Kitobni o'qish: «Альпийские каникулы»

* * *

Попробуй хоть что-нибудь твердо решить, как тут же появится куча препятствий.

Пока их преодолеешь – забудешь, чего и хотела. Я, например, решила отдохнуть в стране, где мужчины ходят в шортах и в дурацких шляпах с петушиными перьями, где по горам лазают миллионеры с королями под ручку и все жуют сосиски и колбаски. А еще – пьют пиво.

Казалось бы, отдыхай и радуйся. Но лучше бы я в деревню поехала, какую-нибудь Ляповку Базарного уезда. А что? Снег точно такой же, а покою неизмеримо больше.

* * *

Я устроила себе отдых, отпуск и каникулы сразу. Москва – Мюнхен, Мюнхен – Гармиш, лыжи, тренажеры, массажи. Культурная жизнь и специфический загар. Ну-ну.

Аэропорт в Риеме – это почти как Шереметьево-2, только иностранцев больше. Наших тоже хватает. Причем определяешь их вовсе не по мату; это второй показатель. Первый – почему-то стандартно обвислые задницы. Хоть в какой костюм одень нашего Ваню, а как сзади посмотришь – нет, это не милорд. Это – свои! Можно и не прислушиваться.

Стоял немецкий декабрь, температура зашкаливала до предела – зима вышла суровой: целых плюс два градуса.

В своем сиреневом брючном костюмчике и в очень милой беретке-таблетке я изнывала от жары, ожидалось-то что-нибудь пожестче. Но есть в этом и свои плюсы – так же тепло, как и я, здесь одевались все местные жители.

Я здорово вписалась в ландшафт. В гостинице «Мариен-отель» – не «Хилтон», разумеется, но прилично – я заблаговременно заказала себе номер с ванной. Пару дней на лирику в старом городе надо было отвести – всякие там ратуши, кирхи и брусчатые мостовые, а все оставшееся время – на горы и озера.

Я не отношусь к числу тех российских граждан, весь запас немецких слов которых состоит из «хенде хох, Гитлер капут, шнапс, Штирлиц». Ни фига! Целый месяц я готовилась, мусолила разговорник, плюс еще солидный груз английского языка, да еще язык жестов, которым я владею – дай бог каждому, так что объясниться смогу с любым бюргером.

О, майн либер Августин!

Аллес ин Орднунг! В смысле – все в порядке!

* * *

Оставив в отеле чемодан и попудрив носик, я пошла гулять. Сумочка на плече, в ней – все, что нужно. Костюм менять не стала, лишь надела под него что полегче, он и так шерстяной – не замерзну.

Мне всегда нравились прогулки по незнакомому городу, а тут – незнакомости глобальные. Кстати, в центре Мюнхена есть «Английский сад», по крайней мере, я так перевела название «Энглишер Гартен». Я попала туда уже под вечер, после дегустации каких-то колбасок с капустным гарниром. Пиво я выбирала, отсчитывая сначала слева-направо, а потом – справа-налево. На вкус оно, между прочим, разное. Особенно вначале.

Прямо в «Энглишер Гартен» – музей живописи. Я решила заглянуть туда завтра, если время будет, а сейчас гуляла и соображала, как бы мне поумнее доехать до Нойхаузена, в свой отель.

Я остановилась на дорожке, посыпанной розоватым щебнем, и щелкнула зажигалкой. Только успела подумать, что все прекрасно, чудно и здорово, как кто-то ударил меня сзади в левое плечо.

Парень среднего роста в спортивном костюме вырвал мою сумочку и помчался по дорожке прямо в сумрак. Блин! А ведь еще в Москве я твердо решила, что буду бросать окурки только в урны! Ну да это не окурок.

Отшвырнув сигарету, я бросилась за ним. Дорожка широкая – метров пять, наверное. Он сначала бежал по прямой, а потом начал метаться в стороны. Вот тут-то он и ошибся. Колбаски с пивом ну никак не хотели войти в нужную фазу бултыхания. Если бы этот вороватый немчик не стал петлять, пришлось бы мне тяжко.

Зацепив какого-то дядьку, парень толкнул его на меня, я отскочила, но папаша, расставив руки, завопил: «О-о-о!» – и, стараясь удержать равновесие, схватил меня за брюки. Что-то затрещало.

Я закрутилась на месте – не отпускал, зараза.

– Марш хераус, ди швайне! – проорала я и очень четко приложилась каблуком к его ступне.

Проорав новое «О-о-о!», но уже в другой тональности, дядька отпустил меня и занялся собою. Я рванула вперед. А парень уже почти терялся вдали – темнело быстро.

Пришлось поднажать. Расстояние сокращалось – у него явно не хватало дыхания.

«Догоню, такое „О-о-о!“ устрою – всю жизнь будешь вздрагивать при виде женских сумочек, засранец», – злобно подумала я и, сделав последний рывок, схватила его за воротник и правой ногой провела подсечку. Пока он взлетал, я успела схватить сумочку и отскочила в сторону. Парень упал как мешок, схватился за локоть и простонал:

– Ой, бля!

Самое смешное, что я не удивилась отсутствию языкового барьера, а обрадовалась. Восстановила дыхание и очень четко объяснила ему, на кого он похож и как ему повезло, что первый порыв мой пришелся не на него, а на немногословного баварца, который еще наверняка укачивает свою ногу и не понимает, какого черта сегодня ему понадобилось переться в «Энглишер Гартен».

Пока я говорила, парень смотрел на меня снизу как на привидение, вытаращив глаза и полуоткрыв рот. Я даже два раза проверила беретку и провела рукой по себе сверху-вниз – вроде все на месте.

– Чего уставился, бублик? – спросила я и вдруг сообразила: – Ты русский?

Он, все так же сидя на земле, отрицательно покачал головой.

– Нет, немец.

Но сказал это так чисто, что я заподозрила что-то нехорошее. Оглянулась по сторонам – никого. Посмотрела внимательно на этого «немца».

Парень как парень, костюмчик так себе – не «Адидас». Кроссовочки простенькие, петушок на голове тоже обыкновенный. Коренастый шатен, лет двадцати трех самое большее.

Парень понял меня неправильно. Он сжался и начал отползать к краю дорожки. Сейчас как шмыгнет в заросли, и ищи-свищи, а мне уже любопытно стало.

Я подошла и встала над ним.

– Не надо, – прошептал он.

– Не буду! Откуда язык знаешь, немец? – строго спросила я.

Он сплюнул и промолчал.

– Спецшколу закончил?

– Нет, – хрипло ответил он и откашлялся, – обыкновенную, среднюю.

Я просто обалдела: что за чудеса? Если бы я после своей средней школы так знала иностранный язык, да я бы!..

– В Мюнхене, что ли? – уточнила я, чтобы просто закрыть тему.

Он опять покачал головой:

– Нет, в Тарасове.

– Как в Тарасове?!! – Я так и присела рядом с ним. Ноги, наверное, подкосились от удивления – в первый же день встретить земляка!

– Так ты наш, поволжский немец! Что ж ты, козел, земляков обижаешь?

Через минуту мы уже вместе шли к выходу из «Энглишер Гартен» и спокойно общались.

Федя, или Тео, как его здесь звали, приехал в Германию в позапрошлом году с родителями. Точно приехал из Тарасова – я погоняла его по районам и улицам. Он даже знал, что у нас два кафе с названием «Айсберг»: одно в Ленинском районе, другое – в Волжском. То, что в Волжском, в народе называется «Рабинович».

Но вот что он часто бывал в «Рабиновиче», Федя врал – что-то я его не помнила. А впрочем, может быть… Я на сопляков никогда внимания не обращала.

Жизнь Тео в фатерланде не задалась, он даже полгодика посидел в тюрьме, правда, за что – не сказал. Сейчас прибился к банде рокеров, гонял на рычащих гадах по закоулкам пригородов, подворовывал и систематически принимал дозу.

Новоприобретенный земляк проводил меня до самого отеля.

– Тебе десяти марок хватит, Сусанин? – спросила я, протягивая ему бумажку.

– Смотря на что, – быстро ответил он и спрятал ее в карман.

– На «Сникерс», майне кляйне.

– Да не только. Спасибо, Тань. – Тео осмотрелся по сторонам. – Мы собираемся обычно после обеда возле Лодокирхе в Зольне и кучкуемся там до темноты. Если что нужно будет, обращайся – любому по головке настучим. Моя фамилия Баумгарт.

– Ну, это уж вряд ли, Тео. Пока.

– Пока.

Федор-Теодор, засунув руки в карманы куртки, ссутулившись, ушел. Я помяла сигарету в пальцах, но закурить решила в номере: приму душ, закажу кофе, посмотрю, что показывают местные одноглазые бандиты.

В вестибюле никого не было. Только белобрысый портье торчал из-за своей загородки, кося глазами в маленький телевизор справа. Когда я подошла, он вытаращился на меня как-то уж очень отчаянно. Получив ключ, я заметила, что его телевизор был монитором телекамер внешнего обзора. Тогда скорее всего его привлекла не я, а мои разговоры с Тео. Согласна, этот рокерный пацанчик – странная компания для первого же вечера одинокой иностранки. Да и вообще для такой девушки, как я, странно давать деньги мужчине. Ну, пусть уж порассуждает сам с собою на эту тему.

В моих апартаментах все было чистенько и шторы опущены. Разбросанные мною вещички аккуратно лежали и висели в шкафу. Так, не забыть наутро оставить под подушкой пару марок. Я прошла в ванную, отрегулировала воду и стала раздеваться. День сегодня прошел содержательно. Посмотревшись в зеркало и с силой прогладив живот снизу вверх, я улыбнулась самой себе, вспомнив, что нашептали мне кости перед отлетом из Москвы: 2+18+27 – «Если вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям».

Меня не тревожило ничто, и сегодня я действительно слегка поволновалась, но это оказалось полезно для пищеварения.

Сняв трубку телефона, я отчеканила в нее:

– Битте, айне кафе. – Подумала и добавила: – Шварце кафе.

– Яволь, майн фрау, – ответил равнодушный мужской голос.

Я развела в воде пену с запахом хвои, положила на табуретку рядом пачку сигарет и зажигалку. Подумала: стоит ли дожидаться дежурной немочки в белом фартуке с моим кофе?

Решила, что не стоит, и погрузилась в воду. Здорово! Я сегодня Афродита. Нащупала сигареты, прикурила одну и немного даже прибалдела – приятная штука жизнь, когда в ней все приятно.

Послышался звук открываемой двери. Выпустив дым вверх, я громко сказала в номер:

– Битте, гебен зи мир майне кафе, – в том смысле, что дайте кофе сюда.

Вытянув шею, я разглядела в комнате немочку в передничке. Она привезла кофейник, чашку и разных конфет с печеньями.

– Данке шён, – сказала я ей и ткнула пальцем на стол в номере. Она что-то спросила, я отрицательно покачала головой.

Остаток вечера я провела с кофе и сигаретами, глядя в телевизор, где толстые немцы в шляпах с маленькими полями пели какие-то веселые песни.

Дома я ни в жизнь не стала бы смотреть такую чушь, а здесь проходило нормально.

* * *

Утром, не забыв оставить кляйне презент для горничной, я, заказав по телефону билет на Гармиш, поехала в аэропорт в Риеме.

С остальными достопримечательностями Мюнхена я и на обратном пути смогу ознакомиться.

* * *

Гармиш – городишко махонький, стоящий на речушке узенькой. Куча отелей, кафе и лыжных станций.

Выйдя из такси перед «Альпенхоф-отелем», где у меня был забронирован номер с ванной, я вдохнула полной грудью альпийский воздух. Классно! Неделю буду вести самый здоровый образ жизни. Может, даже и курить брошу.

К машине подбежал парнишка в униформе и забрал мой чемодан с сумкой.

Девушке-администратору я сказала свою фамилию и заполнила карточку. В сопровождении менеджера и пыхтящего носильщика поднялась на второй этаж. Номер двадцать шестой. Парнишка поставил мои вещички и протянул ладонь, я дала ему три марки – он так честно сопел, что показалось неприличным заплатить меньше. Он поклонился и вышел. Менеджер, стрельнув взглядом в его руку, разошелся на целую речь, рассказывая об удобствах моей комнаты. Но мне очень быстро надоело его вымогательство. Я объявила ему, что палас слишком яркий, стены слишком темные, а ванная маленькая. Он пожал плечами, забормотал какие-то объяснения, но я и слушать не стала, а просто добавила, что и вид из окна в довершение ко всему слишком скучный. Поняв, что ловить нечего, менеджер убрался. Заказав по телефону кофе, я стала распаковывать вещи.

Время уже было самое обеденное, но сначала нужно определяться.

Привезли кофе. Подумав, я согласилась и на салат. Разложив на кровати содержимое своих баулов, уселась за стол и, включив телевизор, начала изображать из себя Юлия Цезаря. Одной рукой держала вилку и тыкала ею в салат, другой доставала кости. Глазам пришлось сложнее, чем рукам, – им еще и телевизор достался. Смотреть было нечего – одни сериалы или новости.

Я покачала кости в левой ладони и бросила их на стол. 25+9+17 – «Ваш партнер покажется вам чрезвычайно элегантным».

Все ясно, и вопросов больше нет. Этот рассказ означает, что после душа я надеваю костюм цвета морской волны и белую блузку под него. Черные туфли, черную сумку. Ну и брошку, наверное. Там видно будет.

Идя в душ, я думала о проблеме глобальной трудности: браслет на руке не будет ли перебором? Часы с брошью сочетаются нормально. А браслет? Насколько же элегантным будет мой партнер, чтобы так же элегантно смотрелась с ним и я?

Проявив нерешительность, я отложила все эти сочетания на потом. Трудно, трудно жить в такой неопределенности.

Меньше чем через час я уже спускалась на первый этаж и нравилась себе вся. Такое бывает не всегда. Но – бывает.

До выхода в свет было все еще рановато, и я решила провести разведку на местности.

Маленький ресторанчик с баром при моем отеле уже обслуживал своих постоянных клиентов, те, кто не вкушал пищу, где-то прятались – народу вокруг не было. Я уточнила у девушки за стойкой, где находится турнхалле – тренажерный зал, оставила ей ключ и пошла осматриваться.

Полусонный лысый дядька выписал мне абонемент на семь дней и впустил в длинный коридор.

В первой же комнате налево, большой и светлой, размещался прекрасный набор снарядов для атлетической подготовки. Очень милые блестящие штучки сверкали призывно и ожидающе. У меня все мышцы застонали от предвкушения. Зал был почти пустым, если не считать толстой тетки, крутившей педали на велотренажере. На руле лежал разноцветный журнал, и она низко склонилась над ним. Не иначе – «Пентхауз». Ну, до нужных габаритов ей крутить еще долго-долго.

Я все внимательно осмотрела и вышла. Тут же на меня налетел высокий рыжеватый мужчина. Злобно взглянув, он движением плеча впечатал меня в стену и быстрым шагом вышел из турнхалле. Я была элегантной, поэтому не ответила соответствующе. Не успела просто. Что же такое нехорошее находится в соседних помещениях, от чего он так огорчился?

В следующей комнате мужская раздевалка – дверь открыта и нет никого. Дальше – женская. Мой шкафчик номер четыре. Я повертела ключик на пальце – нечего там смотреть, наверняка обычные вешалка и полка.

Из последней комнаты направо раздавались какие-то непонятные звуки. Я осторожно заглянула, а затем вошла. Здесь были душевые кабины более чем двухметровой высоты, с запирающимися изнутри дверями. Рядом с одной стояла озадаченная девушка в розовом спортивном костюме и, постукивая в дверь ключом, о чем-то громко спрашивала. Из кабины слышался мужской стон. Казалось, мужчина хотел закричать, но что-то ему мешало. Сверху из кабины валил густой пар. Девушка увидела, что вошел еще кто-то, и теперь уже начала спрашивать у меня какие-то глупости. Я даже и не вслушалась. Повернувшись, рысью вернулась в турнхалле, схватила блин с ближайшего ко мне тренажера – приятный такой блинчик, прямоугольный, килограмма на два – и вернулась в душевую.

Эта дуреха продолжала выстукивать свою никчемную морзянку. Отодвинув ее ладонью и повесив ей на плечо свою сумочку, я два раза ударила ребром блина по краю двери, где был замок. И полутора раз было бы достаточно. Дверь открывалась наружу, я ее и дернула.

Почти рядом с нею на полу лежал мужчина с окровавленной головой, голый и красный от кипятка, мощным дождем льющегося сверху. Отшвырнув блин в сторону, я подхватила раненого за плечи и выволокла из кабины. Оглянувшись, увидела, что девушка исчезла вместе с моей сумочкой. Я не успела еще ничего произнести, как она уже показалась в дверях с тем лысым дядькой, выдающим абонементы.

Обалденно проговорив:

– О, майн Готт! – дядька убежал.

Девушка, присев на корточки, начала причитать:

– Георг! Георг!

Моя сумочка, болтавшаяся у нее на плече, терлась по полу.

Я взяла ее. Девушка подняла на меня глаза и со слезами что-то сказала. Я пожала плечами, ответила по-английски:

– Мей би, – и пошла отсюда обратно к себе в номер. По дороге подобрала блин – когда я его кидала, то на полу разбила несколько плиток. Блин я положила на место. На выходе мимо меня пронеслась целая толпа во главе с лысым: двое в белых халатах, двое в униформе и еще двое – видом обыкновенные туристы – торопились на дармовое зрелище, наверное.

Я остановилась перед зеркалом. М-да! Юбка спереди помята, с двумя пятнами крови. На пиджаке справа тоже грязь какая-то. Короче: выход в свет не то чтоб не состоялся, а провалился к чертям собачьим. Лучше бы я в Ляповку поехала.

Гордо задрав нос, я твердым шагом промаршировала мимо портье по лестнице. Народ откуда-то высыпал, все смотрели на меня, мягко говоря, с очень большим удивлением. Когда я подошла к двери своего номера, сзади послышался топот и негромкий голос:

– Фройляйн! Фройляйн! – и дальше что-то непонятное. Я оглянулась.

Парень-носильщик несся ко мне с ключом. Ну что ж, и на том спасибо – не нужно возвращаться. Поблагодарив его кивком – потом дам денежку, сейчас не до этого, – я вошла и захлопнула дверь.

Туфли я швырнула вправо, сумку влево. Пиджак прямо.

Потом громко объяснила себе, что я думаю обо всем этом.

Походила по комнате, немного успокоилась и стала переодеваться. Стиль – спортивный, движения – резкие. Сегодня же перееду из этого Гармиша на озера. Здесь отдохнуть уже не получится.

Через полчасика, обретя уверенность и порывистость, я подумала, что было бы неплохо пообедать и чуть-чуть выпить. Заказала обед в номер.

Девушка-официант привезла целых две тележки всяких разностей, а когда я выбрала, начала мне что-то объяснять. Услышав в ее фразах слово «полицай», я злобно продекларировала:

– Ихь ферштее нихьт!

Пусть ищут переводчика. Если же у них такая же бодяга, как у нас, – кранты моим каникулам. И чего мне дома не сиделось?

Отобедав в угрюмом одиночестве, я подумала еще раз и, расставив по комнатам все, что могло пригодиться, отправилась гулять. Но все это было не то.

Ну посмотрела я на кирху в стиле барокко, ну съездила на автобусе к Цвитшпитце – не было уже праздничного настроения. В местной забегаловке попробовала апфельвайн – яблочное вино – местную достопримечательность. Без восторга, честно говоря.

Вечером уже я вернулась в «Альпенхоф-отель».

А вот в номере я заметила, что кто-то здесь уже пошатался. То, что горничная навела порядок, – прекрасно. Ей, конечно, за это данке шён, но в чемодане и так все лежало аккуратно, и лезть в него было незачем. Однако пошастали.

Я просмотрела свои вещи – пропадать было нечему, и ничего не пропало. Задумчиво прошлась вдоль стен. «Жучки» понатыкали, интересно? Я местной полиции на фиг не нужна, но сейчас вся Европа перепугана русской мафией, а я так засветилась своими способностями двери пинать!

Села в кресло, сняла трубку телефона и заказала ужин в номер. Еще не закончила говорить, как в дверь постучали. Я поморщилась в пространство, рукой проверила прическу, включила телевизор и гортанно произнесла:

– Херайн!

Дверь отворилась, и вошли двое. Сегодняшняя девушка, только была она уже не в спортивном костюме, а в строгом серо-голубом и в таких же туфлях. Телесные колготки, маленькое колечко на левой руке. Никакой косметики. Может, только дневной крем. Миленько. Но простовато.

Вторым был мужчина лет сорока, скучный и официальный. Местный мент, не иначе. Я встала и изобразила сдержанное любопытство.

Девушка шагнула вперед, а мент остался у дверей и начал оглядываться по сторонам, как бы от нечего делать.

– Прошу извинить, фройляйн Иванова, за визит. Меня зовут Зигрид фон Цвайхольц.

Она произнесла это по-русски, с акцентом, конечно, но понятно. Голос у нее был низкий, или даже с хрипотцой, что ли.

Я тоже представилась и стала ожидать продолжения.

– Я закончила университет Людвига Максимилиана в Гамбурге, я – магистр-литературовед. Правильно?

– Наверное, – согласилась я.

– Поэтому говорю немного по-русски. Извините за ошибки. Этот господин – полицайкомиссар. Как это? Полицейский руководитель…

– Я понимаю слово «комиссар».

– Как? – Зигрид посмотрела на меня задумчиво, пришлось улыбнуться и показать, что я так шучу.

Она тоже улыбнулась и продолжила:

– Господин Зонненкурт хочет поблагодарить вас за оказание помощи гражданину и немного спросить.

Я пригласила гостей присесть – ясно было, что все это не на пять минут. Герр Зонненкурт произнес речь обо мне, такой правильной и хорошей, и начал «немного спросить».

Я все рассказала, и про того рыжего тоже. Позадавав несколько уточняющих вопросов, он откланялся, попросив меня зайти завтра в управление подписать свои показания в любое удобное для меня время с десяти до шестнадцати. Вот и все. Зигрид осталась, тут и ужин подвезли. Я пригласила ее составить компанию, она очень прилично поломалась, а затем взяла с меня обещание, что я завтра буду обедать с ней и Георгом.

– Кто этот Георг? Ваш муж?

– Нет, жених. Мы собираемся пожениться через полгода, когда Георг – как это? – сделает еще карьеру.

– Как его здоровье, кстати? – вспомнила я наконец, о чем, собственно, идет речь.

– О, спасибо, хорошо. Не совсем хорошо, но не плохо совсем. Я правильно говорю?

– Да-да.

– Мы так вам благодарны, фройляйн Иванова. Я хочу сказать еще, что мы сказали передать нам счет за сломанную дверь и три разбитые плитки на полу. Вы же сделали нам добро.

Я воздержалась от комментариев и принялась смаковать кофе.

Пауза затянулась и продлилась на суп и шницели с морковным гарниром.

При выборе напитков возникла размолвка – Зигрид предложила апфельвайн или пиво, а я мартини или бренди. А что? С кофе очень неплохо сочетается.

Она вздохнула и согласилась – наверное, Георг не разрешал ей пить крепкие напитки.

– Скажите, Зигрид, Георг что-нибудь рассказал о том рыжем мужчине?

– Нет, Татьяна. Георг говорит, что ему показалось, будто дверь приоткрылась, а потом он просто поскользнулся.

– Или его подтолкнули?

– Нет. Его не подталкивали. Он поскользнулся. Бывает же так – падаешь, дергаешь за кран, один закрываешь, другой открываешь. Да?

Я разлила мартини по рюмочкам.

– Может, и бывает. Со мною еще не случалось. Прозит!

– Прозит!

* * *

С Зигрид мы расстались довольно-таки поздно – Георг ее вызванивал два раза, прежде чем она решилась покинуть такую чудную компанию – меня то есть.

Через посредничество Зигрид мы с Георгом познакомились и понравились друг другу. Он действительно оказался очень элегантным, хотя бы и по имени: граф Георг фон Циттенбург. Вот так! Не больше и не меньше. Родственник каких-то Гогенцоллернов-Зигмариненов и кузен в шестой степени родства с принцем Уэльским. В миру – инженер концерна «Дорнье».

На следующий день мы и познакомились лично.

Граф Георг восседал в кресле с квадратиками пластыря на лбу, с отставленной в сторону правой рукой. Ей здорово досталось – уже начала облезать. Одет он был в сиреневую футболку с надписью «Фазер» и блеклые джинсы. При моем появлении привстал и заулыбался.

Они с Зигрид жили на моем же этаже в двухместном номере, и пока ее обваренный жених приходил в форму, Зигрид тоже никуда не выходила. Скрашивала одиночество страдальца. Я зашла к ним в четыре часа, успев побывать на двух основных трамплинах. Прыжки с повизгиваниями я отложила на завтра, а сегодня только провела разведку на небольших горках.

Наш дружеский вечер проходил тихо, чинно и достойно.

Я наконец-то рассмотрела первого в собственной жизни настоящего графа. Худощавый высокий мужчина. Длинный нос. Немного близко посаженные глаза. Шатен, лысеющий и спереди, и сзади. Для тридцати пяти лет – нормальное начало.

После первой же рюмки мы перешли с ним на «ты» – при посредничестве Зигрид, конечно. Георг по-русски знал только: шпутник, Горбачев, Кремль. Он оказался страстным филателистом – чего я не понимаю – и рыбаком-любителем. Вот здесь мы и нащупали общую тему. Оказывается, он понятия не имел о рыбной ловле на мормышку. Целый час подробно и с зарисовками я втолковывала ему этот русский национальный метод. Кое-что приврала – не без того, потому что сама была специалистом в этом деле никаким, знала так, вприглядку.

Когда первый флакон у нас иссяк, щечки у Зигрид порозовели, Георг разрезвился, и было решено спуститься в ресторан. Вдвоем с кудахтающей невестой мы натянули на графа легкий пиджак и отправились углублять наше знакомство.

Ресторан был заполнен. Те, кто весь день вел здоровый образ жизни, сейчас восстанавливали гармонию, накачиваясь пивом.

Мы заняли столик с краю, почти у входа, попрепирались, кто за что будет платить, дружески решили – пополам, и беседа продолжилась.

На сцене фокусники сменялись певичками в национальных одеждах. Мои немцы с каждой новой рюмкой становились все более шумливыми. Зигрид переводила все хуже и хуже. Мне становилось скучно, я стала глазеть по сторонам. Один раз мне показалось, что я заметила того рыжеватого парня, которого видела в турнхалле. Я было дернулась, но вспомнила, что Георг не подтвердил моих подозрений, и вообще – «тетя Двойра, вы что же не на работе!».

Около девяти вечера Георг начал суетиться – новости по Си-эн-эн для него, видите ли, очень важны. Типичный мужик. Покачавшись над столом и определив направление движения, он ушел. После его ухода Зигрид стала еще скучнее. Причина оказалась в том, что завтра с утра они с Георгом уезжают в Мюнхен – в больницу и заодно навестить его тетушку. Вернутся под вечер. Зигрид не любила тетю своего жениха. А Георг был единственным наследником, поэтому тетю надо было очень… терпеть. Поболтав еще с полчасика, мы поднялись на свой второй этаж и расстались до завтрашнего вечера.

* * *

День пролетел быстро. Я освоила один трамплин – это оказалось проще, чем думалось. Затем очень успешно погоняла по сугробам. Было светло, тепло и здорово.

Под самый вечер я уединилась в своем номере, чувствуя замечательную усталость во всем теле. Это был первый полноценный день моих зарубежных каникул. Посмотрела на часы – уже девять. Интересно, вернулись ли мои немцы?

Поднялась с замедлением и пошла к ним в гости. Знала бы заранее, что произойдет, – сидела бы себе в кресле и радовалась жизни.

Прошла по коридору, постучалась. Внутри – никакого шевеления. Постучалась еще раз. Послышались быстрые шаги, дверь приоткрылась. Георг в домашней куртке, увидев меня, сказал:

– Хай! – и галантно отошел в сторону, пропуская. Работал телевизор, шла какая-то программа новостей.

Си-эн-эн! – вспомнила я, повернулась к Георгу, чтобы произнести какие-то слова извинения. Как же – побеспокоила не ко времени. Вдруг раздался легкий взрыв или громкий щелчок.

Под самым потолком, откуда брала свое начало цепь, поддерживающая люстру, вспыхнуло пламя, и секунду спустя трехрожковое металлическое сооружение рухнуло прямо на кресло, стоящее перед телевизором. В кресле лежали газета и очки. Георг как раз встал с него, чтобы открыть мне дверь.

Мы с ним переглянулись. Оба, наверное, подумали об одном и том же.

Хлопнула дверь ванной, из нее выскочила Зигрид – почти безо всего, в одной только шапочке на голове. Что-то прокричав, она бросилась к Георгу, они обнялись и начали успокаивать друг друга. Я подошла к креслу. Если бы я не видела вспышки, то, может быть, и отнеслась бы спокойно к этому происшествию. Одно звено цепи было разломано пополам, и края оплавились. Может ли замыкание создать такую температуру?

Входная дверь отворилась, и показалось лицо менеджера.

– О! – сказал он, вытаращившись на Зигрид.

Зигрид произнесла что-то односложное, развернулась и гордо ушла в ванную, шлепая босыми ногами.

Георг с менеджером начали ходить вокруг кресла, обсуждая эти чудеса.

Я вышла и направилась к себе. Если бы я была дома, то уже сейчас лазала бы под потолком, ощупывая огрызок металла, торчащий из него. Но здесь я в гостях, и это уже второе происшествие, случившееся в моем присутствии.

Пока можно предположить, что от Георга кто-то хочет избавиться. Две случайности подряд – это ни фига не случайности.

Зайдя в свой номер, я заперла дверь, пододвинула стол прямо под люстру, взгромоздилась на него и начала осматривать цепочку – люстра была такая же.

Цепь была миллиметров пять толщиной, обвивая ее, к патронам спускался провод.

Короткое замыкание такой металл разорвать не сможет. Если только сначала не подпилить, а потом не рассчитать точно, когда устроить это КЗ. Чушь! Тогда что? Я потопталась на столе и слезла.

Пластит! Вот что! Крошка этой взрывчатки, вставленный в него радиоуправляемый взрыватель… Если знаешь, что Георг сидит и смотрит телевизор именно в это время, остается только посмотреть на часы и нажать на кнопочку. Это можно сделать откуда угодно. Даже из ванной.

Я утащила стол на место. Взяла сигареты, подумала о приличиях, но все равно пошла обратно к своим немецким друзьям.

Дверь в их номер была приоткрыта. Зигрид стояла у окна, курила и вслушивалась в мужской разговор. Георг, менеджер и еще один служащий гостиницы стояли перед креслом и что-то громко обсуждали.

– Таня! – сказала Зигрид. – Извините, но здесь такое происшествие!

– Я помешала? – Я сделала вид, что собираюсь уходить.

– Нет, что вы! – Зигрид сделала приглашающий жест, а Георг подскочил ко мне и начал что-то говорить.

– Он говорит, что ты, Татьяна, второй раз спасаешь ему жизнь. Если бы ты не пришла – люстра упала бы прямо на него. Еще он говорит, что если бы был богат, то пригласил бы вас, как это? – сторожить?

– Телохранителем!

– Да!

Мы рассмеялись. Георг пожал мне руку и вернулся к креслу. Как объяснила Зигрид, «Альпенхоф-отель» должен выплатить Георгу компенсацию за это ужасное происшествие.

В комнату вошла горничная с носильщиком, носильщик унес люстру, горничная отодвинула кресло и начала прибираться.

Она была одета в короткое голубое платьице и белый фартук. Мужчины, глядя, как она, нагибаясь, орудует щеткой, заговорили медленнее и спокойнее. Мы с Зигрид переглянулись и рассмеялись. Собрав мусор в кучку, горничная вышла.

Георг, договорившись с представителями гостиницы, проводил их до двери, пнув по дороге эту кучку. Маленькая железочка откатилась в сторону в облаке пыли. Я подошла и щеткой сгребла мусор обратно, разглядев то, что нужно было.

– Не надо, Таня, – сказала Зигрид, – сейчас придет этот – служитель.

– Вы будете сообщать об этом в полицию? – спросила я.

– Зачем? Георг обо всем договорился. – Зигрид пожала плечами и перевела мой вопрос Георгу.

Тот отрицательно покачал головой. Я нагнулась и подняла заинтересовавший меня предмет.

Появилась горничная с совком. Через минуту она удалилась, сказав хозяевам что-то любезное.

Я села на диван. Георг с Зигрид смотрели на меня с недоумением. Ясно было, что они ожидали, когда я уйду. Но я не торопилась.