Kitobni o'qish: «Атлантида»
Испытание
Когда-то блаженный эфир,
Цветочной лавиной к ногам,
Летел и казалось весь мир,
Спешит в его дивный храм.
Он знал, как творить стихи,
Из каждой строки-целый гимн,
Так вторили в голос один,
Даже его враги.
Он умер пред богом предстал,
Увидел свои грехи,
За них был отправлен в зал,
Читать в одиночку стихи.
Читает уж век, но никто не пришел,
Не славит и не хулит,
Бедный поэт не возьмёт никак в толк,
Зачем он творит и творит?
Значит все зряшно зачем же марать,
Перьями ангелов сию бумагу?
А где-то там, что небесная рать,
Заходится в смехе, над бедолагой?
Гневом сверкнули очи поэта,
Творение свое он безумно топтал,
Вспыхнула рукопись, бешеным светом,
Огни заплясали и вздрогнул зал.
Но вот в голове промелькнул первый слог,
Мелькнул, и остался не в силах уйти,
Поэт удивился-ведь это пролог,
Который давно он хотел обрести,
И понял, что не мог, не творить вдохновенно.
Кому же читать?
Пусть колонам и стенам, и воздуху даже,
И тем, кто весь в саже,
Уже приготовили жаркий котел…
Исчезли вдруг стены и пол…
А где же поэт? Вы уже догадались?
Ангелы пели, фавны смеялись,
А с высоты улыбался бог,
Тому, кто все смог…
Она в ночи
БАЛЛАДА.
Не смей обидеть женщину,
Ведь в каждой,
Проснуться может ведьмочка однажды…
I
Любовь слепа и беспощадна,
Не убеждайся лишний раз
Хрусталь сердец летел нещадно
И гасло много нежных глаз.
Но если ты готов поспорить,
И соль веков переломить,
Послушай, про людское горе,
О том, чего могло не быть.
Когда же кто-то, черной кошкой
Скребётся ночью по стеклу
Завоет, стоном захлебнется,
Прошу тебя-не верь ему.
В одном селении жила,
Та, что была лицом мила,
Бралась утром за работу,-
Стирала, мыла, да чего там.
К колодцу, в поле босиком,
И вот уже в порядке дом.
Однажды слышит скрип дверей,
И незнакомец на пороге.
Он был из местных егерей,
Проехал день, устал с дороги.
– А есть ли дома кто?
– Войди. Гостям приветливым мы рады
Небось устали вы в пути.
День жарким был, а здесь прохлада.
– Хозяйка голову подняла,
И черных глаз не отвела,
Садитесь здесь, ему сказала,
И не стесняйтесь, я одна.
Картошка в печке задымилась,
Стол белой скатертью накрыт,
И вот судьба сердец решилась,
И был устроен общий быт.
Любовь прекрасна спору нет.
Но как коварно сердце гложет.
Как червь слепой приносит вред,
Во фрукте выедая ложе.
И чуть беда тогда готов,
Хоть в речку, в самую стремнину,
О, разум, где ты? Ветер в спину.
И ты летишь, без лишних слов.
Так и случилось, шла она,
Степенно шла, беды не зная,
Но вот к ней быстро подошла
Та, и сказала, – Я другая.
Нет не другая! Я жена!
Всегда была, всегда ей буду.
А ты распутица, змея!
Он муж мне! Ты же, так…
Приблуда!!!
–В миг, побледнела, холодна
Рука ведёрко упустила,
И ледяной струёй облила
Ей ноги шумная вода.
Под вечер он пришел не зная
Откинул сумерек полог.
Она сидела чуть живая:
Ему сказала-Как ты мог?
Прощенья нет, и доли нету.
Вся жизнь прошла, в тумане явь.
К тебе тянулась как к рассвету,
Теперь молю тебя-оставь!
Но в одиночестве она
Все так же не нашла покоя.
Ее советчик – тишина, и ночь,
Зовущая с собою.
О, бог! Прости! Не грешен только свят!
Когда отчаянье мутит и ранит душу,
Когда нет разума преграды горе рушит.
И сердце мести орошает яд!
2000г
II
И вот когда огонь в печи совсем погас
Тела нагие закружились перед нею.
Их видит она лица, много глаз,
Вокруг нее сверкают, зеленея.
Сестра, сестра пробил твой час,
Вперёд летим и отдадимся мщенью!
С терзаниями покончи в раз.
Не заслужили, нет, твое прощенье!
Не заслужили, нет, и знаешь
Предательство ведь гибельно всегда,
Ты с ним живёшь, а может доживаешь,
Как павшая небесная звезда.
Вокруг они кружили, заклинали.
Она поднялась в воздух хохоча,
Одежду на ходу свою скрывая,
Исчезла вместе с ведьмами крича.
И вот уже в ночи как ветер мчится,
Здесь облака бегут куда-то вдаль,
Их гонит буря как овец волчица
Ее же гонит горькая печаль.
За что, зачем, но как же это милый?
Ты клялся в верности и присягал в любви.
Ее душа мертва, и только злые силы,
Кричат из темноты и требуют крови.
III
Черные волосы, словно в серебре,
Лунная дорога манит к себе.
Не твоя вина, напрасно,
О любви он говорил,
Чья вина, что сокол ясный,
Сердце девичье разбил.
Слышен свист остановились,
Покружились в темноте,
Ведьмы ниже опустились,
Огонек сверкнул во мгле.
Ближе, ближе, на окошке
Свечка показалась.
Ах зачем же так оплошно,
Ты не догадалась.
Заметались, вдруг проникли,
Сквозь трубу, а кто в окно,
Колдовали, звёзды сникли.
Ночь, как пряное вино.
Долго, долго бесновалась,
И крушила все вокруг.
Показалось это малым,
Отзовись же милый друг!
Нам с тобою быть как в песне
И до гробовой доски.
Пусть она уж рядом, вместе
Ляжем где-то у реки.
Будет ветер над нами кружиться,
И подтачивать берег волна,
А придет ли потом помолиться,
Над могилой вся в черном жена?
– Нет! Не брошу! Со мной будешь милый!
Где ты? – Свет. – Я вот здесь, у окна.
– Вдруг случайно свечу уронила.
– Ну скорей же, заплатишь сполна!
Страшна плата! Воспламенилось,
Огоньки заплясали в стороны,
Ох, напрасно хозяйка молилась
Мы поделим любимого поровну!
По правде, или по лжи,
К чему же делить любовь?
Коль есть у тебя ножи,
И хочется видеть кровь!
Остальное оставим все воронам,
Мы поделим любимого поровну!
Страшнее дьявола захохотала,
Так, что бились кринки в печи,
Душа болью отравлена, к мести взывала,
Ведь проснулись в ней палачи.
Тихо в горницу дверь отворилась,
Вся как смерть бледна мать стояла.
Сердце глухо, тревожно забилось-
На руках, та младенца держала.
И тот, что сидел на руках,
Испуганно зарыдал.
Другой показался в дверях,
Он маму отчаянно звал.
Длинные волосы, словно покрывало,
Плечи укрывали, слезы скрывали.
Ведьмы ухали, ведьмы стонали,
И вдруг замолчали.
А та, что была причиной всему,
Как статуя окаменела.
–Невинные жертвы, они-то к чему?
Не этого я хотела…
Губы беззвучно шептали,