Kitobni o'qish: «Пурпурное Пламя»
Тебе, мой любимый Братик.
И тебе, мой милый Енотик.
Делюсь приключениями, на которые вы меня вдохновляете.
От Автора
Я написала роман-вступительную часть к огромному циклу эпического фэнтези; продумала героев и их жизненный путь; разработала карту, расы и культурные ассоциации; я даже сумела выстроить модель солнечной системы – не без дружеской помощи, – чтобы убедиться, что жители маленького мира смогут увидеть два солнца и три луны в небесах. Я создала новую Вселенную, полагаясь на себя и на близких людей, которые терпеливо следили за каждым крохотным шагом. И из всего перечисленного самым сложным оказалось раскрыться в этих строках, которые ты, мой дорогой читатель, читаешь сейчас.
Люди рассказывают в главе от Автора о происхождении и развитии сюжета; проводят параллели с другими произведениями; делятся вдохновением. Но я так и не смогла собрать воедино ниточки слов, из которых сплелась эта удивительная история.
Все потому, что мое фэнтези – и есть мое вдохновение; спасение в дни тоскливые и радость в дни солнечные. Мое фэнтези – не попытка заявить миру о себе, это другое; глубже – намного чувственнее, чем просто новая книга. Это любовь к словам и сквозь слова.
Это любовь – простая, человеческая – ради которой можно пойти на безумные жертвы; это дружба, которая не знакома со смертью; это приключения, ради которых стоит жить. Это о вечном столкновении добра и зла; и о поиске себя в самом начале пути.
Portae [порта́е] – это цикл фэнтези, который существует ни много ни мало целых семь лет. Семь лет в черновиках зреет новый мир – и он совсем еще юный, неокрепший и местами нелогичный; но трепетный, наполненный мечтами незнакомцев. И мне все еще страшно, дорогой читатель, отпускать книгу в большой мир. Страшно, потому что я не хочу, чтобы эта история соревновалась с другими, чужими и знаменитыми; но все, чего я хочу, это чтобы ты прочувствовал и прожил эту сказку – дивную метафору моего мировоззрения – с самыми искренними, любящими и храбрыми героями.
И пусть Хранители берегут вас на этом пути.
Сокрытая Сумерками
Сорок Семь Циклов до Рождения Нового Дракона
Марле́н была из тех, на кого мужчины смотрят с восхищением, а женщины – с ядовитой завистью. Ее русые локоны спадали до поясницы, а янтарно-желтые глаза горели неподдельным огнем жизни. От нее пахло весенними яблоками и сладкой мятой; ее кожа – мягкая и бледная – отдавала фарфором на теплом солнце. Марлен светилась изнутри, и свет ее превращался в улыбки на лицах прохожих.
Да́йзан не был красивым по привычным стандартам. Его рыжие волосы пылали в контрасте синих глаз, всегда густая борода очерчивала пухлые губы, а вздернутый подбородок говорил о характере: Дайзан был гордым, мужественным и сильным. Мужчиной, на которого можно было положиться.
Судьба свела Марлен и Дайзана внезапно и не оставила им ни единого шанса: они влюбились, сами того не заметив, и уже очень скоро он потребовал ее сердце, отдав свое взамен.
Дни свадьбы были наполнены безграничным счастьем и искренностью, цветами и фруктами, белым лоснящимся шелком; так и первые циклы семейной жизни стали благословением, ниспосланным Хранителями.
Марлен родила мужу сына, затем – еще одного, но Дайзан, горячо любя обоих детей, не предавал мечту о сладкоголосой дочери, которая стала бы отражением своей прекрасной матери. И молитвы его были услышаны, когда ранней весной стены их дома огласил крик новорожденной девочки: крохотная Арабела впервые увидела солнечный свет.
Окруженная заботой отца и теплом материнских рук, малышка росла милейшим ребенком: учтивая и ласковая, она заразительно смеялась и любознательно склоняла голову, когда не получала ответов на наивные вопросы. Ее огненно-рыжие локоны окаймляли округлое личико, а румяные щеки пахли спелыми яблоками и цветами диких фиалок, вплетенными в косы.
Но Арабела, сама того не ведая, стала концом для спокойствия семьи.
Девочка родилась с необыкновенными глазами: в ее зрачках, обрамленных темными ресницами, сплетались фиолетовый и алый цвета, и оттенки ее взгляда менялись от сиреневого до пурпурного, когда она смеялась и когда не могла сдержать детских слез.
И взгляд этот, пронзительный и глубокий, выдавал в Арабеле сокрытую тайну ее матери.
Марлен не раскрывала тайны, обещая мужу, что девочка научится управлять силой, с которой была рождена. Мать терпеливо учила малышку чувствовать окружающий мир и делиться этими чувствами; целовала вкусно пахнущие щеки и пела колыбельную, укачивая дочь перед сном.
Арабела не подвела надежды матери, и к пяти циклам1 взор ее стал мягким и не вспыхивал внезапными переливами. Она стала чаще появляться на улице со старшими братьями, и вопросы знакомых жителей их деревни – Уады – обходили чудно́го ребенка стороной.
– Мамочка, – малышка крепко сжимала руку Марлен ладошками, – а правда, что, когда под ногами была лишь вода, черная и белая птицы создали землю из песка и камней?
Марлен тихо рассмеялась:
– Так поется в старой песне, да.
– Белая птица придумала облака и тепло, а черная – ночь и холод?
– А может, все было наоборот? – шутливо поинтересовалась Марлен.
– Но как же, – Арабела насупилась с негодованием. – Всем известно, что белый цвет – для добра, а черный – для зла.
– Разве «ночь» и «зло» – это одно и то же? – женщина нахмурилась.
Арабела поморщилась, раздумывая над ответом, а Марлен тихо напела:
– Туда, где ложится закатная тень, не тянется день,
но солнце встает из ночи, чтоб себя обличить,
и месяц сверкает в ночи, как солнце почти,
и в сумрак искрятся друзья твои – светлячки.
– Друзья мои светлячки, – отозвалась Арабела. – Выходит, без черного не бывает белого?
– Может быть, Арбел, – мягко улыбнулась Марлен. – Все может быть.
Арабелу нельзя было не любить, когда она начинала петь, собирая в полях цветущие букеты лаванды. Она была похожа на мать светлой кожей и блеском в глазах, даже запахом – яблочным и сладким – она была маленькой духовной копией Марлен. И девочку с лиловым взглядом знали все, и многие восхищались одним лишь ее присутствием.
Жизнь в деревне полнилась праздниками и покоем, пока шепот не донес жуткие вести с Запада: люди говорили о наемных убийцах, которые называли себя карателями и охотились на женщин из народа Чар, склонных к темному колдовству. Распри и гонения, которые смолкли больше столетия назад, вновь разгорались на границах свободных поселений.
В Уаде было тихо лишь до поры до времени, пока люди игнорировали навязчивые слухи. Но когда в деревне объявили, что Каратели – не миф, а королевские войска, посланные избавить людские земли от колдуний, у Марлен не осталось выбора. Ей пришлось поведать мужу, что и она, и их дочь принадлежали роду чаро́вниц, и эта тайна связывала ее и Арабелу с нависшей опасностью до самой смерти.
Дайзан был ошеломлен тем, что не смог разглядеть угрозы в самых близких. Но и предать их он не мог: слишком сильной была его любовь к жене и их рыжеволосой дочери. Сомнения грызли его изнутри, и он долго искал в себе силы простить и принять природу Марлен; а каратели приближались с каждым днем.
Охотники на чаровниц бесчинствовали, отлавливая неповинных девушек, и лишали их волос и достоинства, выставляя перед народом напоказ в порочном виде. Люди говорили, что те, кто противился воле охотников, могли потерять руку или язык, и костры пылали от заката до зари.
Судьба Марлен и Арабелы оказалась в руках Дайзана, и он не справился с этой ношей: он потерял слишком много времени за бессмысленными раздумьями.
Он знал, что Марлен не стали бы трогать: свою красоту женщина легко могла спрятать, измазавшись в золе и одевшись в рваные платья. Но дьявольский блеск глаз Арабелы ни за что не ускользнул бы от липкого взгляда карателей. И лишь Хранителям было ведомо, какой боли и унижению изверги подвергли бы ребенка, если бы разоблачили сокрытую природу ее очарования.
Костры на горизонте горели все ярче, и времени бежать не оставалось.
– Да и смог бы ты сбежать, оставив позади целую жизнь? – спрашивала Марлен.
Марлен знала, что бегство не спасет их семью, а жители Уады не станут браться за вилы ради малышки, которая была рождена колдуньей. У родителей Арабелы не осталось выбора, и, не желая обрекать на муки всех своих детей, они приняли то единственное решение, которое могло спасти жизнь их дочери.
– Я расскажу тебе историю о девочке, которая жила давно-давно, – глотая слезы, шептала Марлен.
– Здесь, в деревне Уада? – сквозь сон спросила Арабела.
– Нет, она жила далеко отсюда и скрывалась в одиноком храме, который стоял на берегу Океана.
– На берегу Океана? Там, где бушуют волны?
– Верно.
– А как звали эту девочку, мамочка?
– У нее не было имени, но ее называли Сокрытая Сумерками.
– Как-как? – Арабела поморщилась.
– Ее называли так, потому что она пряталась под покровом ночи. А пряталась она потому, что обладала особым даром.
– Даром?
– Колдовством. Например, она умела слышать, как разговаривают деревья и цветы.
– Она видела черную и белую птиц?
– Нет, – болезненная улыбка исказила лицо Марлен. – Но она видела, как танцуют звезды.
– Какой прекрасный дар! Но почему же девочка пряталась?
– Потому что люди боялись ее, ведь они не умели ни видеть, ни слышать. И они хотели отобрать у нее этот дар.
Арабела испуганно вздрогнула: – Но ведь она сбежала от них, мамочка?
– Ночь помогла ей сбежать и спастись, – Марлен закусила щеку изнутри. – Она спряталась от людей в храме до тех пор, пока они не забыли о ней.
– А что было потом?
– Потом она вернулась в мир, в котором не осталось ни страха, ни обмана. Она научила людей любить друг друга, и они стали называть ее чаровницей. Потому что она пришла из народа Чар.
– Чаровница больше не пряталась в ночи?
– Нет, она вернулась к солнцу и наслаждалась его теплом. Но она никогда бы не узнала, что солнце может быть таким теплым, если бы не прочувствовала, как холодно бывает в темноте.
– Туда, где ложится закатная тень, не тянется день, но солнце встает из ночи́, чтоб себя обличить, да, мамочка?
– И месяц сверкает в ночи́, как солнце почти, и в сумрак искрятся друзья твои – светлячки, – на всхлипе пропела Марлен. – Спи, моя Арбел.
По материнским щекам бежали жгучие слезы, но ее голос не дрожал – убаюкивал. Она гладила Арабелу по волнистым волосам, и ее яблочно-мятный аромат нагонял на девочку сладкие сновидения.
В те мгновения Марлен казалось, что она готова была бросить все, даже семью, лишь бы не разлучаться с дочерью – малышкой с огромным всепрощающим сердцем.
Марлен могла бы уйти, увезти Арабелу далеко из Уады, но она знала, что, если поедет с дочерью, обречет на опасность их обеих.
– Чаровница гуляла по земле ранней весной, и из-под ее босых ног прорастала трава, – шепотом продолжала Марлен. – А звери говорили с ней на рассвете. И глаза ее сверкали, как аметисты – фиолетовые звезды. Спи, моя Сокрытая Сумерками девочка. Твоя мама сделает так, чтобы ты была в безопасности.
Сердце Марлен болезненно сжималось, но она продолжала петь, а Арабела мирно посапывала в кулачок.
Дайзан разбудил их глубокой ночью, когда молчали даже сверчки. Марлен больше не плакала: она наскоро переодела Арабелу в одежды брата и спрятала рыжую копну волос под чепец. На улице было морозно, но дымное зарево на горизонте разгоняло кровь по венам.
Дайзан и Марлен торопились. Они обогнули деревню по краю, туда, где в лесной чаще собрался обоз, полный свиней и баранов. Отец укутал девочку в теплую шкуру и сел перед ней на колени.
– Не бойся дороги, хорошо? – он нахмурил широкие брови.
– Хорошо, папочка, – Арабела кивнула.
– Дядя отвезет тебя туда, куда не смогут добраться плохие люди. Но ты должна прятаться, понимаешь?
Она понимала.
– Хорошо, папочка, ты только не сердись.
– Я не сержусь, – Дайзан наморщил лоб, прогоняя эмоции. – Я обещаю тебе, мы с мамой найдем тебя, как только плохие люди уйдут. Мы найдем тебя и все вместе вернемся домой, хорошо?
Арабела не злилась и не боялась, она верила каждому родительскому слову. И если они давали ей обещание – они непременно исполняли его.
– Материнский Оберег Любви будет с тобой, – тихо прошептала Марлен и поцеловала дочь в лоб. – Я люблю тебя.
Дайзан подсадил девочку, и она забилась в самый дальний угол. Повозка тронулась не спеша, но Арабела знала, что мать и отец будут стоять у кромки леса до тех пор, пока скрип колес не растворится в тишине ночи.
Сейфи Люрбейт
Повозка поехала быстрее, когда лес остался позади, а под колесами появилась ровная дорога.
Несколько раз извозчик давал отдохнуть лошадям и терпеливо ждал, пока девочка справит нужду. Но за весь путь он не проронил ни слова, и Арабела быстро заскучала, а потому проспала почти весь день, просыпаясь, только чтобы перекусить и выпить воды.
На следующий день обоз прибыл в другую деревню и извозчик оставил нескольких свиней какому-то грубому мужчине. Арабела же все время пряталась под шкурами, подглядывая в щель, чтобы осмотреться. Но новая деревня ей не нравилась: вокруг сновали тоскливые люди, а земля была покрыта слоем пепла.
Когда же во второй и в третьей деревне она заметила выжженные кострища, сомнений не осталось: они с извозчиком двигались по тем местам, в которых побывали плохие люди. А значит, они уже ушли и бояться было нечего.
В молчании и угрюмости прошло четыре захода солнца. Девочку подташнивало от качки и сухого хлеба, а свиней в повозке совсем не осталось. Деревни сменились пролеском, дорога – ухабами. И лишь когда сумерки опустились на мир в пятый раз, повозка наконец остановилась.
– Вылезай, мальчик, – прохрипел извозчик, и Арабела послушно покинула неуютный угол.
– Видишь частокол вон за теми соснами? – спросил мужчина, и она кивнула. – Дойдешь туда, обойдешь вокруг и выйдешь прямо к входу. Там точно кто-то да будет на страже, в лесу не останешься. Но если не откроют – не уходи от ворот, дождись утра. На рассвете тебя должны впустить.
Забрав у мужчины небольшой сверток с пожитками, Арабела благодарно кивнула и еще некоторое время смотрела, как хромая лошадь увозит телегу.
Чаща загудела, и девочка поежилась от неприятного чувства в груди, поторопилась к высокой бревенчатой стене. Колья были врыты в землю и оказались забором, огибавшим прилично большую часть леса.
Арабела дошла до места, похожего на вход: прямо в заборе была выпилена дверь на тяжелых петлях, а перед дверью слабо горел факел, и рядом сидел мужчина почтенного возраста.
– Кто там на этот раз? – послышался голос, и девочка подошла ближе.
– Ну дела! – присвистнул мужик. – Обычно мальцов силками не затащишь в стены приюта, а этот сам пришел. Ты что, потерялся, юнец?
– Нет, – она невинно хлопнула ресницами.
– Да ты и не малец вовсе! Вот это новости, – он поднялся со спила, на котором сидел. – Как ты очутилась на границе Родарана, девочка?
– Я нарочно приехала.
Мужчина подозрительно сощурился:
– А кто твои родители?
Она задумалась, прежде чем ответить: – Золото и Пламя.
– Забавно и любопытно. Хотя любопытно, конечно, больше, чем забавно, – он пригладил бороду. – И где же они, твои золото и пламя?
– Они умерли, – Арабела невозмутимо пожала плечами, а мужчина заметно вздрогнул.
– А одета-то как мальчишка, – приметил он. – Откуда у тебя такая одежка?
– От старшего брата.
– Так у тебя есть старший брат?
– Двое, – поправила она.
Мужик недоверчиво осмотрел девочку с головы до пят и хмыкнул:
– И как ты оказалась тут, у порога Приюта для Беспризорников, если за тобой есть кому присмотреть?
– Мне больше некуда идти. А им сложно и без меня.
Мужик вдруг скверно выругался под нос, но Арабела поспешила успокоить его:
– Мои братья поступили очень верно, господин… Кто вы?
– Сторожитель я, – буркнул он. Она кивнула.
– Так вот, после смерти наших родителей злая тетка отобрала наш дом и еду, а мы стали жить на улице. Поэтому братья отправили меня сюда, в… приют? Чтобы я не умерла от голода.
Он тяжело вздохнул, а Арабела замерла в ожидании.
– А какого ты возраста, девочка? И как твое имя?
– Этой весной пройдет десятый цикл от моего рождения. А зовут меня Арабела.
– Что ж, Арабела-неизвестно-чья и не-пойми-откуда. Пойдем-ка со мной, посмотрим, чем тебя можно накормить, да?
Время в стенах приюта замедлилось и дни поползли, но Арабела быстро привыкала к новым устоям. Она почти сразу познакомилась с патрами – обездоленными взрослыми, которые жили в приюте и следили за детьми; показала себя юркой помощницей, а потому попадала на кухню и в баню – два места, в которых помощь была необходимой.
Добрый сторожитель так и не назвал своего имени, но Арабеле нравилось называть его дядюшкой Кто, потому как всегда, когда в приют привозили детей, он громко кричал: «Кто-о там на этот раз?».
Девочек прибывало меньше, чем мальчиков, а последние чаще всего сбегали, поэтому друзей у Арабелы не прибавилось. Но ей нравилось и так: не всегда тепло и сыто, зато на душе было покойно, а за окнами – темно и тихо.
Зима сменила тмиль – сезон бесконечных дождей, а за ней пришла весна – Арабела ждала дня своего рождения. Ей казалось, что случится что-то непременно значимое, и глубоко в душе она надеялась на скорую встречу с родителями.
Но в знаменательное утро Арабелу разбудили не патры, а крики: дядюшка Кто скверно ругался на въезде.
Наспех одевшись, Арабела пробралась к входу – туда привезли новых сирот – и спряталась за цветущим кустом мальвы. Все было как всегда: приезжий мальчишка не хотел оставаться в приюте, а дядюшка Кто пытался заглушить его вопли.
Но внимание Арабелы вдруг привлекла девочка, не похожая на остальных оборванцев: белокурая, с острыми чертами лица и большими синими глазами – она напомнила Арабеле принцессу, одетую в старые тряпки. Но даже тряпки казались выстиранными и отглаженными – таких в приюте не встречалось давно.
Незнакомка стояла поодаль от остальных детей и что-то отчаянно пыталась объяснить патре.
– Невозможно! Понимаете меня? Это просто невозможно! – она топнула ногой. – Если вы немедленно не отпустите меня, я… Я не должна здесь быть! Я просто… это не то, о чем вы могли бы подумать!
Но патра вдруг потеряла интерес к требованиям девочки, потому что несколько мальчишек накинулись на дядюшку Кто с разных сторон.
Арабела не упустила момент: подбежала к белокурой недовольной сиротке и коснулась ее за локоть: – Здравствуй.
– Не трогай меня, мальчишка! – громко вскрикнула девочка. – Ах ты ж грязный…
Но, встретившись с лиловым взглядом, она вдруг затихла и нахмурилась.
– Идем со мной, – поманила Арабела, – пока никто не смотрит.
Голубоглазая девочка замялась, оглядываясь на суматоху возле телеги.
– Если не пойдешь, тебя отведут в общую баню, – предупредила Арабела. – А потом заставят переодеться в старое платье.
Незнакомка испуганно вздрогнула и согласно замотала головой. Арабела взяла ее за руку и повела позади кирпичных домишек и огородов.
– Эти лапти натирают мне мозоли, – капризно жаловалась девушка. – Меня не должны были трогать! Не имели права!
Арабела мысленно выдохнула и подумала, что не стоило зазывать чужачку. Но они уже успели подойти к невысокому амбару, и отступать было поздно: Арабела должна была узнать у недовольной девочки, как за стенами приюта обстояли дела с плохими людьми и была ли цела ее деревня.
– Это что, хлев? – возмущенно вскрикнула незнакомка.
– Псарня, – поправила Арабела, – и убежище от чужих глаз.
– Ты, должно быть, не поняла меня, да? Я не одна из ва… сирот и оборванцев! Я не стану прятаться тут!
– Можешь не прятаться, но если вернешься назад и убежишь – тебя поймают и накажут. А если не поймают – потеряешься в лесу.
– Я не хочу убегать! Я должна сказать, чтобы меня вернули домой, понимаешь?
– Кому сказать?
– Кому-нибудь из взрослых.
Арабела фыркнула и сощурилась:
– Если у тебя есть дом, как ты здесь оказалась?
– Это вышло случайно, – недовольно буркнула белокурая девочка. – Мой опекун отбыл на охоту, а дети служанок пошли играть у реки. Мне тоже захотелось, я заскучала в этой душной палатке! Поэтому я взяла платье у одной из… ну из них, и мы вместе сбежали. А потом мы играли в прятки, и я ушла слишком далеко… Понимаешь? А потом эти люди… просто забрали меня!
– Патры, – догадалась Арабела. – Они иногда объезжают деревни недалеко от приюта, видно, на них ты и нарвалась.
– Тоже мне удача! – девочка закатила глаза.
– Здесь не так уж плохо, – Арабела пожала плечами.
– Не так плохо? Ты живешь в этой… месте?
– Сейчас – да.
– Какой ужас, – с грустью промолвила чужачка. – Ты родилась здесь?
– Нет, я родилась в деревне Уада.
– Странное название, никогда не слышала о такой.
Арабела смущенно улыбнулась, но в груди у нее кольнуло от сожаления: раз девочка не слышала о деревне, то и узнать о судьбе родных сегодня не получится.
– Меня зовут Арабела, – тихо сказала она.
– Марианна Се́йфи Лю́рбейт, – важно заявила девочка. – Дочь герцога и герцогини Люрбейт, наследная герцогиня Люрбейт. Но ты можешь звать меня Сейфи.
– Герцогиня! – Арабела восторженно развела руками.
– Могла бы ей стать, если бы не попала… в этот приют.
– Сейфи, твои родные, должно быть, уже обыскивают весь лес!
– Мой опекун вернется с охоты только завтрашним вечером, понимаешь? А пока его нет – ни мама, ни папа не узнают, что я пропала. Ни даже мой… – она запнулась.
– Твой кто?
– Мой жених, – шепотом ответила Сейфи. – Наследный принц королевства Родаран.
– Жених? – Арабела поморщилась. – А сколько тебе?
– Тринадцатая весна, – хмуро ответила Сейфи. – Если это имеет какое-то значение.
Вблизи Сейфи была похожа на девушку из книг, которые когда-то читала Марлен. Арабела помнила их красивые нарисованные силуэты и черные ресницы на бледных лицах. На щеках у герцогини играли ямочки, а пухлые губы – хоть и потрескались – наливались румянцем.
А еще от нее веяло добротой, как от дядюшки Кто, и Арабеле нравилось слушать ее ласковый размеренный голос.
Давно уже перевалило за полдень, Арабела сумела раздобыть для них фруктовой пастилы и воды в кожаных кружках. Но с каждым мгновением Сейфи становилась все тревожнее: покусывала щеки и заламывала пальцы на руках.
– А что, если они пойдут не в ту сторону? Ну кому, скажи, может прийти в голову искать герцогиню в приюте для сирот?
Арабела пожала плечами. Ей хотелось подбодрить новую знакомую, но слова в голову не шли и все, что она могла, – молча выслушивать девичьи тревоги.
– А может… послушай, а есть ли у вас соколы?
– Зачем тебе соколы, Сейфи? – удивилась Арабела.
– Как зачем? У нас в Лонне полно таких! Они носят письма даже в другие города. Если бы и тут нашелся…
– Нет, соколов мы точно не найдем, здесь мало кто читать умеет, – перебила Арабела. – Но, кажется, я знаю, что можно сделать.
Они вышли на залитую солнцем улицу и осмотрелись.
– Что мы ищем? – нетерпеливо спросила Сейфи.
– Голубя.
– Голубя? Но зачем он нам?
– Чтобы отправить послание.
– Ты собираешься обучать голубя носить письма? Спешу разочаровать – ничего не выйдет.
– Ты можешь быть чуточку терпеливее? – Арабела грозно сощурилась, и Сейфи покорно замолчала.
Несколько невзрачных птиц копошились в огороде рядом с амбаром, ковыряли из земли червей.
Убедившись, что рядом никого нет, Арабела подошла ближе и сосредоточила взгляд на голубке. Птица встрепенулась, отвлеклась от своего дела и подпорхнула к девочке. Сейфи восторженно вздохнула, но вдруг побледнела и попятилась:
– Ты что… колдунья? – спросила она. – Ты владеешь темным колдовством!
– Чш-ш, говори тише и не болтай ерунды, – Арабела нахмурилась. – Это не колдовство, а безобидный трюк. Меня научила мама, и она была не колдуньей.
– А кем? – понизив голос, спросила герцогиня.
Арабела помедлила с ответом:
– Чаровницей. Но ты ведь никому не расскажешь?
– Нет, конечно, – Сейфи подошла ближе. – Я знаю, что колдуний… чаровниц в Родаране не любят. Поэтому ты скрываешься здесь?
Арабела не хотела ничего объяснять – она и без того сболтнула много лишнего. Вместо этого она пригладила голубку по голове и обратилась к собеседнице:
– Тебе нужно сосредоточиться и рассказать ей о своем опекуне как можно больше.
– Мне нужно рассказать голубю об…?
– Голубке, – поправила Арабела.
– И что потом? – в голубых глазах Сейфи читалось недоверие.
– Потом мы должны предложить ей что-то, что принадлежит тебе. Может, прядь твоих волос? После она найдет твоего опекуна, передаст ему волосы и приведет его к нам.
– Ты же понимаешь, что мы говорим о мужчине, у которого в управлении воины Лонна? – вопрос прозвучал с долей высокомерия. – Думаешь, он последует за какой-то птицей?
– Может быть, и нет – как знать, – Арабела пожала плечами. – Ну раз тебе не нужна наша помощь…
– Хорошо. Хорошо, я расскажу… ей, – на выдохе согласилась Сейфи и обратилась к птице: – Я… мой опекун, сэр Стант, возможно, уже ищет меня в ближних лесах, так что тебе нужно искать людей на конях. И он будет впереди… высокий грозный мужчина, в доспехах и в бордовом плаще, расшитом золотом, – она покосилась на Арабелу.
– Расскажи ему о цвете его волос, – подсказала девочка.
– Ну, у него темно-коричневые короткие волосы и есть седина и борода. И он всегда носит меч и клинок за поясом, а на доспехах у него выбит знак – лепесток клевера. У коня узда в красных рубинах и седло подшито шкурой… Этого достаточно?
– Думаю, да, – Арабела прислушалась: голубка дышала размеренно и ютилась в девичьих ладонях. – Теперь волосы.
Недовольство исказило лицо Сейфи, но она промолчала. Из-под пышной копны отобрала тончайший локон и, с силой оторвав его, протянула птице. Голубка вдруг оживилась: схватила ношу в клюв и вырвалась из рук чаровницы под голубое небо.
– Теперь ждать? – спросила герцогиня.
– Она постарается поторопиться, – улыбнулась Арабела.
Девушки коротали время в псарне, уютно примостившись на одной из теплых шкур. Сейфи, несмотря на капризы, оказалась не такой вредной, какой была с утра, и Арабеле даже нравилось слушать рассказы о богатой богемной жизни.
– Тебе бы понравилось в Лонне, – герцогиня усмехнулась, – тебя бы там полюбили за волосы, они ведь у тебя как будто окутаны пламенем.
Арабела вздохнула, а образ Марлен вдруг возник перед глазами неожиданно и ярко: мать приглаживала дочь по голове, рассказывая на ночь очередную историю.
– Ты похожу на мою мамочку, – вдруг вырвалось у Арабелы. – Она часто называла меня похожими словами.
– А у нее тоже такие необычные глаза, как у тебя?
– Нет, они у нее похожи на огонь свечей.
– Должно быть, она красивая… – задумалась Сейфи.
– Самая красивая женщина на свете, – мечтательная улыбка заиграла на губах Арабелы.
– Самая красивая чаровница, – поправила герцогиня. – Говорят, у колдуний зачарованная красота, она может быть обманчива.
Арабела залилась румянцем и опустила взгляд. Отчего-то слова Сейфи показались ей нелестной грубостью.
– Прости меня, Арабель, я не имела в виду ничего постыдного, – поспешно исправилась Сейфи. – Я же могу звать тебя Арабель?
Чаровница согласно кивнула и утерла нос ладонью.
Сейфи подсела ближе, коснулась рук Арабелы и спросила:
– Ты, должно быть, очень скучаешь по родителям?
– Конечно, но я знаю, что они найдут меня, когда придет время. Так они сказали.
– Не представляю, как тебе тяжело, – вздохнула вторая. – Ты очень храбрая девочка. И удивительная. Хочешь, я расскажу тебе историю, как во время охоты заяц забрался в мою палатку?
Арабела согласно кивнула и улеглась у Сейфи на коленях. На улице шумел ветер и деревья скрипели ветвями.
Девочки проснулись в обнимку, когда в псарню влетела патра: приют гудел в поисках пропавшей герцогини Люрбейт. Сейфи подскочила сразу же, наскоро пригладила волосы, крепко обняла Арабелу и выбежала на улицу.
Послышался всеобщий выдох облегчения.
Арабела вышла следом, и ее сердце наполнилось теплом при виде того, как Сейфи радовалась встрече с родными. Но в следующий миг где-то в груди зашлась тоска и в горле стал ком: ее единственную подругу уже подсадили в седло, а они даже не успели попрощаться.
Но лицо герцогини вдруг тоже помрачнело, и она требовательно махнула рукой, чтобы ее спустили.
– Пойдем, Арабель, – подойдя к чаровнице, протянула руку Сейфи. – Я представлю тебя сэру Станту.
– Но ему нельзя знать, что это я… – испуганно зашептала девочка.
– Не переживай, – успокоила вторая и обратилась к мужчине в бордовом плаще: – Спешу поставить вас в известность, сэр Стант: это моя подруга – Арабель, и я хочу, чтобы она была моей служанкой в Лонне, а после – фрейлиной при королевском дворе.
Сэр Стант с высоты седла окинул девочек суровым взглядом. Но Арабеле его взор показался скорее внимательным, нежели пугающим. Она неловко присела в приветствии, и мужчина сощурил глубоко-посаженные карие глаза.
– Она поедет с нами, – для большей ясности добавила Сейфи и крепче сжала ладонь подруги.
– Ничего против не имею, – коротко согласился сэр Стант, и герцогиня восторженно взвизгнула от счастья.
Арабела почувствовала, как вспотели ладони, а на глаза навернулись слезы, хоть она этого и не хотела. Чувство радости перебивалось привкусом страха, и она поморщилась.
– Не бойся, – подбодрила Сейфи. – Мы отправимся в Лонн и, может быть, сможем узнать что-то о твоих родителях и деревне Уада.
И Арабела согласилась. Она не могла знать, куда приведет ее новая дорога, но уверенность в том, что мать и отец никогда не оставят ее на произвол судьбы, наполняла девичье сердце.
Патры наскоро собрали пожитки своей подопечной, и дядюшка Кто тепло простился с ней у входа в приют.
– Мы обязательно увидимся, – сказала она ему на прощание, а сторожитель только лишь покачал головой.
Тмиль – сезон затяжных проливных дождей между осенью и зимой.