Kitobni o'qish: «Фрикадель»

ФРИКАДЕЛЬ

Яйцо

На крутом взгорке у Лесников молодой машинист грузового монорельса решил прибавить скорость. Серебристый рельс скоростной дороги задрожал натянутой струной, вибрация передалась вагонам и волной прокатилась по грузу. При этом мягкая коричневая коробка накренилась, ее левая сторона пошла трещинами, и сквозь образовавшуюся прореху показалось что-то гладкое, кожистое, нежно-оранжевое. На следующем повороте это что-то неслышно упало в подорожники, которые разлапистыми кустами во множестве росли вдоль монорельса.

Стройные ряды пушистых «солдатиков» дернулись и пыхнули облачками. Шмель, весь облепленный кремовыми шариками пыльцы, возмущенно загудел и взмыл в июньское утреннее небо.

Розовый луч восходящего солнца осветил упавший предмет. Стрекоза, сидевшая плотно сжав крылышки под листом лисохвоста, увидела, что предмет, наделавший столько шуму – это всего лишь чье-то яйцо, правда очень большое. Оценив размеры яйца, стрекоза решила поменять травинку для отдыха, вспорхнула радужными крылышками и улетела куда-то за линию монорельса.

Яйцо уютно расположилось в подорожниках. Сверху на него свалилась гусеница и сразу же стала «измерять» незнакомый предмет равномерными гусиничными шажками. Муравей, тащивший дохлого жучка, остановился и пошевелил усиками, размышляя, как ему поступить с этим новым препятствием? И, постояв немного, додумал, что взбираться на такую высоченную гору с грузом было бы крайне неразумно. Поэтому развернулся и поволок свою ношу сквозь шелестящую стену овсяницы: в обход.

Яйцо было крупное, гладкое, не меньше страусиного и скорее круглое, чем овальное. На боку у него глянцево поблескивал ярко-малиновый штамп: МДП, Малинники, №1209/оранж.15.06.2078.сер 072.

Никитка и Юлечка

В то утро Никитка и Юлечка, проснулись у себя в игровом летнем домике не так, чтобы очень рано, но и не слишком поздно. Будильник не включился, значит, на дворе шли каникулы. Дети умылись на скорую руку, натянули на себя вчерашние, еще не слишком замурзанные, одинаковые зеленые комбинезоны. И, побежали друг за другом по «тайной индейской тропе» сквозь цветущие жасминные кусты, напрямик к дому дедушки и бабушки, откуда уже доносился аппетитный дух свежеиспеченных блинчиков.

Вдали прогудел монорельс. Никитка притормозил и кивнул в сторону линии, которая тянулась за яблоневым садом и живой изгородью:

– Эх, все-таки далековато наш дом от дороги! До станции на воздушной телеге целых двадцать минут по пересеченной местности добираться…

Юлечка, бросив мимолетный взгляд на их сады и лес, отделявший Лесники от монорельса, скептически заметила:

– Можно подумать, братец, ты так часто ездишь в Город, что дорога тебя «изматывает и отнимает все силы» – как бабуля говорит!

– Конечно, – улыбнулся Никитка, вытаскивая сухую веточку из солнечных Юлечкиных волос, – я ведь все-таки езжу туда целых два раза в год!

– Тебе и одного вполне хватило бы! Ой! Не дергай так, спасибо!

– Ну да, а на Новый год? Все равно приглашают в Общий Городской Дворец на Ёлку! Как тут не пойти!

Юлечка, хитро взглянув на брата, решила подначить его еще раз:

– Ага! В школе потом хвастаться нечем будет!

И оба засмеялись тем беззаботным заливистым смехом, который частенько случается, когда тебе восемь или десять, и у тебя каникулы, а бабушка приготовила отличные блинчики.

– Фу, Никитка, давай быстрей, а то мы таким черепашьим шагом доползем до бабушки только к ужину, и наши блинчики съедят дедушка и Неська.

Никитка, сопя, прибавил ходу.

Юлечка, хотя и была младше Никитки на целых два года, один месяц и семнадцать дней, отличалась от своих сверстниц одной положительной особенностью. Она умела делать потрясающие выводы, распутывать сложнейшие логические задачи (некоторые из них были не по силам даже старшеклассникам). Поэтому, мечтательный Никитка во многих своих делах полагался на сестрёнку, а уж если намечалось Приключение, то Никитка предоставлял Юлечке полное право на разработку и руководство будущей тактической операцией.

Вот и в этот раз Никитка безропотно согласился с сестренкой.

«А ведь, правда, – рассуждал он, – на Новогоднюю ёлку я езжу в Город в основном для того, чтоб потом весь класс слушал меня, открыв рот. И как это она вычислила? Неужели так заметно?»

Шурша легкими сандалиями по дорожке, посыпанной разноцветными камушками гравия, огибая по пути клумбы с петуньями и георгинами, брат и сестра подошли к дому. На крылечке сидел дед Леша и вертел в руке отвертку. Он, несмотря на свои 170 лет, был в отличной форме и даже входил в сборную команду Лесников по футболу. Дед Леша любил утренний бег трусцой и мог полюбовно договориться с любой, даже очень грозной животиной. Своенравная лесниковская кобыла Милка, которая периодически сбрасывала со своей спины Юлечку – Никитка так и не решился сесть в седло – и не раз опрокидывала воз с сеном, слушалась деда Лешу с полувзгляда.

– А, – улыбнулся в белые усы дед, – вот и внучата пожаловали! Никак блинчиков захотели?

– Привет, дедуля! – Юлечка обняла его за шею и звонко чмокнула в сморщенную, загорелую, щеку.

– Здорово, дед! – Никитка солидно пожал крепкую дедову ладонь, – Чем занимаешься?

– Да я вот покумекал так и сяк и решил ульи на пасеке усовершенствовать.

А что, если к донышку улья антигравитатор приделать? Как считаешь, Ник?

– Угу, вполне ничего идея, – Никитка, размышляя начал теребить мочку левого уха: он всегда так делал, если приходилось о чем-то думать. – Если ульи будут парить сантиметрах в двадцати над землей, то клевер при этом не будет приминаться, оно и хорошо – пусть растет до полутора метров. Опять же, косить его не надо, и пчелам раздолье…

– Ага! – Согласилась Юлечка, – и тебе наклоняться не надо, чтоб мед в улье брать!

– Опять ты смеешься! – обиделся Никитка, – Я ведь хочу, чтобы все соседи смотрели на деда и перенимали у него передовой пчеловодческий опыт.

– Соседи, не соседи – до других селений – пока дойдет! А нам всем удобно будет… Ох! Что ж это я, вас на пороге держу, – спохватился дед, – А ну, команда пчеловодов, шагом марш в дом!

И дети, слегка потолкавшись на пороге, зашли в прохладные, пахнущие сушеными травами, сенки. Там они скинули сандалии, проходя в родной бабушкин дом.

Монорельс в пустыне

Бабушка Агата колдовала у стола, расставляя тарелки с блинами, мисочки со сметаной и медом, чайные чашки, розетки и вазочку со сгущенкой в том замечательном, бабушки-Агатином порядке, когда как только что-нибудь захотел съесть, а оно – на тебе, уже под рукой, как по волшебству.

– Проходите, проходите, руки мыть и за стол, дорогие мои. Как спалось? Неська не будил? А то я его вчера вечером на дальние поля выпускала – мышей пугнуть. Он к вам не залетал? Совиные дракончики они ведь, сами знаете, какие любопытные, просто сладу нет! А наш, разбойник, совсем себя не бережет… На днях за нетопырем погнался, да и застрял крылом в слуховом окошке, визжал до тех пор, пока дед его не вытащил и молоком не угостил. А на той неделе – за неясытью в лес улетел, еле к утру дождались, ему ведь до светла в сарай вернуться надо, а то на солнце глаза испортит.

Бабушка Агата угощала своих любимых внуков, а те уплетали за обе щеки горячие поджаристые блинчики, макая их то в мед, то в сметану, то в сгущенку, и, запивая ароматным чаем из душицы с молоком.

– Так вот, – продолжала бабушка, подливая горячего чая в дедову кружку, – пойдете гулять, загляните к нему в загончик, посмотрите, все ли перья у него на месте, после ночной прогулки. Вас, ребятки, он все равно к себе охотнее подпускает, подлечите его, если что.

– Угу! – кивнула Юлечка с полным ртом, – а от мамы с папой никаких вестей нет?

– Эх, я – старый дурень! – воскликнул, подпрыгивая на стуле, дед Леша, – Совсем вам голову заморочил своими ульями. От мамы с папой вам вчера письмо пришло по стереомейлу! Хотите, прямо сейчас посмотрим?

– Ха! Еще бы! – хором вскричали дети и бабушка Агата.

Тогда дед Леша, протянув руку к пульту стереомейла, нажал на воспроизведение последнего входящего письма. И немедленно из приемничка на потолке вылетел луч света, постепенно превратившийся в две маленькие голографические фигурки: мужскую и женскую. Фигурки были одеты в снежно-белые легкие комбинезоны, а на голове у них были огромные панамы со встроенными вентиляторами.

– Здравствуйте, дорогие наши мама и папа, – начала говорить женская фигурка.

– Привет вам, наши любимые Юлечка и Никитка! – продолжила мужская,

– Мы находимся сейчас в Африке. Сегодня мы здесь заключили долгосрочный контракт с несколькими местными селениями. Я буду проектировать монорельсовую дорогу, соединяющую удаленные селения: Ньяму, Момбу и Кодо, а потом следить за тем, как идет строительство монорельса. Африканские селения, хоть и расположены у искусственных озер, находятся на разных концах пустыни Сахара. Местные жители хотят ездить друг к другу в гости целыми семьями, а не только общаться посредством стереомейла и дракончиков. Меня ждет очень полезная и интересная работа. Надеюсь, Никитка, когда ты подрастешь и окончишь школу, ты захочешь приехать ко мне на стажировку.

Ваша мама занимается…(тут фигурки начали толкать друг друга локтями и шептаться).

– Да, я занимаюсь, – продолжила говорить мамина фигурка, – тем, что акклиматизирую сибирские растения к условиям Сахары. Женьшень и Иван-чай уже приживаются, а вот с жимолостью – проблемы, надо бы попросить бабушку – пусть пришлет черенки от нашей садовой «Чернички». Мы в этой пустыне все измучились от жары, очень скучаем по всем вам и нашим родным Лесникам. Проверяйте иногда наш с папой дом, как бы в нем не завелись мыши и не погрызли наши диски и книги. Вернемся мы из Сахары не скоро, но если хотите, приезжайте к нам в следующие каникулы. Пишите нам. Целуем и обнимаем вас всех.

Дед Леша задумчиво нажал на кнопку и фигурки исчезли.

– Да-а-а… – протянула Юлечка, выковыривая из фруктового печенья начинку, – приедут они сюда лет эдак, через десять, когда мы уже совсем состаримся…

– Не огорчайтесь вы так, вот окончите школу, поедете в Сахару… – начала, было Агата, но тут Юлечка посмотрела на нее таким тоскливым взглядом, что та не решилась продолжать.

– Какая Африка! Какая Сахара! Места, лучше наших Лесников на всей Земле ищи – не найдешь! – со слезами в голосе проговорил Никитка и встал из-за стола, – спасибо, бабуля, спасибо, дед! Мы, пожалуй, пойдем…

– Да, – сказала Юлечка, – возьмем с собой пару блинчиков, морс и пойдем, прогуляемся, к Неське заглянем.

И дети, провожаемые сочувственными взглядами дедушки и бабушки, вышли в улыбающийся, солнечный и беззаботный июньский день.

Неська – совиный дракончик

Никитка и Юлечка пошли, петляя меж помидорных грядок, к сарайчику, где проживал Неська – совиный дракончик бабы Агаты.

Совиные дракончики, они вообще – трудноуправляемые и своевольные личности. Хотя, если тебе удается подружиться с таким врединой, то драконья привязанность – это на всю жизнь.

Неську – неясытевого совиного дракона – нашла в лесу лет десять назад Агата. У детеныша был свернут на бок клюв, выщипаны перья на щеках и спине, сломан хвост. Кто его так потрепал – непонятно. Совиные дракончики не склонны к разговорам, поэтому прибегают к человеческой речи крайне редко. Вот и Неська ничего не рассказал о себе: откуда он родом и почему он в столь плачевном состоянии. Ну да бабушка особо и не настаивала.

Она его приласкала, вылечила и с тех пор Неська живет в Лесниках, в своем сарайчике без окон, что на задах огорода. Как и все совиные дракончики, он днем – спит, а ночью – охотится и охраняет своих хозяев от непрошенных гостей – мышей и крыс. А однажды – напал на хорька, задумавшего присвоить хозяйскую курицу.

Неясытевые дракончики не очень крупная порода, чуть крупней совы-неясыти, примерно с филина ростом. Между чешуйками стального цвета, покрывающими все тело, на крыльях, груди, спине и щеках растут пушистые пестрые перышки, своей окраской сходные с совиными. На мордочке, украшенной длинным крючковатым клювом и небольшим серебристым рогом, находятся огромные янтарные глаза с вертикальными зрачками. Глаза обрамлены полоской кожи ярко-оранжевого цвета и перьевыми черными «очками», что придает хозяину глубокомысленно-философский вид.

Похоже, что Неська в который раз поплатился за свое любопытство – его изрядно подрали чьи-то недружелюбные когти. Юлечка, увидев бабушкиного любимца в таком жалком состоянии, приступила к решительным действиям. Первым делом, она услала Никитку в дом за зеленкой и бабушкиным фирменным травяным пластырем. А сама осторожно сняла дракончика с насеста, положила на руки и стала баюкать, как маленького ребенка, потихоньку раздвигая пушистые перышки на спине, ища прореху в чешуе, откуда сочится кровь.

– Ах ты, дурень наш сельский, дракошка непутевый, и как же тебя угораздило опять сунуть свой клюв куда не следует? Скажи-ка мне, дружок, куда вляпался на этот раз, а? – Приговаривала Юлечка, ласково почесывая Неськину шейку. А дракоша, хоть и блаженно урчал, но все равно отворачивался от девочки, явно не желая с ней беседовать.

– Показывай, показывай, что тут у тебя на спинке, – прижав перышки невесомыми пальчиками, пропела Юлечка. И тотчас непроизвольно вскрикнула, но опомнилась и сжала губы, чтобы не встревожить Неську. На спине совиного непутевыша зияли три глубокие, кровоточащие борозды, разрывающие перья, роговую чешую и нежную плоть. Кто-то явно большой и злобный хотел поживиться Неськой, но, похоже, дракончик извернулся, и чужие когти лишь царапнули его вскользь, не успев захватить покрепче. Дракончик вырвался и полетел домой. Хорошо, что чешуйки не дали краям раны разойтись, иначе Неська бы погиб на месте от потери крови.

Вернулся Никитка с полным набором лечебных принадлежностей. И Юлечка, присев на березовый чурбачок, усадила больного на колени. Нежно обнимая его одной рукой за шею, девочка не переставала почесывать дракошкино брюшко свободной рукой и нашептывать разные утешительные словечки в кожистое трепещущее ухо. Никитка раздвинул спинные перышки и, увидев три страшных пореза, резко выдохнул воздух.

– Ух! Ничего себе! Интересно, кто ж его так подрал? У нас в Лесниках самый крупный летающий зверь – это сам Неська. А для коршуна, эти отметины слишком глубокие. Тут такое чувство, что кто-то налетел на него сверху и хотел утащить, – рассуждал Никитка, от волнения пролив пол-пузрька зеленки себе на комбинезон.

– Мммда, в твоих словах есть доля здравого смысла, – ответила Юлечка, крепко прижимая к себе трепещущее драконье тельце, – кто бы это мог быть? Надо выяснить! Давай, прилепляй уже травяной пластырь, а то Неська волнуется, вырываться начнёт.

Никитка аккуратно вынул из раны перья и обломыши чешуи, смазал разрывы зеленкой и сноровисто прилепил травяной пластырь так, чтоб Неська не смог до него дотянуться и сорвать. Фирменный пластырь бабушки Агаты обеспечивал безболезненное затягивание ран и порезов.

Юлечка, наконец, отпустила, начинавшего недовольно верещать, дракончика.

– Надо же, никогда не думала, что руки так затекают, «мурашки» так и бегают, так и бегают, – отдувалась девочка, дергая руками в разных направлениях.

– Знаешь что, Никитка, пойдем, проверим Лесники, вдруг найдем того урода хищного, что нашего Неську подрал?

Никитка согласно кивнул:

– Юль, как думаешь, а бабушке когда лучше рассказать про Неську – сейчас или потом?

– Я думаю, сейчас не стоит ее волновать, а то она запретит нам далеко гулять, а это не входит в наш план по поиску Страшного Хищника. Пошли, заглянем на дедов склад – возьмем что-нибудь для самообороны, так, на всякий случай.

Дети уложили засыпающего Неську на мягкую подстилку. И тихонько вышли из сарайчика. Стараясь не шуметь, они направились к дедушкиному складу за «чем-нибудь для самообороны на всякий случай».

Находка

Желтый, крупный суслик вылез из норы, вырытой им на обширной клеверной луговине. Он встал на задние лапы, понюхал воздух, прислушался, и, не заметив вокруг ничего подозрительного, уселся на короткий пушистый хвост. Не переставая оглядывать луг выразительными блестящими глазами, суслик прижал уши к рыжей голове, оправил усы и шерстку на щеках и коротко, пронзительно свистнул, что на сусличьем языке означало: «Родственники, выходите, на лугу все спокойно!».

Время приближалось к полудню. Пчелы, бабочки и жуки-бронзовки сновали меж цветочных головок, торопясь собрать нектар и полакомиться пыльцой до наступления послеполуденной жары, когда придется прятаться в ульи и под листья от палящих солнечных лучей. Пестрое луговое разнотравье с качающимися тут и там тяжелыми головками клевера, облюбовал не только суслик и его многочисленное семейство. Здесь стояли десять ульев деда Леши, жили полевые мыши, а парочка мышей-малюток строили себе гнездо в листьях султанской травы.

Вдруг суслик снова привстал, насторожился – до него донеслись ребячьи голоса и шелест раздвигаемой травы. Он издал долгий, тревожный свист, и его семья тут же кинулась нырять в отнорочки, предусмотрительно вырытые по всей луговине. Всполошились полевки, молниеносно прячась под войлочные листья коровяка, затаились в гнезде мыши-малютки. Мать-перепелка, вышедшая на прогулку со своим выводком, замерла в колышущихся зарослях тимофеевки и лисохвоста.

Юлечка и Никитка совершенно не заметили, какой случился переполох с их появлением на луговине. Они шли, стараясь раздвигать длиннющие стебли розового клевера и обходить стороной дедовы ульи.

Никитка тащил на плече увесистую отцову бейсбольную биту, а Юлечка вооружилась теннисной ракеткой. На спинах у детей болтались маленькие рюкзачки со съестными припасами и бутылочками с морсом. Ребята остановились и сосредоточенно осмотрели луговину в надежде обнаружить и обезвредить Страшного Хищника, который напал ночью на несчастного Неську.

– Как ты думаешь, кто это может быть? – В который раз спрашивал Никитка у Юлечки, одновременно отмахиваясь от пчелы, которая приняла его огненно-рыжую макушку за особо крупный цветок и упрямо пыталась на нее приземлиться.

– Не знаю, Никит, не знаю, – рассеянно отвечала Юлечка, раздвигая ракеткой стебли могучего донника, сквозь которые стоило продираться: за ними поблескивала линия монорельса. Дети целенаправленно продвигались к монорельсу, потому что были уверены – появление хищника как-то связано с дорогой. Ведь появление всего нового в Лесниках, и хорошего, и плохого, так или иначе было связано с этой дорогой.

– Уф! Ну и жарища! Печет, как в пустыне у родителей, – Юлечка смахнула со лба бисеринки пота, наконец-то кончились джунгли!

Никитка и Юлечка вылезли из травы, все обсыпанные желтой пыльцой и вступили в подорожники, в изобилии растущие вдоль полотна монорельса. Юлечка наклонилась, чтоб вытащить из наколенного кармана комбинезона носовой платок. Как вдруг…увидела Его. Она сразу поняла – это яйцо, причем самое красивое из всех, что ей приходилось видеть до сих пор. Правда, она не смогла определить с первого взгляда чьё оно.

– Никитка! Смотри! Скорей! – закричала Юлечка, подпрыгивая на месте и отодвигая от яйца крупный подорожниковый лист.

– Ого! Да это же яйцо! А что, если драконье?

– Если это драконье яйцо, то оно должно быть в питомнике, – заметила Юлечка, – А я здесь никакого питомника не вижу, впрочем, как и родителей этого яйца.

– Юль, а давай мы будем его родителями, если оно ничье, его никто не хватится, а за малышом, когда он вылупится, наверно, нужно будет ухаживать. Кормить его, причесывать, купать и все такое, -размечтался Никитка.

– Хорошо, мы его возьмем. Я думаю, бабушка с дедушкой не будут против детеныша.

Юлечка бережно подняла с подорожниковых листьев нежно-оранжевый шар.

– Ой! Никит, а у него на боку – штамп, – и Юлечка прочитала: – Мэ-дэ-пэ, Малинники, номер тысяча двести девять, дробь, оранж. И число: пятнадцатое июня сего года, серия ноль – семьдесят два.

– Все понятно, – сказал Никитка, – это яйцо домашнего фиолетового дракончика из драконьего питомника в селении Малинники. Его номер: тысяча двести девять. Яйцо упаковали сегодня – 15 июня. Я думаю, что это яйцо куда-то везли по монорельсу, а оно выпало по дороге, свалилось в подорожники, в общем – потерялось. То есть оно практически ничье, поэтому мы с чистой совестью можем его присвоить. Слушай, а может все–таки стоит позвонить в Малинники и сообщить, что мы нашли яйцо из их питомника?

– Знаешь что, мы расскажем бабушке, а она, если захочет сама позвонит в Малинники и все объяснит, – решила проблему Юлечка.

– Ага, тогда пойдем яйцо обустраивать.

Строго секретная миссия по поиску Страшного Хищника отодвинулась на второй план. Никитка развернулся, чтобы идти первым и прокладывать дорогу Юлечке, которая бережно несла в руках драгоценную находку.

Фрикадель

Юлечка уже полчаса сидела, боясь шевельнуться лишний раз, и не отрываясь, смотрела на яйцо. День потихоньку сменялся теплым, спокойным вечером. Опустилось за горизонт и уснуло величественное солнце, угомонились в саду хлопотливые птицы. На лугу свистнул коростель, и потом в наступившей тишине было слышно как под сноровистыми руками бабы Агаты звонко «стреляют» струйки молока из полного коровьего вымени, попадая точно в донце металлического ведерка.

На крыльцо вышел дед Леша, повздыхал, вертя в широких ладонях антигравитатор, а потом долго, задумчиво глядел в сторону луговины. Затем он легко тронул сенсорный выключатель прозрачного китайского фонарика из мягкого огнеупорного пластика, подвешенного над крыльцом – летняя веранда осветилась мягким розовым светом. Фонарик этот дед смастерил давно – для Никитки-маленького, когда они вместе изучали механизм сенсорного управления электронными моделями. Еще немного подышав прохладным вечерним воздухом, дед Леша вернулся в дом, тихонько скрипнула входная дверь. Приветственно прогудел ночной монорельс. Толстые ночные бабочки прилетели исполнить свой ежевечерний танец поклонения китайскому фонарику. Где-то под стеной коровника зацвиркал сверчок.

А брат с сестрой, запершись в своем домике, не обращали внимания на привычные и с детства знакомы вечерние звуки. Они, полдня сменяя друг друга на вахте, по очереди следили за яйцом. Очень уж хотелось, чтоб из яйца поскорей вылупился дракончик.

Тихонько переговариваясь и обсуждая Неськину спинку, они первым делом погрели яйцо в горячей воде. Затем Никитка додумался замотать его в старую бабушкину шаль и подложить к тепловентилятору. Но Юлечка, увидев это безобразие, забрала яйцо от вентилятора, заявив, что дракончику вреден сквозняк, даже теплый. В итоге, они совместными усилиями соорудили «гнездо». В Никиткину овчинную ушанку пристроили свернутый вчетверо шерстяной шарф, сверху уложили яйцо и накрыли его Юлечкиной кофтой из мягкой ангоры. А вот теперь, уже минут пять дети, возбуждённо подталкивая друг друга, разглядывали сантиметровую трещину, аккуратно рассекающую поблескивающую поверхность яйца, рядышком с малиновой буквой «М».

Ребячье терпение было вознаграждено часам к одиннадцати вечера, когда Никитка зевал, как крокодил, успев умять все вкусненькое, что лежало в холодильнике и на продуктовых полках навесного шкафчика.

Яичная скорлупа с тихим хрустом начала крошиться вдоль трещины. Было похоже, что изнутри ее настойчиво пробивает крепкий клюв. На месте трещины образовалась дыра, в которой немедленно появился любопытный круглый глаз. Дети затаили дыхание, разглядывая необычный и к тому же самый красивый глаз из тех, что им приходилось видеть на физиономиях знакомых дракончиков. Глаз был не простым – сияющим: нежно-фиалковая радужка казалось перламутровой, черный зрачок был круглым, а не вертикальным, как у других драконов. Чудесный глаз обрамляла полоска ярко-голубой кожи с длинными, голубыми ресницами. И эти потрясающие ресницы завивались кверху, будто накрученные на специальные щипчики.

– Ник, у него глаза – совершенно человеческие, – восторженно прошептала Юлечка. В несознательном шестилетнем возрасте, она втайне хотела такой же фиалковый цвет глаз, но потом все же решила, что убиваться по поводу родного серого – крайне неразумно. И сейчас она с нескрываемым восхищением смотрела в фиолетовую перламутровость драконьего глаза.

Глаз, решив, что уже достаточно ознакомился с окружающей обстановкой, скрылся, но на его месте тут же показался толстый клюв темно-синего цвета с розоватым бугорком будущего рога наверху.

– Это мальчик, – так же шепотом сказал Никитка, показывая на розовый рог.

– Замечательно, – выдохнула Юлечка в Никиткино ухо.

А тем временем, синий клюв неутомимо крошил скорлупу, только оранжевые крошки летели во все стороны. И вот, настал момент, когда из шапки выглянул крошечный дракончик. Покосившись смышленым глазом на детей, малыш приветственно пискнул и спрыгнул из «гнезда» на скользкий пластик стола.

– Фиолетовый, фиолетовый, ну это ж надо – фиолетовый, – заворожено твердил Никитка, опускаясь на табуретку и одновременно наблюдая за тем, как синие дракошины коготочки пытаются отковырять кусок меха от растрепанной шапки.

– Фиолетовый, фиолетовый…– в пятый раз повторил Никитка, и хотел, было сообщить эту новость миру в шестой раз, но решил, уже что достаточно, и что пришло время просветить сестренку насчет фиолетовых дракончиков. Он надул щеки, наподобие маститого университетского профессора и, переводя «профессорский» взгляд то на Юлечку, то на дракошу, начал солидно вещать:

– Фиолетовый домашний дракончик – очень редкая и чрезвычайно ценная порода, выведенная российскими селекционерами из породы домашних пользовательных драконов. В России существует только один драконий питомник, специализирующийся на разведении фиолетовых – это драконий питомник в Малинниках. Достоверно известно, что все фиолетовые драконы отличаются добродушным нравом и бескорыстной привязанностью к хозяину, – тут восторг захлестнул его по самую вихрастую макушку, и он совсем не по-профессорски проорал:

– Ух, ты! Ух, ты! Представляешь, Юль, какое сокровище нам досталось! У нас! Есть! Детеныш! Редкого – фиолетового!

– Да ладно тебе, «редкого – редкого»! Посмотри, какой он хорошенький! – Юлечка осторожно протянула к дракончику руку, чтоб малыш смог ее обнюхать.

Дракоша внимательным фиалковым глазом посмотрел в лицо новой знакомой и вдруг вспрыгнул ей на ладошку, крепко уцепившись синими коготочками за пальцы девочки.

– Смотри-ка, он тебя признал за родственницу! – ошеломленно произнес Никитка.

Тем временем дракошка встряхнулся и шелковистая светло-фиалковая шерстка, густым войлоком покрывавшая фиолетовые чешуйки на груди, спинке и головке, внезапно распушилась и закурчавилась колечками.

– Ничего себе! – восхитился Никитка, – он еще и кудрявый! Распушился – и стал ну точно – фрикаделька в супе! Такой же кругленький растрепанный шарик!

– Сам ты «фрикаделька», – начала было возмущаться Юлечка, ласково теребя фиолетовые колечки на спинке дракончика, – хотя постой, и правда, он – как фрикаделька лохматенькая, только фрикаделька-мальчик – фрикадель! – И девочка тихонько хрюкнула от смеха, чтоб не напугать дракошку.

–Здорово! – воскликнул Никитка,– вот это имечко получилось! Ни у кого такого нет:

«Фиолетовый Фрикадель» – нет, не то, лучше – «Фиалковый Фрикадель»! Как тебе, Юль?

– Ну, вроде подходит, надо у него спросить, – и она обратилась к дракоше, – Пушистик, тебе нравится это имя?

Фиолетовый пискнул, кивнул миниатюрной головкой и расправил замшевые сиреневые крылышки.

– Ур-ра! Ему понравилось! Фрикадель! Фрикадель! – обрадовалась девочка,

Она усадила Фрикаделя обратно в шапку, и пустилась в «папуасский пляс дикого восторга» вокруг стола, подхватила за руку Никитку, и дети, еще долго прыгали, подбадриваемые писком новорожденного Фрикаделя.

Жуть

Жуть дремала в серебряном коконе на иссушенном грунте дна лунного кратера вот уже около трехсот земных лет. Ничего, абсолютно ничего в беспредельном пространстве Вселенной не нарушало её покой. И вдруг боль, невыносимая, разрывающая все серое аморфное тело на тысячу кусочков, резко подкинула её внутри кокона. Визжащая Жуть, суетливо нажимая щупом все внешние датчики своего убежища, попыталась определить источник боли. Им оказалась маленькая голубая планета, которая третьей по счету не спеша, двигалась по своей орбите вокруг небольшой желтой звезды.

Именно от него, этого планетного шарика исходила такая мощная волна всепоглощающей боли, что Жуть просто не могла больше находиться в стасисе. Тело её заворочалось, выпуская и тут же вбирая в себя длинные осклизлые щупы. Навязчивая боль не давала покоя, мешала вновь погрузиться в беспамятство. Жуть, как примитивно разумное, злобствующее существо, предпочла втянуть обратно в тело свои дрожащие тонкие щупы, и превратилась в пульсирующий комок слизистой протоплазмы.

Существо тяжело вспоминало, что когда-то давным-давно она, Жуть, была изгнана с подобной планеты, причиняющей всему ее естеству непроходящую боль. И в примитивном студне закопошились мысли, пока туманные, но уже захлебывающиеся ненавистью и яростью ко всему живому «Мстить. Жечь. Убивать. Любовь причиняет боль. Любовь – это боль…». От этих мыслей Жуть еще громче завизжала, корчась в немыслимых судорогах, недоумевая – почему она, являясь абсолютным злом, порожденным глубинами космоса, так страдает от излучения крошечной планетки?

Возможно вчера, а возможно миллион лет назад, Жуть уже потерпела поражение на такой же крошечной зеленой планете в поясе Ориона. Поток частиц Любви чуть совсем не уничтожил её тело и разум. «Бежать. Уснуть. Затаиться» – тогда билась в теле единственная мысль. Тварь в смятении улетела подальше от зеленой планеты на край Галактики, чтобы спрятаться, переждать, как вдруг кошмар повторяется снова.

Мощный поток сияющих частиц, исходящий от всего живого на этой голубой планете, концентрировался в ее атмосфере легкими облачками, а затем, справившись с притяжением, эти облачка отрывались, отправляясь в бесконечное космическое путешествие.

«Отомстить…Отомстить», – сверлила мозг и подстегивала тело назойливая мысль. Жуть извивалась внутри своей пластоидной капсулы на безжизненной поверхности каменистого спутника голубой планеты, не имея ни единой возможности уничтожить противный поток светлых частиц. Такую энергию нельзя было убить издалека, поэтому разумная слизь решила извести сам источник энергии – все что двигается, живет и любит на поверхности бело-синего шарика. «Убрать боль. Убрать боль», – думала Жуть, нашаривая щупом пульт управления капсулой и задавая точные координаты планеты, определяло место для посадки.