Kitobni o'qish: «Бойся желаний»
Когда спускался вечер, Роман Непомнящий всегда совершал пробежку: три километра в одну сторону, три обратно. Бежал он по тропинке вдоль берега Байкала. Иногда тропа уводила в лес, где справа и слева его сопровождали вековые сосны… и не только.
Однажды Роман заметил, как из кустов за ним наблюдает рысь. Крупная кошка разглядывала странное существо, тратящее силы напрасно. Если бы человек гнался за добычей или обходил свои владения, помечая территорию – цель его была бы ясна, а бегать ради забавы, чтобы устать и вспотеть… странные они, эти люди.
Но Роман точно знал – перед сном нужно снять напряжение. Ему всего тридцать восемь, а ночь уже превратилась в сущий кошмар. Хотя тело его тренированное, мышцы пружинистые, а лёгкие не задыхались, даже если он ускорялся, совершив приличный рывок.
Проживал Роман Непомнящий в одиноком доме на холме, совсем рядом с Байкалом. Из соседей у него только лес, озеро и любопытная рысь.
Вернувшись с пробежки, он принимал контрастный душ; обтирался насухо полотенцем и переодевался в чистое, словно к чему-то готовился. Потом заваривал травы в чайнике и, устроившись у панорамного окна во всю стену, любовался, как мерно или взволнованно качаются волны на могучем озере, а на небе светит луна – если тучи не прячут её от глаз.
На воде сегодня было спокойно. С кружкой чая Роман подошёл к холодильнику.
Вот «кола» в литровой бутылке: газированный напиток, безусловно, неполезный, но шестнадцатилетнего Глеба иногда можно баловать. Сын всё-таки.
Вот итальянский сыр с плесенью, мелкими трещинами и голубыми прожилками – это для тёщи, Татьяны Николаевны. Любит она сыр – и итальянский знает, почти как родной.
Для восемнадцатилетней дочери, которую звать Анюта, куплена упаковка пирожного с кремом и в шоколаде, а ещё апельсинов килограмма три, чтобы сок надавить полный кувшин.
Для жены Ольги – китайские груши: такие крупные, пузатые, жёлтые. Груши у наших китайских друзей бывают невероятно сочными и воздушными.
У самого Романа вкус был непритязательный. Он достал докторскую колбасу, извлёк из хлебницы ржаной каравай и соорудил бутерброд. Откусив краешек с поджарой корочкой, снова открыл холодильник и подумал: «Для чего я купил столько еды? У меня ведь и жены нет… нет детей. А той весной тёща погибла в Иркутске».
Растеряно Роман присел на стул, сложил руки на коленях.
Ровно год назад в таком же тёплом мае они все умерли; ушли из его жизни. А он продолжал не только думать о них и покупать для них продукты, но и встречаться с мёртвой семьёй. Обычно это происходило после пробежки, холодного душа, чаепития, проверки содержимого холодильника и заката. Роман выходил из дома, разжигал костёр в камине, присаживался на деревянную скамейку у стола, где могли уместиться ещё семеро, и ждал появления родных.
Переживания об ушедшей семье совершенно запутали Романа. Назвать его сумасшедшим не решился даже доктор лётного отряда; но от полётов всё-таки отстранил. Всё по закону…
Хлопая по карманам, Роман искал телефон. Телефон нашёлся сам, запиликав под лавкой функцией «напоминания».
«Пора пить таблетки, – опомнился Роман. – С ума можно сойти без этих таблеток».
Он вернулся в дом, чтобы проглотить вечернюю дозу. Запил таблетки остывшим напитком из трав и снова отправился в беседку, прихватив с собой бутылочку воды.
Его карие глаза заискрились. На вытянутом, худощавом лице, с длинным прямым носом и острым подбородком – играла улыбка. «И кто только придумал эти лекарства? – качал головой Роман. – Пей не пей, а семья всё равно вернётся. Опять я увижу детей, родную жену и тёщу… куда без неё…»
Он разжёг в камине огонь. Дрова занялись быстро. Щёлкали сучки, потрескивали сосновые ветки, пылали сухие иглы; в ночи засыпал великий Байкал. Волны мерно покачивались, переливаясь в темноте под светом большой луны. Роман всматривался в даль озера, погружаясь в мир видений. Иногда ему было уютно прятаться во мраке от реальности и ошибок.
Первый признак погружения – это боль между лопаток и вздрагивание подбородка, будто звучал приказ командира: «Равняйсь». Голова его дрожала, челюсть становилась ещё крепче, ещё острее. Роман «равнялся» не один раз и не два. Его подбородок, словно в него втыкали острые провода под напряжением, выдавал нервные рывки, заставляя выплёвывать слюни, – и так раз пять-десять пока не послышится хруст в шее, пока не появятся они.
– Тише, дорогой, – первой заговорила жена Ольга. – Мы уже рядом. Успокойся. Посмотри на нас.
Трясущейся рукой Непомнящий потянулся к бутылке. Он отвернул пробку, сделал глоток. Вода пахла тиной, словно минералка трёхдневной протухлости, которую подала ему пожилая женщина в Геленджике на пляже, со словами: «Пей сынок на здоровье. Это полезно».
На языке стало горько. Роман знал, что нужно проглотить воду, иначе пользы не будет, а видение сбежит и спрячется за валунами на берегу озера. Потом ищи своих родных в темноте – ни за что не найдёшь, только рысьи глаза в лесу встретишь.
– Ромочка, всё таблетками балуешься? – послышался голос тёщи.
Непомнящий поставил бутылку на стол.
Ну, ладно… все в сборе: сын, дочь, жена, тёща, которая вечно что-то спрашивала.
В беседке у самой крыши горела лампочка. Она была не яркой, но внутри беседки светло. Огонь в камине прибавлял тепла, а призраки отбрасывали длинные тени и казались живыми.
Жена сегодня пришла в синей юбке и чёрной кофточке. Сын в сером спортивном костюме: куртка у него с засученными рукавами и короткие резиновые сапоги на ногах. Дочь в кроссовках, джинсах и толстовке с капюшоном. Тёща, как всегда, сидела на стуле в халате и тапочках, будто ждала, когда ей включат телевизор.
– Вот мы и встретились, – пересчитал семью Роман. – Каждый вечер у нас собрание. Куда от вас только деться? Непросто мне с такой ношей.
– А папа всё мечтает… – закатила глазки дочь Анюта, поправляя русую прядь. – Ты бы завёл себе кошку, что ли… или сторожевую собаку. Пап, нельзя так мучить себя. Купи себе компьютер или планшет. В интернете, знаешь, сколько всего интересного?
Роман представил, как покупает собаку: почему-то сразу громадную, лохматую, с мордой в колючках. По вечерам он бегал бы с ней по берегу, кидал здоровенную палку и кричал: «Тузик, мать твою!.. апорт!» – а пёс вместо палки волочил бы к нему дохлую рыбу и весело вилял хвостом.
С барбосом было бы весело, но что делать, если снова вызовут на работу? Роман – вертолётчик со стажем. Уважаемый человек. Профессиональный пилот, а не кинолог.
– Дочь, я не могу взять собаку, – постучал по пробке на бутылочке Роман; его голова уже успокоилась, а голос невидимого командира стих, не заставляя равняться куда-то в сторону. – А вдруг мне завтра в полёт, Анюта? Я человек ответственный. Собаку оставить не с кем. Не брать же её в кабину? Животные в вертолёте запрещены. Так что, отставить покупать пса.
Сын Глеб почему-то усмехнулся. Он перевёл взгляд на луну и сказал, словно хотел обидеть отца.
– Папа, какой из тебя пилот? Тебя даже сторожем не взяли после того случая… Тебе летать запрещают. Ещё убьёшь кого-нибудь.
На лице сына появилась кровь. Глеб немного удивился, заметив капающие с подбородка капли, но затем вытер ладонью и нос, и губы, и щёки, – и сплюнул на землю красную слюну.
Челюсть Романа снова ожила и задёргалась, не боясь потерять фантомную связь.
– Не говори со мной так! Я не заслуживаю от тебя порицания. И вообще, я хороший пилот и добрый отец! Я делал, что должен! Тебе это ясно, Глеб?
Тёща слушала и вязала, перебирая невидимые нити. На её лице появились очки, мышиная старческая шаль упала на плечи, и вмиг поседели волосы. Из доброй пожилой женщины она быстро превратилась в старуху.
– Ты виноват и не виноват, Ромочка, – сказала тёща, просто оттого, что не хотела слушать, как ругаются сын и отец. – Прошлого не вернёшь и ничего уже не изменить… А собачку ты заведи. Пусть она дом охраняет, играет с тобой и есть из миски. Я люблю смотреть, как кто-то ест; и готовить я люблю, вернее, любила… А ещё твоя собака будет выть по ночам, а собачий вой лучше человеческого плача. Верно, я говорю, Анюта?
