Kitobni o'qish: «Средневековье любящего сердца»

Shrift:

Иной раз, каким-нибудь утром сидя на балконе, очень умилительно и ностальгично, наблюдать за своими уходящими детьми в школу, они, как и я детстве, нехотя пробуждаются, без энтузиазма идут к умывальнику, и с толикой недовольства направляются в школу. Эх, жаль, что они сейчас не понимают и не ценят таких кратковременных мгновений детства и юности, даже дед мне еще всё время надоедливо вторил, "радуйся, что пока забот никаких нет, что родители кормят и одевают, детство штука зыбкая, начинаешь ценить, только когда оно совсем пропадает с горизонта". Хотя, я ведь тоже не понимал деда, и жил детскую жизнь, жизнью человека который не смотрит за пределы года. А тем временем сыновья скрылись за каскадом гаражей и площадок, и я призадумался, а всё же… какими глазами я сам, смотрел на своё детство?!

Утро в последние годы стало чрезвычайно рутинным, мне одиннадцать лет и я с неподдельным трудом приподнимаюсь с объятий тёплой кровати по мановению маминого пробуждения.

– Вставайте дети. Говорила молодая Мама, призывая нас с братом проснуться.

Мы синхронно, каждый со своей кровати из жёлтого ДСП, закряхтели, нерадиво приподнимаясь и выставляя стопы на мягкий ковёр, в то время как в зале, Отец уже собирался на работу, держа в руке кружку с кофе, а мама жарила гренки на небольшой кухне. Мы с братом были погодками, он родился на один год раньше меня, в весенний сезон, а в меня жизнь вдохнуло лето, спустя год после рождения брата, тогда, по крайней мере, я покинул чрево. Единственным утешением тягостного утра, были разогретые утюгом тёмно-синие брюки, хоть и сплошная синтетика, но в детстве придаёшь слишком мало значения своему здоровью и комфорту, так что в первую очередь, прохладным утром, самым важным было тепло, и уж затем завтрак, я даже не говорю об умывании, когда сквозь дрёму даже тёплая вода вызывает на лице некое негодование. Надев на стопы носки, как раз поспевали горячие брюки со стрелками, и ты их стараешься надеть максимально резче, чтобы они успели согреть тщетно замёрзшую плоть. После этого, полагается надевать не всегда поглаженную рубашку, потому что вчера я её не слишком замарал, а соответственно и не помял, а значит, ещё можно носить пару дней. После белоснежной рубашки, следовало бы надеть жилет, входящий в комплект школьного пиджака, но нет, жилет является предметом "ботаников" и отличников, потому жилет игнорируется, и продолжает висеть на вешалке стенного шкафа. Однако и пиджак надевается не сразу, его надевают только после завтрака. Вообще Я привык идти в ванную комнату прежде, чем я надену рубаху, но в рубахе теплее, пускай хоть и манжеты замочу водой, и рукава станут грязно-серыми. Умывшись, а зачастую у нас с братом возникает своеобразная очередь, кто первый умылся – тот первый и садится за стол… так что я всегда побеждал, хоть и был младшим, а мотиватором в этом деле была не физическая сила, а желание покушать, брат же предпочитал завтраку, более длительный сон, хоть он и продлится на десять минут больше. Умывшись, я спешил к столу, потряхивая всегда пухлыми ляжками, на столе могло ожидать всякое, и омлет, и не вкусная каша, и йогурты и даже колбаска с хлебом, но сегодня были приготовлены гренки, я об этом догадался когда ещё умываться шёл. К завтраку обычно собирались на кухне уже все, и сонный я, пасмурно жующий хлеб, с весёлой миной Отец, улыбка которого чаще разжигала внутри меня необъяснимый бунт, вопрошающий, почему взрослые умеют просыпаться бодрыми и в настроении духа, а я нет? Кроме этого, за стол также садилась Мама, начиная свой заслуженный завтрак, разве что брата не было, потому как он в это мгновение, только идёт в ванную комнату, чтобы умыться.

Досыта наевшись, и умыв водой из под крана, жирные губы, приходит время снаряжаться в путь, я снимаю со спинки стула свой пиджак, с воротника которого, иногда забавно доставать случайно вылезающие пластиковые ниточки, затем обуваю чёрные остроносые туфли, и пять минут жду, когда брат завершит избирательную трапезу.

Мы с братом учимся в одну смену, школа находится от дома в пятнадцати минутах, так что, выйдя из дома, мы неспешно идём до школы, сквозь прозрачный весенний воздух, в сопровождении птичьих песен, что разносятся по всему району. По пути в школу, нам всегда встречается одна единственная дорога, на которой обязательно полагается быть внимательным и чутким, ведь по ней ездят автомобили, некоторые невнимательные водители оных, со свистом тормозят чуть ли не у самой "зебры", поэтому подойдя к пешеходу, мы с братом терпеливо стоим у белых полосок, и ожидаем полной остановки автомобилей. Все эти шаблоны с пробуждением, умыванием и завтраком, в том числе и переходом через дорогу, некогда для нас с братом стало обыденностью, уже по пути в школу, я отсчитываю часы, когда мы пойдём домой.

Пройдя некоторый путь, нам иногда встречаются одноклассники, когда брата, когда мои, так вроде идти веселее, но все таки мне более интересны одноклассники брата, они приятнее, взрослее, а свои… они какие то не такие, шумные, глумливые, кричат много как маленькие, и просто непослушные, а вот сверстники брата, они более сдержанные, даже статные, не говоря уже о девочках, умнее они что ли, изо рта не пахнет, причёски более красивые, да и голоса прелестней… в общем, всеми силами хотел бы учиться в классе у брата, я даже кстати говоря, в свои шесть лет пошёл с ним в один класс, и родители были сторонниками этого, дескать "чтобы под надзором старшего брата был", но проучившись неделю, и не показав ни капли ученического потенциала и амбиций, меня вернули в руки родителей, со словами "пусть он ещё дома посидит, подучится", в итоге последний год я занимался дома, и уж затем попал в свой класс, первый "В", с тех пор хоть и прошло изрядно времени, хоть уже в пятом классе, до сих пор хочу в шестой "А".

Минув главные школьные ворота, около которых постоянно снуют школьные обитатели, "старшаки" и "первоклашки", мы идём дальше, до самой школы, которая сверху выглядит как буква "П", с правой полоски которого, спускается большое крыльцо с главным входом.

В фойе стоит шум и гам, возле школьной доски с расписанием уроков, мы с братом желаем друг другу хорошего дня, и каждый расходится по своим кабинетам. В длинных коридорах стоит затхлый запах старого линолеума, и не свежих тряпок, которыми протирают скользкие розоватые стены.

Мой путь пролегал до кабинета музыки на втором этаже, времени в запасе было еще минут пятнадцать, поэтому, когда я дошёл до искомых дверей кабинета, на меня пахнул приятный аромат старой мебели и не более молодого пианино, преподавателя Элины Николаевны еще не было, очевидно ушла поболтать с преподшей по изо, пока в классе не соберется народ, и пока на часах не пробьёт восемь. Однако в это же время, в кабинете происходила настоящая вакханалия, двадцать человек занимались невесть чем, но для меня сейчас, впрочем, и всегда, главную роль играли два человека: Эдуард, мой лучший друг ещё с первого класса… и хотелось бы сказать подруга… но она ещё не совсем понимает, что моя подруга… Нина, Нина как бы общается со мной, мы иногда играем во что-нибудь, но она ещё не любит меня, а мне бы хотелось, чтобы любила, ведь она красивая и зубы по утрам чистит. Я стрельнул взглядом по партам, Эдика ещё нет, а вот Нина бесстрастно сидела за своей белой партой, столешница которой, наверняка раз десять была покрашена поверх старой краски, и теперь была больше похожа на пластмассовую, чем на деревянную. Небрежно, как "крутой пацан", бросив рюкзак за соседнюю парту, я непринуждённо, словно от скуки, подобрался к занятой Нине, и опёрся руками об столешницу, испещрённую лукавыми кратерами, сделанными не метеоритами, а шариковыми ручками "крутых пацанов".

– Привет. Хотел сказать как можно непринуждённее я, но локти задрожали.

Нина подняла на меня отвлечённый взгляд, вот чему я всегда удивлялся, так это тому, что девочки, чаще без страха и тревоги, говорят с мальчиками, а вот мальчики наоборот, не знают, куда деть дрожь, и красные пятна на щеках.

– Привет Мить, смотри что нарисовала. С лёгкостью пропела Нина, поиграв прядкой бело-жёлтого волоса, и протянула мне листок с нарисованной на нём красивой лилией.

Я сглотнул слюну и участливо улыбнулся.

– Как красиво. Произнёс с придыханием Я, и провёл пальцем по поверхности синей пасты.

Мимика Нины моментально изменилась, она рывком выдернула из под моего указательного перста лист, и обидчиво заверещала.

– Ну куда ты грязными пальцами лезешь, паста же ещё не высохла. Свирепо воскликнула она, насупив брови.

Обидевшись, Нина отвернулась от меня, а я даже и не понял, что я сделал плохого.

– Я пошутил… беспонтовый рисунок. Язвительно ухмыльнулся Я, и побежал прочь с широченной улыбкой.

Я убегал из кабинета и знал, что возмущённая Нина обязательно не заставит ждать, и непременно помчится за мной вдогонку, желая устроить трёпку хамоватому шутнику. Хоть у меня всегда и вызывали двоякие чувства те девочки, что занимаются боевым спортом, однако моё сердечко всегда тянуло к Нине, хоть она и занималась каратэ, имея даже при этом несколько поясов. Я бежал и уже слышал за своей спиной её умильный гомон неудовлетворения, а мне было забавно, забавно уносить ноги, зная, что за мной гонится девчонка, которую я люблю… ну нравится которая мне. Я добежал до лестничной клетки и рывком обернулся, Нина и не думала сдаваться, я же, утомлённый погоней, вскочил задницей на перила, и стабильно покатился вниз до первого этажа. Когда же я спрыгнул, стал ожидать, что Нина на пути досюда устанет, или ей просто надоест игра, и она вернётся в кабинет, вовсе забыв о произошедшем, но интуиция моя была слишком самонадеянной, я устало облокотился спиной о дверь выхода из лестничной клетки, как вдруг услыхал продолжительный топот к моей персоне с верхних ступенек. В поле зрения появилась Она, Нина стояла на площадке странно глядя мне в лицо, это была совокупность эмоций между презрением, игривостью, обидой и даже озорной влюблённостью. Она вдруг демонстративным и широким шагом направилась мне навстречу, только сейчас я заметил, как занимательно была она одета: чёрные лакированные туфли балетки, капроновые чулки телесного цвета, юбка чуть выше колен, а в нее заправлена кружевная белоснежная рубашка, которая явно стирается и гладится каждый день, а поверх всего наряда, красивый женский пиджак с к каким то витиеватым узором на каждом уголке воротника. Я в ожидании сглотнул слюну, не зная как отреагировать, в общем, визуально это выглядело так, что сейчас меня либо сильно, и очень крепко обнимут, либо изобьют, но когда ко мне так подходили мальчишки, "первые шишки" или "вторые", то обычно начиналась драка, а здесь же на меня шла девочка, я чувствовал необычайный и неописуемый прилив инстинктов. Она подошла ко мне не вплотную, овеяв едва уловимым запахом парфюма её мамы, кроме этого ещё и опьянив меня испепеляющим взглядом, пока же я увлёкся обворожительными чарами каратистки, правое колено моей визави, направилось в адрес моей талии, благо, что я вовремя увернулся… ну, как увернулся, я как бы поймал её изгиб ноги, с обратной стороны колена, рукой, и невзначай схватил чуть выше ляжки… схватил и опешил, опешила и Нина, я больше изумился случайности, тому, что коснулся тех мест, где не следует и думать. Собственно растерялись мы оба, я даже и забыл, во что мы играли, в недоумённом молчании я держал её капроновую ногу, скорее с целью не допустить повторной попытки, нежели с умением наслаждаться “девочкиными” ягодицами. Вскоре, Нина отрезвела быстрее меня, и вырвала свою ножку из непринуждённых объятий моей ладони. Я не знал что мне делать, на лице её не было укора или однозначного недовольства, я конечно знал что за это стоит извиниться, но был приворожён ее взглядом, хотя… если по правде, я не планировал извиняться, ведь я оборонялся от удара коленом, я вовсе не хотел, и не собирался касаться её, это вышло случайно, рука просто скользнула…

Bepul matn qismi tugad.