. Может, это и баловство, но мне оно как-то всегда придает уверенности.

Достав из сумочки замшевый мешочек, я высыпала на ладонь кости, немного погрела их в руке, сконцентрировала мысли на вопросе о предстоящей работе и кинула «кубики» на поверхность стола.

Выпали числа: 1+21+25, расшифровка коих гласит: «Уменьшение ваших доходов связано с помощью другим людям». Ну прямо в яблочко! Будем только надеяться, что слово «помощь» относится к Рудольфу, а не к Миющенко. Значит, я правильно сделала, что согласилась.

Теперь остается ждать «тревожного» звонка Мальвины Васильевны. А пока можно позволить себе предаться детским воспоминаниям, лежа на диване под вентилятором.

Глава 2

Рудик Луговичный. Краса и гордость всей школы. За ним бегали все половозрелые девчонки, а молодняк смотрел на него как на картину. Для мальчиков было честью считаться не то чтобы друзьями, а хотя бы приближенными к его особе.

Высок. Статен. Русоволос. Безукоризненные черты лица, хотя лет в пятнадцать-шестнадцать все подростки мужского пола выглядят не лучшим образом. Кроме внешности, Рудик обладал и некоторым умом. Во всяком случае, учился на «отлично», побеждал на всяческих математических и географических олимпиадах, и ни одно спортивное мероприятие не обходилось без его участия, причем как претендента на первое место. И он не был маменькиным сынком и занудой. Короче, весь набор положительных качеств.

Но! Вот всегда найдется это противное «но». Луговичный был жутким эгоистом, влюбленным лишь в себя. Из-за этого он часто вступал в конфликты с учителями, и потом ему приходилось отвечать у доски на кучу дополнительных вопросов, чтоб заработать пятерку. Он никак не мог выбрать среди своих обожательниц достойную его, не имел постоянного друга, так как вечно ссорился из-за мелочей, и поэтому, в сущности, оставался одиноким, несчастным и всеми непонятым.

В конце концов Рудика угораздило влюбиться – насколько он вообще способен был на это чувство – именно в меня, в ту, которая, в отличие от большинства, практически не обращала на него внимания. А была влюблена в Сереженьку Зинченко. Внешне тот был зауряден, но вот внутренне… Мне казалось, что в нем заложена какая-то необыкновенная тайна. Что он – граф Монте-Кристо или по меньшей мере капитан Немо. Только вот Зинченко плевать хотел на мои страстные взгляды и томные вздохи. Да и вообще, видимо, для любви еще не созрел.

Перепробовав все возможные дамские уловки, я уж было отчаялась заполучить его в бойфренды, но тут мне пришла в голову отчаянная идея. Я стала отвечать взаимностью на ухаживания Луговичного. На переменах мы ходили с ним за ручку по школьным коридорам, целовались на заднем дворе. Причем скрываясь от учителей, но не таясь от однокашников. Мы убегали с уроков в кино, рассказывая потом завистникам сюжет, и даже катались в городском парке на лодке. Но Рудик оставался верен себе. Я и сейчас помню, как он небрежным жестом скинул рубашку, обнажив торс, налег на весла и стал любоваться своими играющими на груди мышцами. Были и другие подробные моменты. И вообще иногда заглядывая мне в глаза, он видел лишь свое отражение.

Это самолюбование Рудика вызывало во мне жуткое раздражение, чуть ли не до тошноты. Но я терпела. Терпела только из-за Зинченко, который теперь действительно стал меня замечать. А как же! Что это за красавица такая, которая покорила сердце школьного кумира?

Этим я быстренько воспользовалась и, естественно, без сожаления переметнулась к нему. Но, как впоследствии оказалось, Сереженька не был ни Монте-Кристо, ни Немо, ни даже Маугли. Он оказался Беликовым. А чеховский «Человек в футляре» – вовсе не герой моего романа. Так что с ним у меня тоже ничего серьезного не получилось.

Да и не о нем сейчас надо думать. Думать надо о Луговичном. И чем больше я о нем думала, вспоминая черты его характера, тем больше приходила к мнению, что он не способен на убийство. Когда я его бросила, он впал в долгую депрессию. И вообще, как я помню, если у Рудольфа что-то не складывалось, его реакцией было полное уныние, но никак не ярость. Он мог покапризничать, мог топнуть ножкой, обидеться, но не более того.

Так что, скорее всего, его подставили. Но милиционеры только в кино запросто решают сложные задачки, в жизни все гораздо проще: алиби нет, кровь на твоей одежде и в твоей машине – ты и убил, а труп на свалку свез. И нечего нам мозги пудрить, у нас и без того дел хватает. Одной только писанины на восемь суток из-за тебя. Вот и весь разговор. А если недоволен, ищи адвоката. Пусть он твои проблемы решает. Нам бы поскорее «галочку» отработать и дальше в бой.

Помогу я тебе, Рудик. Виновата перед тобой немножко, так что, видно, пришло время отвечать за свое маленькое полудетское предательство. При другом раскладе ни за что не пошла бы на компромисс, не стала бы с этим мерзким Миющенко связываться.

– Да? – ответила я на телефонный звонок, быстро выплыв из тумана воспоминаний.

– Здравствуйте, – прошелестел тихий женский голос. – Как бы мне услышать Иванову Татьяну Александровну?

– Довольно просто. Вы ее уже слышите.

– А-а. Это вас беспокоит Луговичная Мальвина Васильевна.

– Вы меня совсем не беспокоите. Я вас внимательно слушаю.

– Дело в том, – сделав некоторую паузу, выдохнула мама Рудика, – что мне посоветовали обратиться к вам, – снова пауза, и я промолчала, давая ей как следует собраться с мыслями. – У меня такое дело… такое… – женщина всхлипнула и часто задышала.

– Да вы не волнуйтесь. Вас где устроит встреча, на моей территории или на вашей? – пришла я ей на помощь.

– Ну-у… если это возможно, то, конечно, было бы лучше, если бы вы приехали ко мне. Я так ужасно себя чувствую, – благодарно пролепетала Мальвина Васильевна.

– Хорошо. Говорите ваш адрес, – быстро ответила я, дабы она не успела окончательно разреветься.

Луговичная назвала совсем не тот адрес, по которому они жили прежде. Что ж, не удивительно, все-таки больше десяти лет прошло с тех пор, когда я последний раз видела Рудольфа. Слышала, правда, как-то от кого-то что-то про него, да и то не запомнила, поскольку не особо интересовалась.

– Вот и замечательно. Вы сейчас дома?

– Да.

– Я уже еду. На подъездной двери код есть у вас?

– Ой, конечно! Совсем забыла сказать. Сто восемьдесят девять. Так я жду?

– Обязательно.

Через двадцать минут я уже была у Луговичной. Нельзя сказать, что она сильно изменилась. Те же вытравленные, почти белые волосы, собранные сзади в пучок, та же худоба. Только вот глубокие мрачные складки возле рта да синяки под глазами выдавали ее теперешнее горестное положение. Меня же Мальвина Васильевна не знала – у нас с Рудиком не так далеко зашли отношения, чтобы представлять друг друга своим родителям.

– Добрый день, – поприветствовала я ее и тут же сообразила, что ляпнула глупость.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, – сделала она вялый жест.

Мы расположились в просторном зале. Она – на диване, я – в кресле. Надо заметить, что ее квартира впечатляла. Пока шли по коридору, я определила четырехкомнатную секцию последней серии. А это значит: шестнадцатиметровая кухня, семь квадратов ванная и прочие излишества. Да и обстановка не оставляла желать лучшего – все «евро», все «стандарт».

– Ну, рассказывайте, Мальвина Васильевна, – обратилась я к ней и сделала выжидательно-сочувственную мину.

– Беда у нас в семье, Татьяна Александровна. Только на вас вся надежда, – покачала головой Луговичная и стала рассматривать свои ногти.

– Итак? – поторопила я ее.

– Сына моего в убийстве жены подозревают, – не поднимая припухших век, отреагировала она. – Но я уверена, он этого не делал. – Крупная слеза капнула ей на запястье, и она замолчала.

– Мальвина Васильевна, – проникновенно заговорила я, – милая, успокойтесь. Давайте все по порядку, не упуская ничего. А я по ходу вопросы задавать буду. Время-то идет. А это не в нашу пользу.

– Да, конечно, – виновато взглянула она на меня. – В общем, в тот день я у сестры ночевала…

– В какой день?

– А, ну да… Простите. Я понимаю. Десятого июля. С субботы на воскресенье. Но живу я пока здесь. С ними. И вот утром, позавчера прихо…

– Минуточку, Мальвина Васильевна. С кем «с ними« вы живете?

– Ну, я сдала свою квартиру и вступила в строящийся кооператив. Мне так Рудик посоветовал. Сын, – пояснила она. Теперь в ее голосе почувствовалось больше твердости. – И сказал, чтобы я пока пожила у него. То есть с ним и его женой. Я уступила его просьбе. Но не ради себя, а ради будущих внуков, так как им потом…

– Понимаю, – хорошо маскируя нарастающее раздражение, кивнула я. – Так вы ночевали у сестры?

– Да. Долго засиделась там, позвонила Рудику предупредить, что останусь. Трубку, правда, Галина взяла – моя невестка. Его жена то бишь, – старалась она доходчивее объяснять, я учтиво склонила голову в знак понимания. – А когда утром вернулась, то…

– Во сколько, не помните точно?

– В половине девятого. Хотела успеть завтраком их накормить. Они по выходным долго спят. Галина-то всегда, она не работала никогда, – отпустила Луговичная шпильку в адрес снохи, и я сразу определила их отношения, – а вот Рудик отсыпался по праву. Так вот, захожу домой, иду сразу на кухню с сумками и вдруг поскальзываюсь на чем-то. Смотрю, похоже на кровь! – Она в ужасе округлила глаза и прижала руку к сердцу, вновь переживая минувшее событие. – Бросаю сумки и бегу к Рудику в спальню. Стучу – молчат. Сама вошла, а он спит как ни в чем не бывало. Но один. Галины нет. «Сынок, – говорю, – у вас все в порядке?» Он мне сонным голосом отвечает, что да. «А Галочка, – спрашиваю, – где?» Он говорит: «В другой комнате». Ну, такое у них частенько бывало. Поскандалят немного и разбегаются по разным спальням.

– А из-за чего они скандалили?

– Да, господи, – энергично махнула она рукой, – милые бранятся – только тешатся. Мало ли? Из-за ерунды всякой.

Было заметно, что тут Луговичная явно фальшивит. Почему вот только Миющенко не сказал, что она при всем присутствовала? Хотя известно, юристы матерей за свидетелей не считают, полагая, что мать однозначно дитя выгораживать станет. Но ведь не всегда. А я, в отличие от государственных следователей, к показаниям кровных родственников отношусь с особым вниманием. Часто по их лицам и жестам можно определить, врут они или говорят правду. Мне в работе это очень помогает.

– Ну ладно, давайте дальше, – сказала я, решив, что об этом поговорю с Рудольфом. – Кстати, когда вы к сестре уходили, Галина дома была?

– Дома, дома. А ушла я в семь вечера, – подтвердила она и продолжила: – Ну, я в другую комнату. Галины там нет. В ванную заглянула, а там… Ужас! Все полы в крови! – снова прижала Мальвина руку к груди. – Я скорее Рудика будить. Он вскочил, ничего не поймет. Мы милицию вызвали. А они… – бедная женщина снова всхлипнула, – а они давай по дому шарить. И в стиральной машине рубашку сына нашли. А на ней тоже кровь. На манжете и на середине, – указала она на свой живот, – вот тут примерно. Ну и сразу забрали его! Вы представляете? – и Мальвина Васильевна стала содрогаться в рыданиях.

Я поняла, что, кроме истерики, сейчас она уже ни на что не способна, и пошла на кухню налить ей воды. Гора посуды в раковине смотрелась нелепым грязным пятном посреди белизны мебели и стен. Судя по всему, посуду Мальвина Васильевна так и не удосужилась помыть с того злополучного воскресенья. Почти бесшумно работал кондиционер. Тут было даже холодно.

Вручив ей стакан, я попросила разрешения немного осмотреть квартиру.

– Да-да, – проговорила она, стукнув зубами о стекло, и жадно припала к воде.