Kitobni o'qish: «Научи меня спать»

Часть 1

Глава 1

Я услышал, как прозвенел будильник в комнате Ханны. Сейчас она отключит его и перезаведет. Через пятнадцать минут будильник снова прозвенел. На этот раз послышался звук открывающейся двери и топот босых ног по паркету, затем шум воды в душе.

Я прошел на кухню. Дядя Джон сосредоточенно отмерял длинной ложечкой свежемолотый кофе.

– Привет приятель, чем занимался? – спросил он.

– Читал, потом уроки делал, посидел во дворе.

Он оторвал взгляд от кофе и встревоженно посмотрел на меня.

– Смотри не попадись на глаза соседям, а то от расспросов не отделаемся.

Ханна появилась на кухне в плюшевом халате и с полотенцем на голове, похожем на зефирку. Она прошла мимо меня и чмокнула в щеку на ходу.

– Доброе утро.

Я почувствовал, как запах ее шампуня начал причудливо смешиваться с ароматом кофе в моем носу. Ханна выпила стакан воды и заметила испеченные мной ночью пряники на тарелке. Она отломила половинку пряника и положила в рот. Вторую часть покрутила в руке, силясь рассмотреть начинку.

– Новый рецепт? С каждым разом получается все лучше.

Сегодня первый учебный день после летних каникул. Мы позавтракали, и дядя Джон подвез меня к школьному двору.

– Ник, я хочу тебя попросить, оставайся дома по ночам. Ты можешь вляпаться в неприятности, а Ханне в ее положении волноваться нельзя.

Я пообещал исправиться.

– Лучше приготовь лишнюю порцию ночных вкусняшек, – дядя Джон, дружески потеребил мое плечо, чтобы смягчить разговор.

У школьных ворот толпилась кучка старшеклассников. Одна девчонка показывала что-то в телефоне, а остальные чрезмерно громко смеялись, явно привлекая к себе внимание. Подойдя ближе, я узнал ребят из параллельного класса, но они не обратили на меня никакого внимания. Девушку раньше в школе я не видел. Как только я поравнялся с ними, прозвенел предупредительный звонок в школе, и группа нехотя потянулась в здание вслед за мной.

– Он что второгодник? Выглядит лет на двадцать! – я услышал слова за спиной, произнесенные надменным тоном, и понял, что говорила новенькая девчонка. Посмотрел по сторонам – обо мне, вариантов нет.

– Нет, ему, как и нам семнадцать, – послышался негромкий ответ парня из их компании, – Учится в параллельном классе.

Я почувствовал холод в животе и прибавил шагу. Скорее всего, это было слишком заметно, потому что толпа прыснула от смеха, но постепенно голоса стихли, – они свернули в другой коридор.

Я нашел свою аудиторию и сел за парту. Как это всегда случалось после длинных каникул, с опаской оглядел своих одноклассников. Я действительно заметно отличался от них внешне, но не так разительно, как в прошлые годы. Помню время, когда я был выше ровесников на целую голову, но к двенадцатому классу они наконец вытянулись, и некоторые сравнялись со мной.

Можно подумать, что я был авторитетом в школе, раз выглядел старше, но это не так. В нашей школе лидерами становились дети обеспеченных или высокопоставленных родителей. Им прощалось многое, в том числе неказистая внешность и слабые успехи в спорте, стоило им принести в школу новую марку телефона или какие-то интересные штуки из очередного путешествия за океан.

Дядя Джон рассказывал, что в его детстве все разлады решались драками на школьном дворе. Я же видел потасовки только в начальной школе и то больше похожие на дурачество. Сейчас хватало материального превосходства и группового игнорирования, чтобы решить любой вопрос.

Иногда в особенно одинокие ночи, я брал книги по психологии из библиотеки Ханны. Мне казалось, в них даются нереальные для реализации советы. Хочешь быть популярным в школе – будь полезным, помогай тем, кто нуждается в помощи. В нашей школе это означало бы стать свитой такой группки популярных ребят, которые только что посмеивались надо мной во дворе школы.

Следующий совет из книги – найди свое увлечение и стань в нем лучшим. В своем хобби – приготовлении десертов – я добился значительного мастерства еще в шестом классе. Даже приносил свои угощения на какой-то школьный конкурс талантов. Все с удовольствием попробовали, но потом стали звать меня мистер Пончик. Я всегда был немного полноват, такое прозвище сильно ударило по моей самооценке. Дальше я готовил только для семьи, хотя Ханна шутила с серьезным видом, что, когда появится их с дядей Джоном ребенок потребуются дополнительные финансы, и она отправит меня на подработку в ночное кафе. Честно, я об этом мечтал, но в моем районе школьников принимали на работу неохотно. Скорей бы закончить этот учебный год, и забыть школу навсегда.

Все-таки один приятель у меня был, по имени Шон Тейлор. Мы жили по соседству и, когда были младше, ходили друг к другу в гости. Сейчас Шон погряз в бесконечных олимпиадах и конкурсах одаренных детей, поэтому я видел его только в школе. Его родители были учеными, Шон мечтал пойти по их стопам.

На большой перемене я встретил Шона в школьном саду. Он читал какую-то толстую книгу, но, увидев меня, отложил ее в сторону и пожал мне руку.

– У нас новенькая в классе – Мила, – поведал Шон, – Чемпионка, бегунья, ее посадили со мной, чтобы я помогал ей с учебой. Она, по-моему, не в восторге от этого, но ты знаешь нашу классную, ей не возразишь.

Мы пошли к школьной столовой.

– Вот она за тем столиком, – Шон незаметно махнул рукой.

Я увидел девчонку с белыми волосами. Это она комментировала мою внешность утром. Мы взяли по тарелке отбивной с картошкой и два штруделя. Я налил газировку в стакан, а Шон кофе.

– Не спал пол ночи, – прокомментировал Шон свой выбор напитка, – Решал задания на олимпиаду, если выиграю, поступлю в колледж без экзаменов.

– Ты точно выиграешь, – заверил я.

– Читал объявление у шкафчиков? Школьный поход в честь начала учебного года. Будут и соревнования по бегу, ты же бегаешь лучше всех.

– Бегал, – поправил я, – За лето я набрал вес, посмотри на меня.

– Ну это пустяки. – подбодрил Шон.

После уроков я сел в автобус, но через пару остановок увидел в окно Ханну, идущую по улице, и вышел. Подбежал к ней.

– Оо, наш ученик! Как школа? – спросила она весело.

– Нормально.

– К тебе не цеплялись одноклассники?

– Нет, все хорошо.

– Я иду на рынок, ты как раз вовремя, поможешь с сумками.

Ханна шла между овощных рядов, удивительно легко ступая, несмотря на свой большой живот. Она набирала в тканевые мешочки орехи, бобы, сухофрукты, подавала взвесить продавцу, а он передавал их мне. Я загляделся на работу их проворных рук и на минуту почувствовал оцепенение во всем теле, как будто меня погрузили под воду с головой. Сначала я мутно увидел тревогу в глазах Ханны, потом она вскрикнула. По тому, как заныла спина я понял, что упал на каменный пол рынка.

Кажется, мне помог встать продавец. Ханна пыталась помочь, но тот предостерег ее: «Что вы, в вашем положении!».

Меня усадили на какой-то ящик из-под помидоров, я уже четко все видел и чувствовал себя ужасно неловко.

– Как ты парень? Перегрузили в первый день в школе? Вызвать врача? – спросил продавец, обеспокоенно заглядывая мне в лицо.

– Нет, все уже нормально, прошу прощения.

Я поднялся с ящика, потер ушибленный затылок и поднял сумки с пола. Мы вышли на улицу и решили пройтись до дома пешком, чтобы я мог подышать свежим воздухом. Ханна молчала, и я заподозрил неладное.

– Что? Там было душно, – я попытался ее успокоить.

– Это не первый раз?

– Было пару раз ночью, но мне всегда легче, когда я выхожу на воздух. Знаю, дядя Джон против того, чтобы я выходил, когда все спят.

– Я поговорю с ним, мы что-нибудь решим.

На ужин я приготовил ужин – запеченные мешочки из теста с сыром, беконом и яйцом пашот.

– Когда-нибудь мы будем ужинать в твоем ресторане, Ник. Это будет единственное место в мире, где блюдо от шеф-повара можно получить в любое время дня и ночи! – дядя Джон с удовольствием разглядывал содержимое своей тарелки.

Ханна засмеялась.

– Я не собираюсь работать круглосуточно, – возразил я, – И, вообще, я надеюсь на лучшее.

Дядя Джон отложил вилку и серьезно посмотрел на меня.

– Надеешься, что начнешь спать? – он покашлял – Ханна рассказала, что ты выключился на рынке на минуту. Это может быть опасно, при падении ты можешь серьезно удариться. Как давно это с тобой?

– Может месяц, не больше, но не в каждый день.

– Я думаю, все-таки пора обращаться в клинику, мы должны убедиться, что с тобой все в порядке, – сказал дядя Джон, глядя на Ханну.

Спорить я не стал, не хотелось тревожить Ханну нашими пререканиями. Мы продолжили ужинать, старательно делая вид, что ничего не произошло, и мы обычная семья.

Остаток вечера мы мирно провели за настольными играми.

Когда Ханна прибирала кухню перед сном, я зашел за стаканом сока.

– Еще не ложишься? – спросил я

– Собираюсь. Ник, хотела сказать тебе, – Ханна слишком медленно вытирала крошки со стола, и я занервничал, – Я записала тебя к врачу, мы поедем в понедельник сразу же после твоих уроков.

Я даже выдохнул.

– Уф, я уж думал ты скажешь что-то похуже, ладно, если тебя это успокоит, поедем.

Она улыбнулась.

– Как себя чувствуешь? – спросил я

– Спасибо, к вечеру устаю, ну и волнение, как все будет, все-таки возраст.

Я улыбнулся ей и сел за стол.

– Этот доктор наблюдал тебя, когда ты был маленький. Он говорил, что у тебя аномальная активность мозга, но есть надежда на благополучный исход, – что рано или поздно, ты начнешь спать, как и все дети. Лечения тебе не назначили, все остальные показатели были в норме. Он помог нам сохранить это в тайне, мы можем доверять ему, Ник.

Я колебался, мне хотелось узнать больше, в то же время боялся, что этот разговор слишком взволнует Ханну, к тому же помнил о своем утреннем обещании дяде Джону.

Ханна неспеша протирала дверцы шкафов, явно давая мне время начать разговор, если я к нему готов. Я услышал свой голос словно со стороны:

– А другие врачи, медсестры в роддоме, где я родился, тоже хранят тайну?

– Нет, Ник, раньше мы немного не договаривали тебе всю твою историю, а потом ты не спрашивал. Я все ждала подходящего момента. Ты перестал спать примерно с 6 месяцев, это случилось постепенно. В этом возрасте ты и попал в детский дом, затем почти сразу в нашу семью.

Наверное, я слишком долго ничего не отвечал, но Ханна терпеливо ждала и смотрела на меня с сочувствием.

– Значит она не знала, что я такой?

Я не смог сказать «мама».

– Нет, все началось уже после ее смерти.

Я почувствовал привычную злость при мыслях о матери. Она бросила меня, оставила, это из-за нее! Мои пальцы, сжимающие стакан с нетронутым соком, побелели. Ханна подошла и осторожно высвободила мою руку, погладила по голове.

– Я всегда буду любить тебя! Не надейся, что, когда появится малышка, я отстранюсь!

Я посмотрел в ее доброе лицо, мне стало тепло, и я искренне улыбнулся.

– Что будешь делать? – Ханна уже поднималась к себе в спальню.

– Не волнуйся, я буду дома.

– Завтра поедем к бабушке, мы сможем продолжить разговор все вместе.

– Ладно.

Она улыбнулась как обычно в своей манере, пряча губы и ушла. В доме стало совсем тихо. До утра я остаюсь один. Ну еще кот Томсон со мной, правда и он скоро уснет, устроившись на своей лежанке. Я прошел к себе и лег на кровать, закрыл глаза.

Я любил свою бабушку всегда, хотя мы общались не так много, она много болела, но старалась быть в приподнятом настроении, когда мы приезжали.

Я чувствовал, что хочу поболтать с ней о какой-нибудь чепухе: о ее цветах, подругах или вязании. Бабушка была единственной в семье, кто не затрагивал тему моей особенности, ей проще было делать вид, что в нашей семье все в порядке. Когда я был маленький, и Ханна говорила с ней о том, что я не сплю, бабушка делала вид, что не понимает, о чем идет речь. Ханна объясняла, что это ее своеобразный метод справляться с плохими новостями после смерти моей матери, а затем и дедушки, когда мне не было и двух лет.

Родители дяди Джона о том, что я не сплю не знали, они были у нас в гостях несколько раз, особого внимания на меня не обращали, часто напоминали, что я неродной внук, поэтому Ханна не стала им ничего объяснять, чтобы не усложнять нам жизнь.

Через полчаса мне надоело лежать в кровати, и я встал. Домашнего задания нам задали мало, надо растянуть его на всю ночь. Скорей бы стали задавать больше, так время до утра проходит быстрее.

Открыл задачник и вдруг вспомнил девчонку, которая обсуждала меня с компанией утром. Второй раз за вечер я почувствовал злость. Захотелось на улицу, но нельзя нарушать обещание.

Прошелся по комнате. Решил поприседать, – быстро надоело. Чтобы отвлечься, включил сериал, который видел уже много раз, но мне это даже нравилось. Я знал почти каждую реплику наизусть. Одна серия, и я снова в равновесии.

Я снова прошелся по комнате, стянул футболку и разглядел себя со всех сторон в зеркало. Я действительно сильно повзрослел внешне за это лето, может всему виной набранный вес?

Включил музыку и отжался двадцать раз. На двадцать первый заходить не стал, потому что почувствовал тяжесть в голове, поспешил встать, но поздно. Я уже падал прямо на дверцу шкафа. Кажется, через секунд десять я смог потереть ушибленный локоть.

Я всерьез подумал о том, что пора обмотать свою комнату чем-то мягким. Сидя на полу, встретился взглядом с глазами Ханны на фотографии в рамке. Фото стояло на тумбочке, я долго любовался лицом Ханны снизу вверх, как в детстве. Я уже совсем взрослый, а она скоро станет мамой, настоящей.

Помню почти каждую ночь, когда я ждал ее пробуждения. Сначала она спала в моей комнате, а я играл рядом. Потом появился дядя Джон, и они начали дежурить по очереди. Я всегда ждал утра, чтобы снова увидеть ее: обнять, сказать, что скучал, заплакать, поделиться всем, что произошло за ночь.

Она делала все, чтобы скрасить наше расставание. Покупала книги, мультики, игрушки, позже подкладывала мне записки с заданиями. В последние года два, когда я начал всерьез увлекаться кулинарией и проводить пол ночи за готовкой, наш утренний ритуал заключался в ее дегустации моих угощений. Получалось не всегда хорошо, но теперь я чувствовал, что могу начать радовать ее и отдавать что-то взамен за ее любовь и принятие меня с моей особенностью.

Я посмотрел на часы – четыре утра, пора готовить завтрак. Экспериментальные варианты я съедал сам, отработанные и улучшенные версии, оставлял Ханне и дяде Джону. Я никогда не оставался без их похвалы или доброй критики, это был новый уровень общения комфортный для нас всех.

Но сейчас все меняется. У меня скоро родится сестра. Мечтаю много помогать с ней, но доверят ли мне? С моими падениями, наверное, нет. Еще поэтому Ханна ведет меня к врачу? Узнает ли еще кто-то о моем диагнозе?

Я взглянул на часы, встал к пустому кухонному столу, придумывая десерт. Смородиновый зефир получился не сразу, несколько партий не поднялись, но я не сдавался, немного скорректировал рецепт. Готово. Посыпал сахарной пудрой. Десерты – это мой конек, через них я передаю близким людям свою признательность им.

Пора приготовить что-то для бабушки. Она конечно же скажет, что ей нельзя, но кусочек съест.

Я снова посмотрел на часы.

Глава 2

После завтрака мы выехали к бабушке и через полтора часа пути по пыльной дороге были в Брантфорде.

Я протянул ей сметанный пирог на песочной корзинке. Бабушка привычно поохала, отмечая, как я вырос, и как увеличился живот Ханны. Похвалила внешний вид пирога, долго обнимала дядю Джона.

После чаепития Ханна отправилась в кладовку, посмотреть какие детские вещи остались после меня и еще годны для ребенка. Я хотел пойти за ней, но бабушка сказала, что с ней сходит дядя Джон, а она хочет мне кое-что показать.

Мы поднялись на второй этаж, и она стала листать фотоальбом, который я видел уже много раз. Мне нравилось, как бабушка называет людей на фото, рассказывает об их судьбе. Незнакомые люди словно оживали в моем воображении, это лучше всякого фильма. Иногда я пытался угадать, кем был человек на фотографии, какова его судьба, кем он работал.

– Ханна попросила показать тебе это фото, рассказать о маме, – на последнем слове бабушка сглотнула.

Я взглянул на свою детскую фотографию – я лежу в пластмассовой ванночке, меня держат бабушкины руки, я улыбаюсь во весь беззубый рот. Хорошая фотография, и ванну я до сих пор люблю.

– Я ее уже много раз видел.

– Это твоя самая ранняя фотография, тут тебе уже седьмой месяц, ты попал к Ханне не с рождения.

– Да, мне уже вчера сказали об этом. Это ничего не меняет?

– Нет, но ты хочешь подробнее узнать об этом?

Я начал нервничать. Не хочу ничего слышать! Я уже вчера понял, к чему они клонят – мать бросила меня в детдоме. Раньше я думал, что она умерла при родах. Я почувствовал, что нервно стучу ногой по полу и перевернул страницу:

– Нет, давай дальше листать.

Бабушка вздохнула и провела пальцем по знакомому мне снимку – групповая школьная фотография класса Ханны.

– Смотри, какая она была маленькая и худенькая, но характер уже тогда был сильный. Всех готова была спасать, поддерживала даже нас взрослых в трудностях. А это класс Джинны. Выпускной. Подумать никто тогда не мог, что наша жизнь сложится вот так.

Бабушка зацокала языком, качая головой.

– А почему тут лицо человека вырезано? – спросил я.

– Ты всегда спрашиваешь.

– А ты никогда не отвечаешь.

– Потому что я не знаю. Тут их учитель стоит посередине, первая и последняя любовь Джинны. Они еще в школе закрутили роман, я догадывалась, конечно. Спрашивала ее, она все отрицала, хотя слухи ходили о них. Меня даже в школу вызывали. А после выпускного они уехали оба, куда не сказали, потом мне передали знакомые, что Джинна в Берлингтоне.

– Почему она так сделала? Ты с ней ссорилась?

– Да, было дело. Сейчас это вспоминать не хочу, иногда мне кажется, и не было ничего.

– А кто фото испортил?

– Ханна, кто ж еще, – усмехнулась бабушка.

– Ханна? – я не верил ушам, – Зачем?

– Злилась, наверное, на этого учителя, что увез ее сестру, вот и вырезала его с фото.

– Странно как-то, Ханна такая добрая…

Я открыл рот, чтобы еще что-то спросить, но бабушка уже захлопнула альбом перед моим носом и бросила на него очки. Это означало что нужно спускаться вниз. Бабушке всегда тяжело давались разговоры о Джинне, моей матери. А мне и подавно. Настало время чаепития.

Глава 3

В следующее воскресенье мне было лень идти в поход, но Ханна весь вечер субботы ходила за мной по пятам. Она измеряла мне температуру и давление, даже пыталась всучить какие-то свои витамины для беременных. Я заверил ее, что я в полном порядке и жажду дня на свежем воздухе.

Утром школьный автобус остановился возле моего дома, и я с облегчением помахал Ханне, пожал руку подбежавшему Шону, и мы оба залезли в автобус. Шон заметил новенькую девчонку, сидящую возле окна.

– Пойдем, там Мила, сядем к ней.

Было непривычно видеть ее одну без привычной стайки старшеклассников, которыми она была окружена в школе всю прошлую учебную неделю.

– Привет, – поздоровался Шон, когда мы сели напротив Милы.

Мне показалось, она готова взглядом просмотреть меня насквозь, она не отводила глаза с минуту, но мне даже не было неловко. Воспитание у нее явно не доставало, это просто злило.

Шон заговорил с Милой о каком-то задании, и она нехотя переключилась на него. Мне показалось, она отвечала Шону с пренебрежением. Учеба ее, похоже, совсем не интересовала.

– Ты участвуешь в команде против нас? – вдруг спросила Мила меня.

– Да, меня назначил физрук.

– Это нечестно! – сказала она, скрестив руки на груди.

– Почему же?

– Ты явно старше, видно же по телосложению и лицу. Моему брату двадцать три, и ты выглядишь, совсем как он.

Она говорила слишком громко, на нас начали оборачиваться.

– Ему, семнадцать, Мила, – зашипел Шон, – У него тело двадцатилетнего, а у меня мозги двадцатилетнего, так бывает.

– А у нее грудь двадцатилетней, – пошутил с соседнего сиденья мой одноклассник.

Мила побагровела и застегнула молнию спортивной кофты до подбородка. Оставшуюся дорогу мы ехали молча, но Мила продолжала зло на меня поглядывать. Мне было не по себе, я уже жалел, что не остался дома.

Я смотрел в окно, мои мысли уплывали от реальности. Я бы многое отдал, чтобы стать таким как все. Станет ли время внезапно появившихся отключек увеличиваться? Если я начну спать, перестану ли так быстро взрослеть внешне? Я одновременно хотел этого и боялся.

По прибытию на место, мы разбили лагерь, и учителя принялись раздавать задания ученикам. Нам с Шоном поручили натянуть ограничительную ленту по периметру лагеря. Мы двинулись вдвоем, протягивая за собой бело-красные линии. Разговора было не избежать. Шон никогда не спрашивал меня ни о чем, и я был благодарен ему за это, но когда-то он должен был спросить.

– Ник, а сам ты что думаешь? Почему ты внешне будто старше нас? Гены?

– Ты ведь в курсе, что я не знал своих родителей.

– Нууу, может тетя Ханна рассказывала о своей сестре.

– Я знаю то, что я оказался в детдоме, когда мне было полгода. Я видел мать только на фотографиях, на них она еще школьница. Знаю, что она плела корзины и обучала этому детей.

– А что с ней случилось?

– Ханна говорила, что-то с сердцем.

– А отец?

– Школьный учитель. Я его никогда не видел, но замужем мать не была. По крайней мере, это то, что мне самому говорят.

– А сколько твоей матери было, когда ты родился? – спросил Шон, сочувственно глядя на меня.

– Вроде 20, я не знаю ничего точно.

Мы, наконец, обогнули весь лагерь и сомкнули концы ленты на высоком дереве. Учитель махнул нам рукой, и мы пошли к нему.

Мне хотелось рассказать Шону о том, что я не сплю, услышать, что он думает обо всем этом, ведь он знает очень многое, наверное, самый умный человек из всех, кого я знаю.

Но я никогда не заводил этот разговор сам, это было бы слишком странно вдруг на вопрос: «Как выходные?» ответить: «Да нормально, не спал только совсем». А на вопрос: «И давно это с тобой?» сказать спокойным тоном: «Семнадцать лет».

Сейчас было бы уместно это обсудить, но меня настораживало общение Шона с этой новенькой. Я ничего не знаю о ней, но Мила явно относится ко мне недоброжелательно, не нужно, чтобы информация дошла до ее ушей.

Вскоре учителя начали собирать желающих на готовку походного супа. Я вызвался помогать. Меня приставали к двум одноклассницам – Элле и Тае, а Шон ушел разводить костер.

Я нарезал картошку, которую чистила мыла и подавала мне Элла. Девушки болтали между собой, и я невольно прислушивался к их беседе.

– Как думаешь, Шон променяет свои учебники на нее?

– Она согласится стать его девушкой только, чтобы он делал ее домашки.

Закончив с нарезкой овощей, мы с одноклассниками перекусили сыром и хлебом и отправились на пункт начала соревнований. Пара учителей и еще несколько освобожденных от физкультуры одноклассников остались следить за костром и супом.

На построении нас оказалось поразительно много. Учителя с большим трудом поделили нас на команды. Наконец, суетливая толпа была приведена в организованные отряды. Нам дали название и девиз, предложили поприветствовать друг друга, затем выдали каждому отряду по карте местности, на которой были отмечены места выполнения заданий.

Наша команда двинулась по направлению к первому пункту, отмеченному большим флагом, который был воткнут в землю. Нужно было найти ключи в траве, используя компас и подсказки.

Один парень из нашего класса начал ходить с компасом, но ничего не нашел. Ребята, нервничая, стали отбирать друг у друга компас, но тоже без результата. В итоге те, кому не досталось походить с компасом, просто шарили руками по траве в поисках ключей, и таким нехитрым образом половина из нужных была найдена.

Когда все окончательно переругались и прочесали всю траву, наш капитан отряда принял решение двигаться дальше.

У второго пункта нужно было залезть на дерево с помощью веревочной лестницы, и дальше пройти по веревочному мостику до следующего дерева. Тут нас контролировали несколько преподавателей, поэтому все прошло быстро. Даже я прошел задание без проблем, хотя серьезно переживал за свой лишний вес и крепость веревки, поэтому на всякий случай полез последним.

У третьего пункта, мы должны были разгадать головоломку на земле. Там были выстроены клинышки с цепочкой, которую нужно было освободить. Возились мы долго, пока кто-то не порвал цепь в пылу энтузиазма. Нам поставили нарушение, задание не засчитали и отправили дальше.

На четвертом пункте мы прыгали в мешках, и я заметил впереди команду Шона. Мила тоже была с ними. Шон ходил по траве с компасом, а Мила быстро собирала ключи. Тут подошла моя очередь залезать в мешок, он оказался мне слишком мал, поэтому я встал одной ногой в мешок, ступню второй поджал к ягодице и так допрыгал до нужного места, чем повеселил преподавателей и одноклассников.

На последнем пункте нас ждали шесть ящиков, в которых лежали элементы карты, а в ней был указан путь к финишу. Но, увы, мы собрали только три ключа, поэтому нас направили к длинной дороге, помеченной красными флажками. Там мне передали какой-то герб, с которым мне нужно было бежать к финишу, и он здорово мешал мне. Ребята из нашей команды кто бегом, кто пешком двинулись за мной, они уже достаточно вымотались, и от них уже ничего не зависело.

Я прикинул, что бежать придется до небольшой речки, флаги заканчивались именно там – километр не больше. К моему удивлению, дорога резко вильнула в сторону, организаторы увеличили путь из-за наших штрафных. Я заметил бегущего впереди парня из параллельного класса. Значит не только у нас не все прошло гладко. Мы бежали почти на одном уровне, и я уже корил себя за ночные дегустации своих десертов. Все-таки год назад я был значительно выносливее. Или я старею? Сколько на самом деле лет моему организму, учитывая, что я никогда не сплю?

Я постарался отбросить все мысли и сосредоточиться на дистанции, тем более, флажки метр за метром были расставлены все причудливее, их нужно было обязательно оббегать. Мой соперник даже упал на одном из поворотов, но быстро поднялся. Вскоре мы выбежали на финишную прямую, и тут я увидел Шона, который сбегал с самой короткой дорожки на финишную прямую и оказался значительно впереди нас.

Я даже сбавил темп от неожиданности, но потом появилось желание догнать его, чтобы спросить, что он тут делает. Шон никогда не блистал спортивными успехами, это тоже самое, если бы я появился на олимпиаде по физике.

Тем не менее, Шон бежал первым. Короткая дорожка дала ему хорошее преимущество. Он первым достиг промежуточного пункта. Я видел, как преподаватели дали ему длинную палку, Шон соединил ее с гербом, который держал в руках и побежал к реке. Похоже нужно пройти по большим камням и воткнуть герб в специально установленный железный держатель. Это была новинка этого года, раньше хватало просто добежать до финиша, значит учителя решили увеличить сложность, чтобы мы сохранили интерес.

Мы с соперником из параллельного класса прибежали почти одновременно и тоже получили по длинной палке. Моя не крепилась к гербу, поэтому мне разрешили бежать просто с палкой, это выглядело несколько странно.

И вот мы втроем оказались на каменной дорожке на реке.

Шон прошел по двум камням и остановился. Мы с соперником ждали сзади. Тут была оплошность организаторов: обогнать кого-то по камням было невозможно. Соревнования стали похожими на очередь. Я померил палкой глубину реки – будет мне примерно по пояс. Мочить одежду совсем не хотелось, было уже по-осеннему ветрено.

Шон обернулся к нам и, как-то странно улыбнувшись, покачнулся и упал в воду. Нас окатило брызгами. Мне показалось, он ударился гербом, когда падал, понять было трудно. В воде тут же оказались несколько преподавателей. Они вытащили Шона и повели к берегу. Шокированные увиденным, мы с соперником аккуратно прошли назад по камням и тоже подбежали к Шону.

Шона осматривал врач, он поранил голову, но был в сознании и даже пытался что-то объяснить. От волнения я не знал, что делать, стоял рядом и тяжело дышал. Шона быстро затолкали в машину скорой помощи, которая дежурила на нашем мероприятии. Подошедшие к тому времени команды начали эмоционально обсуждать случившееся.

Из взволнованных криков одноклассников я понял, что финишировать должна была Мила, но на прыжках в мешках она подвернула ногу, и Шон вызвался ее заменить. Я отыскал глазами Милу. Двигалась она вполне обычно, даже не хромала. На человека, получившего травму, она была мало похожа.

Похоже она заметила мой взгляд, зыркнув на меня, отвернулась и поспешила за своими подругами. Я был зол, растерян и обеспокоен одновременно. Преподаватели собрали совет и решили, что мы останемся на обед, затем двинемся в обратный путь. После обеда до автобуса по желанию можно поиграть в футбол или волейбол. Соревнования на сегодняшний день свернули. Случай, как я понял, был вопиющий и чрезвычайно редкий. По правилам на трассе не должен был оказаться физически не подготовленный человек, с другой стороны, задание было усложнено, но не продумана безопасность.

Меня мучила жажда после бега. Я огляделся вокруг себя в поисках учителей. Все они стояли возле инспектора, – приехала полиция протоколировать событие. Раньше нам всегда выдавали по бутылке воды после бега, сейчас же всем было не до этого. С нами остался только дежурный, который не знал, где вода, а на костре чай был слишком горячий.

Я почувствовал, что становится трудней дышать, и ради своей безопасности сел на землю и оперся на дерево. Через минуту появилось уже знакомое потемнение в глазах, и все тело обмякло, я увидел мутно, что кто-то подбежал ко мне. Мила?!

– Ник, эй, ты чего? Врача!

Чьи-то холодные руки сжали мою. Я хотел сказать, что такое со мной бывает, и через минуту мне станет легче, но губы пока не слушались. Я почувствовал жгучий укол в руке, как будто со стороны увидел, как меня укладывают на носилки, которые предназначались для соревнований. Хотел вскочить с них, объяснить, что со мной все в порядке, но видимо мне вкололи что-то, что вконец обездвижило меня. Мне казалось, что происходит все слишком стремительно, я был уже на заднем сиденье в машине полиции, потому что скорая увезла Шона. А еще через несколько мгновений в больнице на процедурном столе, где мне вкололи очередной укол, я все чувствовал и видел, но не мог шевелиться, не мог говорить.

Когда мне надели кислородную маску, я почувствовал тепло в теле, и наконец успокоился.