Kitobni o'qish: «Мама. Папа. Я»

Shrift:

Malcolm Duffy

Me Mam. Me Dad. Me.

* * *

Моей маме

Один

В тот день часы пошли назад. Именно тогда я решил его убить.

Я играл в футбол с Барри Моссманом, Беном Симпсоном и Карлом Хеджли. Это мои школьные друзья. Гэвин Лэтам тоже должен был прийти, но мама повела его стричься. Мы гоняли мяч в парке у кладбища. Тупо били угловые и одиннадцатиметровые. Нормально-то вчетвером не поиграешь.

Потом стемнело, и мяч стало еле видно. Я сказал Барри, что лучше бы он сегодня взял белый. И мы разошлись по домам. Обычно я езжу на велике, но в тот день у меня была спущена шина. Всю дорогу до дома я стучал мячом об землю. Набил триста восемьдесят семь раз. Шел и считал. Несколько раз чуть не сдался, но так идти было веселее, все какое-то занятие.

Я обошел дом, вошел в ворота и оказался у задней двери. Мама всегда оставляет ее открытой, когда я гуляю. Не успел открыть, как что-то услышал. Плач. Громкий плач, такой иногда по телику можно услышать. Сначала я подумал, что, может, это и есть телик. Положил мяч возле мусорного ведра с педалью, прошел в гостиную и заглянул внутрь. Телик был выключен. Черный экран. И никого.

Я прислушался. Плач доносился со второго этажа. Голос чем-то напоминал мамин, но звучал странно, то затихал, то через секунду начинал нарастать, будто кто-то крутил туда-сюда ручку громкости. Я медленно пошел наверх. На цыпочках подкрался к двери комнаты и прислушался. Вот откуда шел звук. Точно мама. От ее плача в животе выросла воздушная яма, как когда катаешься на американских горках. Кажется, я понял, что произошло. Но надеялся, что ошибаюсь. Нужно было все выяснить. Я набрал в легкие воздуха и повернул ручку.

Заперто.

С чего ей понадобилось запирать дверь спальни?

Я постучал.

– Мам.

Она не услышала, так громко плакала.

– Мам, это Дэнни! Что случилось? – проорал я.

Плач тут же стих.

– Иди вниз, Дэнни! – крикнула она. Ее голос напугал меня даже сильнее, чем слезы.

– Мам, ты норм?

Идиотский вопрос.

– Да.

Идиотский ответ.

Знамо дело, она обманывала. Когда все в порядке, не будешь так реветь. Только если по телику показали что-то реально грустное. Или кто-то умер. Человек или, там, домашнее животное.

– Ты поранилась?

– Дэнни, прошу, уходи.

Может, я и хотел уйти.

Но нет.

– Что случилось?

– Ничего.

Я знал: что-то произошло. Даже тряпка какая-нибудь так не плачет, а мама моя вообще не из таких. Я видел, как она однажды заорала на мужика в супермаркете. В отделе чипсов. У него татуха была на всю лысую башку. Он с силой толкнул мамину тележку и даже не извинился, только взглядом ее смерил. Она закричала на него, скрестив руки на груди. Не спасовала. Я капец как ей гордился.

– Чаю хочешь, мам?

Не помню, чтобы она хоть раз в жизни отказалась от чашки чая.

– Нет.

Подозрительно.

– Где Каллум?

Я услышал смешок. Так смеются те, кому совсем не смешно.

– А ты как думаешь? – сказала мама.

Я знал ответ.

– Позвонить тете Тине?

– Нет.

– Дяде Грегу?

– Нет.

– Может, дяде Мартину?

– Нет! – еще громче крикнула мама. – Я хочу, чтобы ты ушел.

И снова заплакала.

Я только хотел узнать, что стряслось, и все. Но она моя мама, так что я послушался. Спустился на первый этаж и включил телик. Надеялся посмотреть футбол, но так и не нашел его ни на одном канале. Чисто невезучий день, футбольные матчи ведь постоянно где-то показывают. Наткнулся на программу про львов. Обожаю львов. Они дрались на экране. Я сделал погромче. Рев заглушал мамин плач.

Пора было пить чай. Но никакого чая не было в помине. Впервые у нас такое. За всю жизнь. Мама мне всегда чай делает, даже когда простыла или перебрала красного вина. Но в тот день я даже был рад, что чай не готов. Не испытывал ни капли голода. Нельзя есть, когда внутри все сжалось как кулак. Когда понятия не имеешь, что с твоей мамой.

Мне стало скучно смотреть, как львы бьют друг друга лапами, и я позвонил Эми. Даже от звука ее голоса мне обычно делается легче. Но ее телефон был вне зоны доступа. Я оставил сообщение, мол, надеюсь, ты в порядке.

Выглянул в окно. На улице совсем стемнело. Вот что бывает, когда переводишь часы. По-моему, тупая затея. Зачем пить чай в темноте, если еще вчера в это время было светло? Вообще смысла ноль. Еще посмотрел телик. На этот раз выключил звук, чтобы слышать маму. Там шел матч по регби. Не люблю регби. А без звука так вообще беспонтовая чушь.

Стоило мне подумать, что уже ничего не произойдет, как на лестнице послышались тихие шаги, как будто к нам залез грабитель. Это мама спускалась, чтобы приготовить мне чай.

– Мам?

– Сынок, сиди, где сидишь, – сказала она. – Прошу тебя.

Я услышал, как шаркают по полу ее шлепки, будто она тащит что-то тяжелое. Потом она высморкалась.

Мама попросила меня оставаться на месте, но я не мог. Надо было узнать, что с ней. Я тихо-претихо открыл дверь и пошел по коридору, как в замедленной съемке. Дверь в кухню оказалась закрыта. Я испугался. Так бывает в фильмах ужасов, когда не знаешь, что ждет тебя в комнате. Я повернул ручку, легонько толкнул дверь и заглянул внутрь.

Мама просто стояла спиной ко мне и смотрела в темное окно. Но поворачиваться ей было необязательно. Я увидел отражение ее лица в оконном стекле, все в огромных синяках, под одним глазом виднелся фингал, черный, как небо за окном.

Мама потянулась за бумажным полотенцем и сплюнула в него. Белая бумага окрасилась красным.

Она наклонилась над раковиной, держась руками за живот, будто ее прихватило, и снова начала плакать.

Тогда я понял, что должен его убить.

Два

Кто как, а я свою маму люблю.

И очень кстати. Мы много лет жили вдвоем в одной квартире. Никаких родственников. Никаких бойфрендов. Без других детей или квартирантов. Только мы вдвоем.

Думаю, ради меня она сделала бы все что угодно. Всегда покупает к чаю какую-нибудь вкусняшку, которую можно разогреть в микроволновке. Всегда разрешает брать свой ноут. Всегда следит, чтобы моя футбольная форма была чистой. За носками опять же следит. Всегда покупает мне на день рождения то, что я больше всего хочу, даже когда не при бабле. И каждый вечер обнимает меня перед сном, даже если я ну вообще не заслужил. Мало кто из мам так поступает.

Наверное, я иногда дико ее бешу, но она просто скрещивает руки на груди и начинает тяжело дышать. Вообще почти не выходит из себя. На меня и в школе неплохо орут, так что я рад жить в пространстве, полностью свободном от ора.

Зуб даю, маме втайне хотелось бы иметь не сына, а дочь. Но если и так, она никогда этого не показывает. Тупо слушает мои рассказы про футбол с таким выражением лица, типа «господи, лучше б ты о чем другом рассказал». Я с таким же лицом терплю ее монологи про шмотки.

Но мама не только добрая, она еще и капец красивая. Невысокая, но очень прикольная. Думаю, она даже моделью могла бы стать, если б не любовь к шоколадным печенькам. Не представляю, правда, чтобы она от них когда-нибудь отказалась. Это ее главный наркотик.

– Дэнни, сейчас же забери их у меня, – говорит она.

Раз не хочет, так зачем тогда вообще берет, а?

Короче, вместо того чтобы работать моделью, она сидит в колл-центре. У мамы дико приятный голос. Думаю, благодаря этому ее и взяли на такую работу.

Когда я был маленький, мы с ней жили у бабушки с дедушкой, в районе Данстон. Мне там нравилось. В доме вечно было полно народу, соседи, друзья, родственники заглядывали по поводу и без, и всегда было шумно. Бабуля такой человек, постоянно что-то говорит, и темы у нее не заканчиваются. Если бы болтовню сделали олимпийским видом спорта, она бы точно золото взяла.

Но когда мне было около девяти лет, нам пришлось съехать.

– Будем искать другой дом, Дэнни. Нам тут уже тесновато.

У бабушки мы с мамой жили в одной комнате. Она сказала, что теперь я вырос и пришло время переезжать в отдельное жилье. И вот она обратилась в муниципалитет, и ей дали квартиру в районе Лоу-Фелл.

У муниципалитета миллион квартир и домов. Не представляю, почему они выбрали для нас именно ту квартиру. Ничего общего с домом бабушки. Никакого сада. Никакого второго этажа. Просто четыре комнаты. Пять, если считать туалет. Зимой было так холодно, что дома нам приходилось одеваться, как на улицу, чтобы не замерзнуть. И по стенам текло не пойми с чего. Но кое-что мне там все же нравилось: у меня была своя комната и жили мы прямо около школы, так что по утрам я мог до упора валяться в постели.

К нам особо никто не приходил. Может быть, стульев было маловато. А может, мама стеснялась холода и влаги на стенах. Я скучал по людям, которые приходили к бабушке. И саму бабушку я теперь очень редко видел. Жалко. Бабулю я люблю почти так же, как маму. Она обожает обниматься. И дедулю я тоже люблю, хоть он ни с кем и не обнимается – у него деменция.

Но мы все равно виделись. Когда у кого-то был день рождения или что еще, мы все собирались дома у маминой сестры. Тетя Тина совсем не такая, как мама. У нее машина, понтовый дом и голос выпендрежный. Тетя Тина живет далеко, на другом берегу реки Тайн, и дом у нее такой огромный, что без уборщицы не обойтись. У дяди Грега, наверное, самая крутая работа на свете. Ну или он какой-то преступник. У них двое детей, Табита и Маркус. Тоже выпендрежники те еще.

Есть еще родственники, с которыми мы редко видимся, например, мамины двоюродные, они живут в Манчестере, и ее брат, дядя Мартин. Он потерял работу и уехал с женой, тетей Шилой, в Дарлингтон. Детей у них нет. Может, поэтому они всегда так рады меня видеть. Люди, у которых нет собаки, тоже всегда радуются, когда видят пса.

Короче, наша с мамой жизнь была, конечно, не такой, как в кино показывают, но все равно прикольной. У меня были друзья. Футбол. Родственники. У меня была мама. Она любила меня. Я любил ее. Я был бы счастлив, если бы так продолжалось до бесконечности.

Но потом весь мир разом перевернулся вверх тормашками.

Три

Не могу вспомнить, когда конкретно он появился в нашей жизни, он просто взял и возник. Кажется, около года назад.

Мама нашла его по интернету. Вот его не было, а вот он уже тут как тут. Тогда, в самом начале, я еще не хотел его убивать. Сначала все было хорошо. Он казался обычным чуваком, ничего особенного.

Он был крупный. Огромные руки, отвисший подбородок, живот, выпирающий из-под ремня, как одеяло, что свисает с края кровати. Акцент выдавал, что он не из наших мест, может быть, откуда-то с юга, типа Лондона. У него были темные кудрявые волосы, маленькие голубые глазки и большой рот под стать большому подбородку. А еще он все время улыбался. Помню с самой первой встречи эту его слащавую улыбку во все зубы, будто он без перерыва пилил селфи. Звали его Каллум Джеффрис.

Не знаю, что он делал в нашем городе. Я не спрашивал. Он говорил, что занимается компьютерами. Думаю, он был большой начальник. Очень быстро печатал, хоть пальцы у него и были жирные. Мама плохо разбирается в компьютерах. Я лучше, но Каллум явно меня в этом деле превзошел. Вроде так и должно быть. Это же его работа.

К нам он не переехал. В квартирке едва хватало места для нас с мамой. Так что сначала они все время куда-то ходили вдвоем: в паб, в кино, ездили к морю, куда-то там еще.

Мама прямо с ума по нему сходила. Они вечно держались за руки, наглаживали друг другу руки и ноги, пялились друг на друга, как будто обнаружили новое чудо света. Когда он был далеко, мама звонила ему и разговаривала своим телефонным голосом, как в рекламе, когда пытаются втюхать зрителям то, что им на самом деле вообще не нужно. А вечерами они лежали на нашем маленьком диване, запутавшись руками и ногами, как рестлеры, и их тела напоминали осьминогов или мотки веревки.

Я был счастлив, что мама счастлива.

Когда Каллум только появился в нашей жизни, он был дико дружелюбным. Гладил меня по голове, как маленького, и давал карманные деньги со словами: «Это тебе, Генерал». Мама вечно пыталась его остановить, но он все равно делал по-своему.

Они с мамой виделись всего несколько раз, когда он спросил, не хочу ли я покататься с ним на машине. У него был здоровенный «Рендж-Ровер».

– Ага, – сказал я.

Мы пересекли реку и поднялись к Валу Адриана. Каллум сказал, что всегда хотел проехаться по настоящей римской дороге. Римляне точно сделали бы на ней пару-тройку лежачих полицейских, если б знали, что он сюда наведается.

– Готовься ко взлету, Генерал.

Он втопил в пол педаль газа, и мы сорвались с места. Никогда не видел, чтобы кто-то так быстро ездил. Римляне не заботились о таких скучных вещах, как круговая развязка или, там, повороты. Их дороги были тупо прямыми, как линии разметки на футбольном поле. Я тайком взглянул на спидометр. Сто семьдесят километров в час.

– Ю-ху-у! – прокричал он, когда мы обогнали ехавший по дороге минивэн, как будто тот был просто припаркован у обочины.

Каллума прям распирало от счастья.

Мы попали колесом в ямку, и, клянусь, мой желудок подскочил аж к мозгам. Это была самая безумная поездка на машине в моей жизни.

– Не страшно, Генерал?

– Не-а.

Да.

– Ждешь не дождешься, когда сам сможешь так гонять, да?

Да уж спокойно обойдусь.

Не понимаю, чего ему было так гнать. Он ведь даже никуда не спешил. Но несся тем не менее как ужаленный.

– Ну как, мальчики, хорошо покатались? – спросила мама, когда мы вернулись.

– Ага, прикольно.

– Кажется, Генерал хочет стать летчиком-испытателем.

И все мы рассмеялись. Правда, я неискренне. Я не мог до конца понять, как мне относиться к маминому новому бойфренду. Он явно хотел, чтобы мы стали добрыми приятелями. Давал мне карманные деньги, трепал по волосам, брал с собой кататься, Генералом называл. Как будто очень хотел мне понравиться.

Однажды в выходные Каллум пригласил нас в свой дом в Уикхеме. Я аж обалдел. Там был гараж на две машины, сад со всех сторон и ни единого соседа ни сверху, ни сбоку. Я решил, что у него, должно быть, самые быстрые в мире пальцы, раз он смог позволить себе такие хоромы.

Я видел, что маме тоже очень нравится. Она с такой улыбкой открывала все сверкающие ящички и шкафчики, будто смотрела в интернете видео с котятами.

– Здорово, да, Дэнни? – сказала она.

– Ага, топчик.

Я поверить не мог, что она нашла себе парня, у которого все это есть. Может, благодаря своему голосу?

Мы зашли к нему на кухню. Она оказалась больше нашей гостиной.

– А это для чего? – спросил я, указывая на забавный краник.

– Это для воды. Тут вода без газа, с газом и горячая. Гениально же?

– Один из них тебе точно не помешал бы, – сказал я маме. – Ты столько чая пьешь.

– Наглый ты болтун. – И она обняла меня, намекая, что говорит не всерьез.

Но самое лучшее в доме находилось в гостиной. Телик Каллума. Огромный, едва ли не во всю стену. Клянусь, даже в центральном торговом центре я не видал теликов такого размера. Кажется, Каллум заметил, как у меня глаза из орбит полезли. Тогда он включил его и протянул мне пульт. Все каналы, которые мы с мамой не могли себе позволить, здесь были в свободном доступе.

– Футбол на таком ты бы точно не отказался посмотреть, да? – сказала мама.

Сто проц.

Мы осмотрели оставшиеся комнаты. Обычно я не знаю, что сказать о домах, комнаты и комнаты, но, признаюсь, хата у Каллума была даже лучше, чем у тети Тины. Никогда не видел маму в столь радостном возбуждении. С таким восторгом она только на новые туфли смотрит.

В доме было идеально чисто, как будто там никто не жил. Наверняка здесь на тебя наорут, если осмелишься зайти внутрь в грязных ботах. Каллум явно был помешан на уборке.

Я узнал о нем и кое-что еще. Он любил шуточки шутить.

Мама была внизу, ела свои шоколадные печеньки.

– Ты бы поосторожнее, детка, – сказал он.

– В смысле?

– Я про твою задницу. И у слонов-то не всегда такой зад увидишь.

И мы с Каллумом рассмеялись.

Четыре

Случилось нечто сумасшедшее.

Не в смысле «ха-ха, прикольно», а скорее из области фантастики.

Не успела мама найти себе бойфренда, как я нашел себе девушку. И не то чтобы я ее искал. Она сама взяла и нашлась.

Однажды, когда я катил велик через школьные ворота, ко мне подошла Эми Рейнолдс.

– Привет, Дэнни, – сказала она.

Я понятия не имел, с чего это Эми со мной заговорила. Она такая крутая и шустрая, третья девчонка по красоте в классе. У нее короткие светлые волосы, голубые глаза и улыбка, по которой сразу видно, что Эми пользуется электрической зубной щеткой. Эта девчонка так мне нравилась, что я ни разу с ней нормально не разговаривал.

– Что делаешь? – спросила она.

– Качу велик. Иначе упадет.

Эми рассмеялась, шагая рядом со мной.

Я не знал, что дальше делать. Мог бы сесть на велик, но тогда пришлось бы ехать супермедленно, и я бы, скорее всего, навернулся. Решил и дальше его катить. Одно ее присутствие рядом дико меня волновало, и сердце колотилось так сильно, что я слышал его стук в ушах.

– Хочешь сходить в субботу в кино? – сказала она.

Я чуть велик не уронил.

– Я?

– Нет, я разговариваю с воображаемым другом. – Она опять засмеялась. – Да, конечно, ты, Дэнни.

Я чувствовал, как кровь прилила к лицу.

– Ага, было бы прикольно, – сказал я без особых эмоций, будто ничего такого уж важного не происходит, хотя происходило просто самое важное в жизни. Меня пригласила в кино Эми Рейнолдс. Та самая Эми Рейнолдс. Очуметь.

– Встретимся у кинотеатра в Метро Центре в час дня.

Я надеялся, она выберет сеанс попозже. По телику должны были транслировать матч с участием команды «Ньюкасл Юнайтед», начало в полпервого.

– Ага, отлично, – соврал я.

– Тогда увидимся, Дэнни, – сказала Эми и как ни в чем не бывало пошла вперед.

Я аж остолбенел, застыл, как эскимо на палочке. Я вообще понятия не имел, что нравлюсь Эми. Ну то есть видел, как она мне иногда улыбается, но ни на секунду не заподозрил, что это что-то значит, что это не просто улыбка. Получается, Эми думала обо мне и ее мысли совпадали с моими, когда я смотрел на нее. Ну, может, конечно, были не такими порочными.

Тут меня ткнул в бок Барри.

– Что с тобой, чувак? Привидение увидел?

– Просто замечтался, – сказал я в ответ, глядя на удаляющуюся фигуру Эми.

Барри проследил направление моего взгляда.

– Мечтать не вредно, Дэнни. Тут у тебя ноль шансов.

Я попытался скрыть улыбку. Но не смог.

Время тянулось супермедленно. Но в конце концов суббота настала и я поехал на автобусе в Метро Центр. Маме я не сказал, куда иду. На самом деле я вообще никому не сказал, вдруг свидание обернется катастрофой. А еще меня немного тревожило, что Эми сама подошла и пригласила меня в кино. Разве это не парень должен делать? Если Барри или кто-то еще спросит, скажу, что сто лет это все планировал.

Я шел сквозь толпу народа и наконец заметил Эми, которая высматривала меня среди людей. Она выглядела совсем не так, как в школе. Высокие каблуки, макияж, кожаная куртка и джинсы настолько в облипку, что даже Тони Хескилл, самый озабоченный пацан в классе, не смог бы засунуть в них руки. Кажется, она и с волосами что-то такое сделала, но я все же решил не упоминать об этом на случай, если мне показалось.

Я обычно не особо наряжаюсь, когда иду в кино. Какой смысл? Все равно в зале темно. Но сегодня другое дело. Я начистил ботинки, отыскал лучшую пару джинсов и рубашку, которую мама заставляет меня надевать на вечеринки.

– Привет, Дэнни. Классно выглядишь.

– А ты выглядишь великолепно. – Не знаю, откуда взялось это слово, но Эми, по-моему, такое определение понравилось, и она улыбнулась.

Я хотел ее поцеловать, но вокруг было слишком людно. И вообще, мне пришлось бы тогда на цыпочки вставать. Эми гораздо выше меня, как почти все в классе. А теперь, когда она надела каблуки, я будто бы шел рядом с великаншей. Обалденной великаншей. Я быстро ее обнял, как обнимают товарища по команде сразу после того, как тот забил гол.

Мы пошли смотреть фильм, но, честно говоря, я мало что запомнил, потому что близость Эми вообще не давала сосредоточиться на сюжете. Мы оба сняли куртки, и наши голые локти на подлокотнике соприкасались. Это не имеет отношения к порно, я в курсе. Ничего такого в фильмах у Барри на телефоне не показывали. Но, клянусь, меня никогда и ничто в жизни так не заводило, как тепло ее локтя рядом с моим.

Фильм закончился, и мы вышли из зала.

– Мне понравилось, – сказала Эми.

Не знаю, что она имела в виду, кино или контакт наших локтей.

– Да, круто.

Потом Эми встала ко мне очень близко. Прямо ближе некуда. Я и не думал, что можно одновременно испытывать счастье, возбуждение и легкую тошноту, но именно так я себя тогда и чувствовал. Ну вот, подумал я. Сейчас она меня поцелует. Прямо посреди Метро Центра.

– Хочешь, выпьем горячего шоколада? – спросила она.

Ну естественно.

– Ага, – ответил я, изо всех сил изображая энтузиазм. – Горячий шоколад. Отличная идея.

Мы вместе пробились сквозь толпу посетителей торгового центра и нашли кафе. Я был так счастлив рядом с Эми, что забыл проверить, как сыграли «горожане»¹. Эми заняла столик, а я пошел за горячим шоколадом для нас обоих. Сделав глоток, Эми пристально посмотрела на меня, будто пыталась загипнотизировать. У нее были самые красивые глаза во всей параллели восьмых классов. Я теперь чуть ли не жалел об этом, потому что у меня вдруг случился самый мощный в жизни стояк.

– Принеси, пожалуйста, ложку, – попросила Эми.

Вот же блин.

И чего я длинную куртку не надел?

– Ложку?

– Ага. Помешать шоколад.

Мозг ушел на каникулы. Я никак не мог сообразить, как мне выйти из своего затруднительного положения. Прежде чем Эми решила, что я реальный псих, мне в голову пришла кое-какая мысль.

– Там, случайно, не Хлоя? – сказал я.

Эми повернулась проверить, а я тем временем опрокинул свой напиток на стол.

– Вот черт, – произнес я, глядя на шоколадную лужу, которая начала капать с края стола мне на колени.

Эми подскочила и вернулась с салфетками для меня и ложкой для себя. Я посмотрел на свои брюки. Казалось, что я обделался, только спереди.

– Что случилось? – спросила Эми.

Я дико возбудился, сидя напротив тебя. И чтобы не позориться и не чапать, согнувшись в три погибели, через все кафе тебе за ложкой, я вылил горячий шоколад прямо себе на штаны.

– Ничего.

Я как мог вытер джинсы.

Эми помешала шоколад. Потом она протянула руку через весь стол и дотронулась до моей руки.

– Ты мне очень нравишься, Дэнни. Ты милый.

Мне казалось, милыми называют только щенков, но я не собирался ни с того ни с сего превращаться в учителя английского: «Рейнолдс, разве вы не могли выбрать более подходящий лексический вариант?» Милый так милый, мне норм.

– Спасибо. Ты, по-моему, тоже милая, – сказал я, и голос мой сорвался и стал высоким, как у мамы.

Я не знал, что делать дальше, так что просто широко улыбнулся. Наверное, это я правильно придумал, потому что Эми взяла в свои ладони и вторую мою руку.

– Расскажи мне что-нибудь о себе. То, чего я не знаю, – сказала Эми.

У нее были такие горячие руки, что я терял способность ясно мыслить.

– Я могу начеканить мяч двадцать шесть раз.

– Ну нет, что-нибудь более личное.

Не знаю, что именно она имела в виду, но рискнул.

– Мы с мамой живем вдвоем. Но недавно у мамы появился бойфренд.

– Здорово.

– Ага, прикольный вроде чел. Зовет меня Генералом.

– Но ты же не собираешься на войну, да?

– Ростом не вышел. Пули и те больше меня.

– Ты такой смешной, Дэнни.

Я обрадовался, что она так считает. Самому мне казалось, что я несу какую-то чушь.