Kitobni o'qish: «Призраки согласно прописке»
Глава 1
Слово не воробей, сказал – оглянись по сторонам
Мира Николаевна в очередной раз обошла квартиру – пыли нигде не видно, не осталось и шерсти на креслах, по ним она прошлась жёсткой щеткой. Больше пускать жильцов с животными она не станет ни за что! Ковры надо бы пропылесосить. Но паровая швабра осталась дома в Лейпциге…
Мира споткнулась одновременно и ногами, и мыслями. Ногами о порожек в ванную, здесь она спотыкалась с детства. В старом доме причудливая архитектура – потолки три семьдесят, тяжёлая лепнина с наслоенной на завитушки краской. И вот этот порог в ванную, которую установили уже в советские времена. Старая стояла прямо на кухне. Там был установлен постамент и возможность греть воду, разжигая дрова прямо под днищем. Ванную на гнутых металлических ножках Мира еще застала, но дровами её топить перестали сразу, как только в квартире появился газ. Потом для ванной и туалета выгородили отдельное помещение. Кухня уменьшилась на девять метров, но осталась на площади двадцать два метра. Дома, в Германии, всего девять. Вот здесь Мира споткнулась второй раз. Если Лейпциг дом, то где она сейчас? В данную минуту Мира находилась в своей питерской квартире на Киричной улице. Можно сказать, в фамильном жилище, – здесь родились ее мама и папа, она сама, сын и дочь. Мира последней уезжала отсюда, когда вышла замуж за Франца. Пустила квартирантов. Снимать собирались на долгий срок, и не обманули. Через 7 лет вернули жилье в целости и сохранности, с исправной бытовой техникой. Работала даже древняя посудомоечная машина «Кайсер» – подарок мужа к рождению сына. А у себя в Германии, меняла аппарат трижды. Она никогда и никому не рассказывала, что муж отыскал ее на сайте знакомств. Стыдно, как глупая девчонка выставила себя на витрину одиночек. Но Франц откликнулся уже через четыре дня. Еще неделю они переписывались. Пятидесятилетний торговец подержанными машинами, по всем параметрам Мире подходил. И по возрасту, и по жизненной философии. Они поженились через три месяца десять лет назад, и Франц, первые полтора года боролся с тем чтобы Мира называла домом их жилище в Лейпциге, а не квартиру в холодном Санкт-Петербурге. Кот Вилли появился в их семье младенцем девять лет назад, он наблюдал за воспитательным процессом и размышлял над тем что нужно считать домом. Он не жаловал сухой корм и разбрасывал его по всей кухне, потом Мира купила ему паштет из грудки индейки и блюдо мигом внесли в рацион. Вкусно. А где вкусно и тепло там и дом. Сейчас Вилли думает иначе – зрелому мужчине, даже если он пребывает в образе кота не пристало ставить еду на первое место, не о паштетах же мечтать, отлеживая бока на самом мягком в мире диване. Да все устроено так, что охотиться за едой котам теперь не надо, но для поддержания формы, можно погоняться за осами в саду или устроить засаду на Мирины ножки. Вилли влюблен в свою хозяйку даже больше чем в соседскую кошечку Веру. Вот и сейчас он трется о левую голень, и очень жалеет, что Мира ходит по дому не в шортах или легкой юбке, а в утепленном спортивном костюме. По каким-то правилам отопление в доме отключили, но у погоды свои правила и причуды. Вилли, правила российского коммунального устройства не одобрял, по его европейскому пониманию температура в помещении не должна опускаться ниже 22 градусов. Хотя этой зимой Франц постоянно понижал градусы – он экономил, и даже пытался убедить Миру не стоять по утрам под душем 10 минут, а с учетом военной обстановки, мыться в тазу местами. В тазу она потратит 20 литров теплой воды, а под душем 150. Плюс меньше энергии. Мира замотала голову полотенцем, присела к столу и кивнула в сторону окна:
– Не вижу воздушного налета на Лейпциг. Но если ваше правительство взорвало Северный поток, то пусть оно и моется в тазике!
Франц тогда не стал допивать кофе, он достал газонокосилку, и под жужжание аппарата, боролся с травой и с собой. В глубине души он понимал, что Мира права. Но по воспитанию твердо знал – человек должен соблюдать все законы и правила. Власти сообщили, что экономией на расходе газа, они ослабят экономику Путина. Кремль не сможет вести войну и проиграет как в 90-м. Русская жена переходит улицу на зеленый свет, следит за красотой сада, не превышает 50-ти километров в час, отправляясь на своем пежо в супермаркет. Пластиковые бутылки отделяет от остального мусора и кладет в специальный контейнер. Но думает не так как положено. Бунтарка, как все русские, и сколько их не уговаривай – не поменяются. Это с одной стороны, а с другой – Франц считал, что выиграл жену в лотерею, дорожил семьей, перетянул в Германию Мириных детей и внуков. С удовольствием навещал их вместе с женой. Малышей брал на каникулы к себе. Ему нравилось покупать детям мороженое в соседнем кафе. Знакомые смотрели на ребятишек с удовольствием, а на него Франца с завистью. Досада на расточительную Миру, прошла сразу, как только он запнулся о садовый шланг, больно ударил коленку и застонал. Мира как фея мигом склонилась над пострадавшим, промыла ссадины, подула на них, поцеловала щеку мужа и уложила бедолагу на диван перед телевизором. Франц механически смотрел обзор цен на новые автомобили, а думал о жене – никакая не бунтарка, ей просто обидно за Россию и за всех кто там живет.
Мира запнулась на невысоком порожке между коридором и ванной, тоже в момент мысленного распутья. Кот укоризненно посмотрел на хозяйку, ожидая что люди меняют ход своих мыслей как раз в такие моменты. Вот споткнулась, не упала, значит, судьба дает намек – не так думаешь и не туда идешь. После стремительного бегства из родного сада сначала в Ригу, а потом в дикое Подмосковье, Вилли не оставлял хозяйку без досмотра ни на одну минуту. Они жили в крохотной квартирке с кухней пять метров. Однажды Мира попробовала поручить его глупой соседке по подъезду на целые сутки. Вилли, конечно, парень взрослый, но отпускать Миру не желал категорически. Приготовленную на выход юбку, ночью облепил своей шерстью, стащил со спинки стула и как следует повалялся на тонкой бежевой замше, но хозяйка чертыхаясь почистила одежку щеткой, погрозила хулигану пальцем и ушла. Он отомстил и Мире, и соседке – уронив с подоконника стойку под цветы. Не смотря, на то что, как истинный немецкий кот, он любит во всем порядок и последовательность. Хозяйка Мира Николаевна женщина аккуратная, и с позиции Вилли надежная, но взбалмошная. Ну что с того, – потребовал муж Франц Леопольдович согласиться, что Путин коварен, напал на маленькую Украину. Кивни головой, промолчи и думай по-своему. Носятся по всему городу женщины, завернутые в сине-желтые флаги и на чисто русском языке требуют призвать к ответу всех русских. Так Мира, перфект говорит по-немецки. К слову изучала его в посольской школе Дрездена. Ко всему надо относиться философски – не нравиться ситуация меняй отношение к ней. И все будет пучком. Сумела же в нужный момент! Пара украинских беженок чуть было не поселилась в доме Миры и Франца. Оказывается, муж где-то там пообещал волонтерам приютить несчастных. Украинки припарковали свой Лексус прямо на газоне, вытащили из багажника пять чемоданов. Мира наблюдала в окно как по ее дорожке, в лабутенах и мини-юбке, гордо несет свой выдающийся, на четверть прикрытый маечкой бюст, стройная и ярко накрашенная беженка. Посмотрела и задала ему, Вилли, один единственный вопрос:
– Оно нам надо?
Кот все понял, юркнул в сад, шмыгнул тенью перед ногами непрошеной гостьи, та испуганно отступила, лабутен соскользнул с тротуарной плитки, беженка завалилась в куст розы и смачно выругалась.
Франц тоже украдкой наблюдал сцену прибытия, он уже пожалел о своем решении поселить незнакомых женщин в доме, но на фоне общенациональной солидарности, не мог придумать под каким предлогом отказаться. Междометия, предлоги и целые предложения неслись от куста чайной розы на высокой ноте. Женатый на питерской кондитерше, Франц кое-что понимал по-русски, и значение этих слов изучил досконально. Они ему всегда не нравились, а сказанные под самым пышным и душистым кустом сада, звучали осквернением и саду, и дому, и стране, и хозяину. Словом, беженку в лабутенах, Франц и Мира в полном согласии вернули к лексусу. Да ещё, Мира на чисто русском языке отчитала их за помятый газон. Франц принялся жаловаться волонтеру на беженок, он долго и подробно описывал свои впечатления и от машины, которую сам себе купить не может, и от сломанных веток розы. Но закончил разговор, всё-таки, виноватым тоном.
Пол дня Франц ходил понурый, а вечером уплетая сырники, предложил Мире расставить по местам политические знаки препинания. Признать Крым украинским, а Москву агрессором. Поставку Леопардов на украинский фронт оправданной, а виновными за подрыв газопровода, – украинских мстителей. В другое время Мира покивала бы согласно, и снабдив нежным поцелуем мужа в щеку, заявила бы:
– Ты прав, как всегда, дорогой.
И их размеренная жизнь покатилась бы не спеша по накатанным рельсам. Но Мира, отметив пышные груди и боевой раскрас беженок, пару часов мысленно ворчала на мужа – выбрал молодых кобылиц, решил, чтобы не мешали поселить их в пристройке, но готовить еду и накрывать стол придется ей Мире. Она, конечно, понимала политическую задачу Евросоюза, но жалеть беженцев, прибывших за пособием на Лексусе, не могла. Кроме того, ее однокурсница жила в Луганске и держала там сеть кондитерских. В две из них, еще в 14-м попали снаряды, а остальные Татьяна закрыла, посчитав, что на линии фронта торговать воздушными буше как-то не прилично. Татьяна, не дожидаясь СВО, перебралась в Москву к родным, но новостями снабжала Миру регулярно. У подруг была своя информационная солидарность. Вечерами они встречались на Одноклассниках и излагали друг другу противоположные версии одних и тех же событий. Вилли тоже дружил с Татьяной, совал свою серую мохнатую морду в камеру, а потом укладывался рядом с компом и внимательно слушал подруг. Час назад Вилли узнал, что новые английские ракеты, теперь достают до Луганска, где погибла лучший повар Татьяны вместе с сыном. Татьяна плакала, Мира успокаивала подругу, так что к ужину она оказалась в печали. Собиралась, как принято, рассказать все мужу. А Франц как на грех, вместо того чтобы похвалить нежнейшие сырники, принялся озвучивать за столом евросюзовские лозунги. Мира не сдержалась – за десять минут она выдала версию геополитического расклада, полностью оправдав Кремль и Путина. Обозвала Зелю вором, а Запад извечным врагом всего русского. Припомнила мужу Гитлера, Наполеона, лживую толстую канцлершу Меркель и нового пластилинового главу Шольца. Всем политикам Запада, а в первую очередь немецкому канцлеру предложила катиться колбаской по Малой Спасской. Обожаемого Франца, с которым десять лет жила в мире и согласии обозвала тупоголовым, а его друзей жирными идиотами. Предрекла, что скоро за каждый, поставленный леопард на украинскую войну, Лейпциг получит по три русских крылатых ракеты.
Франц тут же объявил развод по политическим мотивам, наутро муж одумался. Но Мира уже собрала чемодан, заказала билеты для себя и Вилли до Риги, и вместо того чтобы выслушать мужа, уехала гордо подняв голову. В Риге у второй своей сокурсницы она посомневалась пару дней, а потом решила ехать в Россию. Быть в это трудное время со своей страной. Ехать пока было некуда –питерскую квартиру уже третий год занимают очередные квартиранты. Сначала каждый месяц она снимала с карты Сбербанка по 600 евро, а потом России отключили свифт, и деньги копились уже два года на российском счету. Мира погуляла по улочкам Старой Риги, съездила на пароме в Стокгольм. Повозилась с внучкой подруги, но тяжесть в душе не проходила. Чем бы она не занималась, в голове как заевшая на старом патефоне пластинка крутилась одна и та же мысль – как получилось, что их с Францем любовь раскололась вдребезги о войну. Муж звонил, уговаривал не дурить. Мира слушала, что-то отвечала, а потом спрашивала кота:
– Возвращаться или нет?
Вилли лететь обратно в Лейпциг категорически не желал. Во-первых, ему не нравилось путешествовать в перевозке, во-вторых, здесь в Риге у него появилась подружка, белоснежная кошечка Марта. Они бегали наперегонки по саду, и рядышком засыпали на диване в гостиной. Свою позицию он демонстрировал хозяйке тем, что после очередного вопроса, вставал и уходил. Если бы он знал, чем закончится это его твердость, сам бы прыгнул в переноску, при первом упоминании Франца. И они давно бы вернулись домой… Теперь сидят третий день в громадной квартире, без единого зеленого кустика, с остатками шерсти и запахом чужой собаки. Фу!
Мире позвонили квартиранты и сказали, что уезжают жить в Швецию. Женщина мигом побросала вещи в чемодан, без лишних церемоний запихала Вилли в перевозку. Кот митинговал всю дорогу и в такси, и в автобусе. Но Мира заглядывала в решетку и шептала успокоительные ласковые слова. Потом напоила какими-то каплями, и кот проснулся в большой незнакомой квартире.
– Вот мы и дома. – Торжественно и даже радостно объявила Мира.
Паштет вода и туалет, все котовое имущество, было уже расставлено и разложено в положенных местах. Мира принялась тереть подоконники, плиту на кухне, сантехнику во всех местах. Вечером забралась в ванную, а потом кутаясь в незнакомый махровый халат, объясняла Вилли в каких местах она пряталась в детстве, обещала ему достать с антресолей старый патефон. Убеждала, что аппарат отлично работает и Вилли обязательно понравиться. Уже даже поставила стремянку, но позвонил какой-то риелтор и пообещал явиться между 10-ю и 11-ю часами.
– Уточните время в диапазоне десяти минут. – Как-то строго произнесла Мира в трубку. Вилли испугался – этот из телефона, наверное, злой.
Кот тщательно обследовал все закоулки квартиры, включил на полную мощь все свои природные рецепторы, особенно зрение. Вилли видел лучше и больше Миры, он видел энергетические волны и слышал вибрации, которые выдает как природа, так и мысли, и истинные желания людей. Многие коты видят сущности, и Вилли был по ним специалист, супер-класса. Он не просто хвостатый красавец, он потомок магической династии кошачьих знаменитого баварского рода, потомственный герцог Виллнерсс. Когда Мира хотела назвать котенка Васей, он загипнотизировал хозяйку и сообщил ей приличное для кота-герцога имя. Теперь Вилли-16-ый. Управляет домом в предместье Лейпцига, и всем хвостатым населением квартала. Это Мира с Францем считали, что взяли котенка к себе в дом. Наивные…, хозяином дома такие коты как Вилли, становятся в момент заселения. А Франца и Миру он взял под свою опеку. На самом деле Вилли выбрал Миру, чтобы защитить ее от Охотника. В Лейпциге ей не угрожала беда, а вот здесь бедняга даже не заметила, как подошла к самому краешку пропасти. И теперь задача Вилли не пропустить опасность. Он должен с утра до вечера следить, чтобы с хозяйкой не произошло ничего непоправимого. Он дважды применял гипноз, чтобы убедить Миру не мешкая вернуться домой. Какая, в конце концов, разница кто жертва, а кто агрессор. Жить надо в уютном теплом безопасном месте, где есть обед, сад и пару мягких диванов. Все равно ни Мира, ни Франц, ни даже он Вилли, ничего поменять не могут. Но Мира под ласковое урчание кота мирно засыпала под старым пуховым одеялом, а утром продолжала гнуть свое.
Все что знал Вилли – охотник придет сюда в квартиру, где Мира жила еще ребенком. И этим утром в 11.00 она ожидает Риелтора. Охотник он? Кот должен просканировать его, до того, как гость переступит порог. Ночью он провел в помещении дополнительное междусферное обследование. Самые тяжёлые сущности остались здесь в 42-м году, голодные исхудавшие дети и взрослые уходили только телами, но души свои оставили в доме, теперь это сгустки энергии-памяти. Вилли смотрел как они оплакивают утрату мира, того самого, на алтарь которого положили свои жизни, и понял, что «Памятники» ослабели. Так всегда бывает, когда память о них корректируется и стирается. Особенно печалился двоюродный Мирин дед Андрей. Его дети еще пели «Взвейтесь кострами синие ночи», внук уже открыл магазин для взрослых с названием «Секс-Шоп». А правнук вообще заявил, что Питер следовало сдать Гитлеру – все бы остались живы и спокойно пили бы Баварское пиво. Случилось это за семь лет до начала новой войны. С этого момента энергетический шар памяти Андрея начал истощаться. Теперь он походил на рваное облако, обитающее в углу коридора. «Памятники» неуверенно и лениво передвигались по квартире, а когда Мира потащила стремянку к антресолям, они взбодрились – там старые альбомы с фотографиями, Мира станет их смотреть, а может и читать сопроводительные записки, оставленные еще ее бабушкой. Это самый сильный сеанс поддержки их силы. Но звонок отвлек Миру, стремянка стоит без дела. А энерго-памятники продолжают надеяться и ждать. Они сгруппировались на антресолях и молча парили там хороводом.
– Скоро все будет хорошо. – Постарался успокоить группу сущностей добрый Вилли. Группа колыхнулась в ответ, а самый маленький сгусток, трехлетний Ванечка, попросил разрешения покататься на его хвосте. Ване было два года, когда в зоопарке на Петроградской он видел, как старшие катаются на пони. Мама пообещала, что в три года разрешит и ему. Вилли согласился стать домашним пони, Ваня ухватился за хвост, кот помчался по коридору, малыш радостно смеялся и кричал: «Стрее, стрее!!!» Слово быстрее Ванечка, до конца, выучить не успел. На рассвете «памятники» переместились в тень, они не несли в себе зла, но время солнца, уступали живым во плоти.
Вилли устроился на подушке и сладко уснул, да так глубоко что пропустил момент, когда встала Мира. Без него она успела выпить кофе, позвонить подруге в Ригу и отправиться в душ. Вилли виновато ждал под дверью, а потом сопровождал обход квартиры.
Мира наткнулась на стремянку и протянула руки, чтобы отнести ее в чулан. В темном углу разочарованно ойкнула группа сущностей. Кот взлетел по ступеням на высоту три метра и спрятался за коробками. Мира жалобно позвала хулигана вниз даже погремела специальными витаминными конфетками для котов. Вилли сглотнул слюну, но не тронулся с места. Заговорщики одобрительно загудели. Мира стала подниматься по ступеням – все замерли, и тут подал голос домофон. Первым у двери оказался Вилли, конечно снять трубку и нажать кнопку он не мог, да и не дело это герцога, – изображать из себя швейцара. Его задача просканировать гостя на входе. Вилли юркнул в пространство между дверями и занял позицию. Мира сняла огромный крючок – такие были в немецких замках, отодвинула мощную щеколду и толкнула наружу створку. Первая часть двери открывалась внутрь, а эта прямо на лестницу.
– Здравствуйте, я Максим. – На площадке стоял свежевыбритый мужчина среднего роста, распространяя вокруг себя парфюм бренда «Босс». Вилли чихнул, но занятой позиции не оставил. Пока гость рассматривал Миру Николаевну, и произносил вслух «Очень приятно», кот считал фразу: «Лохушка, возьму с нее половину залога. Дескать так клиенты согласятся быстрее». Арифметика риелтора, определила гонорар, стоимостью в месячную оплату квартиры. Вторую половину он предполагал получить от съемщиков. Никаких агрессивных сигналов от парня не исходило, только стяжательские. Вилли потерял к гостю интерес, и оставив его с Мирой осматривать квартиру, лениво побрел к своему паштету.
Глава 2
Вилли не торопясь справился с паштетом, рядом нетерпеливо подпрыгивал Ваня. Малыш надеялся вовлечь старину герцога в новую игру. А пока забавлялся «Почемучкой».
– Что ты ешь?
– Паштет. – Промурчал кот, и проявил вежливость. – Хочешь попробовать? Вкусно.
– Я давно не ем, не расту и не ношу одежду, ты же знаешь. Просто выглядит твой паштет как размоченный хлеб. Пробовал?
Кот отрицательно помотал головой. Хлеб он не любил, другое дело сметана. Ваня про сметану ничего не знает. В период его плотской жизни разных там паштетов, сметан, и суфле не водилось. Дядя Андрей рассказывал, что в магазинах продавали на развес икру красную и черную. Но объяснить Ване, что такое икра не смог. Запас Ваниных гастрономических познаний исчерпывался блокадным пайком хлеба. А теперь все хорошо – сущностям еда не нужна. А вот доиграть хочется. И он ждет Вилли чтобы поиграть с котом в прятки.
«Ку-ку» малыша доносилось с разных уголков кухни. Кот развалившись в зеленом кресле, находил непоседу дистанционно. «На стенном шкафу – справа». «Висишь на счетчике». Сгусток энергии был прозрачным и не имел строгих очертаний. Но кот благородных кровей представил себе ребенка в штанишках на лямках, под коленями штанишки перехвачены манжетами, белая рубашка, а на голове шляпа с гусиным пером. Глаза у воображаемого Вани голубые, светлые волосы вьются кольцами. При очередном «Куку» Вилли даже увидел, как белая рубашка скрылась за дверью черного хода. Материализоваться Ваня не мог, ни при каких обстоятельствах, уж это кот-маг знал точно. Но готов был прервать свое сибаритство, чтобы проверить мираж. Он поплелся в сторону приоткрытой двери, но его опередили, – на кухне материализовалась Мира, за ней след в след шагал риэлтор. Они направились прямиком к черному входу, распахнули двойную дверь. Справа на полках хранились старые сковородки, Ваня был как раз там, он держался за старый примус и с восторгом хихикал:
– Они меня не видят!
– О-о-о! Прямо шпионские апартаменты. – Искренне удивился Максим.
– А еще у нас природный холодильник. – Мира жестом фокусника распахнула дверцу под окном и игриво взглянула на гостя.
Теперь удивился кот, он и предположить не мог, что там настоящий домик шестьдесят на сорок. Вот только дверцы закрываются плотно, если бы их переделать так же как в Лейпциге. Там у Вилли свой персональный выход в сад с легко распахивающимися створками. Это открытие кот отметил мимоходом, сейчас его занимало другое – Вилли усмотрел брешь в защите жилья. Во второй двери черного входа он увидел щель. Человек через нее пробраться в квартиру не может, а злая сущность просочится легко.
Похвалив кухню, риэлтор направился в коридор и усмотрев антресоли остановился:
– Классное место для хранения. – Похвалил он.
– Антресоли не сдаются! Там хранятся фамильные вещи! – Твердое решение Мира хотела подкрепить уборкой стремянки, это могло разрушить планы и сломать надежды «Памятников». Вилли стрелой влетел наверх и опять юркнул за коробку.
– Здорово прокатились.– Ваня сидел на спине мага и захлебывался от восторга.
– Альбомы здесь. – Надтреснутым голосом заядлого курильщика подсказал прадед Андрей и выделил световым пятном верхнюю коробку, перехваченную бельевой веревкой. Рядом стояло сооружение с железной трубой.
– А это что за чудо? – Послал вопрос в пространство Вилли.
– Патефон. – Ответил безразличным тоном дед Андрей и закашлялся. Маг смахнул хвостом часть пыли с трубы, услышал, как прогремела щеколда на входной двери, и мигом скатился вниз. Входная дверь всегда должна быть под контролем.
Мира уже накинула крюк, привычным жестом проверила дверь и рванула к телефону. Аппарат она забыла под подушкой, на диване в гостиной. Ваня смирно сидел на спине Вилли, так они и въехали в комнату с двумя окнами. В окнах золотились солнечные лучи, и малыш не желая расставаться с новым другом засыпал. Вилли забрался на второй этаж в детской, смахнул кроху на матрасик и вернулся к своим герцогским обязанностям – следить за Мирой. Она забралась с ногами на диван и отвечала репликами на монолог сокурсницы. «Кошмар!», «С ума сойти!», «Идиоты!».
Татьяна пересказывала новости о последствиях подрыва Каховской ГЭС, как личную трагедию. В Новой Каховке маленькая Таня проводила у прабабушки со стороны отца летние каникулы, с первого по девятый класс. Эта самая бабка Акулина и строила ГЭС. А потом осталась и каждое лето донимала правнучку подробными рассказами о том, как молодёжь со всех концов молодой страны съезжалась на грандиозные стройки. Люди селились в землянках и работали, не жалея сил. В 32-м году Акулине исполнилось 17-ть. Пятый ребенок в семье, где много работали и постоянно недоедали. НЭП прабабка не помнила, но свято верила, что своими руками строит великую, могучую, никем непобедимую страну. Когда в 80-м обещанной победы коммунизма не случилось, старушка слегла. Произошло это после большого семейного праздника. Сорок человек родни съехались в дом Акулины со всех концов Союза. Навезли подарков, продуктов, бабуля встречала 80-летний юбилей. В хате установили цветной телевизор, в саду под персиковыми деревьями расставили длинные столы и покрыли их белыми простынями. Наряженная и причесанная родня ходила вокруг, дожидаясь приезда официального гостя из городской администрации. Стая детишек пряталась в саду, и под столами, попутно прихватывая с него самые лакомые кусочки. Там же в огромных бутылях с узкими горлышками, стоял запас самогона. Комсомолка Акулина баловалась его домашним производством, и все соседи об этом знали. До приезда официального лица стол украшали бутылки с водкой, коньяком и красным вином.
Гость опоздал на 40 минут, мужики по двое ныряли за занавеску летней кухни и выныривали из-под нее порозовевшими и подобревшими. Наконец все сели за стол. Этот день подруга Татьяна, помнит в деталях. Толстая тетка в строгом костюме и прической «Халла», раскрыла красную папку, и торжественным голосом принялась читать текст.
Эту сцену Татьяна живописала сокурсницам, когда их группа на первом курсе поехала на картошку. Было такое – осень, счастливые вчерашние абитуриенты являлись на занятия, а им предлагали собрать теплые вещи, резиновые сапоги, и ехать дружным коллективом в совхоз, чтобы с комсомольским задором участвовать в уборке урожая. С задором к 1982-му году было уже слабовато, но ехали все, у кого не оказалось справки от врача. У Миры и Тани не оказалось, они мерзли днем на полях, а вечерами развлекали друг друга байками из личной жизни. Тогда подруга и рассказала по юбилей прабабки. При слове "Халла", Мира представила себе херсонскую коммунистку с плетеной булкой на затылке, с которой при каждом шаге осыпается мак, и описала персонаж.
– Представляю, марширует тетка в строгом синем костюме с батоном на голове, а за ней стая голубей маком угощается!
– Нет, эту привезли на Жигулях. А «халла», это прическа, так волосы тогда укладывали, – пояснила подруга и продолжила рассказ. – Читает она, а бабка поле каждого предложения согласно кивает
В поздравлении, Акулину Сорину называли самоотверженной героиней труда, сообщалось, что потомки благодарны ей за вклад в строительство гидротехнических сооружений, и бесконечно гордятся тем, что такая грандиозная личность живет рядом.
Родня слушала дифирамбы, кивала, а средний сын Акулины, который успел собрать с родни деньги на ремонт крыши фамильного дома, ерзал и при каждой паузе поднимал руку.
Едва «Халла» закончила речь и предложила поднять рюмки за здоровье юбилярши, дядя Алексей спешно опрокинул свою, и немедленно попросил слова:
– Такому заслуженному человеку, может, вместо охапки пионов и Грамоты, крышу починить.
«Халла» несколько секунд стояла с каменным лицом. Она уже держала в одной руке рюмку, а в другой кусочек буженины.
Пауза затягивалась, но у райкомовских, неплохая подготовка морочить голову населению.
– Конечно! – Вскрикнула она, опрокинула рюмку и продолжила. – Вот вторая часть подарка от секретаря горкома КПСС. Как раз на крышу. – «Халла» долго копалась в сумочке и наконец достала конверт. Бабка Акулина сидела рядом и улыбалась, протянутый конверт перехватил Алексей, он быстро вынул две зеленоватые купюры, и объявил:
– Сто рублей, хватит на четвертую часть шифера.
«Халла» попрощалась и торопливо потопала к калитке. Бабка Акулина строго посмотрела на сына:
– Лешка, ты опять со своими идеями – коммунизм, это электрификация всей страны и контроль за расходованием народных средств.
– А куда без контроля, эта гусыня хотела ограничиться грамотой и букетом, а конвертик оставить у себя.
Гости возмущенно погудели и принялись дальше трапезничать. Только Акулина как-то сникла и молча смотрела в одну точку. Она смолоду не любила хитрых и лживых. С такими в коммунизм нельзя. А куда их деть, если живут по соседству. Акулина считала, что все дело в воспитании – детей перестали сечь розгами. Потом половина ее бригады полегла на фронте, едва очухались после войны, как новая напасть – стиляги. За узкие короткие штаны и танец твист, она готова была отправлять всех в Сибирь. Но стиляги танцевали в своих узких штанах, и никому до этого безобразия не было дела. Потом, уже на пенсии, Акулина освоила домашнее производство самогона, клиенты – бывшие стиляги, частенько ей напоминали о принципиальности в следовании заветам Ленина и Сталина. Акулина принимала от покупателя рубль, выдавала пол литру и возражала:
– Про самогонку Ленин ничего не говорил, а Сталин выпивать людям не запрещал.
Так в боях она зарабатывала дополнение к пенсии, которой хватало на хлеб, крупы и молоко, но было недостаточно для ремонта крыши и на то, чтобы провести в дом воду. Таскать ее из колодца с каждым годом становилось все тяжелее. Тогда на юбилее, Акулина сидя за столом, подбивала баланс своей жизни. Похоже, он ей не понравился, и оставив без внимания размахивающих в танце руками внуков, она пошла в дом, и прямо в одежде легла в кровать. Три месяца провела старуха в полном молчании, а на четвертый родня собралась на похороны. Крышу дома починить так и не успели. Тогда в свои 16 лет сокурсница Татьяна приезжала в Каховку в последний раз. В бабкином доме жила родня, но она к ним не ездила. Зато теперь, когда дом ушел под воду, о Татьяне вспомнили, и попросили приютить пострадавших. Родственники насчитали 15 человек, которым требуется кров и содержание на первое время.
– И куда я их дену? – Жаловалась она Мире.
– Не знаю. – Отозвалась та и прикинула сколько человек могли разместиться в её квартире. Полноценных спальных мест здесь оборудовано семь, но постоянно в квартире, больше пяти человек никогда не проживали. Великое переселение русских в лихую годину в свое время коснулось и Миры. В 1993-м в дверь позвонили, она только укачала годовалую Юльку, и не дожидаясь повторного звонка метнулась к двери. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, в длинной юбке и стоптанных туфлях. Загорелое лицо с белесыми морщинками вокруг глаз. Мира прижала палец к губам:
– Дочка спит.
Визитерша понимающе кивнула и быстро зашептала, что она похоже двоюродная тетка для Миры. В блокаду, при эвакуации, потерялась – ей тогда всего два годика было, имя знает, а фамилию нет. До четырех была в детдоме, в Душанбе, потом ее усыновили. Когда выросла, стала искать родных и выяснилось, что в детдом она приехала с узелком. А в нем фотография. Тут Мира бросила взгляд на снимок и вздрогнула. Точно такой же лежит в семейном альбоме покойной бабушки. Вся родня на фоне резного буфета с пятью малышами на руках. Она было хотела сказать визитерше об этом, но та опередила Миру:
