Kitobni o'qish: «Цветок бархана»
Как всегда – мужу. С любовью.
А еще – с благодарностью.
За все.
Глава 1
О погоне, преследователях и жертвах
Бежать по парящему полуденному солнцу было нелегко.
Легкие жгло от горячей белой пыли, покрывавшей каждую асбу великой Аль-Акки, и воздуха едва хватало. А ведь дышать нужно ровно, иначе фата споткнется, остановится, а там…
Аниса бы и остановилась. Перевела дух, набравшись сил, и уняла дрожь в усталых мышцах. Но жало ездового скорпиона, опасно гремящее у самого уха, не позволяло. Его хозяином был сам мухтарам Дагман, наставник халифатской Гюрзы, и если той не удастся сбежать…
Думать об этом не хотелось, равно как и о том, что случится, если господин в очередной раз окажется проворней.
Мощеная песчаным камнем улочка скоро заканчивалась, превращаясь в два тесных проулка. Какой бы ни выбрала беглая стражница, в какой бы ни ступила – все плохо. Пространства в них так мало, что случись погоне обрушиться на ее голову здесь, Гюрза не выстоит.
А ведь чем дальне уходила Аниса от Дворца Халифа, чем глубже погружалась в Старый Город, тем извилистей и уже становились переулки. Только грязи на них добавлялось изрядно.
Славный город-оазис Аль-Акка щедро сыпал под ноги Гюрзе крошечными изгибами дороги, в которых – знай уворачиваться что от люда простого, проворно ускользавшего от халифатской стражи, что от вонючих помоев, выброшенных всего в шаге от гонимой стражницы. И лишь гудящий поток все густел.
Ненарочно задев случайного прохожего, фата с сожалением бросила через плечо:
– Простите, ага! – и ловко скользнула в открывшийся проулок.
Ее нога тут же утонула в чем-то чавкающем, что расплылось по тонкой коже сапога гнусной жижей. Но Аниса запретила себе думать об этом. Сапоги она найдет, выбраться бы.
Гюрза на бегу обернулась.
Белоснежные луковицы Дворца Халифа далеко. Так далеко, что их золоченые пики едва виднеются в ясной голубизне неба. Значит, до рынка – рукой подать. А на прославленном базаре Хан-аль-Хана, жемчужине Южных Земель, затеряться не сложно. Просто даже. Потому как найти там можно все, но не всякого.
Да, среди пестрых палаток ее последнее спасение, ведь на Улицу Каменщиков нельзя. Никак нельзя. Мухтарам Дагман помнит о старом прошлом и, значит, станет ждать.
Стражница на миг притаилась. Удушливый запах пряностей, смешанных с ладанными благовониями, проникал сквозь невысокие дома из белесого камня. Аромат здесь стоял столь густой, яркий, что створки оконных ставней приходилось держать плотно сомкнутыми даже днем: сказывалась близость торговых рядов. Да и говор нарастал, заполняя пространство надоедливой мухой.
И тогда Аниса решилась.
Скоро нырнула в дверной проем одного из домишек, на ходу перескочив через ползущего по полу годовалого ребенка. И выпрыгнула с другой стороны – под крики обитателей жилища. В спину ей полетели несколько дурных слов и, кажется, даже камень. Но это ничего.
Рынок близко.
Твою ж!..
Гюрза налетела на скорпиона так резко, что даже тот опешил. Удивленно уставился на беглую стражницу линзами срединных глаз, а потом гулко заработал дыхальцами, поднимая желтый песок у ног фаты. Расслабился на миг и опустил жало: признал в ней свою.
А Аниса подняла глаза. Настиг. Мухтарам Дагман все же настиг ее.
Сердце отчаянно забилось.
– Сложи оружие, Гюрза, – голос наставника был ровен и тих. Словно бы говорил он с нею не у рыночной площади, когда ученица – в бегах, а в казармах. Обычно так, спокойно.
По старой привычке захотелось покориться, ведь Аниса почитала мухтарама Дагмана как родного отца. Однако внутренний голос напомнил: сложишь клинки – и жизни лишишься.
А жить хотелось…
Фата неуверенно шагнула назад. Осторожно, боясь спугнуть членистоногое. То, конечно, помнит ее, но все же… инстинкты.
Вспомнив о них, стражница прислушалась и к себе. Сердце колотится, что сумасшедшее, дыхание сбилось. Кровь стучит в голове тяжелым молотом, усиливая приглушенную особым даром тупую боль. А вот левая ладонь молчит. Не гудит, не чешется. Значит, придворного чароведа пока рядом нет.
Справится?
Страшно. Так страшно, что едва удается сдержаться. Но Аниса понимает: мухтарам Дагман умен. Станет ждать ее ошибки. И лучшее, что может сделать ученица – не допустить ее.
Великий Харб, помоги!
Наставник оценивающе повел взглядом:
– Хорошо выучил тебя. Не сдашься?
Аниса замотала головой. Ей бы и сказать чего, но язык не поворачивался.
В воздухе тонко завибрировала пальмовая свирель. По ушам противно резануло, выпустив на кожу густую волну мурашек, а беглянка поняла: если не сдвинется с места – пропадет, ведь скорпион не сможет ослушаться приказа хозяина.
Членистоногое пребывало в замешательстве всего секунду. Затем резко клацнуло увесистыми клешнями у самого лица Гюрзы, и та оступилась. Неосторожно вывернула ногу, упав в сухую пыль, и, кажется, руку поранила об острый камень.
Боль обожгла мгновенно, а за нею – свежая царапина от клешни Дагманового зверя.
Скорпион навис над ней коричневой смертью, и сердце Анисы на мгновение забыло, как биться. Остановило дыхание, сковало тело. А потом произошло то, на что Гюрза уж и не рассчитывала.
Жажда жизни победила, и беглая стражница разом собралась – воткнула один из клинков-жал в темную конечность зверя. Лезвие с хрустом пронзило хитиновую броню и позволило нескольким янтарным каплям упасть на правую ладонь фаты.
Резко запахло чем-то терпким, зловонным, после чего рука сначала нестерпимо зачесалась, а потом и вовсе стала саднить.
Будет ожог.
Линзы срединных глаз скорпиона растерянно завибрировали, из последних сил пытаясь сконцентрироваться на жертве, а Аниса поняла: тот клинок, что она достала, был измазан ядом.
Гюрза наспех отерла саднящую ладонь.
Яд, что спустя десяток минут остановит сердце Дагманового зверя, изымался из секрета трех самых грозных змей Халифата. Бережно доставлялся в башню придворного чароведа и, как говорил ей сам наставник, спустя несколько суток определялся с конечной колбой.
Чувство вины хлестануло стражницу по щекам: скорпиона было нестерпимо жаль. Аниса всегда любила этих умных тварей, и если бы можно было как-то по-другому…
Только времени на раздумья у нее не оставалось. Мухтарам Дагман резко натянул поводья и очередным приказом свирели заставил членистоногое занести над беглянкой увесистый хвост. В воздухе опасно загремело, а жало умирающего животного снова нависло над фатой.
Всего один удар сердца – и Аниса рванула. Несколькими крупными прыжками пересекла узкий переулок, соединявший рыночные окраины с Улицей Каменщиков, и оказалась там, где давно не была.
Старая улочка с крошечными оконцами-дырами по-прежнему звала Гюрзу. Оно-то и понятно: дома и стены помогают. А уж когда те из шепчущего камня…
Дверь поддалась легко. Рассохшаяся, местами треснувшая от времени и палящего солнца, она отворилась беззвучно, приглашая войти. И родительский дом мгновенно принял беглянку. Окунул в блаженную прохладу, присмотрелся.
Желтоватые потоки света, что лились сквозь щели в закрытых ставнях, настороженно ощупали фату. Согрели принесенные ею со Старого Города раны и осели золотым пятном на взъерошенной макушке каштановых волос. А пыльный рот, глубоко вдохнув знакомый запах, печально согласился.
Проходи, Аниса. Заждался.
Помнил ли ее дом? Быть может. Отец говорил, каменщиком не каждому дано стать, потому как твердыня – жива. И послушает не всякого. Ему вот подчинялась.
Тогда, может, и на Анисин зов откликнется? Кровная все же…
А вот пахло в доме по-старому – это Гюрза отчего-то поняла сразу. Песчаником, что везли с самого устья Эн-Ниля. И тонким крошевом редкого красного камня, который отец оставлял после дорогих заказов… алая крошка ложилась поверх белой, и на полу расцветал замысловатый узор.
А еще… да, им самим. Показалось?
Халифатская стражница втянула воздух глубже, снова убедившись: все верно, дом по-прежнему хранил отцовский запах. Совсем как тогда, в детстве.
Где-то вдали громыхнуло. Послышались мужские крики и женский плач. Ругательства, к которым она, простая фата, была привычна.
А грохот нарастал.
Аниса перескочила через небольшое ложе, что покоилось у самой стены, и, случайно зацепившись ногой, сорвала с него запыленное покрывало. В прошлом – нежно желтое, теперь же больше коричневое, от осевшей песчаной пыли. Когда-то она укрывалась им от холода аль-аккской ночи, а сейчас вот порвала.
Фата с жалостью отбросила носком сапога ветхую ткань к дальней стене, подняв в воздух столб пыли, и про себя пообещала: «Если выживу – куплю новое. Не себе – дому. В благодарность».
Гюрза нырнула в узкий проем. Прежде в этой комнатушке ютились родители, теперь же та пустовала. Впрочем, мертвым постель ни к чему.
Фата задумалась. Кто знает, как сложилась бы ее судьба, уцелей кто из родных?..
…во Дворце Великого Халифа слышалось Гюрзе, что редкую болезнь, от которой сгорела вся семья, в городе-оазисе прозвали степной. Ее-то и принесли торговцы с земель мудрого Элбарса-хана – правителя далекой Степи. И сам он заплатил немалую цену, отдав старым богам тела половины войска. А уж под жарким солнцем Халифата…
Аниса помнила, как в городе-оазисе разразилась болезнь. Шла поначалу узкими улочками, изрезавшими окраину Аль-Акки, таилась… пока не добралась до Дворца. И вскоре Старый Город полыхал.
Гибли целыми семьями, оставляя белоснежные дома-соты пустыми. Ей бы тоже отойти за своими, но, видимо, врожденное упрямство не позволило. А, может, выносливость – кто сейчас скажет? Думается, потому и забрали ее в стражи самого Халифа.
Единственную из девочек.
За выносливость эту, а еще – за проворство, каким не мог похвастаться ни один мальчишка. Вот и мухтарам Дагман все смеялся, что нападает она подобно змее: молниеносно, не оставляя противнику ни единого шанса. А еще шипит так же.
Жить в казармах было нелегко, но Аниса держалась. Видимо, за то и приглянулась старому вояке, потому сам и взялся за обучение. Изводил тренировками, оставляя лишь пару часов для сна. Тумаками награждал за любую провинность. А за слезы отвешивал крепкого подзатыльника – до искр.
Кажется, тогда Гюрза и забыла, как плачут. А потом как-то все смешалось. Свыклось, что ли.
Старая жизнь забылась. А сама Аниса перестала слыть простой фатой с окраин Аль-Акки – превратилась в личную стражу Великого Халифа. Одну из лучших.
И имя ей дали по заслугам – Гюрза. Опасная…
Крошево мелкого камня бросилось под сапог.
Угроза шумела все ближе, и дом решался: помочь? Он ведь может не просто принять, но укрыть, разведя стены. И окна отпереть там, где их раньше не существовало. Конечно, обо всем том стражница только слышала, но когда еще выпадет шанс проверить?
И Аниса сделала так, как учил отец. Сжала в израненной ладони несколько обломков, а потом отпустила. Камень любит тепло. Кровь, в которой живы воспоминания об отце. И если так…
Низкий потолок над головой Гюрзы дрогнул, осыпав ее тонким слоем белой краски. Лежащая под ним песчаная окрошка набилась в нос и в глаза, и стражница, подняв голову, тут же закашлялась. Пришлось торопливо разогнать руками густое облако пыли, ведь стало ясно: мухтарам Дагман над нею. Еще минута – и он проникнет в дом.
Придется сражаться с наставником в узком пространстве, а в открытом бою у нее не много шансов. Глава стражи огромен и силен, и сколь бы ловкой ни была его любимица, а слабое место в ней найдется. Если только камень подскажет…
Дом повиновался. Нехотя, правда, ведь хозяйка позабыла о нем. Все скрипел тихо, что уж и не родные. Но ослушаться отцовского слова не мог – как и крови. Подчинялся. Раскрывал покошенные ставни, что выводили фату отчего-то не на саму улицу, как обычно, а в проулок. Тесное пространство его было укрыто древесным навесом, сквозь который не проникал даже солнечный луч.
Узко.
Столь тесно, что здесь и одному-то человеку поместиться трудно, а со скорпионом – никак.
Легкий шорох за спиной – и Аниса удивленно глядит на ровную стену. Ставни? Нет их. Как и дверей. А дом шепчет вдогонку: беги, я укрою.
Проулки открывались один за другим.
Халифатская Гюрза едва поспевала за молчаливыми улочками, скользящими под ногами. И все касалась камня – благодарила. Кровь оставляла кое-где, сбивая тонкую кожу с ладоней. Терпела мгновенную боль, закусив губу. И знала: крови той скоро не станет на белом камне, он не привык делиться.
Аниса могла поклясться, что в былое этих проулков не существовало. Вот в том доме жил ее старый друг, она к нему когда-то бегала девчонкой. И дом все тот же, ошибиться нельзя, ведь на двери по-прежнему красуются две обветренные царапины – полумесяц и звезда. Отец друга тогда, помнится, высек их за провинность…
В прошлом пройти к жилищу можно было лишь по широкой улице, и времени на то уходило изрядно. А как камень расступился – всего с минуту.
Позади нее стало жарко. Нестерпимо. Так горячо, как не бывает ни от одного небесного светила. А следом за жаром откликнулась и левая ладонь. И тогда выходит, что в погоню за беглой Гюрзой отправили не только главу стражей, но и того, другого.
Придворного чароведа, благословенного Магсума, Аниса помнила хорошо. Знала, что проживает он на мужской половине Дворца, и потому склонялась в почтительном поклоне, случись завидеть на внутренней площадке высокий тюрбан, отороченный золотом.
Согбенный старик с белоснежной бородой почитался при дворе едва ли не подобно самому Светлейшему. Пожалуй, даже великий визирь устрашился бы не выказать Магсуму должного почтения. Глядишь, снимет еще багровый камень с поясной перевязи и ненароком бросит в твою сторону. Шепнет, а там…
Вот и Гюрза кланялась исправно. И только в лицо почтенному старцу не заглядывала – боялась. Да и незачем было ей, проворной девчонке-змее, глазеть на поцелованного богами. Ему – свое, великое. Ей – другое, проще: благодарить за щедрость и безропотно повиноваться. Закрывать самого Халифа своим телом, как днями раньше, когда она спасла его от смерти.
Господина-то она уберегла, а вот убийцу его упустила… за то приговорили к казни? Или все же нет? Тогда… почему?
На ум приходило лишь одно – оговорили. Предали. Как предали и самого Халифа.
Тогда, может, то убийство, что она остановила – лишь начало?..
…в памяти возник богатый караван, плывущий по Пустыне Барханов.
С северной сторожевой башни длинная череда усталых верблюдов казалась почти бесконечной. Измученные долгой дорогой животные едва переставляли тонкие ноги, и, видит милосердная Матар, мастерству ведущего их чароведа не было предела, раз его силы хватило, чтобы провести торговцев через весь Шелковый Путь.
На выгоревших под пустынным солнцем спинах пестрели десятки разноцветных тюков с тканями, а из плетеных корзин до Старого Города долетало щебетанье золотых вещиц. Торговцы со всей благословенной земли возвращались к лавкам Хан-аль-Хана, и слава о том уже неслась по узким улочкам Аль-Акки – даже сам Халиф решил подивиться…
Аниса никогда не понимала эту его тягу к драгоценностям. А, впрочем, и не было у нее побрякушек, чтобы разуметь подобное. Вот Светлейший – совсем другое дело. О богатстве его одежд ходили легенды. И не будь она его личной стражницей, усомнилась бы. А так понимала: правда, все правда.
Интерес Господина к редким вещицам был известен многим. Как и другое…
Ходили слухи, что стараниями придворного чароведа Гюрза бессмертна. Вечна, как тень самих богов. Однако Аниса точно знала: это не так. И те, кто были поумнее, тоже понимали: убить стражницу непросто, однако и это возможно. Знать только нужно, как.
Помнится, сам мухтарам Дагман как-то сказал ей, чтоб берегла горло. Ведь именно на нем благословенный Магсум оставил Гюрзе памятный знак, что искорежил саму ее суть.
Нынешняя фата – лишь оболочка-тело от прошлой жизни. Правда, с редкой силой для защиты Светлейшего. С небывалым проворством, выносливостью и в разы приглушенной болью, знакомой простому человеку. Но горло…
А ведь когда Аниса заслонила Халифа от убийцы, отчего-то сразу поняла: покусившийся на жизнь Господина знает о ее тайне, неспроста клинком все в шею метит. Удары отводит раз за разом, и от ее выпадов уходит точно, будто бы искусному бою у самого мухтарама обучен.
Сколько ни пыталась Гюрза достать его – не вышло. Словно бы ускользал он под защиту одного из чароведов. Глядишь – есть, а через мгновение – нет. Амулеты?
Ушел он в тот раз от Анисы.
Торговцев взяли всех как одного, никому не удалось сбежать. Только ни слова о том, кто покусился на жизнь Халифа, от пойманных не добились. Как будто и не существовало его.
Шедших в караване пытали всю ночь: у главы стражи был богатый выбор инструментов, на которые Гюрза боялась даже смотреть. Однако все тщетно. Даже придворный чаровед ничего не добился.
Шелковый Путь торговцы помнили, дорогу сквозь Пустыню Барханов – тоже. А убийцу – нет. Так и осталось…
Великого Халифа Аниса в тот раз спасла, но надолго ли?..
За спиной беглой стражницы стало еще жарче. Запахло паленым волосом, одеждой жженой. И Гюрза поняла: горит. Не простым огнем, который можно утопить в воде или сбить песком – чароведским.
Выходит, пришел конец ее тихой жизни.
Она видала такое пламя однажды. То расцветало ярко-желтым бутоном, подобным лилии, и все светилось изнутри. А потом свет этот разом оборачивался огненно-красным. И тогда запахи кругом менялись на такие же дурные, как и ее собственная, плавящаяся, плоть.
Нога остро заныла. Видимо, огонь пустили по земле, чтобы беглянка больше не могла идти. И Гюрза сделала последнее, на что хватило сил. Нырнула во вновь открывшийся проулок, а дальше отчего-то не разобралась, что случилось.
Ее ладонь обхватила чья-то крепкая рука. Больно дернула, заставив ту улицу, что мгновением назад раскрылась перед Анисой, вмиг исчезнуть.
А на глаза стражницы опустилась тьма.
Глава 2
О неудобстве тел, скудности выбора и первой надежде
Чужое тело было… чужим. И пусть молодо, сложено хорошо, но вот не то… непривычно, что ли. Да и ныло после схватки во Дворце нещадно.
Анвар осторожно растер заплывшее от удара лицо, на котором, как он чувствовал, уже проявлялся сочный синяк. Глянул по сторонам, пытаясь найти хоть небольшой прохладный камень, чтоб приложить к щеке. И, не найдя, ругнулся.
А ведь все она.
Варра бросил полный раздражения взгляд на Гюрзу, что лежала без сознания на единственном ложе и, осторожно подобравшись к самому ее лицу, притаился. Не хватало еще, чтоб отошла к старым богам прямо здесь. Дышит?
Дышит. Правда, тяжело, с надрывами. Видно, приложил он ее о стену изрядно. Но то ничего, пройдет.
Им бы выбраться.
Глухая волна злости снова всколыхнулась в душе. После того, как во Дворце Халифа стражница его чуть не убила, ее хотелось придушить. Но тогда что станет с ним самим? Пару дней он еще протянет, а вот больше – никак, потому как из припасов – одна вода. Да и той осталась последняя фляжка. Нет, ночь еще Анвар здесь пересидит, а дальше нужно уходить.
Только куда?
Сеть узких улочек Аль-Акки похожа на кружевную паутину, за высокими стенами которой – раскаленная солнцем Пустыня. А у него теперь ни верблюда, ни каравана. Не выжить одному.
Основательно обдумав свое бедственное положение, Варра все же пришел к выводу, что без помощи Гюрзы у него мало шансов. Если только та проведет их через пески.
Согласится? Мужчина с сомнением покачал головой. С этой станется…
Анвар снова взглянул на фату. Жалкий вид ее заставлял усомниться в скором выздоровлении, и Варра с раздражением подумал, что случись болезни затянуться – ему придется в одиночку покидать даже это дурное место. Вот же!..
А ведь он сидел в схроне второй день. Таился.
Узкая клетушка из белого камня, одна из крайних на Улице Каменщиков, ему не приглянулась сразу. С крошечным квадратом оконца, прикрытым древесными ставнями, с рассохшейся дверью. Сквозь щели в старом дереве с рынка пробивалась густая свора звуков и запахов, отчего пахло здесь почти так же, как у торговых рядов.
Конечно, Дворец Светлейшего далеко. И найти Анвара здесь будет непросто. А все же премерзкое чувство копошилось в душе все сильнее. Как будто его самого ребенком забыли среди огромного рынка Хан-аль-Хана, и прийти за ним некому.
Нет, обживаться в доме не хотелось. Так, для ночевки.
Для схрона.
Да и что было в его пристанище? Ложе, на котором – едва поместишься, и треногий стол у самого окна. Отхожее место за тонкой полоской пожелтевшей ткани. Все бы ничего, только нестерпимая жара поднимала густые испарения в воздух. И по истечении суток это оказалось настоящей пыткой, от которой не спасал даже запах чадящих благовоний.
Варра и взял-то клетушку, из старой жизни помня: дома каменщиков верны своим хозяевам. Не сдадут, спрячут. И если добавить амулетов…
Анвар и сам не заметил, как, подумав об артефактах, коснулся левого запястья. И тут же обругал себя за беспамятство: глупец! Как есть, глупец! Широкий золотой браслет с расколотым надвое лазуритом нынче покоится на чужом запястье. И посему выходит, что пути назад нет.
Остается лишь надеяться, что Гюрза сможет быстро восстановить силы. А потом – снова бежать, потому как даже на мощь защитных амулетов нынче полагаться страшно. Тонкую вязь по камню, конечно, пускал сам Лакаб, однако и при дворе Великого Халифа самоцветы не хуже. И, видят старые боги, Магсум расстарается, чтобы доказать Господину: он ест свои лепешки не зря…
Воспоминание о еде заставило живот заурчать, а потом и вовсе скрутило болью. Есть хотелось нещадно, отчего Анвар в который раз винил себя: не предусмотрел. Думал ведь, что попав во Дворец, все решит.
Просчитался.
А ведь он до сих пор не понимал, отчего придворный чаровед указал на него пальцем, приказав:
– Взять! Этот человек желает убить Великого Халифа!
…кругом Варры гудел взволнованный шепот торговцев.
Высланный из Старого Города гонец доложил: Светлейший гостеприимно открывает двери своего дома, чтобы поприветствовать вернувшихся Шелковым Путем купцов. Велит им уложить на драгоценные ковры редкие вещицы, и если что придется по душе – заплатит золотом.
Так не это ли – удача?
Своей удачей Анвар считал саму возможность попасть во Дворец. Переждать неожиданно выпавшую честь и, затерявшись среди слуг, дождаться ночи. Пробраться в знакомые покои, снова надеть на запястье золотой браслет с расколотым камнем и лишь затем войти в чароведскую башню.
Отчего-то верилось ему: если благословенный Магсум увидит его с отцовским амулетом – поможет.
Именно потому в просторном зале с золочеными арками Варра был необычайно тих. Схож с остальными, неприметен даже. Шагу лишнего боялся ступить, держась позади толпы. И уж точно убивать Халифа не желал.
Может, старый чаровед ошибся? Анвар терялся в догадках.
А ведь если бы не джинное стекло, он остался бы в золоченом зале навсегда. Потому как Гюрзе едва не удалось его убить.
Анвар снова потер саднящее лицо.
О ночевке в доме Светлейшего пришлось забыть. Как и о возвращении отцовского браслета. Благо еще, что оставленный Лакабом схрон под дворцовой площадью оказался не вскрыт.
Варра коснулся чароведского клинка. Что ж, может, у него все еще есть шанс вернуть утраченное?
У схрона Анвар впервые оживил огненный яспис – на случай погони. И подобрал его лишь после того, как голубоватое пламя встало позади прочной стеной.
А вот в Старый Город вернулся только к ночи. С облегчением ввалился в купленный прежде схрон и блаженно прикрыл глаза. Выдохнул. И лишь затем понял: дом каменщика – тоже ловушка, голодная смерть в которой ничуть не слаще той, что снаружи.
Верно, он и начудил бы тогда, желая покинуть опостылевшее место. Но пущенная за беглянкой погоня все изменила…
Еще один колкий взгляд опустился на израненное тело.
Нет, все же хорошо своих стражей держал старый Дагман. И лучше прочих – Гюрзу.
Варра-то и не обратил на нее поначалу внимания. Невысокая, худая чрезмерно. С волосами каштановыми, едва достающими до узких плеч. С головкой небольшой, единственным украшением которой – глаза. Огромные, с медово-карим отливом. Только тело гибкое, что у змеи.
Правда, сейчас это тело больше походило на изломанную ветку, и вызывало лишь жалость, но Анвар знал: ошибается. Гюрза сильнее, чем кажется, и если Магсум одарил ее особым уменьем – сможет восстановиться.
Мужчина поморщился. Оно-то и прежде он не любил таких женщин. Кротких – да, роскошных – тоже. Спокойных домашним теплом, уютных: любых практически, только не военных. Эти рождали в нем одно недоумение, сродни неудобному смятению.
А ведь его любимица, тонкостанная Фарида, была Гюрзе полной противоположностью. Красавица, каких увидишь редко, и при том невероятно умна. Статна, очаровательна и грациозна. Желанна…
Эта же…
И отчего только женщине не сидится дома, у семейного очага? Почему не качает на руках младенца?
Анвар задумался.
Кажется, Гюрза была из простых. Одна среди мужчин в страже. Правда, необычайно способная. Проворная не в меру, с редкой совестью: жизни вот своей не пожалела, защищая Халифа.
Варра еще во Дворце понял: от девчонки жди беды. И ведь не ошибся. Мало того, что чуть не убила его, так еще и сейчас за собою хвост привела.
Схрон, конечно, раскрыть непросто, но все же…
Что оставалось ему? Погибать вместе с глупой фатой?
Умирать Анвару не хотелось. Как и встречаться с теми, кого привела за собою Гюрза. Рука отчего-то дернулась сама собою. Схватила тонкое запястье, рванула беглянку на себя и тут же увесисто приложила голову той о каменную стену дома.
Сердце на миг остановилось: близость халифатской стражи ощущалась кожей. И та, не выдержав жара чароведского огня, заныла. Покрылась частыми мурашками. А потом и волос поддался, тлея. Это ж каково было Гюрзе, когда огонь – под ногами? Выносливая…
Нет, в чем бы ни была вина беглянки, ее прикажут искать. Объявят охоту, станут травить: как зверя, на которого, помнится, когда-то и он, Варра, ходил. Да и с ним не поступят иначе. И тогда, выходит, что его спасение – в ней, а ее – в нем. Если фата, конечно, не воткнет ему в глотку клинок-жало еще до того, как он успеет что-то сказать.
Мужчина еще раз оглядел стражницу. Досадно, это верно.
Кожа на ноге сильно обожжена, из-за чего идти станет трудно. Да и костюм из тонкой шкуры пресмыкающегося гада прохудился от чароведского пламени. И, значит, в Пустыне Гюрза может стать для него не столько союзником, сколько обузой.
На правой ладони, слишком узкой для вояки, растекается чернильным пятном ожог. Выходит, досталось не только беглянке, но и страже. И раненный ею скорпион скоро издохнет.
А еще тот удар, которым наградил ее сам Анвар.
Да, фате, скорее всего, далеко не уйти. Но попытаться стоит, ведь в одиночку ему точно не справиться. Сейчас бы покинуть славный город-оазис, выйти к пескам. А там…
Что там?
Его план был поистине несбыточен. Глуп даже, наивен. Но другого, как назло, не находилось, ведь Варра ничего не знал о том, как вернуть украденное тело. Не приходилось ему прежде сиживать в чужих.
И как такое случилось?
Не понимал. Но это ничего. Вот вернет он свое по праву, а там и отыщет виновных. И жар под ногами Гюрзы покажется тем не таким уж пеклым.
Беглянка застонала.
Приходит в себя, пусть и медленно. Сейчас разом почувствует боль как от ожогов, так и от его, Анварова, удара. А помочь – нечем. Это в той, прошлой жизни, у Варры было все, теперь же – целый день голодный.
Карие глаза открывались осторожно. Блуждающий по белому камню взгляд медленно прояснялся, пока не наткнулся на похитителя, а потом…
Гримаса ненависти исказила узкое лицо. Халифатская стражниица в одно мгновение вскочила на ноги и остановила клинок-жало у горла Анвара так скоро, что тот был готов поклясться: подобной скорости нет даже у самой гадюки. А ведь перед ним – девчонка. Простая, неприметная. Жалкая. Дунь – и…
Нет, беглянка сильнее, чем кажется на первый взгляд. По праву носит дареное имя, крепко сжимая плечи ладонями. И клинок в тонкой руке не дрожит, не смотря на ожог.
В глазах – уверенность. Ни тени боли, хотя Варре известно, как жжет плоть после чароведского пламени.
– Ты… – а ведь и в правду шипит подобно змее. Сердится на него, все еще верная Халифу. И даже мысли не допускает, что предал ее тот ничуть не меньше прочих. Так почему же по-прежнему готова отдать за него жизнь? Из глупости?
Не из глупости, нет. Из верности. Потому как на редкость честна и необычайно покорна. На таких, как Гюрза, держится власть Халифата. И тогда, верно, самому Анвару повезло с фатой. Нужно только уговорить…
– Погоди, – жало клинка мешало сказать. Мужчина мог поклясться: острая боль, что затрудняет мысли, уже стекает по шее тонкой струйкой крови. А ведь это плохо. Не следует терять даже каплю жизни, если желаешь ступить на пески Пустыни. Она, полная бескрайних барханов, всегда голодна. Чуть оступишься – и… – Погоди!
Гюрза не послушна. Стоит насмерть, вдавливая тонкое жало в обветренную шею. Но медлит не из-за жалости. Выслушает?
Может, и так. Однако повиноваться точно не станет, если только по-другому…
– Я могу помочь! – Анвар и сам не до конца верил в то, что произнес. Помочь? Как? У него-то и самого тело отобрали, а он еще стражнице в помощники метит. Впрочем, скажи ему кто, что у человека можно забрать не просто вещь, но саму плоть, рассмеялся бы. А теперь не до смеха. – Не выживешь ведь без меня.
От беглянки не укрылись ни раздражение в тоне Анвара, ни скользнувшая в голосе жалость. Но не смотря на это, она по-прежнему стояла ровно, даже не дернулась от обидных слов. Видимо, чувства свои лучше него сдержать умеет. Вон, только плечо сжала чуть сильнее:
– С тобой – тоже, – едко напомнила Гюрза.
– Я уже помог, – спорить с клинком у горла было не с руки, но другого ему не оставили. – Укрыл от погони.
Надолго ли? Халифат не отпустит осужденную. Найдет. Вернет, чтобы светлейшую волю исполнить, и безжалостно лишит жизни неудачливую стражницу. Это лишь вопрос времени.
– Не только времени, – Анвару стал надоедать разговор с клинком у горла. Но спугни он фату – и кровяная дорожка на шее превратится в струю. Значит, придется терпеть. Вот же, пригрел на свою голову! – У меня есть план.
– Ты желал убить Халифа! – Гюрза снова шипела. – И меня вместе с ним.
Она сильнее нажала на клинок, и перед глазами Варры поплыло. Если на том яд…
– Твоя смерть покроет мою провинность, а во Дворце мертвое тело примут в оплату долга. Позволят снова служить.
– Тело примут, это верно, – Анвар с ужасом подумал о том, что, лишись он сейчас этой чужой плоти, может, перестанет существовать вовсе. Растворится в песках бескрайней Пустыни, развеется буйным ветром. Нет, тело терять нельзя, если только – меняться. Снова на то, к которому привык с рождения, похищенное. – А вот тебя – нет. Почему?
