Kitobni o'qish: «Художник»

Я слышал много голосов в то утро. Но спросонья сложно разобрать, кто говорит и что говорит, а может это и вовсе остатки сна в моей голове. Как хорошо, когда никуда утром не надо, можно нежиться в теплой постели до самого дня, вдыхать запах приближающейся весны из открытого окна, потягиваться, да и просто валятся смотря куда-то в стену размышляя о чем-то тягучем и мягком.

Однако, разумеется, никто тебе не позволит такую роскошь. И почему люди столь мелочные, раз им надо мучится ранними подъёмами, так и тебе непременно. Семейство у нас большое, так что суматоха по утрам дело обыденное. Я не любил выходить из комнаты, пока все сестры не разойдутся по делам, работам, учёбам. Их желание всё держать под организованным контролем меня утомляла, а их раздражала моя необязательность. Как так вышло, что в семье, где семь женщин так похожих друг на друга и столько самодисциплины, мог оказаться я? Думаю, я своего рода погрешность, хотя и какое-то генетическое разнообразие, если пожелаете.

Я понимаю, почему ни один мужчина не может задержатся в этой семье больше чем на пару недель, я и сам хочу удрать каждый раз, когда вижу их выдрессированные улыбки. Никогда не понимал, почему мать делала из них ручных собачонок. Она всегда хотела выдать своих дочерей удачно замуж, но уж больно странным образом она представляла себе семейные ценности. Мне было жаль сестер, и даже не потому, что конкуренция в доме зашкаливала, мне жаль, что они верили не в себя и свои желания, и что у них не было ни единого шанса на счастливую жизнь. Каждый раз я тихо сочувствовал любому мужчине, который случайно забредал сюда, ибо на него набрасывалась стая улыбающихся гарпий во главе с безумной мамашей. Но всё это мракобесие обычно происходило недолго. В какой-то момент меня даже начало забавлять происходящее, и я стал ждать каждый спектакль, но потом понял, что хочу искать вдохновения в другом месте, и стал всё чаще уходить. Мне повезло, что маман вечно занята моими сестрами, и никогда не утруждала своим вниманием. Единственное давало мне понять, что моя мать еще помнит о моём существовании, когда она говорила мне вечерами, после того, как все уйдут спать, взявшись за голову: «Ну ты мне скажи, и куда мне столько дочерей?». В прочем, она часто говорила и сама с собой.