Kitobni o'qish: «Куртизанка и капитан»

Shrift:

«Куртизанка и капитан»

Глава 1

Спиталфилдз, Лондон. Февраль 1816 года,

8 часов вечера

– Храм красоты? – недоверчиво переспросил капитан Алек Стюарт, вздернув бровь и помещая рапиру в специальную подставку. – Сколько тебе лет, Гарри? Двадцать? А все еще молоко на губах не обсохло, мой мальчик. Твой пресловутый Храм красоты – обыкновенный бордель со второсортными шлюхами, попомни мое слово.

Последние полчаса эту древнюю пыльную залу в центре старинного лондонского особняка в Ист-Энде, известного как Вороний замок, оглашали звуки скрещивающихся рапир, сдавленные проклятия молодого лорда Гарри Ньюджента да краткие указания его учителя. Урок фехтования подошел к концу, и Гарри без сил упал на скамейку, переводя дух, утирая со лба пот и еще раз пытаясь воззвать к непреклонному капитану со своей просьбой:

– Ах, Алек, ну пожалуйста, пообещай, что придешь! В конце концов, это ведь мой день рождения. А девушки – настоящий цветник, во всем Лондоне лучше не сыщешь!

Алек рассмеялся:

– Поверь мне, они просто шлюхи. – Налив два бокала бренди, он протянул один ученику. – Я не приду. Хотя в любом случае с днем рождения!

Гарри Ньюджент, неприлично богатый аристократ и столь же безнадежно неумелый фехтовальщик, протяжно вздохнул, сделал маленький глоток бренди, слишком крепкого, по его мнению, обеспокоенно обвел взглядом громадную залу, невольно отметив завывания холодного февральского ветра, порывами бьющегося в затянутые паутиной высокие стрельчатые окна, в которых отражались тусклые отблески оплывающих свечей. Погоняемые сквозняками тени пробегали по закопченным сводам. Глубоко вздохнув, он посмотрел на учителя, отметив, что высокий худощавый капитан выглядел так, будто изнурительный урок ничуть не убавил ему сил.

– Алек!

– Гм?

– Знаешь, это и в самом деле нехорошо, что тебе приходится жить среди такой рухляди и зарабатывать на жизнь, содержа школу фехтования. Ты же настоящий герой войны!

Алек пожал плечами:

– Герой я или нет, мой дорогой Гарри, мне едва ли удастся наскрести и шестипенсовик. Впрочем, мне здесь нравится.

Гарри наблюдал, как учитель машинально достал из подставки другую рапиру и взмахнул, проверяя балансировку. Алек был одним из лучших фехтовальщиков Лондона, заслужив также репутацию блестящего капитана знаменитого Полка легких драгун. Ходили слухи, будто некогда он обладал веселым легкомысленным характером и даже в ночь перед сражением не впадал в приличествующую моменту серьезность. Ему, любимцу лондонских дам, удалось привлечь к себе внимание богатых великосветских наследниц, и некоторое время капитан даже был помолвлен с одной из них. Но теперь… Теперь он чужой на лондонском празднике жизни, а его некогда веселые живые глаза заволокло пеленой цинизма.

– Все равно не понимаю, как ты можешь так жить! – Гарри уже не мог остановиться. – Ты должен уладить разногласия с отцом, просто обязан! Все так говорят!

Алек сделал обманный выпад.

– Да неужели! Ты и вправду слышал подобное? Тебе доставляет удовольствие сплетничать на мой счет со своими приятелями из лондонских клубов и питейных заведений, да, Гарри?

– Нет! – запротестовал Ньюджент. – Поверь, мы не упоминали ничего такого, чего не могли бы сказать тебе в лицо, Алек! – Он миролюбиво протянул руки в успокаивающем жесте. – Знаешь, сегодня вечером тебе вовсе не придется вступать в близкие отношения с этими девушками. Просто окажи нам честь своим присутствием в Храме и попытайся немного развеяться! И вполне возможно, – невинно продолжил он, – ночь, проведенная вдали от этого места, пойдет тебе на пользу. Твой брат сказал, что…

Внезапно гибкие изящные пальцы Алека судорожно сомкнулись вокруг рукоятки рапиры. Если бы лорд Гарри Ньюджент сражался рядом с капитаном на поле Ватерлоо, то хорошо бы знал, что этого взгляда стоит опасаться.

– Когда точно, – обманчиво спокойно протянул Алек, – ты видел моего уважаемого брата?

– Постой-ка, мы, кажется, встретились у «Теллворта» в Сент-Джеймсе!

Следовательно, он все еще в Лондоне.

– И что же он сказал, если быть точным?

– Он сказал… – Гарри запнулся. – Сказал, что, как и все бывшие солдаты, ты питаешь слишком сильное пристрастие к бутылке бренди, поверь, все прекрасно осведомлены, что это ложь, и именно потому предпочитаешь избегать порядочного общества.

– Значит, порядочного общества, да? А будет ли дражайший братец у «Теллворта» этой ночью, как ты думаешь, о, мой неиспорченный, удивительно честный Гарри?

– Насколько мне известно, нет. – Внезапно лицо Гарри просияло. – О боже, Алек, ты собираешься помириться с братом? Ведь именно этого и добивается ваш батюшка. Поверить не могу, это принесет тебе состояние!

Алек обернулся и ласково потрепал кудрявую шевелюру юноши.

– Помириться? Гарри, позволь кое-что тебе объяснить. Если сегодня мне улыбнется удача и я повстречаю моего дорогого братца, несомненно, получу самое глубочайшее удовольствие, разрезав на маленькие аккуратные полоски, уверяю тебя, шириной не более дюйма, его великолепный и необыкновенно дорогой фрак. – Рапира победно сверкнула, когда Алек мастерски исполнил свой коронный удар. – Понимаешь, меня несколько раздражает его вкус в одежде.

– О господи, – прошептал Гарри. – Боже мой!

– И никакого кровопролития. За что братец должен быть мне глубоко благодарен. – Алек решительно отложил рапиру и стал легонько подталкивать Гарри в сторону выхода. – Наслаждайся Храмом красоты, мой юный невинный друг. И если ты в самом деле решишь, будто среди его «богинь» присутствуют девушки, не являющиеся представительницами древнейшей профессии, значит, ты еще больший простофиля, чем я о тебе думал. А теперь держи свою… – капитан сомнительно окинул взглядом широкополый головной убор, – гм… пожалуй, ты и правда зовешь это создание шляпой. Вот и твое пальто.

– Замечательно. – Гарри кивнул. – На следующей неделе в это же время? И, Алек, как полагаешь, у меня есть прогресс?

Тишина. Затем примирительное:

– Твоя техника не перестает меня изумлять.

– Ах, я же говорил.

Гарри наконец отбыл, и выглядел при этом вполне довольным.

Алек слишком сильно хлопнул дверью и был вознагражден за несдержанность обрушившимся на него облаком потолочной штукатурки. Проклятый дом буквально разваливается на куски. Совсем как его жизнь.

Алек был младшим сыном графа и отдал семь лет жизни карьере армейского офицера. Домой вернулся, снискав заслуженную славу мужественного храброго воина, перед ним открывались блестящие перспективы.

Однако в Лондоне даже воздух казался отравленным. Отравленным его братом.

– Прошу прощения, капитан! – В зале показался Гаррет, маленький, хотя и крепко сбитый человек с черной повязкой на глазу. – Здесь три парнишки хотят с вами словечком перемолвиться.

Позади него маячили несколько мужчин, очевидно, бывших солдат, боевые мундиры лохмотьями свисали с их истощенных голодом и лишениями тел. Они отдали Алеку честь. Это покорило его. Несмотря на плачевное состояние, они приветствовали его!

– Это старые солдаты Четырнадцатого полка, капитан, – объяснил Гаррет. – Хотят знать, нет ли у нас свободной комнатушки.

Вороний замок был переполнен, яблоку негде упасть. Алек тяжело вздохнул:

– Ох, Гаррет, не знаю, как нам удастся…

– Мы можем отнести парочку соломенных тюфяков в комнату на чердаке, капитан!

– Хорошо. – Конечно. Как можно прогнать храбрецов, любой из которых мог в свое время биться под его началом в кровопролитных сражениях на Пиренеях? – Хорошо, – повторил Алек, – позаботься об этом, Гаррет, ладно?

– Незамедлительно, капитан! – Гаррет отдал честь и, развернувшись, отправился с ветеранами к их новому пристанищу на чердаке. – Живей, ребятки!

– Да благословит вас Господь, капитан! – Старые солдаты попытались поблагодарить Алека. – Вы один из самых лучших офицеров! Герой Ватерлоо!

Алек распрощался с ними. Присев на стул, задумчиво провел рукой по густой гриве спутанных черных волос.

Герой? Его отец в этом совсем не уверен.

– И это говорит мне мой собственный сын. – Граф Эльдчестер выглядел убитым, когда Алек предстал перед ним год назад в роскошной гостиной особняка в Мейфэре¹. – Алек, не могу поверить, что ты явился сюда разрушить мое недавно обретенное счастье с женщиной, в которую я влюблен!

Алек был в военной форме, знаменитом голубом мундире и белых лосинах драгун. Стоял февраль 1815 года, и все высшие армейские офицеры были уже тайно предупреждены о том, что низверженному императору Наполеону удалось бежать из ссылки на острове Эльба, однако мысли Алека в данный момент занимало совершенно иное, поскольку он только что услышал о намерении отца жениться на Сюзанне.

– Пожалуйста, поверьте мне, сэр. – Алек стоял неестественно прямо, ненавидя каждое мгновение этого неприятного разговора. – Я забочусь исключительно о вашем благополучии.

Граф медленно поднялся, и Алеку внезапно бросились в глаза его далеко не молодые годы. Когда-то преданному сыну было хорошо известно – отец мечтал о военной карьере. Стены фамильного особняка были увешаны картинами, изображающими выдающиеся победы британского оружия. Граф с болезненным нетерпением ожидал кратких приездов сына на побывку домой. «О, этот выдающийся муж Веллингтон! – бывало, говаривал Эльдчестер. – Такими темпами, сынок, он очень быстро получит титул герцога Мальбрукского как величайший из полководцев Британии!» Отцу нравилось слушать рассказы о победоносных кампаниях Веллингтона, его переполняла искренняя гордость.

Однако в ту злополучную февральскую встречу граф совсем не гордился сыном.

– Тебе прекрасно известно, – с трудом выдавил граф, – я с нетерпением жду твоих приездов, рассказов о войне. Но явиться ко мне с подобным вздором…

– Отец, – попытался спокойно возразить Алек, – я лишь призываю тебя узнать ее получше. Понять, можно ли ей во всем доверять.

– Доверять? – Граф выглядел весьма скверно. – Доверять? Ах, Стефан не раз предупреждал, что ты будешь завидовать моему браку, боясь потерять мое расположение!

– Сэр, все совсем не так, поверьте мне!

– Достаточно. – Отец снова уселся в кресло. – Достаточно. Ты должен сознавать, что после таких речей я не могу принимать тебя в моем доме в качестве сына.

Роковые слова. Непоправимые. Отец выглядел по-настоящему разбитым, произнося их. Голос Алека дрожал от едва сдерживаемых чувств, когда он смог ответить:

– Сэр, мне очень жаль, что так вышло. И пожалуйста, поверьте, я всегда испытывал и буду испытывать к вам самое глубочайшее уважение. Но умоляю вас в последний раз, прислушайтесь к тому, что я говорю! Сэр, этого брака не должно случиться!

Отец удивленно уставился на него. Почти потрясенно.

– Не понимаю. Если бы ты знал ее. Я имею в виду, должным образом познакомился с ней, поговорил. – Он снова вскочил и принялся возбужденно мерить шагами комнату. – Да, именно так. Тогда бы ты осознал, насколько ошибся на ее счет, как несправедливо осудил.

– Прошу простить меня, сэр, но я не изменю своего мнения.

Граф в отчаянии упал в кресло. Его взгляд приобрел несвойственную жесткость.

– Очень хорошо. Так тому и быть. Моей будущей жене необходим дом в Лондоне, там будет жить ее мать. Она как-то упомянула, что особняк на Бедфорд-стрит, который я позволил тебе занимать последние несколько лет, ее вполне устраивает. В связи с этим прошу тебя как можно скорее его освободить. Думаю, нет нужды объяснять, что в дальнейшем я не собираюсь тратиться на твое довольствие.

Алек застыл на месте, его лицо ничего не выражало.

– Остается еще вопрос о доме в Спиталфилдзе для ветеранов войны, сэр. Я уверен, как бы вы ни разочаровались во мне, вы не оставите своих планов его финансировать?

– Знаешь что, – голос графа дрогнул, – думается мне, именно связавшись с подобными людьми, ты потерял малейшее представление о фамильной чести и обязанностях перед семьей! – Он с болью взглянул на младшего сына. – Полагаю, ты вполне сможешь сам поддерживать это заведение, раз тебя больше заботят дела твоих… твоих дорогих собратьев по оружию, чем мои!

– Это совсем не так, сэр.

– Довольно!

Алек стиснул зубы, коротко поклонился и вышел вон.

Заветное желание брата наконец-то исполнилось, брешь в отношениях отца и сына невозможно заделать.

Вскоре после случившегося Алека вызвали в полк, ибо Наполеон действительно сбежал и готовился призвать верные ему французские армии под свое командование. Противники столкнулись в последней решительной битве при бельгийской деревне Ватерлоо.

Потом Алеку пришлось вернуться домой. Только дома у него уже не было. Отец женился тем же летом, и пока сын сражался, родственники его мачехи с удовольствием разместились в доме, который он некогда занимал.

Алек решил переехать в дом для ветеранов в Спиталфилдзе. Когда-то особняк принадлежал богатому гугенотскому ткачу по фамилии Дюкруа, однако в прошлом процветающий квартал Спиталфилдз переживал сейчас не лучшие времена. Название «Вороний замок», которое местные остряки дали претенциозному творению месье Дюкруа, как нельзя лучше отражало его пыльное содержание.

Именно отец еще до разрыва высказал идею приобрести и отремонтировать особняк. «Я не смогу наслаждаться богатством, сознавая, сколько раненых бездомных солдат просят милостыню на каждом углу», – объяснял он Алеку.

Граф приобрел дом, однако его реконструкция так и не началась. Теперь Алек пытался поддерживать особняк, вкладывая в него свою капитанскую пенсию, небольшое наследство от матери и весь скудный доход, что удавалось заработать уроками фехтования.

С той ужасной ссоры Алек больше не общался с отцом и отклонял все великосветские приглашения. Он построил новую жизнь и в определенной степени был ею доволен. Или почти доволен, если бы не проклятый братец.

Горестные мысли прервало появление Гаррета.

– Ну, я устроил их там, капитан, – удовлетворенно сообщил тот. – Теперь в комнатушке шестеро парней, немного тесновато, зато все они побывали в Испании, так что будет о чем поговорить. – Он окинул Алека опасливым взглядом. – И у меня для вас еще новости.

– Да?

– Стало известно, что… – Гаррет решил рубить сплеча, – вашего брата видели сегодня днем в парке, тот прогуливался в новом роскошном двухколесном экипаже. С ним еще была леди. – Гаррет снова замешкался. – Красавица, нечего сказать, капитан. Темные волосы, синие глаза.

Алек почувствовал пульсирующую боль в виске. Приказал себе: успокойся!

– Знаешь, Гаррет, я чувствую потребность побеседовать с дорогим братом.

– Я так и подумал, капитан. Именно поэтому позволил себе разузнать относительно планов его светлости на остаток дня. Говорят, он решил посетить одно заведение в Сент-Джеймсском квартале. Храм… Храм…

Алек замер, едва дыша.

– Уж не Храм ли красоты?

– Ага, вроде так. Храм красоты на Райдер-стрит. Насколько я знаю, он укрепил от вас свой городской дом, словно древнюю крепость. Однако в Храм собирался отправиться вроде как в одиночку.

И вовсе не ожидает встретить там младшего брата. Алек больше не раздумывал.

– Я ухожу, Гаррет. До встречи, надеюсь скорой, хотя не знаю когда. – Он натягивал шинель.

– Вы уверены, что не нуждаетесь в компании, капитан?

– Вполне. – Алек открыл дверь на улицу. Внезапно он застыл, заметив огромного пса с золотистой шерстью, выжидающе уставившегося на хозяина дома.

Алек развернулся, грозно прищурившись:

– Гаррет, что здесь делает это создание?

– Он много дней скитался по улицам, капитан. Ни пищи, ни дома. Я подумал, мы могли бы его подкормить. Ему некуда пойти, капитан. Его зовут Аякс.

– Аякс. Хорошо, тогда, будь добр, подыщи для него какое-нибудь другое место, куда бы он мог отправиться.

– Замечательно. На этот раз будьте аккуратнее с дверью, капитан!

Однако предупреждение несколько запоздало. Когда старая дверь захлопнулась за быстро удаляющимся Алеком, Гаррета засыпало хлопьями потрескавшейся штукатурки. Вздохнув, дворецкий подхватил щетку, чтобы почистить свой сюртук, и потрепал пса по голове.

– Проклятая халупа разваливается на кусочки… Не бойся, приятель. У нашего капитана золотое сердце.

Аякс посмотрел на нового друга и радостно завилял хвостом.

Глава 2

Храм красоты, Райдер-стрит, Сент-Джеймс.

Тем же вечером

Раздевалка на втором этаже была битком набита народом, удушливо пахло дешевыми духами. Розали Роуленд подбежала к ближайшей двери, поспешив приоткрыть ее хотя бы на несколько дюймов в надежде ощутить дуновение свежего, чистого воздуха.

Кошмар! Она немедленно закрыла дверь.

Мужчины. Дюжины мужчин, выстроившихся в очередь, берущую начало на втором этаже и спускающуюся по лестнице на первый. Мужчины, столпившиеся здесь, чтобы увидеть – среди прочих – ее, мисс Розали Роуленд. Вознамерившуюся принять участие в представлении, разыгрываемом в верхней зале знаменитого Храма красоты.

Розали подавила поднявшуюся было волну паники. Если она не скончается от простуды – сценический костюм тонок и прозрачен, как фата невесты, – ее ждет неминуемая смерть от удушья, вызванного горами скопившихся за много лет грязи и пыли, абсолютно не беспокоивших преисполненного собственной значимости владельца здешнего заведения доктора Персиваля Барнарда и его благоверную. Равно как и собравшихся здесь девиц, хихикавших и болтавших в попытке навести марафет перед парой пыльных зеркал.

– Греческие богини, через десять минут ваш выход! – завопила миссис Патти Барнард. – Немедленно удостоверьтесь, что вы выглядите восхитительно!

– Сдается мне, она имела в виду «похитительно», готовыми стать добычей распалившихся парнишек в зале, – сухо заметила вертевшаяся поблизости темноволосая Салли. Спустя пару минут после сегодняшнего появления в Храме Розали добрая Салли взяла новенькую под свое крылышко. – А также прочих стервятников, – констатировала старожилка Салли, имея в виду прежде всего саму миссис Патти Барнард, визгливую, навязчивую сорокалетнюю дамочку, чьи перекрашенные рыжие волосы слепили глаза.

Миссис Барнард не услышала комментария Салли, однако цепкий взгляд маленьких глазок не обошел вниманием Розали.

– Ты! Новая девушка, опусти-ка пониже вырез платья. Почтенные господа платят вовсе не за то, чтобы любоваться девственными весталками.

Розали постаралась соблюсти серьезность:

– Уж точно это последнее место, где они ожидают их увидеть, мадам.

Девушки рассмеялись. Миссис Барнард посмотрела на нее, неуверенно нахмурилась, затем развернулась к остальным:

– Девочки, прекратите скандалить из-за греческих браслетов. Их на всех хватит, еще останется! Шарлотта, дорогуша, какую великолепную Афродиту ты из себя сотворила.

Инцидент был исчерпан, и раздевалка снова наполнилась привычным гулом болтовни и шумом закулисных приготовлений.

Храм красоты был, как любил подчеркивать доктор Барнард, джентльменским клубом. Однако в нем не существовало особых правил членства, лишь единовременная плата за вход, после чего клиент мог наслаждаться обычным набором удовольствий – закуски, выпивка, игра. Многие другие лондонские клубы предлагали своим членам тот же спектр услуг. Однако лишь здесь, когда бой часов возвещал о наступлении десяти часов вечера, все собравшиеся прерывали занятия и выстраивались в очередь в верхнюю залу. Храм приобрел широкую известность по всему Лондону благодаря «живым картинам» на классические сюжеты. Главными действующими лицами являлись девушки в весьма вольных костюмах, каждая из которых в течение десяти минут разыгрывала перед распаленными джентльменами определенную, по терминологии доктора Барнарда, позицию.

– У меня весьма изысканная публика, дорогуша, большинство уважаемых господ поднаторели в греческой и римской мифологии, – искренне уверял Розали доктор Барнард этим утром, когда та явилась справиться относительно объявленной вакансии. – И я горжусь своими познаниями в истории тех славных времен! – Хозяин Храма махнул рукой в сторону переполненных книжных полок, хотя его распутное одобрение ее миловидного личика и фигурки портили впечатление от этих высокопарных разглагольствований.

Греческие богини? Помилуй бог, главная среди собравшихся девиц, Шарлотта, которую доктор Барнард представил как «ярчайшую звезду артистического небосклона», скорее напоминала продажную девку с Ковент-Гарден, чем олимпийскую богиню. Пока Патти Барнард с усердием укладывала крашеные локоны местной примадонны, Салли успела шепнуть Розали:

– Думаешь, наша миссис Би сочла бы Шарлотту столь же изысканной фифой, если бы обнаружила, что та при каждом удобном случае кувыркается в постели с ее муженьком?

Розали едва сдержала готовый вырваться смешок. Однако веселье внезапно померкло, когда она взглянула в зеркало и увидела на мгновение, как оттуда на нее смотрит чужое лицо, бледное и печальное.

Ее сестра. Ах, ее бедная сестрица вполне могла стоять здесь. Могла смотреться именно в это зеркало.

Розали подпрыгнула, услышав пронзительный голос миссис Барнард:

– Эй ты, девушка. Сними-ка эту ленту!

Пальцы Розали скользнули к голубой ленте, которой она попыталась связать светлые с серебристым отливом волосы.

– Но я считала…

– Неужели ты думаешь, будто древние греки повязывали волосы назад подобным манером, моя девочка?

Розали искренне полагала именно так и уже приготовилась отстаивать свое мнение, когда Салли наступила ей на ногу.

Одумавшись, Розали осталась довольна тем, что длинные волосы свободными прядями обрамляли лицо. Теперь она могла бы спрятаться за густыми локонами.

Когда она впервые увидела свое платье, перекинутое через пухлый локоток миссис Барнард, оно выглядело вполне респектабельно. В конце концов, Розали предстояло исполнить роль Афины, богини мудрости, поэтому длинная туника из белого муслина, подпоясанная бирюзовым поясом, показалась достаточно скромной. «Бирюзовый цвет идет к твоим глазам, моя дорогая», – жеманно заметила миссис Би.

До сего момента Розали наивно полагала, что у нее нет соблазнительной фигуры, чтобы ее скрывать. Ей исполнилось двадцать один год. Среднего роста, пожалуй, слишком худая. С чересчур длинными, по ее мнению, ногами, недостаточно выразительной, в сравнении с пышными телесами девиц, грудью. Кроме того, Розали всегда стремилась одеваться так, чтобы отпугнуть фривольные мужские взгляды. Никогда в жизни не носила волосы распущенными, не надевала платье, даже отдаленно напоминавшее костюм Афины. Скромное?! Так казалось до того, как Розали накинула на себя тончайший муслин. Оно было прозрачным, тесно облегающим фигуру, подчеркивающим малейший женственный изгиб. Боже мой! Как она сможет выйти на сцену в таком виде!

Розали приложила максимум усилий, чтобы скрыть неприлично низкий вырез. Быстро продернув бирюзовую ленту сквозь пышное кружево, которым был оторочен корсаж, она завязала ее концы бантиком, почти полностью прикрывавшим линию декольте. Салли, занятая припудриванием своей выдающейся пухлой груди, не выпуская из рук пуховку, обернулась к новенькой:

– Мамаша Барнард никогда не позволит тебе выйти на сцену такой закутанной, дорогуша.

– Но я не собираюсь разгуливать полуголой!

– А чего еще ты ожидала в Храме красоты? Признайся-ка честно. Ты ж никогда раньше не делала ничего подобного, так?

– Ну… Ну да. Не совсем…

– Ты, случайно, не скрываешься от закона или разгневанного муженька?

– Нет! Вовсе нет, Салли! Впрочем, в самом деле, не думаю, что кто-нибудь из них обратит на меня внимание. Ведь так?

– Новенькая девица в Храме красоты доктора Би? Да они все на тебя уставятся! – Салли приблизилась. – А после представления? Миссис Би объяснила тебе? На верхнем этаже есть зала, которую называют Внутренним храмом. Так вот, там устраивают танцы под музыку, а господа платят, чтобы с нами потанцевать.

– Просто потанцевать?

Салли подмигнула:

– Ну, начнется-то все с танцев. А потом, кто знает, можешь оказаться в постели с богатеньким симпатичным лордом, из которого, дай бог, сможешь стрясти деньжат, если закроешь глаза на все его кряхтенья и выверты. Только будь осторожна, девочка! Врут они все, когда любовь обещают!

Розали кивнула, ее сердце словно замерло на мгновение. Она это прекрасно знала. Но сколько девушек верит пустым обещаниям.

«Розали, я в Лондоне. Я в беде. Пожалуйста, помоги мне!» Вот и все жалкое письмо Линетт, которое Розали получила в прошлом октябре. Ничего более, ни адреса, ни других указаний, за исключением известной мечты Линетт стать актрисой.

Подступившие эмоции сжали горло, стоило девушке подумать, что стало с мечтой младшей сестренки. Она ощутила мгновенный укол страха. Линетт! Всего на два года младше. И несмотря на то, что белокурые локоны сестры обладали особым, только им присущим сиянием, а фигура казалась более женственной, они очень похожи. На вчерашнем прослушивании Розали не без оснований опасалась быть узнанной доктором Барнардом.

Однако в его взгляде не читалось ничего, за исключением небрежного одобрения.

Внезапно дверь распахнулась, и Денни, парнишка, помогавший на подмостках, просунул голову в гримерку.

– Три минуты до выхода, дамы! – Он взглянул на Розали и подмигнул.

– Вот шельмец, – дружелюбно протянула Салли. – Всегда надеется заполучить красотку даром. Подожди-ка, возьми немного румян!

– Нет, спасибо. – Розали обернулась и внимательно посмотрела на девушку. – Салли, как давно ты здесь работаешь?

– Кажется, всю жизнь, а всего-то шесть месяцев! Один только острый язычок мамаши Би чего стоит, да еще ее привычка вычитать из нашего жалованья за любую провинность! Никто не выдерживает больше года. – Салли нанесла побольше румян на щеки. – А почему ты решила здесь потрудиться? Прохаживаться по сцене почти в чем мать родила, у всех на виду?! Ты умная, говоришь как леди. Да ты могла бы стать кем-то вроде гувернантки, уж точно!

– Мне надо заботиться о ребенке, – просто ответила Розали. – Никто не наймет гувернантку с младенцем.

Салли быстро взглянула на нее:

– Сколько лет твоей малютке?

– Два. Ей всего два года.

– Господи помилуй! Повезло ей, однако, что ты за ней присматриваешь, – заметила Салли завистливо. – Вот моя мамаша отправила меня на улицу, едва мне десять годков исполнилось. Ха, вообрази, я играю Гебу, непорочную богиню! Да я себя девственницей и не помню. Хотя многому научилась. Знаю этих джентльменов, чтобы им пусто было. И попомни мои слова: лучший способ обеспечить себе и крошке хорошую жизнь – раздвинуть ножки перед богачом, только бери деньги вперед, понимаешь?!

– Леди! – объявил Денни, широко распахнув дверь. – Приготовьтесь к выходу на сцену!

– А вот и мы, – ухмыльнулась Салли.

«О да, воистину», – прошептала Розали.

Пока занавес оставался закрытым, девушки поспешили занять свои места на сцене. Шарлотта осторожно уселась на обитый узорной камкой² трон и расправила взбитые умелой рукой мамаши Би крашеные локоны. Вокруг нее столпились остальные «богини». До Розали долетели слова доктора Барнарда, вставшего перед сценой и торжественно объявившего:

– Наслаждайтесь же, мои многоуважаемые друзья! Сценки, полные изысканного и благородного артистизма! Высочайшее искусство – греческие богини!

Розали старалась держаться в глубине сцены. «Господи, – промелькнула мысль, – во что я ввязалась?»

Тяжелый занавес пополз вверх.

Перед ней предстало около сотни мужчин.

Розали с трудом подавила приступ тошноты. Ради Линетт, ради любимой сестрички. Она пройдет через все это ради Линетт и ради Кэти, маленькой дочурки сестры.

1.М е й ф э р – фешенебельный район Лондона. (Здесь и далее примеч. пер.)

2.К а м к а – шелковая цветная ткань.