Kitobni o'qish: «К соседям за яблоками»

Детворе Кавказских Минеральных Вод посвящаю

Пролог. Прощание

Hа дворе стоял ноябрь, и дело шло к вечеру. Мальчишки Речного переулка гоняли футбольный мяч вдоль дороги, а девчонки сгребали в горку сухие листья, чтобы потом закопаться в них с головой. Вдруг сильный порыв ветра поднял в воздух дорожную пыль и опавшие листья, которые он подбирал на своем пути. Затем, как будто намеренно, ветер обрушил это пыльное облако прямо на мальчишек, залепив им глаза и уши. Паша, запустив Вовке мяч, остановился и стал тереть полные пыли глаза. Потом он посмотрел в сторону горы Купчихи, за которую по вечерам заходило солнце и откуда сейчас дул ветер. Гора возвышалась над железнодорожным полотном, и оттуда по направлению к городу ползли черные тучи. Комок подкатил к горлу Паши, и желание играть в футбол мигом пропало.

Он повернулся к сестре Соньке, сидевшей с подружками неподалеку на куче сухих листьев, и позвал:

– Сонька! Пошли домой!

– Не хочу! Рано еще, – заупрямилась Сонька.

– Быстро! Кому говорят! – приказал он.

Она медленно поднялась, стряхивая листья со своего короткого пальто, и с неохотой поплелась за братом. Он был старше, и спорить с ним было бесполезно.

Когда дети вошли в дом, отец возился у плиты и, услышав их, заметил:

– Что-то вы рано сегодня! Ужин еще не готов.

Обычно так рано домой они не приходили и загнать их с улицы стоило большого труда.

– Это Пашка скомандовал домой идти, – начала было ныть Сонька, но брат не дал ей договорить.

– Сильный ветер поднялся. Наверное, дождь пойдет.

Паша направился в детскую и взял книжку, которую читал за завтраком. Усевшись в кресле у окна, он открыл страницу с закладкой, но никак не мог сосредоточиться. Он посмотрел в окно на горизонт, залитый багрянцем. На фоне этого багрянца и черная гора, и небо напоминали ему то декабрьское утро, когда привезли в дом тело покойной мамы. Вот и сейчас ветер набирал силу, бился в окна и завывал в трубе, нагнетая тревогу. В багровом просвете между тучами и темным очертанием горы торчали кладбищенские кресты, как бы в панике раскинув свои перекладины-руки. У Паши мурашки поползли по спине. В народе говорили, что в такую погоду дух горы оживает, зазывая душу недавно усопшего. Хотя Паша и не верил в это, ему стало не по себе. Он попытался побороть панику, но перед глазами встала картина того декабрьского утра, когда в дом внесли закрытый гроб. Гроб поставили на стол у стены рядом с трюмо, на которое набросили простынь, и затем открыли крышку. По традиции покойника держали в доме три дня. У них в семье не отпевали, но бабушкина набожная сестра села на стуле рядом с покойницей и принялась нашептывать молитвы, слегка покачиваясь в ритм. Ветер хлестал мокрым снегом по стеклам, а за окном темные тучи тянулись по небу куда-то в пространство, которому не было предела.

Когда вносили гроб, Паша, как испуганный маленький зверек, забился под свою кровать. Натянув до ушей воротник свитера, он уставился в пол наполненными страхом глазами. В дом заходили соседи, потом они выходили, выпуская последнее тепло, что оставалось от растопленной рано утром печи. Казалось, о нем совсем забыли, никто его не звал. Никогда еще в своей короткой жизни Паше не приходилось видеть покойника, а мысль, что в гробу лежала его мама, была непостижима. В гроб заглядывать он ни за что не станет. Там не она, не мама! Это старуха-смерть обхитрила всех и проникла в дом. Зачем ее пустили? Она точно знает, где он прячется. Сейчас под кровать заглянет…

Совсем рядом послышались шаги. Он затаил дыхание, зажмурил глаза и натянул на них воротник свитера. Его охватила такая паника, что трудно было дышать.

– Паша! Паша! – тихо позвал отец.

Осторожно Паша стянул воротник с головы и приоткрыл глаза. Отец заглядывал под кровать.

– Сынок! Пора с мамой прощаться, – почти шепотом проговорил отец, смотря на сына печальными глазами.

Паша замотал головой, отказываясь вылезать из-под кровати.

– Не бойся, сынок. Для всех людей на свете наступает время, когда им приходится прощаться с близкими. Это очень и очень тяжело, но этого не избежать.

Отец хотел еще что-то сказать, но его глаза затуманились, и он лишь протянул Паше руку.

С отцовской помощью Паша вылез из-под кровати и встал, но колени дрожали, а ноги отказывались идти. Если бы не отец, который осторожно потянул его за руку к стене, где стоял гроб, Паша точно рухнул бы на пол.

Шаг за шагом, с зажмуренными глазами он шел за отцом. Затем они остановились. Не открывая глаз, Паша затаил дыхание. Он по запаху чувствовал, что смерть была рядом, но убежать нельзя – он должен открыть глаза…

Первое время Паша страшно тосковал по маме. Он помнил ее мягкие руки, когда она гладила его по лицу, ее губы, когда она целовала его в щеки, но особенно сильно он помнил ее запах. В шкафу еще долго висела ее одежда, и, когда дома никого не было, он открывал шкаф, прижимал лицо к шифоновым блузкам и, зажмурив глаза, долго-долго впитывал в себя мамин запах. В такой момент он чувствовал ее присутствие, мгновенное, но до боли ощутимое. Потом бабушка убрала мамину одежду из шкафа и воспоминания стали угасать. Но когда в жизни Паше приходилось очень трудно, он знал, что мама где-то рядом, и это придавало ему силы и уверенности в себе.

Запретный плод

Паша Гринев жил с отцом Матвеем Степановичем и сестрой Соней в Речном переулке в провинциальном курортном городке Горске. Мать Паши умерла три года назад, когда Паше было шесть, а сестре три.

Их городок уютно пристроился в предгорье Большого Кавказа, снежные вершины которого сияли на горизонте этого солнечного края. На карте Горск был крошечной точкой между двумя морями, Черным и Каспийским, но славился минеральной водой и множеством здравниц, которые круглый год принимали тысячи людей со всех уголков их огромной страны. Курортники приезжали подлечиться, хотя на больных они вовсе и не были похожи. Скорее они приезжали подышать чистым горным воздухом, попить минеральной воды и принять теплые лечебные ванны. Домой они возвращались в полной уверенности, что здоровье как следует подкрепили и готовы приехать на курорт еще.

Помимо здравниц, Горск и его окрестности славились плодородной землей, цветущими садами и бескрайними полями. Изобилие фруктов и овощей восхищало тех, кто сюда приезжал первый раз. Для местных жителей это был райский уголок, а детям здесь был простор для самых увлекательных приключений.

Весело жилось детям в Горске. Суровых зим там не было, но иногда лед в реке замерзал так, что можно было кататься на коньках. Правда, взрослые предостерегали детей, что это опасно, так как лед в любой момент может треснуть. Но кто слушает взрослых, когда вся улица высыпает с коньками на сверкающий лед!

Летом в Горске бывало жарко, но вода Кумчика, текущего издалека по горной долине, манила прохладой в каменистые водоемы, где купаться можно было, как в бассейне. Весной и осенью солнце ласково обогревало этот край, и вся долина за городом и склоны горы Купчихи покрывались ковром разноцветных диких цветов. Купчиха походила скорее на холм, чем гору, но местные жители называли ее горой. Гора была приземистой, раздавшейся в боках – одним словом, купчиха.

По окраинам города были разбросаны лесопосадки, как местные называли свои леса, но, в отличие от дремучих еловых чащ, описанных в сказках, в лесках Горска росли молодые дубки, орешник, дикие абрикосы и терновник. Попадались и дикие яблони, с яблоками не совсем райскими, но наподобие. В конце лета и осенью взрослые и дети наведывались в лесопосадки, чтобы собрать плоды, которые дарила им природа, не требуя ничего взамен, просто так.

В июне начинались длинные школьные каникулы. Дети, живущие на окраине, проводили большую часть лета на улице или в садах. А сады эти – будь то твой собственный сад или сад твоего друга – становились местом самых увлекательных приключений. Среди фруктовых деревьев и в кустарнике можно было соорудить себе шалаш и забыться там с книгой или собраться с друзьями, чтобы поболтать, помечтать, сыграть в шахматы или шашки. А еще в саду, начиная с июля, можешь отведать раннее летнее яблоко. Когда эти яблоки созревают, весь сад наполняется их ароматом. Срываешь яблочко прямо с ветки – и, когда кусаешь теплый от солнца плод, брызги яблочного сока покрывают нос, щеки, ресницы. Какое счастье, что у тебя есть свой собственный сад!

Фруктов в твоем саду навалом – ешь сколько влезет. Но вот фрукты в саду у соседей настолько соблазнительны, что невозможно побороть желание туда забраться. Соседский сад – это мир завлекательный, мир мечты: вот бы испробовать чужое яблочко, манящее своим блеском и ароматом. Начинаешь строить планы, как бы заполучить этот запретный плод.

Мы все знаем, что воровать плохо. Но фрукты – это другое дело. Почему же не угоститься соседским яблоком, когда такое их изобилие? Бери – не хочу! Хватит на всех. И взрослым вовсе не стоит негодовать. Ну представь себе, что сидишь ты как паинька дома, а соседский мальчик или девочка лопают яблоки в саду неподалеку. Вполне возможно, что даже в твоем собственном! Все равно взрослые осудят. А речь ведь идет не о серьезной краже – это лишь ради приключения. Фрукты растут повсюду и еще вырастут. Какой же тут ущерб?

В сентябре, когда наступает пора идти в школу, фруктовые страсти утихают, но не проходят совсем: как раз созревают поздние сорта яблок. В сентябре-октябре яблочные набеги в соседские сады можно совершать в выходные. Правда, вставать надо очень рано, пока все спят. У соседей, спору нет, зимние сорта яблок намного вкуснее, и забраться на их яблоню незамеченным требует особой сноровки, за что тебя зауважают сверстники.

Конечно, в Горске есть и сады, скрытые за высокими заборами и охраняемые злыми собаками. Эти собаки преданно стерегут владения своих хозяев, и не дай бог какой-нибудь прохожий осмелится заглянуть через просвет в заборе в такой сад, чисто из любопытства, просто чтобы полюбоваться чудо-яблоком, как тут же пес, учуяв человека по ту сторону, бросится на забор, захлебываясь от лая. Представьте, в какой панике этот невинный прохожий летит на другой конец улицы, проклиная свое любопытство и хозяев, обзаведшихся такой «скотиной».

Паша и Соня Гриневы обожали яблоки. И самые аппетитные и недоступные им плоды росли за высоким забором Бирюковых, соседей справа. А еще потрясающие яблоки и груши росли за высокой живой изгородью Волчанских, чей сад граничил с садом Гриневых с тыльной стороны. Сад Бирюковых охранял верный Альберт, который кидался на забор, даже когда прохожим никакого дела не было до яблок или других плодов в саду его хозяев. Живя по соседству, Паша и Соня подружились с Альбертом, так что не собака была препятствием на пути к соседским яблокам, а высокий забор. Что же касается Волчанского, то трудно сказать, кто больше пугал людей – его псы или сам хозяин. В сад к Волчанскому никто и не подумал бы полезть. Но о Волчанском будет разговор отдельный.

Райские яблоки

Лето подходило к концу, и ветки в садах Горска ломились от яблок и груш. Паша стал думать, как бы забраться в сад Бирюковых. Он стоял на высоком крыльце своего дома и смотрел на вершину яблони, которая росла по ту сторону забора. Там, на самом верху, сияли яблоки такого калибра, что и во сне не снилось!

В голову лезли слова бабушки – «запретный плод». Она так говорила, когда они с сестрой хватали то, что им не положено было брать. Но блестящие на солнце соседские яблоки были действительно запретным плодом, который он решил достать любым путем.

– Паш! Что ты там увидел? – раздался голос Соньки за спиной.

Паша даже и не услышал, как она подошла к нему: так погружен был в мечту о бирюковских яблоках.

– Ничего!

Он мигом отвел взгляд от яблок. Может, не заподозрит. Но Соньку трудно было провести.

– Ты что-то затеял, Паш. Я по лицу вижу, – выразила подозрение сестра.

Тон ее голоса напоминал голос бабушки, когда та что-то не одобряла.

– Ничего я не затеял! Ерунду какую-то несешь, – ответил Паша.

Но, подумав, он решил, что ему понадобится помощник. А кто же еще, как не Сонька?

– Ладно, слушай! – Паша серьезно посмотрел на Соньку и добавил: – Только ни гугу!

Он пальцем показал на верхушку бирюковской яблони, где на солнце румянцем отливали манящие плоды.

– Вон, видишь?

Прищурив глаза, Сонька по-взрослому заявила:

– Ты что, того? – Она пальцем повертела у виска. – Как же ты достанешь эти яблоки? Крыльев еще не отрастил и вертолетом не обзавелся.

– Я все продумал, – настаивал Паша. – Не первый раз достаю яблоки с высоких веток.

Затем со знанием дела он начал объяснять:

– В сарае полно длинных досок. Папка насобирал на всякую починку. Надо всадить в доску гвоздь, чтоб он торчал острым концом наружу, и на этот гвоздь нанизываешь яблоко.

Возбужденный, он посмотрел на сестру.

– Ну и как тебе мой план?

– Как же! Разбежался! Доска твоя коротка. Не достать тебе тех яблок! – издевательски протараторила Сонька, кивая в сторону яблок, свисающих с верхушки дерева.

– А я с забора. Залезу наверх и оттуда достану, – Паша не сдавал позиции.

– Ну и когда же ты собираешься лезть на этот забор? – не успокаивалась Сонька. – Ты же торчать на нем будешь как чучело гороховое.

Разговор детей привлек внимание Альберта. В просвете забора мелькало его бело-оранжевое туловище. Собака привыкла, что дети возятся за забором, и никогда не лаяла на них. Дети тоже привыкли к собаке и иногда подходили к забору и заводили с Альбертом разговор. Псу надоедало бегать по саду, и он с охотой, так сказать, общался с соседскими детьми. При таких беседах он вертелся и вилял хвостом.

Приметив Альберта, Сонька добавила:

– И собака будет на тебя лаять так, что все соседи сбегутся.

– Полезу в следующее воскресенье, – решил Паша. – По воскресеньям Бирюковы ходят в церковь. И папка на работе в следующее воскресенье. Вот тогда и полезу.

Затем он перешел с «я» на «мы»:

– Я уверен, нас никто не засечет. По воскресеньям – полное затишье.

– Это тебя не засекут! Я в твои проделки вмешиваться не буду, – наотрез отказалась Сонька.

– Ну и убирайся! – обиделся Паша. – Но никому ни слова! Поняла?

Но Сонька не угомонилась:

– Гвоздь ржавый – и будут в твоих яблоках ржавые дырки. Я такие есть не буду.

– А интересно, кто тебе их даст?

Сонька замолчала и надувшись ушла. Она прекрасно знала, что, если брату что-то пришло в голову, его ни за что не уговорить и затею он не оставит, какой бы дурацкой она ни казалась. В большинстве случаев Сонька охотно принимала участие в его проделках, однако, если риск был слишком велик, шла на попятную. Яблоки Бирюковых действительно очень манили, но Сонька была уверена, что брату ни за что не забраться на такую высокую яблоню.

«Что он придумал?» – возмущалась она про себя.

Паша же знал, что сестра никому его тайну не выдаст, так как слишком много общих тайн у них было. Он без промедления направился в сарай в поисках подходящей доски или палки. Сарай был набит всякой всячиной. Каких только палок и досок там не было! Перебирать этот хлам оказалось занудным делом, но Паша твердо решил, что обязательно найдет то, что ему надо. Сначала попадались слишком короткие или слишком длинные доски. Некоторые были слишком широкими – за такую трудно ухватиться одной рукой. Доска нужна была тонкая, но крепкая, чтобы, зажав ее в руке, можно было уверенно насаживать яблоки на гвоздь.

В конце концов в самом темном углу сарая нашлась подходящая палка. «Даже лучше, чем доска», – подумал Паша. Ее длина в два раза превышала Пашин рост. Он схватил палку за один конец, помахал ею в воздухе и решил, что это как раз то, что ему надо. Паша не сомневался, что, забравшись на забор, он без особого труда сможет достать этой палкой яблоки. Теперь оставалось вбить гвоздь в один конец – и готово. Он открыл отцовский ящик с инструментами, стоящий тут же, на рабочем столе, покопался в нем и нашел гвоздь нужного размера. Минуту спустя из сарая послышался стук молотка. Сонька знала, что это не предвещало ничего хорошего.

Но Паше не удалось отведать бирюковских яблок в ту осень: заболела бабушка, и в выходные пришлось к ней ездить всей семьей. А когда она поправилась, к тому времени Бирюковы уже собрали урожай.

Бирюковы

Старики Бирюковы нагоняли страх на детей Речного переулка. Жили они в старом доме за высоким забором и прятались от глаз посторонних. Похоже, что у Бирюковых и родственников не было, так как никто их не навещал и они сами ни к кому в гости не ходили. Среди детей Речного переулка Бирюковы считались какими-то сектантами, которые неспроста ходят по вечерам на кладбище. Пашин отец запрещал своим детям говорить глупости, когда они передавали ему сплетни о соседях. Но Паша с Сонькой не могли выбросить кладбищенские истории из головы и страх перед Бирюковыми продолжали испытывать.

В Бирюковых было что-то не от мира сего. Особенно в старике. Нельзя сказать, что он сильно отличался от других стариков в городе, – у него была такая же длинная седая борода, как и у многих других, – но уж слишком он был нелюдим, всегда угрюмый, неприветливый, и детей это пугало. Старуха Бирюкова, та хоть здоровалась, а этот всех стороной обходил. Интересно, какие же тайны они хранили за своим высоким забором?

Отец объяснял, что Бирюковы, подобно многим семьям в городе, да и некоторым соседям в переулке, староверы, а мужчины-староверы всегда носят бороды. Но дело было не только в бороде. Наблюдая, как Бирюковы в вечерние сумерки идут по направлению к кладбищу на Купчихе, дети размышляли: «А зачем они туда ходят на ночь глядя?»

Паша с Сонькой понятия не имели, чем отличались староверы от обычных православных. Гриневы были неверующие, только бабушкина сестра Соня верила в Бога. Это в ее честь Соньку назвали. Бабушка Соня не любила говорить о староверах. Для нее они все были грешники.

Родная бабушка попыталась объяснить Паше, в чем различие, когда он спросил ее об этом.

– Они крестятся двумя перстами. У нас в церкви крестятся тремя.

– А еще? – допытывался Паша.

Бабушка подумала и добавила:

– Мужчины обязательно отращивают бороды, а женщины ходят только с покрытой головой. Староверы и правда малообщительны. Но вреда они никому никакого не делают.

– А почему они всех сторонятся? В православной церкви двери всегда открыты, а в старообрядческой нет.

– А это потому, что их за веру долго преследовали. Вот они и живут обособленно. Триста лет назад их вообще казнили. Сейчас такого нет.

У Гриневых дома была небольшая библиотека, и Паша любил копаться в книгах. Некоторые он прочитал, но, конечно, не все. Книги для взрослых ему были неинтересны. Хранилось и несколько книг с репродукциями картин 19-го века. Паша иногда разглядывал их и к одной он много раз возвращался. Подпись под репродукцией гласила, что картина «Боярыня Морозова» написана художником Василием Суриковым в 19-м веке и находится в Третьяковской галерее в Москве. Каждый раз, когда Паша рассматривал эту репродукцию, ему становилось тревожно. Картина изображала сани в упряжке, и на санях, утопающих в глубоком снегу, сидела закованная в цепи женщина, боярыня Морозова. Ее везли в место заточения – как Паша понимал, на верную смерть. Боярыню приговорили к смерти за отказ принять новую православную веру, которая указом царя стала обязательна для всех на Руси. Одетая во все черное, Морозова возвела правую руку с двумя указующими перстами вверх, к небу, как бы грозя окружившей толпе гневом Божьим. Выражение бледного лица, безумные глаза говорили о том, что ради своей веры боярыня готова идти на смерть. Многие в толпе потешались, но были и печальные лица.

После очередного просмотра репродукции Паша стал расспрашивать отца:

– Пап, а староверов все еще осуждают за их веру?

– Конечно нет! В наше время людей не осуждают за веру. Это ты опять о соседях? Что же ты пристаешь? Оставь стариков в покое!

– А почему староверов так много в нашем городе? Значит, не всех казнили?

– Да, в нашем крае и в самом деле много староверов. Когда их насильно заставляли принимать новую веру, многие семьи бежали как можно дальше от Москвы. Бежали туда, где их трудно было бы найти. В те давние времена наш край не входил в государство Российское. Поэтому многие староверы здесь и осели, – пояснил отец.

– У нас в книге «Художники 19-го века» есть репродукция картины «Боярыня Морозова», – Паша поделился с отцом своим открытием.

– Хорошая книжка, – заметил отец. Молодец, что нашел. Бедная боярыня погибла за свою веру. Но, как я сказал, это было в прошлом. Староверов больше не казнят.

Каждый раз, рассматривая репродукцию, Паша задерживал взгляд на лицах двух мальчиков рядом с санями. Они, пожалуй, были одного с ним возраста. Одного мальчика зрелище явно развлекало: это было видно по его оскаленным зубам. Почему ему так весело? Паша представил себя на месте мальчиков, а вместо Морозовой в санях он представил стариков Бирюковых. Неужели и он издевался бы над ними? Навряд ли.

Он сам не один раз видел, как Бирюковы шли в сторону кладбища. Ну и что? Наверное, у них там родственники похоронены. Пашина мама тоже там похоронена, и они всей семьей ходят на ее могилу. Все посещают могилы родственников. Так положено.

Со временем Пашу стали меньше интересовать старики Бирюковы. Но яблоки в их саду по-прежнему вызывали страшную зависть и желание их испробовать.