Kitobni o'qish: «После полуночи правит чёрт»
Пролог
Пасынок шведского бизнесмена Диксона Николай Никитин взял фамилию отчима и продолжил семейное дело. Он встал во главе малоизвестного бренда по производству современного медицинского оборудования и совершил невозможное: корпорация Диксонов опутала своими сетями весь земной шар и стала приносить баснословные доходы.
Никлас Диксон мог бы спокойно наслаждаться жизнью, но его головокружительный успех серьёзно омрачало прошлое: когда-то, ещё будучи Никитиным, он продал хитрому проходимцу древний артефакт «Чёртов манускрипт», и не просто продал, а отдал за бесценок, не разобравшись, что стоимость магической книги гораздо выше. Душа всемирно известного коммерсанта не могла вынести позора, и он твёрдо решил вернуть потерянную реликвию. Это было дело чести. Тем более, что теперь Диксон знал, что слухи про манускрипт не лишены смысла, и, при правильном прочтении, книга реально работает.
И вот сегодня Никлас снова приехал в Россию. Туда, откуда всё началось, где всё ещё проживал его сын от первого брака, в страну своих наивных фантазий и робких планов.
Господин Диксон велел водителю припарковаться напротив экспериментальной клиники «Соколиный глаз», кирпичного двухэтажного здания с фасадной вывеской в виде огромного сокола. Это было место, где глупец Коля Никитин понял, какую беду сотворил. Невозвратная точка отсчёта.
Он долго смотрел на жалюзи в окнах и уже хотел было уезжать, но на секунду замешкался, мучаясь болезненными воспоминаниями.
И тут из той проклятой клиники вышла ОНА.
Мужчина уставился на НЕЁ из окна своего «Rolls-Royce» с неподдельным изумлением. Нет, не её великолепная грация так его удивила. Маргарита Львовна всегда была на голову выше других, и к её царственной осанке Николай давно привык. Даже импозантный спутник дамы не вызвал у Никитина никаких особых эмоций – мужчины Ритку любили. Не это взволновало холодное сердце. Всемирно известный бизнесмен смотрел округлившимися от удивления глазами на огромный живот цветущей и радостной Маргариты Львовны!
– Беременна и… счастлива? – прошептали его побелевшие губы чуть слышно, – Но этого не может быть!
Счастье на лице царственной Маргариты означало лишь одно: «Чёртов манускрипт» у неё.
__________________________________________________________________
От автора: Небольшое предупреждение! История содержит описания некоторых недугов и врождённых уродств, поэтому не рекомендую читать книгу тем, кого медицинские темы шокируют и напрягают.
Глава 1. Профессор Сыромятников
Молодая судья поглядывала на Сыромятникова с сонным равнодушием. Было заметно, что его напряжённая тирада не вызывала в ней ничего, кроме желания зевнуть.
– Моя супруга Риточка… Маргарита Львовна. В тот день она решила помыть окна. Я всегда ругал её за неосторожность, понимаете? Даже робота-мойщика ей купил, чтобы не рисковала, но Рита не доверяла технике, боялась, не умела… Это я во всём виноват. Я!
– Алексей Вольдемарович, вы не о том говорите, – симпатичная девушка-адвокат смотрела на Сыромятникова с укором, – Мы же договорились не упоминать о трагедии.
– Как не упоминать? Как? Моя Рита… Она упала с пятого этажа. Лицом на дождеватель для полива газона. Она пробила себе глазницу…
– Ваша честь, защита просит перерыв!
– Не возражаю.
Бледный и готовый расплакаться Сыромятников вышел в сопровождении своего адвоката в сумрачный и неуютный коридор областного суда. Высокий, седовласый мужчина средних лет никогда не считал себя истериком, но смерть жены и вся эта дурацкая ситуация с иском о причинении тяжкого вреда здоровью основательно его подкосила. Он до последнего не верил, что окажется на скамье подсудимых. Обычно все претензии решались в досудебном порядке.
– Что вы несёте, Алексей Вольдемарович? Вы же сами себя закапываете, прекратите! – отчитывала его строгая защитница по дороге. Как эту пигалицу-юриста зовут? Кажется, Наталья? Совсем ребёнок. Что она в юриспруденции понимает?
– Наталья, мне обещали, что будет суд присяжных. И где он? Что за убогий спектакль за закрытыми дверьми? Эта… судья. Сколько ей? Двадцать пять? Двадцать? Какого чёрта? Я требую суд присяжных!
– Да успокойтесь вы! В вашем случае предпочтительнее закрытое судебное заседание. Или у вас ОПГ? Вы хотите, чтобы вас прилюдно растерзали? Из-за вас женщина ослепла, доктор! И скажите спасибо, что ваша пациентка не имеет денег на хорошую защиту. Если об этом инциденте узнают конкуренты, а рано или поздно они узнают…
Алексей Вольдемарович Сыромятников дураком не был. Он был профессором, доктором медицинских наук и руководителем экспериментального центра микрохирургии глаза.
– Хватит. Я всё понял.
– Доктор, то, что ваша жена трагически погибла, не оправдание вашей небрежности. Вы должны были отменить операцию, если чувствовали себя неважно.
– Неважно? Моя жена умерла. Странная и нелепая смерть. Повсюду кровь и ликвор. Боже мой, понимаете Вы или нет?! На газоне, на асфальте, на бордюре. Это ужас! Ужас! Мне пришлось хоронить её в закрытом гробу. В закрытом, понимаете? Мой маленький сын…
– Успокойтесь, Алексей Вольдемарович. В тот день вы были пьяны?
– Я не пью. Совершенно не пью. Уже пять лет.
– Есть свидетели, утверждающие, что в день операции от вас пахло алкоголем.
– Ложь. В тот день я переборщил с туалетной водой. Вот, и всё. Риточка подарила мне эту, хм, вонючую туалетную воду на день рождения. Отвратительный аромат, совершенно не мой. Это был запоздалый жест в честь покойной жены, понимаете? Я никогда не пользовался её подарком до того злополучного дня.
– Хорошо. Стойте на своём, что бы ни случилось. Обвинение будет утверждать, что в тот вы были не в себе. Не нужно им в этом помогать, больше ни слова о семейной трагедии. Это не имеет к делу никакого отношения.
– Какое дело? Это была рядовая кератопластика, всего лишь пересадка роговицы. Я могу всё исправить. Сам. Хоть сегодня.
– Вы уже наворотили дел. Молитесь, чтобы срок был условный.
– Какой срок, Наташа? Это всего лишь недоразумение. Та пациентка и так ни черта не видела. Она не могла ослепнуть. Не могла, Наташа!
– Я не Наташа.
– Чёрт!
Глава 2. В доме точно кто-то есть
Тут-тук. Тук-тук. Чирк.
Егор вздрогнул и проснулся. В окно детской заглядывала полная луна. Облака оплетали небесное светило, словно воздушное бабушкино кружево, которая та вязала крючком длинными зимними вечерами. Егор бабушку любил. Бабушка жарила на чугунной сковородке вкусные пирожки с картошкой и пела внуку песни. Не те глупые колыбельные песни, которые поют маленьким детям, а настоящие, взрослые: про жизнь и смерть, боль и несправедливость, любовь и разочарование.
Тук-тук.
Не послышалось. Егор присел в тёплой постели и до боли напряг свой чуткий детский слух. Едва слышно тикали настенные часы, а где-то внизу работал телевизор. Наверное, папа не спал. Возможно, сидел сейчас на новеньком кожаном диване в обнимку со своей молодой женой. Егор брезгливо сплюнул и оттолкнул от себя душное одеяло.
Катька. Всё бельё пахло теперь её вонючими, сладковатыми духами, от которых у Егора закладывало нос. Конопатая и рыжая, с круглыми карими глазами и тонкими ножками, мачеха напоминала мальчику степную саранчу, прилетевшую уничтожить пшеничное поле. Катька забрала Егоркиного папу. Тот привёл её в их городскую квартиру уже через месяц после смерти мамы. Егор слышал однажды, как соседки шептались, что папина Катька едва-едва закончила школу и иметь такую юную жену для пятидесятилетнего профессора стыдно.
Но очень скоро папа продал квартиру, и судачить стало некому. Теперь они: папа, Егор и Катька, жили здесь: в большом двухэтажном доме, огороженным высоким и крепким забором, на окраине Карельского леса. В этих благословенных, как сказала бы бабушка, краях было красиво: стройные сосны упирались мохнатыми макушками прямо в голубое небо, а в воздухе витал запах свободы и приключений.
Совсем скоро, когда начнутся белые ночи, сотни голодных сплетней и оводов будут кружить вокруг их дома в поисках человеческой крови. Но умный папа купит в магазине специальные устройства, которые взрослые называют «репеллентами», и отгонит кровососущих тварей обратно в тёмный лес.
Жаль, что дружить маленькому Егору было не с кем, ведь он даже в школу не ходил. После смерти мамы папа перевёл сына на домашнее обучение, и педагоги приходили мучить Егора своими скучными уроками прямо сюда. Тоска.
Мальчик знал, почему так получилось. Это рыжая Катька виновата. Это она сказала папе, что, если Егор видит несуществующих людей, то он ненормальный. Она уговорила папу пригласить для пасынка психолога и сделала из Егора сумасшедшего. Но Егор не сумасшедший – он точно знал, что те люди существуют! Точнее, дети. Вначале девочка лет пяти, потом пацан-подросток. Они зачем-то гуляли по лесу в одиночестве и забрели к ним. Папа и сам видел тех детей, но почему-то не признавался.
А ещё мальчик знал, что, кроме них троих, в доме точно кто-то есть.
Тук-тук. По трубе отопления стучали. Робко, неуверенно, испуганно, потому что боялись, что их услышит чёрт. Тот самый чёрт, который вступает в свои права после полуночи. Если говорить правду, то Егор и сам этого молодчика побаивался. Опытная бабушка рассказывала внуку страшные и жестокие вещи, и единственное, что, по её словам, помогало от злого и не знающего жалости чёрта, это соблюдение тишины.
Раньше Егор думал, что любимая родственница обманывает его, но однажды увидел чёрта сам. Тот схватил бедную, нарушившую тишину бабушку за талию и пытался укусить её за лицо. Утром, когда восьмилетний Егорка рассказал об этом страшном происшествии взрослым, папа долго смеялся и пытался убедить сына, что это не чёрт, а сосед-вдовец, который давно за бабушкой ухлёстывал, но Егора не проведёшь! Если не чёрт, то почему бабуля стыдливо потупилась и даже покраснела, а? Понятно же, что пожилой женщине стало неудобно: такая старая, а чёрта разозлила.
Тук-тук. Ответить?
Егор с опаской покосился на огромные настенные часы. В свете неяркого ночника они выглядели живыми. Изображённая на часах недовольно нахохлившаяся сова, следившая за Егоркой горящими глазами, пугала впечатлительного мальчика даже днём, но лунными ночами выглядела особенно страшно. Холодный лунный свет отражался в оранжевых совиных радужках, придавая им лихорадочного блеска. Мальчишка инстинктивно натянул на себя пахнущее Катькой одеяло. Когда тщедушное детское тело охватывал необъяснимый страх, ненависть к мачехе всегда отступала на второй план.
Который час?
Часовая стрелка застыла на цифре «12», а минутная слегка отклонилась вправо. Это означало лишь одно: чёрт уже вступил в свои законные права. Значит, отвечать таинственному незнакомцу не стоит. Захотелось посоветоваться с бабушкой.
Теперь, когда у папы появилась новая жена, Егор к бабушке не ездил. Бабушка и папа наговорили друг другу плохих слов и сильно поссорились. Мамина мама назвала папу Лёшу подлым предателем и изменщиком. Егор был с пожилой женщиной солидарен. Если бы он мог, то уехал бы к своей мудрой и справедливой родственнице насовсем и никогда бы в этот дом на окраине Карельского леса не возвращался.
Хотя, если честно, отца Егор любил даже сейчас. Умный не по годам мальчик понимал, что тот поступил плохо только из-за Катькиного коварства.
Сложно. Если бы Катька ушла от них, он стал бы самым счастливым ребёнком на свете. Но рыжая никуда не уходила.
Кто-то плакал. Егор снова прислушался. Сомнений не было, за стеной жалко и печально скулили, довольно громко хлюпая заложенным носом. Странно. Обычно соседняя комната пустовала. Отец с Катькой обитали на первом этаже. Оттуда по-прежнему доносились звуки работающего телевизора. Может быть, гости? Иногда в их дом приезжали незнакомые Егору люди, но никто допоздна не задерживался. Или это те, другие жители, в существование которых никто не верил?
Любопытство гнало Егора прочь из комнаты, но страх перед безжалостным чёртом был сильнее. Но что, если не шуметь? Если выбежать из спальни тихо-тихо, как юркая серенькая мышка? Все взрослые передвигаются по дому ночью, а чем Егор хуже? Ему уже десять лет. Главное, соблюдать правила. Мальчик решительно отвёл взгляд от пугавших его до дрожи в коленках злобных совиных глаз и опустил босые стопы на пол. Подошвы тут же похолодели.
А вдруг тот, кто живёт под кроватью, схватит его за худые икры своими корявыми когтистыми лапами? Ой! Егор резко подтянул ноги, ставшими от страха ледяными, под себя.
Позиция слабака. Так он вообще ничего не узнает. Трус! Мальчик разозлился.
– Трус, – выругался он вслух и слегка ударил себя по щеке ладошкой. Стало заметно легче. Так всегда делал папа, когда хотел выглядеть увереннее, и, оказалось, что кое-то целесообразное в этом странном жесте было.
Егорка отбросил одеяло и решительно выпрыгнул из тёплой постели, стараясь сразу же отбежать на безопасное расстояние. Тот, кто живёт под кроватью, никогда из-под неё не выползал и был опасен только на расстоянии вытянутой руки. Егор подозревал, что у загадочного существа просто нет ног.
Сыромятников-младший быстро преодолел расстояние от кровати до двери и уже через пару секунд оказался в тёмном коридоре. На секунду мальчик пожалел, что поторопился – кромешная тьма испугала его даже больше, чем возможное нападение подкроватного обитателя, но постепенно глаза к темноте привыкли. Через внушительных размеров щель под дверью соседней комнаты пробивал довольно яркий свет. Плач по ту сторону стал заметно тише, как будто тот, кто ревел, понемногу успокаивался. Зато теперь стало понятно, что не послышалось – плакала женщина. Или ребёнок?
Странно, что все лампы в коридоре погасли. Обычно по ночам на втором этаже было вполне светло и совсем не страшно. Наверное, короткое замыкание. Умный Егор слышал об этом физическом явлении от папы. Хорошо, что в комнатах электричество есть.
Мальчик прижал ладони к груди, чтобы собраться с духом, и толкнул дверь плечом. В лицо ударил столп ослепляющего света, и Егорка бессознательно зажмурился.
– Егор, почему ты не спишь? – обычно подчёркнуто слащавый Катькин голос прозвучал укоризненно. Говорила мачеха в нос – значит, плакала она?
– Не хочу и не сплю, – пробурчал Егорка сварливо и потёр ослеплённые глаза, – И где хочу, там и хожу, – добавил он на всякий случай, потихоньку привыкая к холодному искусственному освещению. Несколько секунд, и он уже мог ненавистную мачеху разглядеть. Та сидела на убранной атласным покрывалом кровати и рассматривала разбросанные по полу фотоснимки. Егор с ужасом узнал на старых фотографиях свою маму, – Отдай! – крикнул он нечеловеческим голосом и бросился на колени, – Ты их… порвать хотела?
– Нет, что ты, Егор? Я просто любовалась. Твоя мама – невероятно красивая женщина. И ты не неё очень похож, – Катька устало улыбнулась. Её веки заметно припухли, а нос слегка покраснел. Точно, ревела.
– Конечно, красивая, – подтвердил Егор с гордостью, – Красивее тебя, – он был рад поддеть новую папину жену хоть чем-то. Мальчик бережно собрал с пола все фотокарточки и поднялся.
– Да, красивее меня, – на Егоркино удивление, Катька не обиделась, – Таких красивых людей единицы. У тебя – её глаза, – последнюю фразу она произнесла с особой интонацией, отчего Егор с любопытством уставился в зеркало. Он никогда не задумывался о том, что цвет его глаз действительно был редким: зелёным. Но не просто зелёным, а жёлто-зелёным, с ярким изумрудным оттенком вокруг зрачка, – В твоих глазах смешались янтарь и изумруд, – продолжала мачеха с восхищением, – Почти у 80% людей глаза карие, как у меня и у твоего папы. У 6% населения глаза зелёные, но лишь единицы могут похвастаться такой красотой, как у тебя, – Катька грустно вздохнула, – Иди, Егор, спать. Не собиралась я фотографии твоей мамы портить.
– А почему ты ревела? – Егорка просто не мог не спросить, ведь именно за ответом на этот вопрос он сюда и пришёл.
– Я не ревела, – лгунья.
– Врёшь!
– Просто мне было грустно. У взрослых такое случается. Хандра, называется. Иди, уже поздно.
Егор промолчал и отчего-то спорить с ненавистной мачехой передумал. На всякий случай, он прихватил с собой мамины снимки и покорно вышел. Впрочем, Катька не возражала и вернуть фотографии не просила. Кажется, она опять стала хлюпать конопатым носом. Плакса.
– Егор, а ты уже не боишься темноты? – спросила мачеха тихо.
– Нет, конечно. Я ничего не боюсь, – мальчик гордо вскинул подбородок и прикрыл за собой дверь.
Тот факт, что мачеха плачет, как самая обычная женщина, приятно Егора порадовал. Он как будто стал свидетелем чужой тайны, и это подкупало.
Глава 3. Почему зелёные?
Катерина уже битый час ходила вокруг Алексея, заламывая руки. Ей во что бы то ни стало нужно было выведать его секрет. Сегодня или никогда! От этого зависело будущее их с Алексеем брака. Точнее, это был вопрос её личной свободы.
– Ты меня не понимаешь! – театрально вскрикивала молодая женщина, порываясь впиться ногтями себе в волосы.
Едва слышно работал телевизор, но чета Сыромятниковых в непрерывно меняющий изображение экран не смотрела. Оба были заняты: выясняли отношения.
– Тише, Катя. Егор спит. Разбудишь мальчика, – устало возразил мужчина, откинувшись на спинку дивана, – Это невыносимо. Ты ведёшь себя, как упрямая истеричка.
– Истеричка? – Катерина слегка взвизгнула и остановилась напротив мужа, пылая гневом. Алексей невольно залюбовался своей молодой и темпераментной женой: обычно бледное её лицо раскраснелось, а глаза, похожие цветом на спелый каштан, метали искры, – Значит, истеричка?!
– Катенька…
– Не называй меня так. Я не маленькая девочка. Я взрослая, я давно выросла! – женщина потянулась к настольной лампе, чтобы выключить свет. Темнота сближает и располагает к доверию. Сейчас или никогда. Терпеть дальше Катерина не в силах.
– Катя. Ну, что опять не так?
– Ты сказал, что эти капли волшебные, и? – комната погрузилась в приятную полутьму.
– Катя, что «и»? Ты разговариваешь загадками.
– Я уже год их капаю, и ничего не происходит! В последнее время зрение даже ухудшилось. Ты меня обманул? Признайся, Лёша! Признайся! Дело не в каплях?
– Возможно, их срок годности подошёл к концу.
– Значит, достань мне новые, Лёша, а не просроченные! Неужели это так сложно? Ты пользуешься уважением в научных кругах, потребуй, чтобы тебе выдали новые! Или ты хочешь меня отравить? Хочешь лишить меня зрения?
– Катя, не говори ерунды. Меня отстранили от работы, ты же знаешь. Эти капли – моё ноу-хау. Никто, кроме меня, рецепт не знает. Точнее, меня и ещё кое-кого. Я не могу изготовить для тебя новые капли – это трудоёмкий и длительный процесс. Нужны необходимые ингредиенты, выверенные до миллиграмма, определённые температурные условия, которые в домашних условиях добиться невозможно, термостат, центрифуга, подопытные животные, наконец. Ты же не хочешь лишиться глаз?
– Ты хотел сказать «подопытные люди»? – съязвила Катерина, складывая изящные руки на груди.
– Не начинай! Я не планировал проводить опыты на людях – так получилось.
– В чём проблема купить центрифугу с термостатом? А крапива… у нас вся ограда в ней утопает!
– Это яснотка, я же говорил! «Глухая крапива». Она не подойдёт.
– Какая разница?
– Нам нужна двудомная крапива, Катя. И не только она. Какой смысл истерить? Через год я вернусь в наш медицинский центр и продолжу свою работу. Я изготовлю для тебя новые капли. Ещё лучше прежних.
– Но я слепну, Лёша!
– Катя, не преувеличивай. У тебя всего-то астигматизм. Тебе даже очки не нужны.
– Ты упрямишься, потому что меня не любишь!
– Катя!
– Ты любил свою Риточку, а меня нет!
– Катя, что ты говоришь? Прекрати! Да, я любил свою жену, но это не меняет дела.
– Свою? Жену? А я кто? Кто?! Мимо проходящее ничтожество? Временная замена ей?!
– Катя, не начинай! – Алексей Вольдемарович порывисто и неаккуратно поднялся, охнув от острой простреливающей боли в пояснице, и принялся тревожно метаться по комнате, как волк, запертый в клетке, – Ты всё неправильно понимаешь. Риты больше нет.
– Лёша, скажи мне одно: что ты сделал с глазами Маргариты Львовны? Что?
Его молодая жена Катя была свидетельницей самых неоднозначных и странных событий в его жизни. Она бредила теми поистине фантастическими возможностями, которые открывались при использовании инновационного метода доктора Сыромятникова. Точнее, случайно полученного им во время одной из рядовых операций результата. Нет, не рядовой, далеко не рядовой!
Раньше Алексей Вольдемарович отмахивался от страдающей ревностью и любопытством супруги, утверждая, что всё дело в регенеративных каплях на основе крапивы. Ложь? Да, но нужно было что-то говорить. Капли на основе двудомной крапивы тоже работали, но всё было сложнее, намного сложнее! Не рассказывать же Катерине, что он чуть было не угробил ныне покойную жену?
Хотя почему чуть? Разумеется, угробил. Потерял. Риты больше нет. Косвенно, но виноват в её нелепой смерти именно он. И его амбиции.
Сыромятников задумался. Что плохого случится, если он признается жене, что совершил невероятное открытие? Катя всё равно ничего не поймёт. Она даже не врач. Неожиданно Алексею Вольдемаровичу захотелось похвастаться. Настолько сильно, что зачесались ладони.
Но не вываливать же всё, как есть?
– Я жду ответа, Лёша, – напомнила Катерина, гордо вскидывая рыжеволосую голову. Хороша. Как же она хороша! Стройная, тонкая, как хлёсткий ивовый прут, и такая же упрямая и беспощадная, – Ты мне соврал. Я всё поняла. Что ты сделал с Маргаритой Львовной? Это были не капли, да?
– Да, Катя, это были не капли, – произнёс профессор обречённо и присел на край дивана, эффектно закидывая ногу на ногу. В уголках его губ появилась самодовольная ухмылка. Рассказать? Катя с ума сойдёт, когда узнает, с кем живёт, – То есть капли, конечно, тоже уникальные, – пожалуй, не стоит углубляться. У стен есть уши. Ни к чему любознательной жене знать о его научных изысканиях. Он даже патент до сих пор не получил. Тем более, что капли они разрабатывали в соавторстве.
– Расскажи, – приказала Катерина, присаживаясь рядом и хватая мужа за руку. Боже мой, какая же она дотошная.
– Видишь ли, Катя, я и сам до конца не понимаю, как так вышло, но, – только бы не сорваться и не наговорить лишнего.
– Лёша, я тебя знаю. Твой пытливый ум уже давно во всём разобрался. Случайностей не бывает.
– Да, Катя, случайностей не бывает, но бывает людская небрежность. Моя… Маргарита Львовна, извини, Катя!
– Продолжай, я не сержусь.
– Рита страдала одной из редких форм кератоконуса. Это истончение и деформация роговицы, при которой стремительно портится зрение. Единственное средство, которое могла ей помочь – это пересадка роговицы, рядовая, в общем-то, операция…
– Из-за последствий которой тебя заставили выплатить астрономическую сумму, – Катерина невесело хмыкнула.
– Не такую уж и астрономическую. И это подстава, я же говорил. Та женщина не могла ослепнуть! Наверняка это происки конкурентов.
– Лёша, не отвлекайся.
– Да, конечно. Ты сама меня отвлекаешь. Понимаешь, Катя, обычно в нашем глазном банке достаточно донорского материала, но в тот день… В общем, мы вынуждены были отправить курьера и позаимствовать материал в одном из… моргов. Но в морге что-то перепутали и прислали нечто совершенно не то.
Боже, что он несёт?
– Ненавижу, когда ты держишь меня за дуру! – Катерина оттолкнула руку мужа, которую бережно держала в своей ладони, и нервно вскочила. Она сердцем чуяла, что муж сочиняет историю на бегу. Не тот он человек, чтобы всё пустить на самотёк, – Мои родители врачи, я выросла в семье медиков и понимаю, что такое плановая операция! Весь необходимый материал готовится заранее. Какой морг? – она встала спиной к телевизору, чтобы Алексей не смог следить за выражением её лица.
– Почему ты до сих пор не познакомила меня со своими родителями?
– Не отвлекайся!
– Ты права, в морг я не обращался, – Сыромятников шумно выдохнул, – Я пересадил своей жене роговицу среднеевропейского лесного кота, – неужели он это сказал?
– Что?
– Кота.
На секунду Катя забыла, как дышать. Это же уму непостижимо!
– Лёша! Ты держишь меня за идиотку? Это невозможно. Какого кота? А реакция отторжения? Иммунный, как его, конфликт? Как вообще можно провернуть такое без посторонней помощи? А твои подчинённые? Они в курсе?
– Конечно, никто подробностей не знал. Я изъял материал у животного, но не распространялся, что собираюсь делать. Катя, я давно ждал подходящего случая и всё предусмотрел. Я вводил Рите мощные иммуносупрессоры, чтобы не было нежелательных реакций. Моя жена находилась в изолированном боксе под ежесекундным наблюдением врачей.
– Но зачем? Ты идиот? Ты же рисковал её здоровьем!
– Понимаешь, это прорыв в медицине, открытие! Я не просто врач, я – учёный. Я даже не ожидал, какие грандиозные возможности это откроет для Риты в дальнейшем!
– Угу. Это помогло Маргарите Львовне вывалиться из окна.
– Ты обвиняешь меня в её смерти, Катя? Это бессердечно.
– А где же ты взял лесного кота? Ну, Лёша, ты даёшь! Это невероятно! – Катерина хрипло рассмеялась и снова присела рядом с мужем, положив ладонь на его колено, – Я должна была догадаться. Она вела себя… так странно. Конечно, я не обвиняю тебя в смерти Маргариты, но согласись, что хождение по карнизу – нетипичное для нормальной женщины поведение. Ещё и без страховки. Или Маргарита Львовна – альпинист?
– К сожалению, Рита почувствовала в себе нечеловеческие силы и стала играть со смертью. Чувство самосохранения почему-то совершенно атрофировалось у неё с годами. Увы. Видимо, побочный эффект. А кота… это было просто. В зоопарке работал мой хороший друг. Бедное животное хворало. Я всего лишь немного помог. Я, надеюсь, ты понимаешь, что это тайна?
– Кот жив?
В ответ Алексей лишь горестно пожал плечами.
– О, Боже! Бедный кот. Ты – чудовище. А почему глаза Маргариты Львовны стали зелёными? Разве роговица придаёт глазам цвет? Насколько я понимаю, цвет глаз зависит от количества меланина в радужной оболочке?
– Зелёными? О чём ты?
Настенные часы пробили двенадцать ночи, и Алексей Вольдемарович внезапно стал серьёзным. Он приложил палец к губам, приказывая супруге замолчать.
– Опять твои шутки? Почему нельзя разговаривать? Всякий раз, когда часы бьют двенадцать, ты сходишь с ума! Не отвлекайся от темы. Глаза Маргариты Львовны были при рождении голубыми! – возмутилась Катерина, недовольно ёрзая, – Я видела её детские фотографии.
– Знаешь, как любила говаривать моя тёща, Ритина мама? После полуночи правит чёрт! Сейчас не время раскрывать тайны. Ступай спать, уже поздно, – произнёс мигом посуровевший профессор безапелляционным тоном. Таким жена не любила его и даже побаивалась. В Сыромятникове словно сидело две личности: одна добрая и покладистая, другая упрямая и злая. Наверняка, именно вторая заставляла Алексея проводить странные и опасные опыты и уже почти уничтожила его карьеру.
– Твоя тёща? А кто тогда для тебя моя мама?
– Я не имел чести познакомиться с твоей мамой. Если ты произнесёшь ещё хоть слово, я за себя не ручаюсь, – прорычал супруг, сжимая ладони в кулаки и злобно хмурясь, – Я не шучу. Я устал. Первый час ночи, Катя!
– Ну, и чёрт с тобой. Я буду спать на втором этаже. Не хочу находиться с тобой рядом!
– Истеричка.
– Лживый пёс! – бормотала взбешённая Катя себе под нос, быстро поднимаясь по деревянной лестнице, – Роговица? С каких пор роговица влияет на сумеречное зрение? А на скорость реакции? Создатель женщины-кошки. Ну и ну.
Она уже давно поняла, что Алексей постоянно хитрит и чего-то не договаривает.
Узкий и недлинный коридорчик, ведущий к спальне Егора, был заботливо освещён двумя светильниками в форме пузатых ангелочков. Мальчик боялся темноты. Маленький Егор весь был соткан из страхов и тревог.
Темнота. Катерина мягко ступила ножкой в меховом тапочке на полосатый коврик и, замедлив темп, поравнялась с первым источником освещения. На стене появилась её воровато крадущуюся тень.
– А почему у мальчишки глаза зелёные? Чёрт! – внезапная догадка пронзила тело Кати навылет, а во рту стало сухо. Женщина судорожно сглотнула, – Так вот от чего те загадочные таблетки, которыми отец исправно кормил сына. Успокоительные пилюли останавливали обращение ребёнка в зверя, и поэтому мальчик-кот боялся темноты?
Кажется, Катя подобралась к разгадке мучившего её на протяжении нескольких лет феномена максимально близко. Она включила фонарик на телефоне и дёрнула за шнурок первого бра, потом другого. Погрузив узкий коридорчик в непроглядный мрак, женщина счастливо улыбнулась.
Как бы выманить из детской пугливого пасынка? Посмотреть на его реакцию и поведение, вглядеться в глаза.
Она зашла в комнату и включила свет, отыскивая в комоде альбом со старыми фотографиями. Алексей притащил его сюда вместе с другими своими вещами. Раньше ей казалось, что супруг, повсюду возивший за собой картинки из прошлого, сентиментален и смешон, но сегодня посмотрела на ситуацию другими глазами.
Она быстро набрала знакомый номер.
– Папа, я знаю, что ты не спишь. Он пересадил ей роговицу среднеевропейского лесного кота! Помнишь, я говорила тебе про неестественно зелёный цвет глаз Маргариты? Да. Ну, да. Не роговицу? Откуда я знаю? Пап, не кричи на меня! Ну, как я приду? Сейчас первый час ночи. Папа! Папа! Я не виновата! Причём здесь я? Я даже не врач!
Но ответом ей были лишь короткие гудки. Отец снова наорал на неё, переходя все границы дозволенного. Когда-то она наивно верила, что правильным и послушным поведением вернёт однажды потерянную отцовскую любовь: познакомилась с Лёшей, который был старше неё на целую жизнь, вышла за него замуж и еженедельно выпытывала у мужа его профессиональные тайны. И всё это только ради папы, грубого и неуважительного человека, помешавшегося на трансплантации глаз.
– Сумасшедший, – всхлипнула Катерина и… горько разревелась. Она плакала, сама не зная почему: то ли от того, что почти разгадала загадку, то ли от обиды на оскорбившего её родителя. Теперь ей нужно быть внимательнее. Если она снова поведёт целеустремлённого отца по ложному следу, старик сравняет её с землёй. Впрочем, «старик» был всего-то на пару лет старше Катиного мужа, – Самодур!
Даже глотая слёзы, Катя не переставала думать. Коты, по своей натуре, любопытные. Если плакать чуть громче, он наверняка придёт посмотреть, кто тут. Женщина коварно ухмыльнулась, размазывая слёзы по щекам. Вспоминая обидные и несправедливые слова отца, рыдать несложно. Когда-то Катерина вполне успешно играла в детском театре – да, она выступала в роли снежинки. Ну, и что? Это почти то же самое, только теперь всё по-взрослому, и на кону её свобода.
