Kitobni o'qish: «Бату Мулюков. Жизнь. Творчество. Судьба»

© Татарское книжное издательство, 2013

© Файзулаева М. П., сост., 2013

* * *

От составителя

Необходимость издания книги об известном композиторе Татарстана Бату Мулюкове назрела давно. С годами его вклад в национальное искусство становится всё более весомым и значительным. Он получил известность в Татарстане и России как замечательный композитор, музыкант и просветитель, видный общественный деятель, педагог. Его творчеству посвящено немало статей в республиканской и российской печати. В семейном архиве вдовы композитора, Сании-ханум, сохранились наброски автобиографической книги Бату Гатаулловича, раскрывающие различные направления его многогранной деятельности. Мы сочли целесообразным собрать воедино разрозненный ценный материал и опубликовать его в крупном издании, посвящённом жизни и творчеству заслуженного деятеля искусств России и Татарстана, лауреата Государственной премии РТ им. Г. Тукая, профессора Бату Мулюкова.

Содержание книги «Бату Мулюков. Жизнь. Творчество. Судьба» обогатили воспоминания его современников – музыкантов, дирижёров, режиссёров, журналистов и педагогов-единомышленников. В издание вошли аналитические работы музыковедов и композиторов об авторском стиле и мелодическом языке, о жанровых аспектах творчества и преломлении полистилевых художественных традиций в музыке Мулюкова.

Интересные факты биографии и духовного становления композитора раскрывают фрагменты его книги «Годы юности и моя духовная среда».

Как яркая достойная личность и благородный человек со своим видением мира предстаёт Бату Гатауллович в воспоминаниях родных и друзей.

В отзывах ректора Казанской консерватории, профессора Назиба Жиганова, ректора Уфимского института искусств, профессора Загира Исмагилова и других деятелей музыкального искусства отражены масштаб творческой личности и педагогическое мастерство Бату Мулюкова.

Книга о Бату Мулюкове имеет трёхчастную структуру. Три её главы поэтапно воссоздают самобытный творческий облик, эволюцию творчества, широту взглядов и активность жизненной позиции, сопутствующей композитору в решении сложных проблем на пути становления национального музыкального искусства.

В приложении представлены фотодокументы, афиши, записи сочинений на Всесоюзном и республиканском радио, перечень грампластинок Всесоюзной фирмы «Мелодия», список сочинений и литература о Б. Г. Мулюкове.

Выражаю искреннюю благодарность семье Бату Гатаулловича Мулюкова – жене, Сание Гиматовне, и сыну, Фархаду Батуевичу, за предоставленные материалы и бесценную помощь в создании книги о замечательном татарском композиторе Бату Мулюкове.

Особую благодарность выражаю старшему хранителю музейных фондов Татарского академического государственного театра оперы и балета им. М. Джалиля, заслуженному деятелю искусств РТ Рамзие Идиатулловне Такташ за перевод мемуаров композитора «Годы юности и моя духовная среда», а также музыковеду, заслуженному деятелю искусств РТ Рамзие Галеевне Усеиновой за помощь в работе над книгой.

Жизнь в искусстве

Вся жизнь Бату Мулюкова была отдана музыке, он был предан ей до последнего вздоха. Композитор принадлежал к тем редким натурам, которые излучают свет и доброе отношение к людям. Общаясь с ним на протяжении тридцати лет, я не видела его в дурном расположении духа, даже в последние мрачные годы жизни. Лучезарным светом озарена его музыка: песни, романсы, Концерт для голоса с оркестром, лирические оперные арии, хоровые сочинения и камерные миниатюры. Особенно близка была композитору атмосфера празднества, стихия всеобщего душевного подъёма, связанная либо с картинами народной жизни, или темой созидательного героического труда. Эта образная сфера глубоко впечатляла и воодушевляла слушателей.

В середине 70-х годов прошлого века на КамАЗе прозвучала симфоническая увертюра «Праздник в Челнах». Композитор гордился тем, что рабочие автозавода восприняли звучание увертюры как гимн человеческому мужеству и силе, о чём и написали в статье «Да, это праздник!» в «Советской Татарии».

Бату Мулюков интересовался историей тюркских народов, культурой Волжской Булгарии и Казанского ханства. Композитора привлекали сложные переломные моменты истории: татаро-монгольское нашествие (XIII в.), взятие Казани (XVI в.), революционная эпоха начала XX столетия. Эти периоды нашли отражение в двух операх, ораториях «Казань», «Тукай», «Века и минуты». Сложная историческая эпоха влечёт за собой развитие драматических судеб представителей власти и народа – вот тема, неизменно привлекавшая автора на протяжении творческого пути.

Б. Мулюков тяготел к отражению категорий нравственного и духовного в музыке, поднимая такие глобальные темы, как национальное самосознание народа, моральный долг перед Отечеством (опера «Сююмбике»), проблема взаимоотношений Поэта и общества (оратория «Тукай»), приоритет духовных ценностей в жизни человека (вокальный цикл на стихи О. Хайяма).

Наряду с лирикой композитор мастерски воплощал природу трагического в музыке. Его крупные симфонические, театрально-сценические жанры и произведения ораториального склада изобилуют драматическими эпизодами, в которых раскрываются трагические судьбы народов и его героев.

В своих мемуарах Бату Гатауллович рассказывает о своей юности и встрече с Салихом Сайдашевым в Оренбурге. Поистине удивительно, как могли встретиться будущий корифей татарской музыки и юноша на перепутье дорог, смутно представлявший своё будущее… В словах Сайдашева «Приезжай в Казань на учёбу» заключался знак судьбы – и с этого момента началось постижение тайн композиции.

В Казани подлинный интерес к сочинительству заложил ректор консерватории Назиб Жиганов. Бату на всю жизнь запомнил его слова: «Перед тобой огромный океан. На путь музыканта, композитора вставай лишь в том случае, если чувствуешь, что хватит сил переплыть его».

На 4 курсе музыкального училища судьба подарила Бату встречу с Рустемом Яхиным: их союз был недолгим (всего один год), но и за это время начинающий автор познал цену истинного дарования и профессионализма в творчестве.

В Казанской консерватории он прошёл основательную школу композиции у образованнейшего музыканта и замечательного педагога Альберта Семёновича Лемана. Ни один начинающий композитор в его классе не был похож на другого, каждый имел собственный почерк. По своему пути шло развитие творческой индивидуальности Бату Мулюкова. Ему были чужды эксперименты в области музыкального авангарда. С серийной техникой он был, несомненно, знаком, обучаясь в классе А. С. Лемана, но не она формировала художественные вкусы автора. Исконные традиции и национальные истоки стали родными в его музыке. Бату Мулюкова нередко называют традиционалистом, имея в виду приверженность к народным мелодическим корням, татарской песенной лирике и художественным традициям национального классического музыкального искусства.

Исследователи характеризуют его как композитора ищущего, с большими творческими возможностями. Бату Мулюков ставил перед собой серьёзные цели и достигал их, осваивая ведущие области профессионального творчества.

В ранний период он отдавал предпочтение инструментальной и вокальной музыке. Отличное знание хоровой партитуры (в консерватории он обучался по двум специальностям – композиции и хоровому дирижированию) способствовало рождению кантат и ораторий в его творчестве. Через освоение духового оркестра и ансамбля народных инструментов Мулюков пришёл к симфоническому оркестру. Популярными стали его программные увертюры для симфонического оркестра «Праздничная увертюра», «Поэма о труде», «Праздник урожая».

Излюбленной для композитора была вокальная музыка. Лучшие песни и романсы «Җырымда юатырмын» («Песней утешу») на слова Ф. Сафина, «Таулар биек» («Горы высокие») на слова М. Ногмана, «Кичке утлар» («Вечерние огни») на слова Ю. Адаша, «Иркәмә» («Милой») на слова А. Давыдова, «Яратам» («Люблю») на слова М. Мазунова, «Кичермәсләр» («Не простят») на слова Ш. Маннапова, «Әрем» («Полынь») на слова Р. Байтимирова до сих пор остаются шедеврами в области вокальной лирики композиторов Татарстана.

Б. Мулюков совершенствовался на протяжении всей своей жизни и не уставал познавать новое в искусстве. Он считал, что в процессе сочинения происходит концентрация творческих усилий художника на преодоление избранного материала, а затем непременно возникает движение вперёд. «Сочиняя новые произведения, композитор всякий раз учится. Любая творческая работа – это постоянная учёба», – говорил он.

Коллеги называли его великим тружеником. Это действительно было так. Он никогда не расслаблялся, не отдыхал и постоянно был во власти музыки, такая творческая дисциплина стимулировала появление новых жанров и замечательных произведений.

В 1980 году свежо и оригинально прозвучал его Концерт для голоса с оркестром в исполнении московской певицы Светланы Лукашовой. В процессе его создания автор постигал особенности итальянской и русской школы пения, кропотливо изучал природу романсов П. Чайковского и С. Рахманинова. Лирическая, вдохновенная, эмоционально наполненная музыка концерта способствовала раскрытию природы женского голоса лирического сопрано, его красоты и тембровой прозрачности.

В начале 1980-х Бату Мулюков взял на себя смелость сказать новое слово в татарской опере. Изъясняясь национальным демократичным языком, он создал волнующее театральное сочинение о трагических судьбах татарского народа в предреволюционную эпоху начала XX века. Автора привлекла чёткая профессиональная драматургия и острая конфликтность повести М. Гафури, повествующей о трагической истории любви Закира и Галимы. Автору удалось создать подлинную оперную драму и наполнить её психологической достоверностью. За оперу «Черноликие» композитор с постановщиками и исполнителями был удостоен Государственной премии ТАССР имени Г. Тукая.

Процесс создания музыки у Б. Мулюкова не всегда был безоблачным, нередко он был трудным и мучительным. По признанию самого автора, были сомнения в правильности выбора темы сочинения, в поиске художественно убедительной концепции. Нередко возникала необходимость взглянуть на собственное творение глазами другого композитора, критика, исполнителя, а также простого слушателя. Музыка рождалась, как рассказывал Бату Гатауллович, следующим образом. Он анализировал состояние жанров и ведущих областей татарской профессиональной музыки, размышлял, какие жанры необходимо освоить в первую очередь. Затем переходил к конкретной работе: выбирал форму, художественные выразительные средства, стилистику и основной интонационный материал. Подготовительный этап часто был долгим и противоречивым. Нередко его музыка создавалась по социальному заказу к праздничным или юбилейным датам вождей, народных героев или классиков национальной поэзии, литературы, и названия отдельных произведений (к примеру, «Гению веков – Ленину») давно утратили свою актуальность. Но живая музыка, искренность, теплота интонаций и национальное очарование не теряют своей художественной ценности и становятся со временем ещё прекраснее.

Сложно и мучительно проходило создание второй национальной оперы «Сююмбике» по сравнению с первой. Сочинённого материала оказалось на две оперы. В совместной постановочной работе с дирижёром Юрием Лацаничем приходилось сокращать музыкальный материал, заново сочинять вокальные эпизоды и перекомпоновывать оперные сцены. Родные и близкие композитора считают, что длительная тяжкая работа над «Сююмбике» окончательно подорвала силы и жизненные ресурсы композитора, так и не увидевшего своё детище в сценической версии в Татарском театре оперы и балета им. М. Джалиля.

Концертное же исполнение оперы в 1999 году было триумфальным: в зале присутствовали знатоки и многочисленные любители оперы, искренне заинтересованные в будущем татарского оперного искусства. А сам композитор, по признанию сына Фархада, подводил жизненные итоги и был рад тому, что успел услышать своё многострадальное детище.

У Бату Гатаулловича была прекрасная семья. Его супруга, Сания-ханум, была ему верным другом на протяжении всей жизни. Всю техническую работу в период создания произведений делала она, была личным секретарём композитора; ей он доверял первое прослушивание своих новых сочинений. В один из кризисных моментов жизни Бату Гатауллович, обозревая совместно прожитые годы, признался жене в любви и по достоинству оценил её вклад в собственные творческие достижения. «Для меня это было временем неустанных творческих поисков и счастливых побед. Мои произведения изданы, записаны на радио, включены в программы исполнителей. Во всех моих достижениях – огромная доля твоей помощи, потому что ты смогла создать мне домашний уют. И я вкалывал, не зная усталости, лени и сна. Ты всегда была рядом. Мы вместе боролись, решали и побеждали.

В моих почётных званиях – львиная доля твоих трудов. Этими достижениями я обязан тебе» (Строки из письма композитора жене).

Бату Гатауллович гордился своими сыновьями, дал им хорошее образование. Несмотря на загруженность, всегда участвовал в их воспитании и вырастил достойных, умных сыновей.

Бату Мулюков был масштабно мыслящим композитором, в его музыке проявилась склонность к нравственно-эстетическим и философским концепциям. Он воспевал своё время – эпоху созидания социалистического общества – и мыслил категориями соц-арта. Его центральные, значительные произведения были созданы до социальных потрясений, начавшихся в период перестройки нашего общества. 90-е годы XX века ознаменованы новыми сочинениями: Фантазией на темы Салиха Сайдашева, мемориальной балладой «День памяти» на стихи Х. Гарданова и оперой «Сююмбике», идеологическая подоплёка которой в некотором смысле схожа с современной эпохой конца XX столетия, насыщенной революционными преобразованиями, кровавыми войнами и бесчисленными народными жертвами.

Бату Мулюков обладал кипучей энергией, был обуреваем грандиозными общественными проектами, прогрессивно мыслил и находился в центре общественно-политических и культурных явлений. Его волновали судьбы татарской культуры и пути дальнейшего развития национального музыкального искусства. В меру творческих сил и природного дарования композитор обогащал татарскую музыку новыми идеями, жанрами и формами, предпочитая в большей степени оперное искусство, симфоническое и кантатно-ораториальное творчество, вокальную, инструментальную и духовую музыку.

Бату Мулюкова ещё при жизни называли живым классиком национальной музыки, им он остаётся и по сей день.

Глава I. Бату Мулюков. «Яшүсмер чак, тирә-як мохит» («Годы юности и моя духовная среда»)

Оренбург – город с богатой историей.

В степях Оренбуржья и в отрогах Уральских гор есть залежи медной руды, железа и никеля. Уже в 1937 году возле областного городка Бугуруслана обнаруживают нефть и начинается разработка этого месторождения.

Природа Оренбурга притягивала к себе многих выдающихся людей. Осенью 1833 года там побывал великий поэт А. С. Пушкин с целью изучения истории Пугачёвского бунта. В Оренбурге проходят детские годы Г. Р. Державина и А. И. Куприна. Большую часть своих трудов В. И. Даль создаёт в Оренбурге.

В 1876 г. великий русский писатель Л. Н. Толстой задумывает сочинение, связанное с Оренбуржьем.

В деревне Мустафино Оренбургской области родился Герой Советского Союза, известный поэт Муса Джалиль, там создал он свои первые стихи.

С Оренбургом также связаны имена прославленного русского путешественника Н. М. Пржевальского и известного немецкого натуралиста А. Гумбольдта.

Что касается театрального искусства, так или иначе имена звёзд татарской сцены впервые прозвучали в Оренбурге, и только после открытия театра в Казани они стали один за другим переезжать в Казань.

Музыкальная жизнь Оренбурга связана также со знаменитостями: в 1921 году директором Восточной музыкальной школы какое-то время работал Салих Сайдашев, а Джаудат Файзи и Халима Булатова-Терегулова учились в этой школе¹.

Ночной Оренбург

Улицы ночного Оренбурга были довольно спокойны.

Мы, молодёжь из татар, посещали клуб имени Ленина в центре города. По возвращению расходились кто куда. За многие годы нам не приходилось слышать, чтобы при этом хоть кого-то остановили или напугали. Поэтому, в какой бы поздний час не приходилось возвращаться с вечеринки, где я играл на гармони, всегда шёл домой.

Однажды меня пригласили в Фарштад, один из слободских районов Оренбурга, играть на свадьбе у кожевенника Султана. Гости, веселившиеся до полуночи, стали понемногу расходиться. Поскольку я был с гармонью, мне предложили переночевать. Не имея привычки ночевать у чужих, я решил идти домой. Угощали на славу, стол был богатый. Иду себе в хорошем настроении. Вдруг так крепко ударили меня по лбу, что в одну секунду в моём мозгу пронеслась туча мыслей: «Вот что значит не послушаться умных людей…, гармонь отберут, надо прекратить ходить по ночам». Сколько просидел я на корточках, не знаю, вздрогнув от утренней свежести, открыл глаза. Хочу понять, что такое огромное стоит передо мной. Понемногу сознание стало проясняться – вижу перед собой высокий сдвоенный столб. Никто меня не ударил, я сам хлопнулся лбом об столб. В предрассветных сумерках разглядел – моя гармонь лежит тут же под ногами.

Когда я рос, мы не пользовались городским транспортом. Во-первых, не хватало денег на проезд, во-вторых, автобусы ходили нерегулярно. Народ привык ходить пешком. Бывало пойдёшь на базар или на Урал искупаться, пока дойдёшь обратно, от солнцепёка мозги закипали.

То, что климат Оренбурга был суров, это верно: летом 35–40 градусов жары, зимой 35–40 градусов холода. Строения (дома) невысокие, передохнуть летом, укрывшись в тени, негде. Питьевой воды в городе не хватало. Водоканал то работает плохо, то вовсе не работает. Остановишься передохнуть и напиться воды, погремишь ручкой колонки, а воды и капли не выжмешь, воду подают только ночью, весь народ ночи напролёт воду запасает. В Оренбурге засуха, вдоль улиц горячий ветер веет. Если ветер усилится, песчаную бурю несёт, она поднимается до высоты десяти-двенадцатиэтажного дома.

С одной стороны город омывает Урал-река, с другой – река Сакмар. Урал и Сакмар – быстрые реки. На середину реки заплывать нельзя из-за страха утонуть – течение так и норовит унести. Как-то я уже тонул в Урале, ладно мой родной брат Рустем сумел меня спасти.

Дом наш стоит на краю города. Когда попадаешь в центр, там много исторических мест. Это засвидетельствовано в повести Пушкина «Капитанская дочка»… Рядом с памятником Ленина – пушкинская беседка. Дом, где жил Тарас Шевченко. Крепость пугачёвских времён и многое другое.

На выходе к берегам реки Урал начинается Азия. У нас была такая шутка: вместо того чтобы сказать «Ходили на Урал купаться», говорили: «Мы в Азию сходили».

Родители происхождением были из деревни Каргалы, что находится в 18 километрах к северу от Оренбурга. К моему отроческому возрасту Каргалы была известна своими каменными строениями. Мечети, дома, подвалы – из камня. Эти здания построены ещё до революции – низ из камня, а верх из твёрдого дерева. Превратив их в жилые помещения, народ влачил нищенское существование. С началом Великой Отечественной войны стало ещё тяжелее. Колхозы слабые, народ работал без особой охоты. Большая часть народа разбежалась из деревни, у оставшихся на душе – горе и тоска. Лампочки Ильича появились только после войны.

В летние каникулы деваться некуда. Поскольку в семье нет ни одного человека, работающего на государственном предприятии, путёвку в пионерлагерь получить неоткуда. Вот и приходилось каждое лето ездить в эту самую Каргалу. Хоть я ещё был довольно мал, всё же мне было стыдно в столь тяжёлые времена сидеть «гостем» на чужой шее. Однако что делать?

На душе становилось так скверно, что, одолев пешком расстояние в 18 километров, я возвращался домой. И снова эти улицы в песчаных бурях, опалённая солнцем, засохшая трава лебеды. И возвращался я после каникул в школу больше чем когда-либо уставшим и похудевшим.

Маленький гармонист (То, что сохранилось в памяти)

Лето 1943 года. Сижу на завалинке у родственников в Каргале, играю на гармони. Гонят домой стадо, погрузившись на телеги, возвращаются колхозники. В один из таких вечеров потихоньку возле меня собрался народ. Председатель колхоза дядя Вагиз Мулюков (однофамилец) постоял, немного послушав, и предложил, мол, с завтрашнего дня выходи играть на гармони в бригаду, будем трудодни писать. Меня зачислили на работу конюхом, я должен был поднимать настроение работающих, играя на гармони. Таким образом, я стал колхозным гармонистом. Время военное, в бригаде только женщины и дети. В обеденный перерыв играю. Тут тебе и поют, и плачут. Вечером молодёжь не возвращается в село. С гармонью им весело. Затевают вечерние игры.

Осенью, когда отоваривались трудодни, мама сходила в деревню и принесла начисленные мне продукты. Так закончилось моё детство.

В тот год среди пяти колхозов, имевшихся в Каргалы, колхоз «Чулпан», где я работал, оказался в числе передовых. Даже в самые жестокие военные годы гармонь была любимым инструментом в народе, песни и пляски под гармонь поднимали настроение людей.

В Оренбурге, в отдельных домах, постоянно проводились вечеринки, даже свадьбы игрались. На многие из них в качестве гармониста приглашают меня: игра на гармони становится моим ремеслом. Чем больше я играл, тем больше совершенствовалась моя техника игры. Плясунов много, а играющий я один.

И всё же я не чувствовал усталости. Много играя, я со временем стал исполнять не только то, что просили или заказывали, да и сам заводился, играл с большой охотой. Стоило начать играть, как меня охватывали воодушевление и задор.

Когда застолье только начиналось, меня слушали с восхищением, не сводя с меня глаз. Полагаю, это была сольная часть моего выступления. Затем поодиночке присоединялись ко мне, начинали петь все вместе, это уже был большой одноголосный хор. Стоило мне выйти на свежий воздух, чтобы немного отдышаться, меня тут же звали обратно.

Когда на таких застольях мне в руки попадалась хорошая гармонь, я так вдохновлялся, что не выпускал её из рук.

Сегодняшним умом я могу объяснить те обстоятельства. Вдохновляющие моменты были связаны с желанием исполнителя найти, услышать, усвоить новые тембры, а страстность, увлечённость указывали на вдохновение гармониста-исполнителя. Количество приглашений со временем возросло до такой степени, что мне эти выступления стали надоедать, и ходить на них желание пропало, так как тембральное однообразие в исполнительской манере стали притуплять мой слух.

Желающие пригласить обращаются к моей матушке, мама начинает увещевать: «Иди, мой хороший, и в гостях побываешь, и деньги будут не лишними». Не послушаться матери невозможно, иду, играю.

Весь фольклор Оренбуржья, хранящийся в памяти народной, мною освоен, сыгран, ни одной незнакомой мне мелодии не осталось. Некоторые из мелодий мне не нравятся, во время игры они наводят тоску. Я думал, что от многократного повторения музыка теряла новизну.

Каких только гармонистов нет среди народа?! Меня же их игра вовсе не удовлетворяла. Когда их слушаешь, тоска берёт. Если я появлялся там, где играли на гармони, музыка умолкала; гармонисты, стесняясь играть при мне, друг другу шёпотом говорили, вон, мол, Бату пришёл. В те годы я уже был молодым музыкантом, освоившим гармонь до такой степени, что на этом деле собаку съел.

Тогда я взял в руки скрипку. Начал самостоятельно играть и однажды превратился в скрипача Бату. Возможно, я бы и не сумел освоить скрипку, да мандолина помогла. Я неплохо играл на мандолине. Сходство аппликатур мандолины и скрипки облегчало моё обучение.

Когда исход Великой Отечественной войны определился в нашу пользу, жизнь в городе несколько облегчилась.

В 1944–1945 годах в Клубе железнодорожников организовался самодеятельный театральный коллектив. Руководителем стал Махмут Нафеевич Саттаров (Тупикский). К слову, режиссёр был коммунистом и настоящим воспитателем. Творческую деятельность он начинал с оставшимися в Оренбурге от труппы первого театра известными артистами Р. Кушловской, Ф. Камаловой, Ф. Ильской, Х. Абжалиловым. Перечисленные выше актёры уехали из Оренбурга в Казань и стали там прославленными звёздами татарской сцены. А Махмут Саттаров остался, сохранив верность родному краю.