Kitobni o'qish: «Лейтенант Страхова»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

У Татьяны Игоревны Страховой есть фотография, где она стоит на фоне берез в старом парке аттракционов. Парк давно переделали, перестроили, кое-что навсегда снесли ради красоты и простора. Березы по-прежнему растут и от них тянутся новые стройные деревца. На фотографии те березки еще сравнительно невысокие и слегка расплываются, потому что объектив сфокусировал только Таню. Фотограф спешил; в день он делал кучу снимков на фоне драпировок, щитов или в любом ракурсе, который мог поймать его аппарат на вращающейся подставке. Хотя очереди не было, енот-фотограф торопился, забыл сменить фотофильтр, из-за этого краски на фото получились менее насыщенными, чем в жизни. Майка Тани стала почти бесцветной; ее исходный песочно-соломенный оттенок был едва заметен. Майка плотно облегает тело. Брюки военного образца сшиты из грубой толстой материи. Если бы Таня их не переделывала, на брюках постоянно висели бы некрасивые складки. Нижняя часть ног на фото не показана. Таня стоит, держа руки на поясе, словно готовясь выполнить упражнение. Енот тогда крикнул что-то нелепое. Таня слегка улыбнулась – и камера поймала именно этот момент. В те времена Таня предпочитала выглядеть исключительно серьезно, особенно перед не-волками. Это была последняя весна в военном вузе. Через две недели выдадут диплом, а затем – удостоверение и погоны. Между прочим, никакой специальной формы офицерам в Кралепоре не давали. Среди волков командиры, старшины и простые бойцы ходили в практически одинаковых гимнастерках; разница заключалась лишь в том, что у командиров были офицерские погоны, иногда были шевроны, да еще наградные планки. Студенты военных вузов были обязаны носить гимнастерки везде, независимо от дня недели. Правда, старшекурсники научились обходить это правило – они уже четко изучили все приметы преподавателей, которым важен внешний вид. Если поймают преподавательский след на улице, сразу же меняют направление и убегают. Преподаватель иногда успевал заметить хвост студента или другие признаки. Сторонники жесткой дисциплины могли потом прийти на курс и читали нотации грубоватым армейским тоном. Это были весьма пожилые волки. Молодые волки в среде преподавателей встречались, с ними было гораздо проще.

Через две недели вручают диплом – и поэтому Таня улыбается. Она не то чтобы веселая, но ее улыбка полна искренности. Челочка на голове сдвинута на левую сторону, один бойкий локон поднимается над правым глазом. Край длинных волос выглядывает из-за спины. Хвост на фото не попал. После Тани фотографировалась ее подруга Людмила, с которой Таня училась на одном курсе. С первого курса по четвертый они жили на чердаке казармы, в комнате, похожей на щель с окном; лишь на пятом курсе их перевели в кирпичный дом, и опять в комнату без электрических розеток. Но подруги не были придирчивы. До вуза Людмила с матерью-волчицей жила в деревенском доме без электрических приборов. У Тани официальной матери не было.

За фотографиями пришли спустя три дня – енот сказал, что проявка и печать занимают три дня. В этот раз он снимал каких-то важных медвежат, суетился и махал руками. Из его слов едва разобрали, что фото получают в канцелярии. Там очень удивились и даже хотели сказать Людмиле грубость (она была в платье, совсем непохожая на курсанта). Таня выступила вперед и сказала:

– Сейчас команду вызовем! – для наглядности она показала кулак.

Администратор (тоже енот) растерялся.

– А вы, а Вы… простите, товарищ… как вас по званию?

– Это не Ваше дело! Мы честно заплатили, вот квитанция.

Енот затараторил, уверяя, что по средам фотографии не выдают, выдают только в пятницу. Подруги пришли во второй раз и забрали свои фото; только пришлось ждать, пока перероют все ящики. В канцелярии все конверты сваливали в кучу. Людмиле и Тане сделали по три одинаковых снимка. Одним из них подруги обменялись на память, второй будет для себя. Третий Людмила хотела отдать маме, которая очень скучала о ней. Не хотелось думать, что после распределения придется опять расставаться с мамой. Людмила надеялась, что им с мамой позволят жить вместе. Людмилина мама большой мастер по работе с любым текстилем.

– Она восхитительно шьет, а ведь это всем необходимо! Танечка, ты же сама знаешь. Даже если там нет ателье или фабрики, можно работать на дому. Где там будет дом… Я слышала, бывает очень трудно арендовать квартиру. Там, где сдают официально, это очень дорого стоит; да еще и отказывают часто.

– Надо договориться с товарищами! – Таня имела в виду волков. Парк ограничен забором, по которому лазать крайне неудобно. Это сделали специально, чтобы все платили за вход. В те времена на территории парка надо было за все платить: за вход и за выход (!), за посещение магазинов, даже если ты ничего не купил, за проход в определенные зоны. Подруги обнаружили мощный дуб, который поднимался над дальним углом ограды. Некоторые большие ветви перекинулись в парк, где почти соединяются с другими ветвями. По ним можно лазать, на них можно долго висеть. Подруги забирались по стволу к большой ветке, перелезали через забор, хватались за другие ветки и спускались. На обратном пути Таня подсаживала Людмилу, прыгала сама вверх и снова они были на дубе. Платить за вход они считали несправедливым: ведь в парке они видели только деревья, которые, вообще-то растут бесплатно, независимо от воли хозяев парка. Кстати, они не знали, кто хозяева. Скорей всего, не волки. Тогда тем более не нужно платить!

Чтобы платье не порвалось, Людмила заправляла его в военные брюки – такие же, как у Тани, только покороче. Брюки выдали сразу после поступления и с тех пор ни разу не меняли. Подруги сами перешивали всю амуницию под себя. На зиму один раз выдали весьма симпатичные шапочки, похожие на очень короткие папахи. Но едва снег исчез, шапочки велели сдать. Спрятать и сказать, что ты потерял, нельзя. За это выгоняют немедленно.

Подруги видели, как из вуза отчисляли ребят по совершенно надуманным предлогам. Впрочем, ребята-волки не отчаивались: у них уже была специальность, а у некоторых еще была земля в деревне. Довольно многие поступали в вуз после срочной службы и были заметно старше Тани. Из года в год набор на курс сокращался; снабжение сокращалось еще сильней и ребята часто шутили на этот счет; молодые преподаватели уверяли, что все еще может перемениться к лучшему. Но молодых тоже довольно мало. Вуз сокращал преподавательский состав, но не сокращал формалистов и солдафонов.

Подруги вернулись в общежитие. Оттуда выскочили несколько первокурсников в мятых разболтанных брюках и таких же гимнастерках. Головы всклокочены. Днем все наконец-то сдали убийственный зачет и теперь хотели немного развлечься. Они увидели подруг.

– Здравствуйте, девочки! – звонко сказал один.

– Здравствуйте, мальчики! – ответила Таня тонюсеньким голосом. – Вы из какого детсадика?

Парни не поняли и спросили:

– Где же здесь детсад?

– А где здесь девочки? – Таня перешла на нормальный тон. – Кажется, изображено вполне ясно.

На рукавах курсанты имеют нашивки по числу начатых курсов. У Тани пять нашивок, у парней лишь одна. Они сконфуженно помахали хвостом и умчались в сторону садов. Через них можно выйти на дальние проспекты.

Общежитие состоит из этажей, лестниц, и коридоров. Самый нижний коридор выходит на улицу, там круглосуточная вахта и все обязаны проходить через нее, а не лазать в окна. В коридоре всегда темно и пахнет какой-то рыбой. Уходя, ключи от комнат полагается оставлять на вахте. Комендантша ходит.

– Ловчева! Ты до зимы шататься будешь? Письмо тебе притащили, а ты шатаешься! Я должна сидеть и охранять?

«От мамы!» – Людмила хотела поблагодарить, но комендант-барсучиха сказала еще несколько резких слов, и Людмила решила молчать.

– Страхова! Ты когда стричься будешь?!

– Никогда – сказала Таня. – Я этим никому не мешаю.

Они быстро поднялись по лестницам. Барсучиху слышно далеко, как и ее старый телефон. Она имеет звание старшины и обожает приказывать студентам младших курсов. Они еще не верят, что комендант лишь формально является командиром, а на самом деле ее приказы можно запросто игнорировать, она не связана с военным вузом. Три года назад комендантша заявила, что всех, у кого длинные волосы, выгонят без разговоров. Людмила испугалась и укоротила волосы: прежде у нее была длинная прическа, а сейчас волосы достают только до плеч. Людмила их прятала под уставную пилотку. Таня подумала и слегка подстригла волосы, чтобы они не падали ниже поясницы. Выше поясницы будет роскошный пушистый водопад из волос, если Таня их распустит. Перед старшими она собирала волосы в пучок у основания шеи. Но все равно заметно, что волосы роскошные. Цвет у волос обычно называют каштановым. В нем нет примеси рыжего или золотистого, однако на свету волосы кажутся насыщенно-бардовыми. На голове и на теле были такие же тона, только посветлее. Передняя часть лица, шеи, грудь и животик ослепительно белые. Таня слышала, в природе есть натуральные средства, от которых волосы становятся лучше; научная литература это подтверждает, только нужно иметь солидный инструментарий для выделения тех средств. Можно выделять простыми средствами, но простой посуды тоже почти нет. В комнате подруг стоял всего один видавший виды чайник. Плита работает от топливных брикетов, которые выдают в очень ограниченном количестве. У Тани есть несколько трофейных кусочков. Пока вода вскипала, подруги перебирали свои волосы и никак не могли очистить их от соринок. Те отрываются и снова садятся, как электризованные. Таня подумала, что никаких природных средств для волос не нужно – в отличие от чая: настоящий чай курсанты пили редко из-за его высокой стоимости. Изредка во время ночных нарядов удавалось пролезть к медведям и что-нибудь у них отсыпать, так, чтоб было незаметно. Обычно чайный состав делали из душистых трав, собранных летом. Подруги подготовили их достаточно. Людмила говорила, что в самоваре вода имеет совершенно иной вкус, и самоварный чай гораздо лучше. Хранить пищу в комнатах запрещено, об этом пишут на стенах. Пищу можно готовить в уставном месте, можно ее съесть в уставном месте (на кухне); делать пищевые запасы нельзя. Разумеется, нигде нет холодильников. Людмила достала надежно спрятанные 4 сладких сухарика. Она и Таня любили сладенькое.

– Она следит за всем, высматривает крошки на полу. Таня, и не только она. Помнишь, как преподаватель ругался из-за голубиных перьев! Хотя все оставалось на улице. Наверное, нужно было их сжечь. Но тогда, наверное, ощутили бы запах и стали бы кричать еще злее…

– Надеюсь, это скоро кончится. Людмила, у офицеров же должны быть права!

С первых же дней обучения поиск пищи вошел в перечень первоочередных стратегических задач. В столовой давали только хлеб, кашу на воде, постный суп и суп из мелкой рыбешки; иногда кашу смешивали с консервами. Настоящее мясо можно было понюхать и рассмотреть издали; чтобы попробовать его, необходимы были деньги. В столовой работали исключительно медведи, и ребята-волки злорадно называли их кладбищем продовольствия. Где и как решаются вопросы снабжения, никто не мог сказать; приехавший чиновник (не-волк) заявил, что все свободно могут уйти, если им что-либо не нравятся. Ребята запомнили номера его машины, но найти ее в городе не успели: чиновник жил не в столице. Все равно его и его машину запомнили. Ловили мелких птиц вокруг общежития, ходили на рыбалку по ночам. После бессонной ночи становилось тяжеловато; но с этим научились справляться. На курсе был высокий уровень взаимной поддержки – парни, владевшие ремеслом, обучали этому других парней; глядя на них со стороны, Таня тоже кое-чему научилась, а многие вещи она уже умела делать. Вдвоем с Людмилой они перешивали всему курсу амуницию. Парни и Таня подбирали где получится подходящие куски металла, а потом в мастерских вытачивали из них ножи, пилы и ножницы. Почти все лето напролет шли военно-полевые сборы. Старшекурсники однажды почуяли кабана и предложили сходить за ним. До второго курса Таня не видела живых кабанов и не смогла ответить, когда у нее спросили, узнает ли она кабана при встрече. Над Таней посмеялись, но предложили сходить вместе. Таня отправилась в тот рейд и все-все запомнила. Кралепорские волки вполне могли есть сырое мясо, но крупную дичь предпочитали готовить. Кабанов поймали на аркан и потянули, потащили, потом привязали, потом напугали, и следили за их бегом. Получилось так, будто кабаны сами вышли к лагерю. Таня была в восхищении. Но близко со старшекурсниками она не общалась по причине того, что парни несколько раз подтрунивали над ней и над Людмилой. Людмиле сперва стали говорить комплименты, а потом вдруг заявили, что у нее рост не тот. Парни спрашивали: она волчица или все-таки очень симпатичная лиса? Людмила расстроилась (у нее в роду действительно были лисы, правда, не по маминой линии). Задачек со старших курсов она не могла разгадать, спорить или задавать уточняющие вопросы она стеснялась. Таню впервые увидели на тренировочном поле – Таня прыгала по брусьям и лестнице, легко взбиралась по столбу до самого верха, выполняла сложные упражнения на турнике. Казалось бы, смеяться не над чем. Потом принялись прыгать сокурсники. Отойдя в сторону, Таня потрогала волосы, собранные в пучок, который держался на одной упругой резинке (волос были подвернуты под нее). Над полем вертелись осы. Таня отскочила и огрызнулась на осу. Затем еще раз потрогала волосы и пучок развернулся сам собой.

Парни сразу же сказали:

– Поглядите, два хвоста! Вверху и внизу.

И засмеялись громко. Таня вспыхнула от гнева. Командиры смотрели в ее сторону – только поэтому она не бросилась на парней. С раннего детства Таня терпеть не могла, когда над нею смеются. Она сжала зубы и кулаки и размахивала хвостом что есть мочи. Ее группу опять стали гонять.

Тогда во всех военных вузах девушкам давали одинаковую с парнями нагрузку. За несданные нормативы выгоняли, как и за проваленные экзамены. Некоторые упражнения Людмила могла выполнить лишь на уровне нижнего допустимого предела, и старшекурсники шутили над ней. Во время марш-бросков Таня несла Людмилину экипировку или автомат, другие однокурсники тоже помогали. В свою очередь, Людмила помогала им в тех предметах, где нужна внимательность и точность. По всем интеллектуальным предметам Людмила с Таней были отличницами. Таня очень любила читать книги по прикладной математике, а также научно-популярные издания; однажды она нашла учебник языка программирования и сразу выучила почти треть, стала писать программы на том языке, скрупулезно их выверяла в соответствии с учебником. Впоследствии оказалось, что язык тот уже устарел. Но все равно это была тренировка для ума. Было много тренировок…

И всегда хотелось есть. Таня сконструировала самострел, который почти умещался в кулаке и по виду напоминал коробку сигарет. Одна сигарета (трубка для стрельбы) постоянно выступает, курок и пусковой крючок выдвижные. Самострел позволял сбивать птиц размером с голубя. Раньше Таня отлично стреляла из рогатки. Но самострел удобнее, компактнее позволяет находить цель и стрелять почти одновременно. В городе охотились на голубей, зябликов и славок, в лесу добыча была поинтересней, но до леса не всегда успевали добежать из-за очень строго графика учебы. При возможности Таня охотилась на крупную и мелкую лесную птицу. Если ее приглашали вступить в единоборство, она никогда не отказывалась: ей было интересно бороться с превосходящим по силе соперником. Во время состязаний всем надевали потертые резиновые шлемы с просветами для ушей. Однажды сержант-инструктор предложил сразиться без шлемов. Выскочил один старшекурсник и сразу начал активное наступление. Бой был не предусмотрен учебным планом, поэтому дежурный офицер вскоре всех разогнал. Но студенты считали, победил их товарищ. Через 3 дня инструктор опять сошелся со студентом, сбил его с ног и, таким образом, одержал верх. Не успел студент подняться, как инструктор больно толкнул его коленом. Это было уже не по правилам. Шуметь громко ребята не решились. Инструктор гордо спросил, есть ли желающие еще.

Светозар хотел выступить. Но Таня выскочила вперед.

– Только драться и руками, и ногами!

Инструктор усмехнулся:

– Не боишься? Будет больно!

– Вам?

Инструктор моргнул и молча стал наворачивать тряпку вокруг ладони. Для такого боя не было специальных перчаток; руки обматывали простой тряпкой в несколько слоев и стягивали веревочкой у запястья. Резало, было неудобно. Инструктор сделал выпад, чтоб схватить Таню за пояс и сразу опрокинуть. Таня ловко увернулась, врезала ему несильно, а когда тот оскалился – с разворота ударила его ногой. Волк упал – скорее от удивления, потому что Таня не должна была успеть ударить так скоро. Сам удар не был сокрушительным. Волк быстро вскочил, но опять попал под удар ногой. Ногами он успел зажать ноги Тани. Стоять было нельзя; но упал он неудачно, почти к канатам, тогда как Таня могла держать торс в вертикальном положении. Она отбила несколько ударов волка снизу и сумела-таки дотянуться до него кулаком. Она принялась бить его с двух сторон. Ее левую ногу страшно сдавило (волк устроил болевой прием), хотелось распрямиться и не было возможности. Таню охватила ярость. Она стала бить и одновременно разворачивалась, чтоб удар получился длиннее.

– Хватит. – сказал офицер.

Таня попала инструктору по лицу.

– Хватит, хватит – у инструктора опух глаз. Вскоре после этой драки он перешел на работу простым строевым командиром. А в прошлом году, говорят, поругался со всеми и уехал. Ребята говорят, он уехал не просто так, а отправился на одну из западных погранзастав, где постоянно бывают столкновения, есть бандиты, провокаторы, диверсанты, где очень много событий и всегда интересно.

Долго время был упорный слух, что на пятом курсе мясо дают почти каждый день, или через день. Все столовые были в одном здании, но заходить туда младшекурсники могли лишь в сопровождении командиров, исключительно строем. Их всегда вели в столовую на первом этаже и не показывали, что на втором. Старшие курсы имели право ходить свободно; Танин курс специально решил не заходить на второй этаж, пока не настанет последний год обучения; всем хотелось превратить это в сюрприз. В первые дни осени Таня не успела сходить в ту столовую, и Людмила не успела. Ребята сбегали и вернулись в полном разочаровании. Столовая на втором этаже была совершенно та же, что и на первом, те же столы из некрашеных досок, те же типовые стулья. Мясо есть, но за него надо платить – сумму, которую студентам дают на месяц. Снабжение не изменилось. Время от времени бывают щи с сушеными грибами. Зимой появились рыбные консервы – там, кроме рыбы, есть какие-то овощи неясного происхождения, судя по цвету, очень старые. Но Таня съедала абсолютно все. В прежние времена даже этой рыбы она не видела.

2

Когда Таня была совсем маленькая, она любила спрятаться куда-нибудь и сидела там тихо-тихо, пока не подходил кто-нибудь из взрослых. В этот момент она выпрыгивала со страшным криком, или кричала, не выпрыгивая. Почему-то ей нравилось пугать. За это ей дали фамилию «Страхова».

С именем было проще. Едва она стала ползать, ей стали говорить разные имена и смотрели, на какое имя она отзовется. Воспитатели увидели, что она отзывается на имя «Таня» и не отзывается на похожие по звучанию имена («Тая», «Аня»). В яслях работали одни волчицы и они все были добрые. Но в три года Таню поместили в настоящий детский дом, расположенный далеко от яслей. Пока детей везли, все вокруг плакали; Таня не могла вспомнить, плакала ли она тоже, но звуки плача навсегда остались в памяти. Волчицы очень жалели детей, но не имели права усыновить их: дети считаются «муниципальными», и за них формально отвечает местная районуправа. На детей район получал материальное снабжение, а также деньги; чем больше детей было в детских домах района, тем снабжение было выше. Сюда же входила оплата труда сотрудников и их обеспечение. В штат зачисляли лиц не моложе 45 лет, при этом волчиц почему-то не брали. Среди воспитателей Таня могла вспомнить лисиц, барсучих, женщин с колючками, и даже тех, кто вообще был родом не из Кралепора. А волчиц не было. На детей очень часто кричали, ругались и ставили в угол с 6 лет. До шести лет Таня пугала всех. Но уже тогда она очень любила учиться. Потом начались школьные занятия. Таня идеально вела себя в классе, была внимательной и очень быстро схватывала. За это на нее фыркали мальчишки. Все волчата были, как один, грязно-сероватых оттенков, их лица были усеяны точками и крапинками. Тане не нравились такие цвета. В классе она не реагировала, но потом жестоко дралась с обидчиками. Она не мстила, но и не забывала. Она помнила, кто, когда и как ее обидел.

Ее пытались дергать за волосы и за хвост. Таня отвечала тем же, и еще атаковала руками. В 8-9 лет в драке стали уже использовать острые предметы, чаще всего обломки палок. Таня решила: нужно драться так, будто тебя хотят убить. Она постоянно тренировалась и неожиданно открывала для себя новые приемы. Однажды ночью на нее во сне набросили одеяло и попытались давить сверху; Таня вывернулась, ударилась обо что-то в темноте и в полном молчании бросилась на хулиганов. Она настигла только одного. Он попытался отбиваться, но рухнул, стянув при этом на пол ее простыню. Таня била его без конца, а он все не разжимал зубов с простыней. Наконец ее удалось освободить.

На следующий день занятий не было. Таня обнаружила в простыне несколько средних прорех, которые не удалось бы заштопать. Она вывернула пододеяльник и нашла в нем место, где узор был точно такой же (все белье было малоцветным, но все-таки с узорами). Таня аккуратно выкроила кусочки пододеяльника, пришила их к простыне, чтоб узоры сливались, а сам пододеяльник слегка укоротила. Она занималась этим весь день, не пошла на обед (мальчишки жили в другой комнате и не видели ее работы). С девочками она не дружила, и ей никто ничего не принес; Таня шила и боялась, что ее обнаружат одну. Судя по голосам, остальные дети гуляли весь день на улице. Таня весь день старалась. Зато ее не наказали за порчу вещей.

Если теткам что-то не нравилась, они говорили:

– Думаешь, ты кому-то нужен? Никому ты не нужен! И ты не нужна! Вылетишь и не получишь документов!

На самом деле, в детдоме могли дать только справку о рождении. Но с этим можно поступать в вуз. Не все ребята-волки могли дотерпеть детдом до конца – периодически кто-нибудь убегал, и тогда у него не было вообще никаких документов. Только при наличии справки о рождении можно было надеяться получить паспорт; тетки твердили, что только с паспортом берут на хорошие, большие должности. Иногда детей передавали предприятиям района, чтобы они там овладевали трудовыми навыками. Обычно так поступали с непокорными и волевыми. Таня открыто не вступала в конфликт с тетками; однако в тринадцать лет ее перевели на ткацкий комбинат. Что ж – Таня решила, что ей повезло, ведь на комбинате к ней относились как к взрослой, как к коллеге. Таня очень любила математику и хотела бы заниматься ею в рамках профессиональной работы. Со взрослыми она общалась понемногу, и поэтому лишь случайно узнала, что существует военный вуз, где готовят специалистов в области радиосвязи и электроники. Там математика очень нужна. При любой возможности Таня бегала в городскую библиотеку и наслаждалась чувством свободы. В детском доме всех держали на ограниченной территории, пределы которой позволялось покидать крайне редко и на очень короткое время. За опоздание очень больно наказывали – и парней, и девочек. Таня никого особенно не жалела, поскольку всерьез не дружила ни с кем. Она помнила, кто и когда ее толкнул, обругал, кинул в нее чем-то или насмехался над ней или над другими. Таких она записывала в разряд «врагов». Воспитательниц она совсем не любила. До 8 лет в детдоме было несколько хороших мальчиков и девочек, с которыми Таня общалась; потом она заболела и целый месяц пришлось лежать в душной комнате под замком. Часто хотелось пить, а воды не было. Еще один месяц она провела на «реабилитации» в той же комнате; правда, один раз в день позволяли выходить за водой. Таня старалась набрать как можно больше; воду она пила некипяченую, ела хлеб, и мечтала поймать тетерева. Когда ее, наконец, выпустили, из знакомых осталась только одна девочка. Остальных усыновили волки и волчицы. Вскоре ту девочку тоже забрали: за два дня до этого ее увели в другой корпус и Таня не видела ее. Она вдруг услышала ее голос с улицы, забралась чердак, через разные завалы. Таня спешила, но приятельницу уже увели. Таня не успела разглядеть вновь обретенных родителей, но была уверена, что они – красивые волки.

Она четко слышала разговор во дворе.

– Мало взяли.

– Мало попросили!

– И почти все отберут!

Таня решила, что детдом торгует детьми, как вещами в магазине. Это было не совсем так, но процедура усыновления действительно требовала денег. Чтобы взять сына или дочь, требовалось собрать массу справок, документов, печатей, нужно было заплатить муниципалитету, еще каким-то структурам, самому детскому дому. Это стоит дорого. Детский дом негласно делился с муниципалитетом, который «разрешил» усыновлять именно в этом доме. Поэтому тетки были недовольны.

С 13 лет Таня жила при ткацком комбинате, практически в чулане. Но зато рядом был город! Многие книги нельзя было выносить из библиотек, поэтому самое важное Таня записывала на клочках бумаги, остальное запоминала. Денег, предназначенные для оплаты ее труда, отправляли в детский дом – таково было правило. Кое-что вычитали за содержание (кстати, там тоже не было мяса. Только грибы). Один раз Тане выдали настоящие купюры. Таня купила на них самые дешевые карандаши, тетради и точильный камень. Она до этого нашла старый перочинный нож, где половины лезвий не было, ручка разболталась. Таня восстановила ножик, вырезала рогатку и стала охотиться на перепелов, которые залетали почти к комбинату. Добытых птиц Таня запекала на костре по ночам, утром жевала горькую рябину, чтобы взбодриться.

3

До конца 5 курса Таня не фотографировалась специально – не было денег, да и к чему рассматривать себя на маленькой карточке, если есть зеркало. Кстати, стоять перед зеркалом Таня тоже не любила. В детском доме тетки любили подолгу рассматривать себя в зеркалах при входе, а дети, пробегая, строили рожицы. Тане это все казалось очень глупым. Она всегда расчесывала волосы без зеркала. Фото будет в паспорте, но это небольшое фото. Людмила очень хотела сфотографироваться перед выпуском в платье. Таня вместе с ней пошла. Фотографии можно было сделать и не в парке, и, пожалуй, даже дешевле; но у подруг было отличное настроение. За неделю до этого они успешно сдали все экзамены, несмотря на затрудненные обстоятельства.

Незадолго до экзаменов замруководителя выступил с довольно странным заявлением. Тогда присутствовал и сам руководитель, и еще несколько старших волков, однако зам выступал как самый главный. Он довольно долго и скучно рассказывал об особенностях службы в армии, о дисциплине, а затем внезапно заявил, что диплом могут получить не все. И снова стал говорить о дисциплине. Ребята с нетерпением ждали, когда он вернется к дипломам; неужели могут выгнать за несколько недель до лета? В связи с чем? Зам долго говорил, поглядывая в бумажки («бюрократ», думали о нем парни, «недоволк»). Замруководителя сказал, что по решению правительства – в рамках борьбы за качество кадров – со следующего года – диплом могут не выдать, если на выпускных экзаменах не набрано нужно число баллов. «Это будет, или это может быть?». Замначальника начал перечислять постановления правительства, называя лиц, о которых ребята вообще ничего не слышали. Судя по фамилиям, это не волки. Замначальника сообщил скучным голосом, что в этом году все пройдет по-старому, но – с невысокими баллами за диплом могут распределить в ужасные места. Он взбудоражил всех и ушел. Старшие волки сочувственно вздохнули. Слово взял руководитель. Это был хороший, заслуженный волк, он участвовал во многих операциях и имел значительные награды. Но из-за ран в последние годы ему было трудно двигаться и даже трудно говорить подолгу. Он сделал паузу, шевельнул одним ухом. Старшие волки разом вышли. Руководитель сказал ребятам:

– Братцы, сейчас… неудачное время. Но не нужно никогда отчаиваться. Даже в невыносимо трудных условиях можно найти решение. Если решать вместе. Понимаете? Вместе!

Через день однокурсники выяснили, что примеры экзаменационных работ хранятся в кабинете зама за бронированными дверьми. Окна там без форточек и открываются только днем. Замруководителя имеет какие-то связи: он появился внезапно, посреди 3-го курса, и сразу получил должность. До него заместителем был симпатичный молодой майор Ясенев, которого перед этим, столь же внезапно отправили на границу, где неспокойно. Кто отдал приказ, ребята не знали; в официальном приказе подчеркивался высокий профессионализм Ясенев в области педагогики. Зачем же тогда прислали другого зама? Тот отчасти похож на лиса и не только лицом. Новый зам постоянно ссылается на указы правительства, о котором, к слову волки-преподаватели никогда не говорили или говорили очень резко. Таня имела относительное представление о высшей власти; как будто там нет волков. За два года из вуза перевели еще несколько офицеров, все они – молодые хорошие волки, а на их место поставили неволков. Таня подозревала, что это все совсем неспроста, но кого подозревать, не знала. Замруководителя машет недлинным хвостом, хотя у всех лисов длинные пушистые хвосты. В любом случае, он – ненастоящий волк или вообще не волк, следовательно, обмануть его не стыдно. Как открыть дверь? Никак, слепок ключа невозможно подобрать, зам нигде не оставляет ключ. Проникнуть через пол и потолок не получится (в некоторых комнатах есть замурованные переходы, их можно вскрыть; но у зама такого перехода нет). Ребята совещались в потайном месте. Никому не хотелось вдруг потерять все перед самой победой.

– Может быть, он все-таки соврал?

– Ага! Чтобы потренироваться нас страхом!

– Нет, чтобы получить удовольствие. Есть такие типы, которым нравится пугать остальных. Татьяна, я не тебя имею в виду!

– Я поняла.

– Надо, чтоб он сам открыл дверь. Как этого добиться? Можно рассыпать перед дверью что-нибудь отвратительное. Или даже намазать на двери. Это несложно.