Kitobni o'qish: «Тебе, мой сын. Роман-завещание»

Shrift:

Литература была её высшим предназначением

Зоя Разумовская, редактор международного отдела литературно-публицистического и художественного альманаха «Голос Кавказа»

«Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идёт за них на бой!» – эти слова Гёте с полным правом можно отнести к имени Мариам Ибрагимовой, чьё творческое наследие стало национальным достоянием народа.

Обладая феноменальным трудолюбием, она день за днём сплетала венок своей славы. Несмотря на то что жизнь дала ей достойную профессию врача, судьба изначально готовила Мариам к писательству.

Литература была её высшим предназначением.

Трудно рассматривать феномен М. Ибрагимовой как чисто дагестанское явление, как бы кому этого ни хотелось. Её талант – это синтез человеческого разума и духа на стыке мировых культур. Как личность крупная, она явление общечеловеческое. Всё её творчество сопряжено с Кавказом. В своих произведениях она провозглашает торжество веры, любви, взаимопонимания, подвига и самопожертвования.

Какая палитра красок необходима, чтобы написать её портрет, отобразить весь драматизм её чувств и переживаний?

Какими цветами увить её мужество, честь, совесть, сострадание, высочайшее напряжение сил? С каким алмазом сравнить несгибаемую твёрдую волю? Лишь Творец наделяет лучших из людей такими высокими качествами, окрашивает их душу радугой невыразимой красоты, сиянием и блеском благородства.

Сквозь каждое слово, написанное Мариам, каждый абзац проступает её прекрасное лицо: женщины, матери, человека восхитительной искренности.

В её облике – незыблемый покой и всеобъемлющая любовь. Этот дар, которым наделил её Аллах, она пронесла в своём сердце, до последней капли отдав его людям, своей земле, семье, своему драгоценному сыну.

Разумом и душой она постигла главную формулу жизни, в которой всё архитипично: «…где человек, как древо, насаждённое при исходящих вод: и плод свой даст во время своё, и лист его не отпадёт», а уж добрые плоды, в свою очередь, сердцевиной, своей «косточкой» прорастут в собственных детях. В этом принцип всемирного совершенства, когда от поколения к поколению передаётся опыт эволюции личности, обеспечивающий непрестанность жизни. Это путь к чистоте духа.

Какие бы коллизии ни происходили в её жизни, какие бы сомнения ни терзали её гордое сердце, в основе её мировоззрения всегда лежала вера в незыблемость нравственных устоев, в победу света над тьмою.

В немыслимой дали остались века, куда она обращала свой творческий взор. Ею владело всеохватывающее желание познания жизни, истории человечества.

Кавказ – её отец, Россия – мать и колыбель. Весь мир – её обитель.

Все её взоры были обращены к Кавказу.

Пласты тысячелетий скрывают тайну происхождения его народов. Европейские племена кельтов и галлов кичатся исторической осмысленностью своих корней, обходя вниманием европейско-азиатское происхождение кавказских народов, считая их варварами, отказываясь от своего с ними родства. Всё больше глядят они на Северо-Запад, на мифические Гиперборею и Атлантиду, пытаясь там найти свои истоки.

Но кто знает: если копнуть глубже и смыть с них позолоту иллюзий и снобизма, не выглянет ли из европейца всё тот же «варвар», а уж от него потянутся ниточки к великим цивилизациям, стёртым беспощадной рукой времени.

Люди Кавказа – прямые потомки некогда величественных и просвещённых народов, их разбросанные камни, которые каждой своей частицей помнят и осознают своё древнейшее происхождение. Эта идея красной нитью проходит через всё творчество Мариам Ибрагимовой, она вдумчивый и беспристрастный исследователь. В её размышлениях чувствуется не столько точность и совокупность исторических фактов (хотя они, безусловно, присутствуют), сколько внутреннее знание, собственная генетическая память.

Можно сколько угодно ссылаться на исторические справочники и претенциозные исследования учёных. Кавказ, как кремень, хранит свои тайны. Но вавилонское разноязычие, диаметральное различие в обрядах и исповеданиях как ничто другое указывают на то, что эта земля, простирающаяся от Причерноморья до Каспия, от волжских курганов до донских пойменных лугов, стала пристанищем народов, уходящих от великих и гибельных потрясений, нашедших здесь пищу и кров, ассимилирующихся, но не позабывших своих корней.

В сердце каждого кавказца стучатся отголоски крови гуннов, арабов, кельтов, арийцев, взращённых на великолепии своих культур.

Она открыто выражала протест против тенденциозных работ северокавказских историков, пытающихся возвысить один народ и умалить достоинства другого, настаивающих на собственной исключительности, справедливо считая, что «герой, мудрец и красавица везде найдут себе приют». У каждого народа есть свои герои, но вопрос сохранения национального достоинства – в постоянном притоке мудрецов и героев, в способности их генерации. Можно и нужно гордиться своим великим прошлым, ещё лучше гордиться своим настоящим.

Таким примером гордости является сама Мариам Ибрагимова, поставившая целью своей жизни восстановление исторической справедливости, что она блестяще осуществила в трилогии «Имам Шамиль».

«Дагестан – это крепость, воздвигнутая рукой самого Аллаха», – пишет Мариам Ибрагимова. Эти её слова – нерушимый бастион любви к своей родине.

Слова М.Ю. Лермонтова – «Под небом места хватит всем» – можно ставить эпиграфом к любому роману Мариам. Она считала народы Кавказа нитями одного каната, тянущего колесницу Истории. Туго сплетённого каната, где ни одна нить не повторяет другую.

Она подчёркивала важность исторического взаимодействия народов, обогащающих своей культурой друг друга.

Диапазон её этнографических изысканий огромен – от Геродота до Страбона, от Ратцеля, Кларпота, Шенгена, Миллера до Ковалевского, Дюмезиля, Фасмера.

Она обладала удивительной памятью – не избирательной, а всеобъемлющей. Как пчёлы в соты собирают мёд, так по крупицам, до мельчайших деталей, помнила она и собирала каждое слово, каждое предание, связанное с историей народов, её родом, судьбою предков.

Вот почему так интересен и многоцветен её язык, насыщенный меткими замечаниями и мудрыми высказываниями.

Она признавала огромное влияние русской культуры на народы Кавказа. Хотя Дагестан, как оплот мусульманства, был под влиянием арабской философии, языка и письменности, что, несомненно, выдвигало его народы на более высокий уровень развития. Однако такие титаны классической литературы, как Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Тургенев и Некрасов, оказали решающее воздействие на формирование кавказского просвещения. Через русское слово, через русский язык пришла к горцам письменность.

Мариам обладала высокой культурой речи, широта её интеллекта поражала. Если учесть, что она говорила на пяти языках дагестанских народностей, а своё раннее детство провела в отдалённом горном ауле, где кроме лакского языка и арабского алфавита ничего не знала, то её способность восприятия русской речи во всей полноте является уникальной. Помимо природного дара, в ней была некая тайна ученичества…

Слепой старец, за которым она ухаживала, будучи ребёнком, становится знаковой фигурой. Словно этот мусульманский праведник, возложив руку на головку Мариам, призвал на неё благословение Небес (или самого Аллаха). С той поры для неё в мире не стало загадок. Всё, к чему она прикасалась, становилось её частью. Она впитывала духовные и прикладные знания, в полной мере овладев искусством диалога, словно лоцман, прокладывая курс сквозь противоречия к истине. А диалектика, как нам известно, – удел избранных.

Её проза и публицистика ясна и конструктивна, в ней нет претензии на исключительное знание, в ней есть чёткое знание предмета, о котором она пишет, и вдумчивая пытливость ума.

Идеалами в жизни и искусстве для Мариам являлись самоконтроль, уравновешенность, гармония. Только самые близкие люди знали степень её тревог и разочарований. Она стремилась к безупречности.

Эмоции и бурю чувств укрывала покрывалом сдержанной мудрости, под которым нет различия между малым и большим – всё главное!

Это одно из основных качеств творца. Ведь талант – это знак равенства между божественным и человеческим. Ещё Платон причислял писателей и поэтов к высшей иерархии, к высшему сословию, а уж вслед за ними ставил царей, императоров, патрициев и вольных граждан. Так люди во все времена признавали главенство духа над материей.

Высокое призвание требует высокой ответственности. Коль обращён ты лицом к людям и уста твои глаголют, то каждое твоё слово должно быть истинным, иначе быть тебе низвергнутым. Если человек осознает эту ответственность, значит, он – творец.

Всё, что происходило в её жизни, было наполнено здравым смыслом. Как любящая женщина, она всё прощала, но ничего не забывала. Она не была застрахована от ошибок и ошибалась порой, как всякий человек.

Рабиндранат Тагор писал: «Если вы закроете все двери перед ошибками, то истина не сможет войти в них». Она была открыта всему, не изменяясь в главном – жить по правде.

Мариам Ибрагимову можно упрекнуть только в одном – в привязанности к истокам, невозможность оторваться от любви ко всему, что хранит память её сердца.

Но этот упрёк скорее награда за верность!

Она несла в себе характерный образ времени, в котором жила. Изящный стиль, вызывающий ностальгический восторг: внешняя сдержанность, внутренний огонь, холодный выразительный взгляд.

Всё в ней было цельно, органично, достойно и красиво. Такими были великие женщины середины XX века, народные любимицы-актрисы: Ермолова, Тарасова, Быстрицкая, Шенгелая…

Моя мама тоже была такой: в крепдешиновом платье, плаще-макинтоше, в шляпке с высокой тульей. Мне она казалась верхом элегантности.

То, что о Мариам Ибрагимовой сейчас пишу я, не случайность, а закономерность. Нас разделяет поколение, но я такая же дочь дагестанского народа, лачка, имеющая в роду русские корни. Моя бабушка из семьи разночинцев, которые в начале века составляли основную массу обедневших, но образованных мелкопоместных дворян. Она воспитала меня в духе любви к русской литературе, оказав тем самым огромное влияние на формирование моей личности. Волею судьбы я всю жизнь прожила вдали от своей этнической родины, вышла замуж за русского флотского офицера, из старинного, славного своими военачальниками рода.

Но я всегда несла в себе неистребимый дух и менталитет кавказской женщины.

Эти страницы – точка встречи, зов крови, дань уважения моей соотечественнице. В них чувство гордости за поколения мужественных, красивых и достойных предков, преклонение перед нашей «Шамбалой» и «Меккой» – малой, прекрасной, сияющей родиной – Казикумухом.

Человек, пишущий об истории, становится связующей нитью времён. Всё его существование, пребывание на этой земле проходит сначала в создании идеи, а затем в её осуществлении. К нему приходит осознание собственной миссии, которую он выполняет вопреки всему. В итоге, уже независимо от человека, он становится сам частичкой истории, воплощаясь в своих произведениях.

Таким воплощением стало издание сыном Мариам Собрания сочинений, которое сразу ставит её в разряд классиков, а следовательно, узаконивает память о ней, обручает с Вечностью.

На Кавказе говорят: «Мужчина за свою жизнь только в трёх случаях может преклонить колено: чтобы напиться воды из родника своей родины, сорвать цветок для любимой и поцеловать руку матери».

Это коленопреклонение перед памятью своей матери даёт право Рустаму Ибрагимову оставаться истинным кавказцем, мужчиной, чей сыновний долг по сохранению собственного наследия выполнен сполна.

Пока нас помнят – мы живём! Блестящая судьба, блестящая биография, равная награда!

Народ, дающий миру не только великих сыновей, но и дочерей, прокладывает себе путь в бессмертие.

Блаженны небеса, рождающие звёзды, благословенны люди, чей талант, мастерство и умение подтверждают великое предназначение человека.

Не творя кумира из Мариам Ибрагимовой, мы вместе с её потомками склоняем головы перед её светлой памятью.

Тебе, мой сын
Роман-завещание

Эта летопись, из тайников памяти извлечённая, языком правды гласящая, ни имён, ни деяний не щадящая – в назидание!

Слово автора

На закате дней, когда человек осознаёт, что часовая стрелка жизни завершает свой круг, его начинают одолевать грустные мысли. При этом пройденный путь видится яснее, чем тот, по которому он с трудом плетётся сегодня.

Перед взором, воскрешённые памятью, бесконечной скорбной чередой движутся образы людей, навсегда унесённые течением времени. Жизнь каждого из них – длинная или оборванная история, достойная либо подражания, либо презрения.

Одни стремились к самосознанию и совершенствованию себя и окружающих. Время относило их к простым смертным, но именно они своим скромным примером учили великим житейским мудростям – честности, справедливости, доброте, долготерпению и, особенно, трудолюбию: ведь на том свете Бог прежде всего смотрит на руки вновь преставленного. И если они не натружены – место грешному в аду.

Другие, возведённые в ранг хозяев жизни, презрев стыд и страх перед судом Всевышнего, пеклись не о благе людей, а о своём благе.

Оценивая прошлое, я вовсе не хочу умалить всё прогрессивное, или, как говорят, «современное», что вывело меня на путь знаний и достойной человека жизни. И всё же порой бываю не в силах избавиться от тоски по порядку – для кого-то примитивному, а для меня такому естественному и потому прекрасному в своей первозданной простоте, заведённому моими предками. Поэтому с уверенностью могу сказать: основа основ жизни была, есть и будет крепкая семья.

Обращение к истории свидетельствует: семьи образовали род, несколько родов – племя, союз племён – народ. Такое восхождение человечества немыслимо без опыта старших и воспитания младших в семье. В этом отношении семью можно назвать первым и лучшим воспитателем ребёнка.

И дело не в «дипломированной образованности» родителей, а в благородстве, искренности, правдивости их мыслей, слов и поступков.

В каждой нормальной семье, в дружном роду помимо традиционной сплочённости существует неписаный «закон крови», проявляющийся в пробуждении великого чувства сохранения потомства, преданности и взаимной любви, готовности прийти на помощь, прикрыть собой другого. Все эти чувства, хотя и в разной степени, проявляются в воспитанном человеке «с корнями» и по отношению к друзьям, и к посторонним людям, принося радость самому и пробуждая чувство благодарности у способного понять и оценить подобный закон.

Велико воспитательное значение даже самой малой, или, как принято говорить, неполной, семьи: одного отца, одинокой матери, если они преданы детям, ребёнку, уделяют их воспитанию время, берегут от влияния улицы, безнадзорных, распущенных сверстников из неблагополучных семей (хотя и у непутёвых родителей бывают умные дети, обречённые на страдания из-за того, что им не удаётся воспитать своих опустившихся предков), нередко бросающих открытый вызов законности и правопорядку.

Придавая хорошей семье, благородному роду вполне конкретное значение в становлении человека, я вовсе не хочу утверждать, что из детей, лишённых в силу несчастного случая родительских забот, не могут вырасти одарённые и порядочные во всех отношениях люди.

Я верю в силу генов, то есть в породу людей. И не зря раньше родители, подбирая для своих потомков невест и женихов, прежде всего интересовались их родословной – не столько в смысле материального достатка, сколько человеческих достоинств. Проверяли до седьмого колена – не было ли юродивых, разбойников, мошенников, злодеев, запятнавших род. Да и в наше время законами предусмотрено расторжение брака в случае выявления у одного из супругов наследственной отягощённости, шизофрении и прочих психических заболеваний.

Когда-то на Руси наряду с религиозными предписаниями существовал светский свод правил поведения – Домострой. Воспитание по нормам Домостроя вносило порядок в семейный быт, дисциплинировало каждого, а это, в свою очередь, воспитывало и прививало уважение к нормам и законам государства. Честными родителями гордятся дети. Прославленными предками похваляются потомки. Всякий уважающий себя человек знает свою родословную.

Слово «род» – значимое слово. Его корень лежит в основе таких ценностных понятий, как «родители», «родня», «родить», «Родина».

Итак, мой первый совет тебе, сын, – множить и крепить семью. Хорошая семья – самая надёжная опора до конца дней. От того, как ты воспитаешь своих детей, будут зависеть твои радости и огорчения. Разумные родители должны вести себя всюду так, чтобы не уронить свой авторитет, не унизить достоинство. Дорожащие честью, совестью отцы и матери обязаны жить так, чтобы детям и внукам не было стыдно за них.

Может, тебе покажутся наивными и смешными в век всякого прогресса мои матри- и патриархальные взгляды на семейную организацию. Но если бы зависело от меня, я бы вернула Домострой с его ответственностью и отчётностью родителей в старости перед своими детьми. Пусть это не нужно другим, но детям и внукам может послужить – если не наставлением, то хотя бы семейной памяткой.

Вот тебе мой семейный отчёт, который я начинаю с родословной.

Прямые потомки рода

Спасибо Господу, что пылинкой высеял меня на эту землю.
Виктор Астафьев

Бабушка моя по материнской линии – Елена Васильевна – происходила из старинного дворянского рода Пущиных. А род Пущиных на Руси был один. У Ивана Ивановича Пущина, адмирала императрицы Екатерины Великой, было два сына: Иван и Михаил. Иван, кстати, друг Александра Пушкина, был бездетным. У Михаила же семья была многодетная.

Оба брата – декабристы. Только Иван – член Северного (в Петербурге), а Михаил – Южного (на Украине) общества декабристов. Именно Михаил после поражения восстания в начале 1826 года был сослан на Кавказ. Разобраться до конца в генеалогической ветви этого рода мне не удалось потому, что слишком поздно заинтересовалась ею: мама была отягощена старческим склерозом, а последний отпрыск рода – Иван Иванович Пущин, проживавший на Кубани в станице Уманской, начисто пропил память, из его отрывочных сведений толком ничего понять было нельзя. Помехой в распутывании этого родословного клубка было и то, что в каждом поколении Пущиных встречались наречённые именами Иван, Василий, Леонтий. Даже моя бабушка Елена сочла обязательным именно так назвать трёх своих сыновей, а дочерям дала имена Прасковья, Елизавета, Александра.

О своих родичах Пущиных мама стала вспоминать и рассказывать с затаённой грустью после выхода в свет книги Марии Марич о декабристах «Северное сияние». От мамы стало известно, что происходит она из древнего рода Василия Пущина. Её дед, а мой прадед Василий Васильевич Пущин был женат на мещанке Пачинцевой. Прабабушка была глубоко религиозной, смиренной и беспредельно доброй старушкой, в то время как прадед Василий не благоволил церкви и не соблюдал никаких церковных обрядов. Видимо, это было связано с тем, что в своё время декабристов отлучили от церкви и долгое время предавали анафеме.

У прадеда Василия было пятеро сыновей – Иван, Василий, Леонтий, Исай и, кажется, Егор – и две дочери: одну звали Еленой, имя другой я забыла. Жили в Ейске вместе с другими родственниками из Пущиных. Одна даже была замужем за местным миллионером Козловым. Сестра бабушки Елены была старой девой. Мастерица-белошвейка, она обшивала ейских богачей, в том числе и миллионершу Козлову. Готовые швейные изделия относила моя мама, за что получала от богатой родственницы подарки – ношеные вещи бездетной ейской модницы, которые бабушка Лена перешивала моей маме Прасковье и младшим дочерям – Елизавете и Александре.

У женской половины семьи Василия Пущина житейские дела складывались лучше мужской. Какие ни есть, а всё-таки дворянки, на которых женились богатые купцы и зажиточные казаки. Так, моя бабушка Елена Васильевна была выдана замуж за сына богатых хуторян Гаврей, имевших в Ейске особняк, в котором властвовала казачка Гавричиха. Её родители переселились на Кубань из Запорожья после того, как побывали где-то на Туретчине.

Мой дед Пётр, в отличие от своей суровой матери, был человеком смиренным, трудолюбивым и совсем не употреблял хмельного. Перед тем как обвенчать своего сына с девицей Пущиной, строптивая Гавричиха подкупила священника, попросив, чтобы он, совершая обряд венчания, не объявлял фамилию невесты. И святой отец ограничился, назвав подвенечную рабу Божью девицей Еленой Васильевной.

Хуже складывались дела у сыновей Василия Пущина. Особого образования дать им родители не смогли. Не возвысились они и в чинах на армейской службе, по-скольку были в ответе за мятежных, восставших против царя отцов. Жениться не по любви, с расчётом, не позволяла дворянская гордость. Обречь на жалкое существование любимую не позволяла совесть. Не унижались они и перед породнённым миллионером Козловым. В роду Пущиных знали, что бездетный богач частенько утешается ласками любовницы. В субботние вечера, когда Козлов, гордо восседая на мягком сиденье пролётки, направлялся к дому любовницы, оскорблённые за свой род Иван, Василий, Леонтий и Исай выскакивали из засады, хватали за уздцы бешеных рысаков, останавливали пролётку и, молча взирая на миллионера, держали коней до тех пор, пока хозяин не протягивал им подписанный банковский чек.

Ещё мама рассказывала, как её дядька Леонтий, работавший приказчиком у одного известного ейского купца, угодил в каталажку за то, что надавал хозяину пощёчин. А было всё так.

В осеннюю страду, когда купцы – владельцы пароходов и барж – скупали у казаков-хлеборобов зерно, в Ейск стекались толпы рабочих из голодных губерний России. Они нанимались грузчиками на ссыпку зерна. Нанимал их и купец, у которого работал Леонтий. Поздней осенью, когда пришло время расплачиваться с наемными работниками, купец решил обсчитать их. Возник скандал. Рабочие обратились к приказчику как к свидетелю, который присутствовал при устном заключении договора и мог подтвердить его условия. Леонтий, как и подобает истинному рыцарю, подтвердил правду. Возмущённый купец обложил приказчика матом. Тогда Леонтий отхлестал купца по щекам, за что и угодил на шесть месяцев в местную тюрьму. Передачи арестованному дядьке носила старшая дочь Василия Паша, моя мама.

В раннее утро первого дня Пасхи, подходя к тюрьме, она увидела большую, громко суетящуюся толпу. В те времена в церковные праздники люди приходили с подношениями к тюрьмам, приютам, больницам. Девочка подумала, что и эта толпа собралась с божьей милостыней для арестантов. Но, увидев людей в жандармской форме вокруг тюремных заборов, поняла, что случилось что-то серьёзное. Как оказалось, в то раннее утро из камеры смертников исчез террорист-революционер.

Лишь через много лет, когда участник Первой мировой войны 1914 года, а затем красноармеец Леонтий, прижатый со своим отрядом к Азовскому лиману, был смертельно ранен и утонул, – только тогда бабушка рассказала, что в то давнее пасхальное утро, когда мама понесла передачу дяде в тюрьму, именно Леонтий спас приговорённого к смерти революционера. Дело в том, что по существующим тогда правилам краткосрочные арестанты использовались внутри тюрьмы как рабочие: мели и поливали двор, убирали в коридорах, в холодное время растапливали печи, потом очищали их от золы. Собранную из всех печей золу ссыпали в огромные деревянные корыта-носилки.

Подобрав ключи от камеры смертника, Леонтий с несколькими краткосрочниками отомкнули двери одиночки, быстро уложили смертника в корыто, прикрыли золой и, заперев камеру, вынесли во двор. Здесь, как обычно, в сопровождении вооружённого охранника вышли за ворота к оврагу, куда сбрасывали мусор и золу Опрокинув носилки у самого края, они спокойно вернулись в обитель лишённых свободы. Когда поднялась тревога, беглец был уже далеко. Оказывается, его побег был продуман до мелочей. Где-то у перелеска, рядом с оврагом, осуждённого ждали товарищи с одеждой и осёдланными конями.

Перед началом Первой мировой войны мамины родители переехали из Ейска в станицу Челбасскую. К тому времени братья мамы Василий, Иван и Леонтий окончили ремесленное училище и открыли мастерскую краснодеревщиков. Выстроив своими силами добротный дом, обставили его мебелью, изготовленной из редких сортов дерева и отделанной тонко выточенными на специальных станках деревянными украшениями. Гаври стали уважаемыми людьми в станице. Сыновья-умельцы не только изготовляли отличную мебель на заказ, но и мастерили гармошки, на которых сами недурно играли.

Бабушку Елену Васильевну, женщину гордую, с независимым характером, не жаловал в станице только один поп. Надо сказать, что и она не кланялась ему в ноги. Более того, мама рассказывала, как однажды Елена Васильевна встретила на улице бедную казачку, которая шла со стороны церкви и горько рыдала, неся что-то на руках.

– Ксюша, ты что это? – заволновалась Елена Васильевна.

Запинаясь, сквозь слёзы и рыдания женщина сказала, глядя на ношу:

– Дитятко родное после хвори отошло, а батюшка отказался отпеть. И всё из-за того, что заплатить ему нечем, муженька недавно схоронила.

– Дай сюда! – воскликнула Елена Васильевна и, схватив ребёнка, быстро зашагала в сторону церкви. Подойдя к двери, обитой медью, толкнув ногой, отворила её и, глянув на попа, стоявшего у иконостаса, гневно запричитала:

– Мироед бесстыжий! Да как же ты посмел? Как можно при кресте отказать в таком горе? Попробуй не отпеть! – Положив мёртвого младенца на алтарь, быстро вышла из церкви.

Посланный вдогонку дьячок умолял Елену Васильевну вернуться, но она не послушалась. Отпетого ребёнка забрала бедная мать и схоронила.

Мамин родственник, один из потомков рода Пущиных, старый Иван Иванович, где-то до 1960 года проживал на Кубани в станице Уманской. Там же доживала свой век мамина сестра тётя Лиза. Иван Иванович после войны хотел жениться на ней, но тётя Лиза отказала, потому что Иван Иванович пил.

Этот прямой потомок рода Пущиных написал мне о своих и наших родственниках.

Один из Пущиных – Павел – жил после войны под Москвой, у пасынка Николая Ивановича Пущина, то ли отставного полковника, то ли генерала.

Еде-то в России обосновался Егор Иванович Пущин, и был большим человеком, но подробностей о нём Иван Иванович не знал. В Англию в период революции уехала одна из девиц Пущиных. В 1917 году дядя Ваня был в Моздоке у другого представителя рода Пущиных, который служил в Добровольческой армии Деникина и там осел, сменив фамилию.

В 1937 году Иван Иванович, будучи репрессированным, встретил на лесоповале ещё двух потомков Пущиных – Дмитрия Павловича и Виктора Исаевича. Все они родились в Ейске, и по ним прошёлся каток сталинских репрессий.

На Кубани, где-то в арсеналах, служил инженер-лейтенантом Дмитрий Пущин, имел пятерых сыновей. Старший из них нёс службу в одном полку с отцом, младший окончил Суворовское училище и тоже стал офицером. Где и кем были остальные, Иван Иванович уже не помнил. Жил многодетный Дмитрий в нужде. Позднее его перевели в Новочеркасск, там он построил дом, завёл подсобное хозяйство и выбился из нужды.

У брата Прасковьи – Василия – было трое сыновей: Павел, Вячеслав, Борис и дочь Ольга. Павел занимал высокую должность – заместитель председателя Краснодарского крайисполкома. Вячеслав в боях за Сталинград совершил подвиг, был тяжело ранен, потерял ногу, ему присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Это он стал прототипом героя романа Аркадия Первенцева «Честь смолоду». Борис – кадровый офицер, служил в Советской армии.