Kitobni o'qish: «Легенда северной Пустоши»

1

Северное королевство

На самом краю мира людей, у Великой реки Меревинд много веков росло и процветало королевство Вангейт. Жители его были искусными охотниками, ловили рыбу, изготавливали красивые и прочные вещи из дерева и кости. Они торговали с соседями, продавали им меха, рыбу, мясо. На всем севере не было им равных в искусстве охоты. Благодаря магии огня им удавалось возделывать поля и получать богатые урожаи.

Но даже такие смельчаки, как жители Вангейта, избегали без особой нужды идти в глубь Великой Пустоши, простиравшейся за рекой далеко на север. Потому что мало кто возвращался оттуда, а те немногие, что шли догонять сбежавший скот, спешили вернуться домой до наступления темноты, и потом шепотом рассказывали о призрачных голосах и странных видениях.

Не было нужды слагать легенды о Великой Пустоши – их и так хватало с избытком. Ходили упорные слухи, что когда-то за рекой было могущественное королевство, но его правитель разгневал Духов севера и был наказан за свое высокомерие: Духи превратили его вместе с армией и жителями королевства в злобных призраков, которые скитаются теперь в поисках новых жертв, голодные и отчаявшиеся.

Помимо трудолюбия вангейтцы также славились рассудительностью, поэтому они не стали упрямиться и приняли условия: они не лезут в Пустошь – а Пустошь не трогает их. Бывало, правда, что студеными зимними ночами дозорные на стене у реки замечали далеко-далеко мерцающие огоньки: словно бы кто-то разводил в бескрайней снежной степи костры. Но к чему призракам тепло? Кто-то утверждал, что это Духи, уставшие от одиночества, стремятся быть ближе к людям. Только вот люди не спешили отвечать тем же.

Несколько веков Вангейтом правил род Стейн. Короли и королевы, сменявшие друг друга на троне, отличались храбростью и справедливостью; Вангейт рос и процветал, его жители богатели и развивали торговлю. С соседними странами Вангейт воевал редко, предпочитая держать нейтралитет. А когда король Бьерн неожиданно для всех выбрал в жены принцессу из южного королевства Арифа, появилась надежда на заключение долговременного мирного договора.

Арифа занимала большую площадь степей и полупустынных земель к югу от Великой реки, а горный хребет защищал страну от холодных ветров с севера. Это было сильное королевство, с которым у Вангейта всегда были напряженные отношения. Однако женитьба Бьерна на наследнице престола Арифы принцессе Далии, казалось, объединит страны в могущественный союз. Так оно и было до недавнего времени – до тех пор, пока климат внезапно не начал меняться.

Последние несколько лет зимы стали заметно холоднее, весна приходила все позже, а осенью чаще случались заморозки. Урожаи снижались с каждым годом, и только упорство и мастерство полевых рабочих поддерживало торговлю и обеспечение людей зерном и плодами.

Кто-то подметил, что изменения климата начались понемногу как раз в тот год, когда Далия вышла замуж за Бьерна и уехала на север – восемнадцать лет назад. Придворные советники короля Арифы Муаза вместе с учеными заявили, что Далия принесла беду, и чтобы исправить все, нужно заставить короля Бьерна снять проклятие.

– Иначе магия огня покинет Арифу, – непреклонно заявил старший советник. – Нужно вернуть принцессу Далию домой, тогда все станет, как прежде.

Муаз тогда ничего не сказал, и советники еще некоторое время шептались: что король не хочет видеть свою племянницу, отказавшуюся выйти замуж за могущественного правителя западного королевства; что он не хочет заставлять ее возвращаться, если она обрела счастье на севере. И как знать, вернется ли все на свои места, даже если Далия вернется, потому что она родила сына через год после своей свадьбы.

Все члены королевской семьи Арифы обладали огненным Даром и могли в любое время отправить друг другу сообщение при помощи магических артефактов. С тех пор, как Далия вышла замуж за Бьерна, она приезжала домой несколько раз; однажды ее сопровождал юный принц Роун. Далия выглядела здоровой и радостной, и Муаз не стал рассказывать ей о проблемах в Арифе. Однако она сама обо всем узнала и опечалилась. Даже вернувшись на север, она не переставала думать, как решить проблему. Но пока ответ не находился, и ни лучшие ученые, ни мудрейшие советники не могли сказать, в чем дело.

Короли Вангейта владели магией льда, которая сдерживала натиск холода с Пустоши. На севере города возвышалась стена, на которой день и ночь дежурили солдаты, не отводившие взгляда от Меревинда и снежной пустыни за рекой.

Чем старше становился принц Роун, тем больше беспокоились Бьерн и Далия, потому что их единственный сын, похоже, не обладал Даром, будь то магия огня или льда. Близилось его совершеннолетие, но Роун не показывал никаких особых способностей. Если в день своего семнадцатилетия он не сможет доказать, что владеет Даром – будь то магия огня или льда, то лишится права наследовать престол.

Король с королевой привыкли делиться друг с другом всем. Далия как-то призналась мужу, что иногда ей кажется: это все ее вина.

– Возможно, магия огня и льда несовместимы? – тихо сказала она, когда однажды вечером они стояли на башне и смотрели на закат. – Вода заливает огонь, а пламя испаряет воду. Человек не сможет выдержать, если оба Дара будут в нем.

Бьерн обнял жену и провел рукой по ее волосам, шелковистым, как вода рек Арифы. Он полюбил принцессу Далию, как только увидел ее, и когда она согласилась выйти за него замуж, был вне себя от счастья. С годами это чувство не угасло, но стало только крепче.

– Он похож на тебя, моя королева: такой же упрямый, – Бьерн улыбнулся жене. – Наш сын добивается всего, чего хочет. И даже если у него не будет Дара, он станет великим королем.

– Но Совет… Совет не разрешит. Кое-кто только и ждет возможности заявить, что принц не достоин наследовать престол, – в карих глазах королевы плескалась тревога. Бьерн взял ее руки в свои, прижал к своей груди, чтобы согреть.

– Еще десять дней, – Бьерн смотрел на лед, сковавший Меревинд. Последние лучи заходящего солнца косо падали на глыбы белоснежного льда, отражаясь в мириадах осколков. Король старался, чтобы его голос звучал уверенно. – У нас есть еще время. Нам надо быть терпеливее.

Далия подняла голову и долго смотрела на мужа с легкой, немного печальной улыбкой. Оба знали, что королева права: если Дар не проявится в день, когда принцу Роуну исполнится семнадцать лет, любой из советников сможет выдвинуть себя в качестве претендента на престол. А учитывая, что желающих наверняка много, такой вариант грозил большими проблемами, вплоть до гражданской войны.

Но магия не подчинялась желаниям людей. Она была как стихия – непредсказуемая, коварная, всегда берущая свою цену.

И именно магия была причиной, по которой Пустошь стала таким опасным местом.

2

Таинственный южанин

– А я говорю – никто не осмелится пройти дальше, чем Астар! – Совсем еще молодой паренек перебил собеседника и, активно жестикулируя, продолжал гнуть свою линию: – Астар и Хьёр – лучшие охотники Вангейта, и обвинить их в трусости не посмеет никто, так? Но они остановились на Второй развилке, а потом вернулись. Потому что знали: Пустошь не любит наглецов…

– А может просто потому, что им надоело бродить кругами? – отозвался охотник постарше, зевнул в кулак и поднялся из-за стола. – Любой дурак знает, что Пустошь не терпит вмешательства людей в ее тайны. Потому и наводит морок, и люди ходят по кругу, а сами в тщеславии своем думают, что идут к Скалистому хребту. Глупость.

– Может, ты просто завидуешь? – вклинился в беседу молчавший до сих пор охотник со шрамом, что пересекал левую щеку и почти задевал глаз. Выглядел он уставшим. – Сам-то только до Первой развилки дошел.

– Может, дошел я только до Первой, да только видел и слышал побольше, чем остальные! – разозлился второй. Теперь он смотрел на всех с вызовом, сжав кулаки. – Призрак Девы многие из вас видели? То-то же! А я видел.

– И сбежал, ага!

– А ну-ка, все успокоились! – рявкнул трактирщик, которому надоело каждый день слушать бесконечные споры и разнимать драчунов. Он швырнул на стол тряпку, которой вытирал кружки, и от неожиданности все замолкли. Трактирщик раздраженно оглядел спорщиков, покачал головой:

– Каждый день одно и то же. Льете воду из пустого в порожнее, а толку с ваших споров? Была б людям польза от шастанья по Пустоши – так давно бы кто-нибудь добрался бы до Скалистого, вернулся бы и поведал нам, что да как. А раз никого туда не пускают – значит, оно нам и не надо.

Собравшиеся загомонили: кто-то соглашался с трактирщиком, другие возражали, а так как народ привык выражать свое мнение громко, то шум поднялся еще больший, чем прежде.

Сидевший за столом почти у самой двери юноша недовольно поморщился и проворчал:

– Чушь какая… Пустошь их не пускает, как же!

Кто знает, как повернулась бы история, если бы как раз в тот момент в трактир не зашел другой молодой человек, с покрасневшим от мороза лицом и ясными синими глазами. И если бы вновь пришедший не различил каждое слово. И если бы он не обладал горячим нравом… Кто знает!

А так – вышло, что новый гость обиделся и тут же переспросил, остановившись у стола:

– О чем это ты говоришь?

– Разве не могу говорить, о чем пожелаю? – холодно удивился сидевший, устремив на вошедшего равнодушный взгляд зеленых глаз.

– Только не когда говоришь о Вангейте и его жителях! – заявил вошедший, опираясь ладонями о край стола. Спутник юноши что-то сказал ему, повернувшись спиной к обидчику. Синеглазый охотник только отмахнулся, как от мухи, и продолжил: – Или считаешь северян трусами, южанин? – Последнее слово он словно выплюнул.

Несколько человек отвлеклись от спора с покрасневшим от злости трактирщиком и теперь смотрели на двух молодых людей.

Южанин продолжал смотреть на синеглазого так, словно тот ничего из себя не представлял – равнодушно, едва ли не прикрыв глаза, и кажется, именно это больше всего раздражало вспыльчивого охотника Вангейта.

– Те, кто не желает признать свою неудачу, и есть трусы, – не повышая голоса, ответил южанин. Северянин стукнул кулаком по столу, отчего подпрыгнула деревянная кружка:

– Трусы?! Это ты говоришь о храбрейших охотниках? О тех, кто каждый день рискует жизнью?

– Что за дешевую драму ты тут устроил, – недовольно отозвался южанин, ловя кружку и заглядывая в нее. Он покачал головой, быстрым жестом подозвал взмыленного трактирщика: – Убери.

Северянин не выдержал подобного и схватил обидчика за меховой воротник куртки. Однако поднять парня с места и уж тем более встряхнуть не получилось – южанин ждал подобного и в ответ быстрым движением впечатал кулак в живот охотника. Тот сдавленно охнул, чуть подался назад, но тут же отреагировал: замахнулся сам. Южанин от замаха легко увернулся – но не успел уйти от повторного и получил удар в челюсть.

Спор, быстро перешедший в драку, привлек внимание гостей трактира, и кое-кто бросился разнимать драчунов. Охотника-задиру оттеснил в сторону его спутник, что-то быстро и раздраженно шепча, южанин с рассеченной губой злобно смотрел на обидчика, придерживаемый с двух сторон за руки.

– Эт-то еще что такое? – Трактирщик выглядел едва ли не рассерженнее парней, оценивая нанесенный ущерб. Каким-то образом драчунам удалось за пару секунд сломать крепкий, казалось бы, стол, четыре кружки (три, с пивом, разносчица как раз несла мимо), и окно. Холодный ветер с радостью залетел в комнату, занося крупные снежинки, которые тут же залепили глаза. – Как расплачиваться собираетесь, любезные господа?

– Я заплачу, – тут же ответил спутник синеглазого задиры, полез за деньгами. Сам охотник прожигал южанина взглядом, делая попытки вырваться из ласковых, но крепких объятий вышибалы. Южанин стоял прямо, не вытирая текущую кровь, и только брезгливо стряхнул с рукава чужие пальцы. Один его вид, гордый и заносчивый, способен был вывести из себя.

Разбитое стекло заменили на время подходящим по размеру куском дерева, обломки стола вынесли, осколки подмели и помянули глотком свежего пива. Спутник северянина заплатил половину требуемой трактирщиком суммы и быстро вывел подопечного на улицу, не переставая что-то говорить ему. А вот южанин оказался никому не нужен, а так как заплатить он наотрез отказывался, трактирщик с чистой душой сдал его зашедшему на огонек охраннику. Тот припомнил, что обещал начальству поймать к концу дня хоть кого-нибудь (а то граждане замучили требованиями обеспечить безопасность ночных улиц), и с радостью повел парня в тюрьму.

– Ну вот, – разочарованно отметил один из завсегдатаев, – только-только веселье намечалось, и на тебе…

– Веселья хочешь? – рявкнул трактирщик, все еще не смирившись с потерей стола. – Тогда иди себе в Пустошь и потеряйся там, сделай милость!

Принц Вангейта Роун был очень недоволен. Мало того, что день не задался с самого утра (к завтраку опоздал, пришлось есть остывшее блюдо – потому что уговор с отцом был такой: опоздавший отвечает за это; потом проиграл кузену в схватке на рапирах), так еще мама пристала с просьбами относиться внимательнее к урокам у дворцового мага. Паршивый колдун и так не отличался тактичностью и мягкостью, а проведя ночь в бесплодной борьбе с бессонницей, и вовсе решил мучить своего ученика двойной порцией нудных заклинаний и жестов, которые нужно было повторять в точности.

Никакой пользы от этих уроков Роун не видел. Когда он пожаловался отцу, что не видит смысла изучать теорию, если на практике у него ничего не получается, Бьерн вздохнул, но фальшиво заверять сына в необходимости продолжать учебу не стал. Каждый будущий правитель Вангейта должен был знать основы магии льда, а Роун, как сын принцессы Арифы – еще и магию огня. Его ужасно раздражало то, что он должен часами зубрить заклинания, оттачивать жесты, но при этом осознавать, что Дар не желает проявляться. Без него Роун не смог бы стать королем Вангейта.

Раньше принц не особо задумывался о том, что же он будет делать, если не унаследует престол. Его больше влекла вольная жизнь охотников, и он часто присоединялся к группе, собирающейся идти на зверя. Никто не узнавал Роуна, и он наслаждался свободой от множества условностей и правил, без которых не мог и шагу ступить во дворце. «Принц, вам нельзя так поступать!», «Ваше высочество, не подобает сыну короля делать то-то и говорить так-то», «Роун, ты не имеешь права быть легкомысленным!»… Нет уж, подобной жизни ему хотелось все меньше, и принц без зазрения совести сбегал в город.

Это очень беспокоило королеву Далию. Она прекрасно знала, как вспыльчив ее сын, какие необдуманные поступки он может совершить, следуя своим капризам. Однако король Бьерн относился к побегам сына спокойнее. Он понимал, что Роун чувствует огромное давление, и признавал, что на месте сына, вероятно, поступал бы также.

– Ты не был так горяч, – Далия нервно ходила по комнате, от окна до кровати, затем к двери, к креслу, на котором сидел король. – И прекрасно понимал, чем могут обернуться твои поступки.

– Он тоже все понимает, хотя и не желает пока это признавать. Наш сын взрослеет, Далия, а ты не хочешь его отпускать, – Бьерн улыбнулся жене. Далия вздохнула:

– Я знаю, знаю… но все же, так боюсь за него! Когда он уходит, полагая, что мы этого не замечаем, у меня сердце не на месте. Как представлю, что…

– Успокойся, прошу тебя, – Бьерн потянулся, взял ее за руку и привлек к себе. Обнял за талию, прижался щекой к ее животу. – Он не глуп, он чтит законы и честен, и готов отвечать за содеянное.

– Но его никто не узнает, – Далия дождалась, пока муж поднимет голову и посмотрит ей в лицо. – А что, если он попадет в переделку, а рядом никого не будет? Сам знаешь: восточные районы города все еще не свободны от остатков Тьмы…

– С ним Бранд, – отозвался Бьерн, – а он всегда умел решить любую проблему.

– Да, – со вздохом признала Далия, – с ним Бранд, и это меня немного утешает.

– Бранд! – Роун не скрывал злости. – Куда ты пропал?

– Опять злишься, – спокойно заметил Бранд, догоняя принца. В руках он держал ворох одежды, в которой Роун опознал и свою. – Значит, я опять поступил правильно.

– Этот мерзавец посмел оскорбить наш народ, а ты не дал мне доказать, что он не прав!

– Уметь махать кулаками – не признак храбрости, – Бранд оставался безмятежен, и Роуна это только больше злило. – Если бы тебя узнали, ты бы стал не только «принцем без Дара», но и «принцем-задирой».

– Я бы доказал хотя бы то, что не стану молчать, когда мой народ пытаются смешать с грязью! – Роун раздраженно вырвал свой плащ из рук Бранда, собираясь бросить его. – Почему не оставил одежду где-нибудь?

– Чтобы любой прохожий, найдя ее, мог узнать, что принц разгуливает по городу? Ну уж нет, – Бранд забрал плащ.

Роун сжал зубы, борясь с желанием обозвать кузена каким-нибудь нехорошим словом, потом резко повернулся и пошел прочь. По пустой ночной улице гулял только восточный ветер.

– Куда ты идешь? – Бранд догнал принца. Тот отмахнулся:

– Возвращайся во дворец.

– И что я скажу дяде, интересно? – хмыкнул Бранд, явно не собираясь отставать от сумасбродного кузена.

– Да что угодно! Скажи, что я решил поплавать в реке, например.

– Ты не хочешь становиться взрослым, Роун, – голос Бранда стал серьезным. Роун остановился, посмотрел на него, упрямо сжал губы:

– Я не хочу, верно.

– Мы не можем выбирать, когда нам взрослеть, – заметил Бранд негромко. – Ты – принц Вангейта, будущий его правитель…

– Это если Дар все-таки найдется!

– …А я – твой верный адъютант, твоя тень.

– Моя совесть, – фыркнул принц насмешливо. Бранд покачал головой:

– Одаренный или нет, но ты наследник престола, и не имеешь права портить репутацию своим родителям. Вот о чем я пытаюсь тебе сказать.

Роун вздохнул:

– Через десять дней мне исполнится семнадцать. Если у меня не появится Дара, я не смогу претендовать на трон, и мой отец станет последним правителем в роду.

– История знает случаи, когда и без этого становились королями, – возразил Бранд. Роун горько усмехнулся:

– И сколько они правили? Через сколько дней их свергали бунтовщики?

Бранд промолчал. Оба слишком хорошо знали историю, чтобы наивно предполагать, будто не Одаренному королю разрешат править долго.

Без магии льда Вангейт не смог бы противостоять натиску холодов с Пустоши. Дар мог проявиться у любого в день семнадцатилетия, и тогда счастливчик мог бросить вызов правителю. Такое случалось редко – в конце концов, помимо магии король должен обладать определенным набором качеств, быть настоящим воином и с готовностью жертвовать многим ради своего народа. Однако история Вангейта знала случаи, когда доходило до гражданской войны в борьбе за трон. И Роун, и Бранд прекрасно понимали, что грозит королевству, если через десять дней принц не докажет, что у него есть Дар.

Потому что у главного советника Каида он проявился тринадцать лет назад, что делало Каида претендентом на трон. Тогда он не осмелился заявить свои права – выходец из простой рыбацкой семьи, необразованный и нерешительный, что он мог бы предложить людям? Однако теперь ему было тридцать лет, и советник сильно изменился. Умный, амбициозный, умеющий вести за собой людей, Каид стал головной болью Бьерна. И вместе с тем, главный советник до сих пор ни разу не сделал ничего такого, за что его можно было бы заключить под стражу. Став правой рукой короля и возглавив совет, он прекрасно разбирался в политике и экономике, мог решить возникшую проблему дипломатией или жестко. А еще не раз говорил (и доказывал это), что его работа – помогать правителю вести Вангейт к процветанию.

Роун всегда недолюбливал советника, считая его мутным и скользким, а уж когда узнал в десятилетнем возрасте, что Каид может стать королем, так и вовсе стал относиться к нему, не скрывая неприязни. Главный советник отвечал вежливой улыбкой, говорил, что ему нужно идти по делам, откланивался и уходил, оставляя Роуна скрипеть зубами. Бранд считал, что роль Каида сильно преувеличивают, чем еще больше злил Роуна.

– Небось спишь и видишь, как он восседает на троне, – раздраженно говорил он в детстве. Бранд яростно отнекивался.

– Да, такой король и нужен Вангейту, – говорил Роун, когда стал старше и в первый и последний раз в своей жизни напился. – Справедливый, внимательный, добрый – а еще у него есть Дар. Не то, что никчемный принц.

Бранд тогда ничего не сказал, только вздохнул, помог кузену подняться на ноги и довел его до дома. Наутро ни Роун, ни Бранд не упоминали об этом пьяном самобичевании, да и вообще о попойке, после которой Роуну было так плохо, что он поклялся больше никогда не напиваться.

Какое-то время Роун не упоминал о Каиде, но как-то не выдержал, и Бранду пришлось выслушать длинный монолог, в котором заслуги советника противопоставлялись недостаткам принца. Тогда Бранд тоже не сдержался, взял приунывшего кузена за грудки и внятно объяснил ему, что вот такой нытик и зануда точно не нужен Вангейту на троне. Роун пришел в себя, вспыхнул и заявил, что Бранд переходит все границы, и сам перешел эти границы, заехав кузену в нос кулаком. Кузен молча сносить такое не пожелал, и за ужином король с королевой удивленно наблюдали, как парни сидят друг напротив друга, надутые и помятые, и не желают ничего рассказывать.

И вот теперь у Роуна опять портилось настроение с каждым днем, что приближал его к порогу совершеннолетия. Бранд приказал себе вооружиться терпением и сопровождал принца во всех его прогулках по городу. Он понимал состояние кузена и не хотел травить ему душу. Роун, кажется, относился к этому с благодарностью.

– Дар может появиться и в последний день, – заметил Бранд негромко, когда они остановились на углу улицы. Время близилось к полуночи, но возвращаться домой Роун отказался, решив прогуляться по ночному городу. – У того же Каида…

– Да не произноси ты его имени при мне, – поморщился Роун.

– Сохраняй достоинство. Не натвори глупостей. Отец многого от тебя ждет.

– И он ошибается, – огрызнулся Роун. Бранд хотел что-то сказать, но принц взметнул ладонь: – Молчи. Надоело выслушивать наставления. Ты старше меня всего на год, а считаешь себя умнее.

– Всего лишь пытаюсь помочь.

– Помочь хочешь? Ну так иди домой, пожалуйста, и оставь меня одного хотя бы на час, – мрачно сказал Роун. Бранд не двигался с места. – Да не потеряюсь я! Нянька, тоже мне… Скоро вернусь.

И он быстрым шагом пошел прочь, оставив Бранда позади. Тот знал по опыту, что подобное настроение кузена рассеивается довольно быстро, если дать ему побыть одному, однако какое-то предчувствие мешало ему уйти.

Роун остановился, тяжело вздохнул и повернулся к нему:

– Слушай. Я не потеряюсь, не упаду в реку, не напьюсь и не устрою драку. Достаточно обещания принца, чтобы идти домой и лечь спать?

– Я боюсь, как бы ты не придумал себе новые развлечения, – серьезно отозвался Бранд. Роун хохотнул:

– Я не в том настроении, чтобы искать себе приключений, кузен. Просто прогуляюсь часок, проветрю голову и вернусь. Иди.

Бранд помолчал, затем кивнул:

– Не наделай глупостей.

– Не наделаю, – Роун нетерпеливо махнул ему и пошел прочь.

Улицы Вангейта он знал хорошо, и не заблудился бы, даже если бы не горели лампы на столбах. Уж кем-кем, а изнеженным домоседом он точно не был. Раньше мама ужасалась, когда он возвращался домой после прогулок, иногда и после небольшой драки, но Роун в конце концов выбил себе право ходить по родному городу, пусть и в сопровождении кузена. Беспокойство матери не исчезло совсем, но уменьшилось. Отец встал на сторону сына, и как-то рассказал о своей юности. Роуна немало позабавило, что папа, оказывается, не всегда был тем сдержанным и рассудительным королем, которого все знают. В молодости Бьерн успел побыть путешественником, охотником, даже на спор пару месяцев проработал подмастерьем у пекаря. Так что отчаянное стремление сына к свободе было ему близко и понятно.

Роун ни за что на свете не признался бы никому – даже отцу, с которым у него были отличные отношения, даже себе самому, – что его все больше пугает приближающаяся церемония инициации, в ходе которой выяснится, есть ли у него способности к магии. Страх он предпочитал маскировать бравадой, злостью, равнодушием – чем угодно. И еще – ему все больше нравилось быть в одиночестве или среди тех, кому было все равно, кто он на самом деле. И если бы не понимание, что он ужасно огорчит маму с папой, Роун бы наверняка ушел в далекий поход с группой охотников или разведчиков. Но приходилось терпеть.

Дойдя до перекрестка, он остановился и задумался, куда идти дальше. На улицах почти никого не осталось, только редкие прохожие да стражники. В окнах трактиров горел свет, но в большинстве домов уже спали. К друзьям заходить не хотелось.

Роун вздохнул и опустился на землю прямо там, где стоял. Прислонился к стене, закрыл глаза. Холода он не чувствовал: напитанный огненной магией перстень, полученный от матери, позволял не беспокоиться о таких вещах.

– Вот и все, на что способен принц Вангейта, – проговорил он негромко. – Носить с собой артефакты мамы, но самому не уметь даже спичку зажечь. Да уж, наследник из тебя так себе…

– Шел бы ты домой, маменькин сынок, – раздался вдруг рядом презрительный голос. Роун вздрогнул, обернулся – и встретился взглядом с недавним противником. Тот стоял по ту сторону решетки, скрестив руки на груди, и выглядел так, словно находится в тронном зале дворца. Роун только сейчас понял, что остановился у тюрьмы. А еще – что окно камеры открыто, на улице очень холодно и ветрено, но заключенный, кажется, даже не замечает этого.

– Тебе что, совсем не холодно? – вырвалось у него. Южанин раздражающе усмехнулся:

– Нет. А тебе, маленький принц?

– Не твоего ума дело, – грубо откликнулся Роун и снова прислонился к стене.

Разговаривать с заключенным, пусть даже с позиции победителя, не позволяла задетая гордость; уйти – любопытство. Роун боролся с собой, когда обидчик снова подал голос:

– Правду говорят, что у тебя Дара нет?

Роун пробурчал ругательство. Заключенный только хохотнул и взялся руками за прутья решетки. Роун снова поразился: мороз крепчал, а у парня не было ни перчаток, ни теплой куртки, но холод был ему не страшен. Согревающий артефакт? Так стражники должны были отобрать любой предмет с магической аурой. Значит, надо их проведать и сделать выговор за нарушение порядка.

Однако южанин все не успокаивался:

– И по городу ты бродишь потому, что потерял надежду стать королем?

– Нет! – рявкнул Роун – и тут же пожалел, что не сдержался. Ухмылка южанина была столь пакостной, что Роуну захотелось снова врезать ему. Но не драться же с заключенным? Это было бы ниже достоинства короля… возможного короля.

– Хочешь, чтобы я поверил, что ты не трусишь? – спросил заключенный таким мирным тоном, словно они находились на светском рауте. Роун раздраженно фыркнул, размышляя над ответом. – Тогда предлагаю спор.

– К чему бы мне соглашаться? – ядовито поинтересовался Роун. Южанин быстро и почти добродушно улыбнулся, и эта неожиданная улыбка удивила Роуна:

– Ну, а почему тогда ты полез со мной драться? Разве не доказывая свою правоту?

– Просто захотелось тебе навалять, – буркнул Роун, не глядя на него.

– Причина, достойная драки.

– Ну все, с меня довольно! – зарычал Роун, вскочил на ноги и бросился на поиски стражи. То ли чтобы дать им нагоняй по поводу артефакта у заключенного, то ли чтобы действительно навалять ему.

Странное дело, но стражи он не нашел. Никого у входа в тюрьму, в коридорах или комнатах – словно бы все разом куда-то ушли. Роун шел дальше и хмурился. Куда могли уйти все? Неужели что-то случилось? Нет, вон висит на стене магическая карта, на которой показывается состояние каждого стражника, и судя по ней, все живы и здоровы. Вот только куда-то пропали.

– Странно все это, – проговорил Роун, размышляя, стоит ли послать весточку командованию, или сначала поискать ответы самому. В камерах спали заключенные; кое-кто смотрел на незваного гостя с затаенной злобой и не отвечал на вопросы.

В конце концов Роун дошел до камеры, в которой стоял южанин. Тот заинтересованно приподнял бровь:

– Все-таки решился?

– Куда все подевались? – спросил Роун. Южанин пожал плечами, и в этом движении сквозило равнодушие:

– Понятия не имею. Нет привычки следить за кем-то.

– Голубая кровь, да? – злобно буркнул Роун. – Ты не мог совсем ничего не видеть. Куда все делись?

– Откроешь дверь? – буднично поинтересовался южанин. Роун мотнул головой:

– Еще чего. Так где?..

– Утомительный ты, – разочарованно протянул заключенный и отвернулся к окну. Роун скрипнул зубами. – Сидеть в этой камере мне неохота, но видишь ли – я не могу выбраться без вреда…

– Вижу, и мне это нравится.

– Глупый мальчишка, – с презрительной жалостью сказал южанин. – Ты даже не знаешь, кто я такой.

– Обнаглевший южанин, которому стоит пару-тройку месяцев посидеть тут и успокоиться.

– Жаль, но у меня нет столько времени. У меня его вообще почти нет.

Последние слова заключенный почти прошептал. Роун изо всех сил постарался не выдать любопытства.

– Заключим соглашение, – решительно заявил южанин, делая шаг к решетке и протягивая руку. Взгляд у него был прямой и ясный. – Выпусти меня, и я не стану оскорблять твое королевство.

Роун насмешливо фыркнул:

– А извиняться не собираешься?

– Я никогда и ни у кого не прошу прощения, – отчеканил южанин, лицо которого закаменело. Роун подал плечами:

– Ну, как хочешь. Посиди, подумай над своим поведением, а я пойду.

Он почти дошел до поворота коридора, как донесся негромкий голос заключенного:

– Если я не попаду за реку в течение часа, то Вангейту не поздоровится. И это будет на твоей совести, юный принц.

Роун медленно обернулся, вскипая. Южанин выглядел холодным, но что-то побудило Роуна спросить:

– Что случится, если ты не сможешь?

– Магия выйдет из русла, – почти рассеянным тоном отозвался заключенный. Роун недоверчиво прищурился:

– Какая магия?

– Моя магия, дурень! – вспылил южанин. Он вытянул руку вперед. – Знаешь же, что в этой камере нельзя колдовать? – Роун кивнул. – Ну так смотри!

Над его ладонью вспыхнул огонек, затанцевал, заставив Роуна приоткрыть рот от изумления – и зависти. Потом пришло осознание: южанин запросто пользуется магией там, где ее блокируют стены!

– Что… да кто ты такой? – Роун выхватил кинжал. Южанин погасил огонь, горько рассмеялся:

– Теперь понимаешь? Только Пустошь может погасить этот огонь.

Роун колебался только несколько секунд, прежде чем подойти к двери. Протянул руку:

– Соглашение. Ты уходишь, куда тебе угодно – и не причиняешь вреда городу и королевству.