Kitobni o'qish: «Ракетопад»

Кто в наше время смотрит новости? Разве что мазохист какой-нибудь или пенсионер, которому не спится и поэтому времени хоть отбавляй.

Все дела переделаны, но времени всё равно остается порядочно. Вот и смотрит он все подряд, что по ящику идёт. Сериалы всякие разные. Шоу из тех, что возносят давление до невиданных уровней, поддерживая на плаву благосостояние и без того процветающих фармакологических синдикатов.

Анна Сергеевна, или как её называют соседи, баба Аня не была исключением. Вот и сегодня вечером, как обычно, она села напротив телевизора, привычно-рассеянно отсмотрела яркую заставку. И с первого же сообщения она застыла как каменная в тревожным напряжении.

Пронзительный голос репортёра ввинчивался в голову, словно острый шуруп в податливые деревянные полотно.

– Центр страны подвергся сегодня самому массированному ракетному удару за все время существования государства – натужно скороговоркой вещал он.

На экране телевизора кадры неба с длинными следами летящих ракет перемежались с крупными планами лиц людей, тревожно смотрящих вверх и торопящихся укрыться в убежище.

Тенорок невидимого репортёра продолжал надрываться:

– Вы видите, как люди, застигнутые сигналом тревоги на улице, стараются скорее найти спасение в любом близлежащим доме.

Баба Аня беспокойно зашевелилась в старом кресле. Взгляд её метнулся от экрана к центру стола. Туда, где тесно и аккуратно были расставлены пузырьки со снадобьями и блестели в полутьме блистеры с пилюлями.

На глаза попалась старинная потемневшая икона в чёрном лакированным окладе, висевшая в простенке меж двух окон. Губы старушки зашевелились, шепча молитву. Рука сама собою вскинулась к голове – креститься.

– Пресвятая дева Мария… Заступница… – Дуновением соскальзывали слова с бледных старушечьи губ. – Оборони! Сбереги…

С экрана в полутьму комнаты вновь ворвался тревожный голос, старающийся перекричать вой сирен.

– И вот только что поступила информация о самом массированном ракетном залпе за сутки!

Рука Анны Сергеевны застыла у лица. Резко побледневшее лицо старушки обратилась к светящемуся экрану.

Сквозь пелену набежавших на глаза слез она увидела там как женщина всем телом старается укрыть сидящего на тротуаре ребёнка. В уши ввинчивался натужный голос:

– Не менее двух десятков ракет, выпущенных боевиками с юга, устремляются к центру страны. Сигналы "Цева Адом" раздаются в Тель-Авиве, Холоне, Бат-яме, Ришон…

– Лизонька! Доченька! – Резко вскрикнула баба Аня, устремляя руки к телевизору – Боже ты мой… Павлик!

Она тут же посмотрел на старенькие ходики.

– Они же сейчас… Как раз спать ложатся… – Без связно прерывисто душа, шептала старушка. – Боже спаси их! Пощади, пощади, будь милосерден!

Что-то внутри неё, будто проснулось от тревоги. Что-то невесомое, но могущественное и беспощадное. Бесшумно и стремительно вскарабкалось оно из-под ребер, мимо сердца и стала душить бабу Аню, вцепившись ей в горло невидимыми страшными лапами.

Старушка протянула руку за лекарством на столе, поворошила в груде коробок и блистеров, на ощупь отыскивая спасительный пузырёк.

– Будь они прокляты! – Выкрикнула она, проглотив снадобье.

Сжала сухонькие ладони в кулачки. Застучало ими по столешницы и в отчаяние от беспомощности и страха закричала:

– Сгори они дотла, эти поганые ракеты! Сгорите дотла!

То, что держало её цепкими руками за горло, вдруг ослабило хватку, выпустило из злобных объятий горло. Ну тут же развернулось и всем существом бросилась на сердце. Вцепилось в него когтями, стала рвать, кусочек за кусочком.

Анна Сергеевна осела на стул словно куль. Лицо и руки сделались пепельного цвета, как неживые и старушка с грохотом повалилась на пол.

Всполохи мигалки машины реанимации ритмично выхватывали из тьмы двора стену старого дома. Из некоторых окон торчали головы и любопытствующих жильцов.

Двери подъезда распахнулись, из неё вышли двое дюжих мужиков в униформе, несущих женщину на носилках. Рядом семенила молоденькая врачиха, держа навесу флакон капельницы.

Вся группа проследовала прямиком к автомобилю с мигалкой, а из подъезда вышли две женщины, одетые наспех.

Одна из них пошла к машине за носилками. Дождавшись пока санитары загрузили свою ножку в салон, она обратилась к молодой докторше:

– А можно мне поехать с бабой Аней?

Врачиха глянула раздраженно и сказала:

– Можно только родственникам. Вы кто? Родственница?

Женщина сокрушенно замотала головой:

– Нет. – Ответила она. – Нет у него родственников здесь. Дочь только и внук. Но они очень далеко живут. В другой стране.

Докторша тоже замотала головы и сказала:

– Тогда нет. Только родным можно.

Повернув голову вглубь салона, она бросила:

– Степаныч, давай быстрее.

И резко потянула дверь.

Женщина вернулась на крыльцо у подъезда, где её ждала соседка. Она вздохнула и сказала:

– Как же хорошо, Валя, что ты услышала, как она закричала. Успели, вон, скорую вызвать.

Валя молча искала что-то в карманах наспех накинутого на плечи полупальто и смотрела вслед "скорой", выбирающейся сквозь дворовые заносы на широкую дорогу.

Наконец-то она достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Закурила, выдохнула клуб дыма и только тогда ответила:

– Шутишь? Попробуй тут не услышать. Стены то из дранки…

Летят в чёрном небе восточной ночи ракеты. Выше облаков, со злобным шипением несутся их чёрные худосочные тела, покрытые инеем. Леденящая серая корка не даёт проникнуть внутрь ни жалости, ни совести.