Kitobni o'qish: «Assembler, или Встретимся в файлах…»

Максим Милованов

Shrift:

* * *

Шапку надень

– Шапку надень.

– Зачем? Тепло на улице.

– Метеорит упал на Марс, слышал?

– Метеорит и шапка! Какая связь?

– Будет дождь.

– Железная логика… Тогда и с тебя обещание.

– Какое?

– Не вставать с кровати.

– Договорились… Шапку надень…

Он знал, что мама непременно обманет. Обязательно встанет с постели, чтобы понаблюдать, как удаляется от дома его автомобиль. По открытому участку дороги до поворота ехать примерно двадцать секунд. Он знал, что эти двадцать секунд она проведет у окна, хотя вставать с каждым разом ей становилось все труднее.

К горлу подкатывал горький ком.

«Нужно заново переписать ассемблер печали», – мелькнуло в голове.

Тронувшись в путь, он посмотрел в зеркало заднего вида. Мамин силуэт в окне был едва различим, но этого вполне хватило, чтобы из глаз прорвались две слезы.

«Отличная деталь», – подумал он, смахивая слезы. – Компьютер, скопировать последние пять секунд, прописать код мускульных реакций моего лица.

– Выполнено, – ответил компьютер.

Он прибавил скорость и в очередной раз подумал, что компьютеру пора придумать имя. Все вокруг говорили о том, что, обретая имя собственное, машина начинает действовать эффективней, очеловечивается, становится другом, коллегой, советником. Он в подобное не верил. Он знал, что машина – всего лишь машина, но все же…

– Вы уже придумали мне имя? – словно подслушав мысли человека, спросил компьютер. – Мне лично нравятся имена женские, например Камилла.

– Нет…

– Камилла – звучит словно песня, – попробовал пошутить компьютер.

– К черту Камиллу – будешь Моникой…

Эта фраза сбила компьютер с толку. На пару секунд он завис. Затем что-то захрустело, так, будто в процессоре имелись кости и они сейчас ломались.

– Моника – это как Моника Белуччи? – прекратив хрустеть, попытался угадать компьютер. Голос его из нейтрального стал женским и чувственным.

– Моника – это как просто Моника.

– Просто Моника, – повторил компьютер. – Этого в файлах нет.

– А ты покопайся…

– Этого в файлах нет, – повторил компьютер. Голос все еще был женским, но чувственность исчезла.

Мужчина попытался вспомнить, с чего это вдруг он резанул подобную чушь. Какая еще Моника? Что за дурацкое имечко?

Может, пани Моника из старинной телепередачи «Кабачок «13 стульев»? Нет, вроде бы не она…

Теперь уже захрустело в его голове. Мозг пытался найти исходный файл, первоисточник… Экскурс в прошлое потребовал некоторых усилий, и наконец вспомнился какой-то смешной эпизод, то ли из испанского, то ли из итальянского фильма. Там муж, придя вечером домой, в очередной раз застал свою супругу за просмотром глупого ток-шоу, которое называлось «Моника».

«Ты же смотрела «Монику» утром!» – закричал взбешенный супруг. На что жена спокойно ответила: «Утром была «Утренняя Моника», а это «Моника вечерняя».

Он улыбнулся и поспешил выдать компьютеру подсказку:

– Просмотри файлы раздела «Кинематограф. Комедии». Ключевые слова: «Утренняя Моника», «Вечерняя Моника».

Компьютер немного похрустел и тут же погрустнел.

– В файлах есть еще «Ночная…» и «Дневная Моника», – сообщил компьютер. – Вы вправду хотите постоянно слышать «тот самый» голос и «те самые» интонации?

– А ну-ка скажи что-нибудь «тем самым» голосом.

Компьютер сказал, и человек засмеялся.

Это было как раз то, что ему сейчас больше всего хотелось, – засмеяться, отвлечься, сделать так, чтобы хоть на несколько секунд его не преследовал прощальный взгляд мамы.

– Мне нравится, – соврал человек.

– Я склонен полагать, что это намек на мою излишнюю навязчивость…

– Моника. Ты чертовски догадлива…

Но компьютер не уступал.

– Я слышу нотки досады и желания причинить боль. Но я подобного отношения точно не заслужил… – Щелчок, щелчок… – Не заслужила. Мне бы хотелось узнать, с чем это связано? Мое предположение: причина в том, что ваша мама больна и вы ничем не можете ей помочь? От этого вам нехорошо…

– Да, это так. Извини, – согласился человек.

Компьютер выдержал паузу и спросил:

– Если бы файлы относительно заболевания стали более полными, я мог бы подсказать верное решение. Ведь именно для этого я создан… – Щелчок, щелчок… – Создана. Для поиска верных решений.

– У нее рак, неоперабельная опухоль в голове, – отчеканил человек.

Что-то снова щелкнуло.

– Страшный диагноз. Почему вы раньше не говорили?

– Не видел необходимости.

– Но почему?

– Отвяжись…

Опять раздались щелчки.

– А что, вообще, за трескотня? – спросил человек.

– Я не могу объяснить, – ответил компьютер.

– Как это не можешь?!

– Непонятна ни природа происхождения, ни назначение данных звуков. Они исходят извне…

– Помехи?

– Этого в файлах нет…

– Внешнее воздействие?

– Этого в файлах нет…

– Тьфу ты…

Несколько минут в машине было тихо, однако внутренние щелчки и в мозгу человека, и в процессоре компьютера не стихали.

– А вы слышали о методе борьбы с раком профессора Кембела из Бостона? – спросил компьютер.

– Слышал, что метод не сработал.

– В моих файлах нет достаточной информации. Изучить данный вопрос?

– У тебя другие задачи. Медицина не твой профиль.

– А вы уверены, что к данной проблеме нужен стандартный, профильный подход?

– А какой же еще?

– В моих файлах нет достаточной информации, но я буду иметь в виду эту подзадачу. Буду аккумулировать информацию.

– Не забивай файлы…

– Вы отменяете задачу?

Человек ничего не ответил.

– Проложи маршрут к лаборатории. Пора на работу.

Странно, но на улице вдруг заморосило.

«Будет дождь, – вспомнил он слова мамы. – Шапку надень».

Душа у них прямо в желудке

В лаборатории тактильности было многолюдно и гулко. Видимо, начинался очередной прорывной эксперимент, один из тех, что заканчивается либо порчей имущества, либо Нобелевской премией.

Возле порога стоял ассистент Ли Чон Ву, в простонародье – Ли.

– Сейчас начнется! – торжественно объявил Ли.

– Что начнется?

– ТКБ… Тактильная Коллаборация Бонадвентура!

Заметив удивленное, даже немного испуганное, лицо начальника, Ли пояснил.

– То, что вы велели сделать на последнем совещании, – эксперимент по усилению тактильных реакций с помощью импульсного излучателя. Прототип с последним вариантом материнской платы готов. На всякий случай мы решили дать эксперименту ваше имя – а вдруг открытие…

– Зачет, – засмеялся начальник, абсолютно не помня, о чем речь.

– А еще в вашем кабинете некто Джессика из центрального офиса в Вашингтоне, – добавил Ли.

– У нас есть офис в Вашингтоне?

– Сам не знал, но, по всей видимости, – есть…

Она стояла возле окна в огромном то ли комбинезоне, то ли халате и делала вид, что любуется видом на промышленный пейзаж.

– Джессика – это как Джессика Роджер из «Кролика Роджера»? – спросил он вместо приветствия, пытаясь угадать под халатом-балахоном те самые знаменитые пышные формы из мультфильма.

– Джессика – это как Джессика Пирсон из Suits, – повернувшись к нему лицом, ответила гостья.

– Значит, вы большой босс?

– Большой-пребольшой!.. Прибыла к вам из центрального офиса в Вашингтоне.

– Никогда не слышал о таком…

– Услышали теперь, – гостья улыбнулась. – Моя фамилия Уотсон.

– «Уотсон Индастриз» – наш главный акционер…

Гостья кивнула.

– И что привело вас из Вашингтона в нашу глушь?

– Приехала посмотреть – что именно мы финансируем.

– Отлично… А можно еще один важный вопрос – кто нарядил вас в этот халат?

– Это не халат, это защитный комбинезон. Ваш помощник предупредил, что без комбинезона здесь находиться нельзя.

– Ли из Китая. Там у них слишком строгие правила по части техники безопасности.

Джессика, покачав головой, вновь улыбнулась.

– Значит, реагирующие на температуру тела дроны-вампиры не нападут на меня и не закусают до смерти?

– Убью мерзавца!..

– Не стоит, – Джессика продолжала улыбаться. – Сама люблю пошутить. Хорошо, что ваш помощник не стал облачать меня в каску или противогаз. Испорченную прическу и макияж я бы точно не простила.

– Слава богу, мир спасен… А что, собственно, вы хотели узнать?

– Ну для начала – кто вы и как вас зовут?

– Ну я тут вроде как самый главный. А зовут меня Бонадвентур Петров…

Собеседница удивленно вскинула брови.

– Бонадвентур – это как Бонадвентур Пенкрофт из «Таинственного острова»?

Теперь уже удивленно вскинул брови он:

– Ого, вы читали «Таинственный остров»?

– Сайрос Смит, Гедеон Спилет, Герберт, Бонадвентур Пенкрофт и их верный пес Топ. Кто ж этого не читал?

– Да никто не читал… Особенно здесь, в Америке…

– Ах да, мы же тут все неучи. Ну а вы, судя по фамилии, из России, представитель «самой читающей нации на Земле», – Джессика снисходительно улыбнулась. – В прошлом «самой читающей».

– Вы правы! «Кролик Роджер», «Шрек», «Смурфики» и прочий Голливуд нас почти сделали…

– Почти?.. Ха-ха…

– Что значит – ха-ха?..

– Ха-ха – значит то, что мы сейчас в Америке, в Хьюстоне. И я тут большой босс, а вы на меня работаете. Это называется «сделали», а не «почти сделали».

Петров покачал головой.

– Умеете же вы, «коренные американцы», все расставить по местам…

– Ладно вам обижаться, – Джессика расплылась в широченной улыбке победителя. – Вы ж сами начали. Про «Кролика…», про «Таинственный остров». Кстати, кто додумался вас так назвать – Бонадвентур?

– Отец… Он был помешан на Жюль Верне. У нас в доме имелось полное собрание сочинений…

В улыбке Джессики появился оттенок жалости. Видимо, она представила себе, каково быть Бонадвентуром в суровой России.

Экскурсия началась с лаборатории № 1, где как раз затевался «величайший эксперимент».

– Начнем с самого главного. Это наш основной испытательный стенд. Здесь мы тестируем готовые изделия… ну почти готовые…

– А что за изделия? – спросила Джессика.

Бонадвентур внимательно посмотрел на собеседницу – не шутит ли та.

– Вы в это вложили сто сорок миллионов и даже не знаете, о чем речь?

– Проект инвестировал мой отец. Неделю назад у него случился инсульт. Теперь он лежит без движения и делами пока управляю я, – ответила Джессика.

– Сожалею… А чем вы занимались до этого? – поинтересовался Бонадвентур.

– Бракоразводными процессами…

– В смысле?..

– Говорят, я один из лучших юристов по разводам. Вы, случайно, не собираетесь разводиться?

– Да я еще и жениться-то не успел… А вы?

– Я тоже…

Бонадвентур улыбнулся и повернулся к огромному стеклу, за которым копошилось около двадцати человек, одетых в такие же, как Джессика Уотсон, комбинезоны.

– Сегодня, кстати, у нас важный эксперимент, – сказал он. – Вы прибыли вовремя…

Бонадвентур попытался вспомнить, что именно должно произойти сегодня, но не смог. К счастью, мимо проходил Ли.

– Это мой ассистент Ли Чон Ву, – поймав проходящего за рукав, объявил Бонадвентур. – Вы с ним уже познакомились. Ли сейчас подробно расскажет, в чем суть сегодняшнего эксперимента.

– Но мне надо быть там, внутри, – испуганно промямлил Ли, косясь на облаченную им в смешной комбинезон гостью.

– Мисс Уотсон наш главный инвестор. Она хочет знать, на что мы тратим ее 140 миллионов, – так же косясь на комбинезон, подчеркнул Бонадвентур.

Ли побелел и оцепенел.

– Сегодня у нас эксперимент по улучшению тактильных реакций болванок на электромагнитный импульс, – промямлил Ли.

– А подробней? – попросила Джессика.

Тут Бонадвентур вспомнил, что он велел сделать своим подчиненным на последнем совещании, и заговорил сам.

– Сегодня мы будем испытывать на болванке нашу новую материнскую плату. Прежние платы были хороши с точки зрения функционала, но плохо работали в регистре тактильности.

Собеседница кивнула, но было заметно, что она ничего не поняла.

Бонадвентур зашел с другого фланга – он вынул из кармана свой коммуникатор.

Вы, наверное, знаете, что не все коммуникативные устройства одинаковы. Они имеют разную начинку в зависимости от того, для чего созданы. Какие-то отлично снимают видео, могут делать ролики, трехмерные проекции и фотографии. Какие-то заточены на качественное общение в любой точке планеты, снимают языковые барьеры, служат навигаторами в путешествиях. Некоторые коммуникаторы сориентированы быть помощниками в работе – они моделируют ситуации, подсказывают правильные решения, являются микро-менеджерами, консультантами. То, каков ваш коммуникатор, прописано в его материнской плате. В различных устройствах стоят разные материнские платы. Все они отличаются друг от друга по набору параметров и по фирмам-производителям.

Джессика кивнула, и этот ее кивок был уже более осмысленным. Бонадвентур продолжил:

– В робототехнике все то же самое. Наша лаборатория создает материнские платы, которые нацелены на наилучшую тактильность. То есть – мы улучшаем качество прикосновений. Мы делаем так, чтобы роботы могли испытывать тактильные ощущения аналогичные человеческим. Например, чувство боли, когда они обжигаются, чувство холода, когда они берут рукой снег, тепло человека или другого робота при рукопожатии, даже ласки…

– Так вы работаете на секс-индустрию? – попробовала догадаться Джессика.

– Секс-индустрии наши разработки несомненно бы тоже пригодились, – улыбнулся Бонадвентур. – Но у нас другой заказчик. Да вам-то как раз лучше знать, с кем долгие годы сотрудничает ваш отец.

– NASA, – удивилась Джессика. – Не может быть…

– Очень даже может, – подтвердил Бонадвентур. – Мы работаем на Космическое Агентство. Создаем версию робота, который полетит вместе с людьми на Марс.

– Вот это да! – голос Джессики дрогнул от волнения. – Наш робот будет участвовать в первой марсианской экспедиции!

– Насколько я слышал, еще три лаборатории получили аналогичные задания. Через три недели все мы должны предъявить образцы комиссии NASA. На Марс отправятся только лучшие экземпляры.

В этот момент из оцепенения вышел Ли. Он вдруг заговорил голосом рекламного марсианского агента:

– Люди высадятся на Красную планету вместе с машинами. Затем люди возвратятся на Землю, оставив роботов оборудовать пригодный для жизни периметр. Это будет огромный марсианский город под куполом. Через пять лет территория, пригодная для жизни, сможет принять десять тысяч землян. А через тридцать лет, когда проект выйдет на полную мощность, на Марсе будет жить до двадцати миллионов человек…

– А затем мы построим марсианскую космическую станцию, с помощью которой вырвемся за пределы Солнечной системы и полетим к другим мирам, – Джессика засмеялась. – Сколько раз я слышала эту сказку от отца…

– Не такая уж это и сказка, – заявил Ли. – Космические корабли и двигатели, пригодные для полета, уже есть. Проблема в людях. Люди – это пока самое слабое звено. Поэтому людей на Марсе поначалу заменят роботы.

Зачем же тогда делать роботов уязвимыми? – спросила Джессика. – Развивая их тактильные ощущения, вы делаете их такими же незащищенными от воздействий космоса, как и людей. Так же, как люди, они будут чувствовать высокую температуру и холод. Зачем все эти сложности? И, вообще, от чувствительности до чувств один шаг.

– Про чувства никто не говорил, – отчеканил Ли. – Прямое копирование чувств человека – это табу, которое никто не собирается нарушать. Запрет на подобные разработки действует на всех. Мы не жаждем получить за это пожизненный срок. Мы всего лишь повышаем уровень тактильных ощущений.

– Но зачем? – по-прежнему не понимала Джессика.

Ответить взялся Бонадвентур.

– Человеку рано или поздно придется жить на Марсе, а значит придется испытывать на себе все прелести местных условий. Оставленные там на пять лет роботы должны дать ответ – справится ли с этим человеческий организм. Поэтому тактильные ощущения марсианских роботов должны быть максимально приближены к человеческим.

Джессика подозрительно покосилась на собеседников.

– Вы мне что-то недоговариваете…

Бонадвентур с Ли переглянулись и улыбнулись. Им явно польстило, что их собеседница оказалась столь сообразительной.

– Неуязвимые роботы на Марсе людям не нужны! – произнесли они почти одновременно.

– А поточнее…

– Марсианская колония неуязвимых роботов – это слишком опасно для человечества. Кто знает, что взбредет им в микросхемы за пять лет автономии? Поэтому роботы должны испытывать равные человеку ощущения, в том числе и болевые. Болевой шок от попадания пули или иного предмета в тело, простите – в болванку, должен приводить к смерти, то бишь к полному выходу из строя их материнской платы, – пояснил Ли. – Таков главный пункт нашего технического задания. По сути, именно этим мы здесь и занимаемся. Мы убиваем роботов.

Джессика вздрогнула.

– И как успехи?..

– С каждым днем все лучше, – ответил Ли, заглянув в находящуюся у него в руках папку. – Коэффициент вывода из строя полгода назад был на уровне 20 %, на сегодняшний день уже 44 %.

– А что по этому поводу говорят сами роботы?

Ли сочувственно посмотрел на собеседницу.

– Видимо, в вашем доме есть роботы-помощники, наделенные имитаторами чувств и визуально похожие на людей, – предположил он.

Джессика кивнула:

– Няня, горничные, садовники… Всего их семь. К ним же привязываешься, как к людям.

Ли показал пальцем в угол лаборатории и сказал:

– Вон там у нас гидравлический пресс. После испытаний болванку тут же утилизируют.

– Я не спрашивала о таких подробностях, – заявила Джессика, поморщившись словно от боли.

– «К ним привязываешься, как к людям», – Ли повторил слова Джессики. – Это распространенная человеческая ошибка. Все из-за того, что большинство производителей стараются делать роботов внешне максимально похожими на людей.

– А как выглядят ваши, как там вы их называете, – болванки?..

– Наши похожи на людей лишь отдаленно. Руки, ноги, голова, туловище, но без отделки. Стандартная болванка от «Кибердайн Системс». Внутри металл, углепластик, композитные материалы, микросхемы. Оболочка – сверхчувствительный латекс и искусственная кожа. Материнская плата расположена в районе солнечного сплетения… «Душа ее прямо в желудке», – зачем-то процитировал слова известной песенки Ли.

Джессика осуждающе посмотрела на собеседников.

– Просим прощения за цинизм, – извинился за помощника и за себя Бонадвентур. – Мы здесь привыкли к тому, что машина – всего лишь машина. Ой…

Бонадвентур осекся, потому что это тоже был отрывок из той же самой песенки.

Джессика вдруг чуть слышно запела:

Машина – всего лишь машина,
Любить ее нету причины,
Не стоит дарить незабудки —
Душа ее прямо в желудке.

– А ведь многим роботы заменяют друзей, близких, даже родителей, – грустно сказала Джессика.

– Извините, если чем-то обидели, – произнес Бонадвентур. – Нам сложно очеловечивать роботов, ведь мы знаем их ассемблер.

Джессику вдруг словно током ударило.

– Ассемблер?.. – повторила она.

Бонадвентур и Ли удивленно переглянулись.

– Да, ассемблер…

– Что это? Расскажите, – попросила Джессика.

Ее лицо раскраснелось. По всему было видно, что собеседница сильно взволнована.

– Ассемблер – транслятор программного кода. Многие программисты в шутку называют его душой машины, – произнес Ли.

Заинтересованный взгляд Джессики явно требовал дальнейших разъяснений.

– Ассемблер – старый и почти забытый язык программирования, нечто промежуточное между машинными кодами и языками третьего поколения. Вы про фортран, кобол, паскаль что-нибудь слышали?

Джессика неуверенно кивнула.

– Ну это такие языки программирования. Так вот ассемблер среди них – ископаемое. Как язык первобытного человека. Но именно он ближе всего к машинным кодам. Именно он находится на короткой ноге со всеми этими бесконечным ноликами и единичками, что появляются на экране, когда компьютер зависает и пишет фразу типа «что-то пошло не так».

– Первобытный код, – попыталась сформулировать Джессика.

– Похоже на то… Это как первый осмысленный звук из уст младенца, – улыбнувшись, сказал Бонадвентур.

– Чему вы улыбаетесь? – спросила Джессика.

– Да так, вспомнил кое-что из юности…

– Расскажите, прошу вас!

Джессика зачем-то полезла в свою сумочку, словно что-то в ней проверяя.

В последнем классе школы, еще в Советском Союзе, я ходил на курсы программирования в учебно-производственный комбинат, сокращенно УПК. Все тогда были обязаны ходить в УПК. Я мечтал там выучиться на водителя, но непонятно как угодил в программисты. Вначале я сидел на занятиях и ни черта не понимал. Все эти перфокарты, перфоленты, электронно-вычислительные машины размером с дом… До сих пор помню лампового монстра по преобразованию первичного кода – машину «Роботрон 17–20». Сколько нервов она мне попортила, сколько перфокарт требовалось в нее впихнуть, чтобы прописать то, что сейчас делается одним кликом! Программирование казалось мне скучным, неинтересным. Все изменилось, когда мы стали изучать ассемблер. Всех этот язык бесил. Всем хотелось работать на популярном тогда фортране, ну или на бейсике. Но меня поразил именно ассемблер. Казалось, что заглядываешь в мозг матрице, разговариваешь с Богом. Возможно, именно тогда я выбрал себе профессию и в конечном итоге оказался здесь. Кстати, когда-то я даже выпустил учебник «Ассемблер для начинающих».

– А вы помните кого-то из ваших школьных друзей, тех, кто тогда учился вместе с вами в этом УПК? – спросила Джессика.

– Друзей, – удивился Бонадвентур, – помню конечно. Мы дружим до сих пор. Все, между прочим, стали неплохими программистами. Илюха Шульман и Дима Казанков сейчас в Гугле на топовых должностях. Толик Волков в Москве большая шишка в Академии Наук. Ну и, конечно же, наша главная звезда Софья Касперская…

– Та самая?..

– Та самая…

Джессика почему-то облегченно вздохнула. Выглядело это так, будто с ее плеч свалился тяжкий груз. Она вновь порылась в своей сумочке, затем взглянула на часы и неожиданно произнесла:

– Знаете что, я, пожалуй, не стану наблюдать за убийством очередного робота. У меня скоро деловая встреча. Отправляюсь на нее. О том, как прошел ваш великий эксперимент, расскажете завтра. Хорошо?

– Хорошо, – согласились Бонадвентур и Ли.

– Можете не провожать, я помню, где выход, – сказала Джессика и быстро прошмыгнула за дверь.

– Комбинезон! – крикнули они одновременно, но та их уже не слышала.