Kitobni o'qish: «Джин в наследство»
Глава 1
Через лесной коридор с каждым шагом навстречу Мане приближалось и увеличивалось зеркало воды. Она шла не спеша, после операции она вообще жила с оглядкой. Идея ежедневного плавания принадлежала мужу, но погода долго не устанавливалась, вода которую они проверяли каждый день, казалась холодной. Ждать она больше не могла и утром пока Глеб по обыкновению спал, тихонечко вышла из дома, и несмотря ни на что твердо решила открыть купальный сезон.
Она так решительно двигалась к намеченной цели, что даже не заметила, что на пляже не одна. Бросив на лужайку сумку с полотенцем и уже задрав на голову платье, Маня услышала голос:
– Здравствуйте!
Она так и замерла с подолом на голове. Хорошо, что еще дома надела купальник, а само по себе раздевание на берегу вполне нормальный поступок.
– Доброе утро. – Ответила из-под подола Маня, торопясь сдернуть платье она запуталась в нем. Балахин из марлёвки был слишком тонкой структуры, чтобы поступать с ним резко. Маня барахталась как муха в паутине, наконец ей открылась первая часть обзора – нижняя. Это оказались две женские ножки в розовых тапочках со стразами. Из них высовывались пальцы с бардовыми ногтями. Глядя на два больших пальца Маня представила свои аккуратно постриженные, но без педикюра и покраснела.
Чья-то рука оказалась на ее спине, маня похолодела и замерла. Она мигом представила себя эдакой бабушкой – бабочкой, которую сейчас наденут на булавку. Но укола не последовало, рука мягко расправила подол платья и бережно перекинула его через Манину голову.
Почти вплотную стояла женщина и с интересом рассматривала Маню. Карие глаза светились под низкой каштановой челкой. Сплошной купальник в алых маках не скрывал валики на талии незнакомки. Но подведенные глаза, свежий маникюр, который Маня заметила, когда поправила на лбу солнечные очки, скрывали недостаток талии. На пальцах сверкнули камни от массивных колец. Камни в серёжках светились на солнце так что казалось в середине перекатываются и при каждом движении вскипают крупные капли крови. В стеклах солнечных очков отражалась растрепанная Манина голова, и она вдруг без шляпы очков и маникюра вдруг почувствовала себя голой и беззащитной.
– Как водичка? – Наконец нашла в себе силы продолжить светскую беседу Маня. Женщина с виду была безобидной и даже приветливой, но Маня почему-то считала, что в этот ранний час будет на пляже одна. Чтобы без лишних свидетелей повизгивая и сжимаясь от холода в комок, решительно окунуться и проплыть хотя бы десять метров.
– Пока не осмелились.
«Осмелились?» Значит женщина в кровавых сережках здесь не одна, Маня повертела головой и увидела у себя за спиной мужчину ярко выраженной восточной внешности. Он спокойно разглядывал Маню и ничего не сказал, просто приветственно кивнул.
Пара в купальных костюмах на пляже явление обычное, но Мане почему-то стало страшно. Она понимающе кивнула, и обогнув кавказца решительно направилась к воде. Иголки холода мигом охватили ступни, и с каждым шагом коварно поднимались выше. Поддерживать себя визгами и охами на глазах незнакомцев Маня не стала, она мужественно шагала дальше, и когда вода достигла талии, развернулась, отметила что пара все еще смотрит на нее, плюхнулась в воду спиной и тут же поняла – вода совсем не холодная. Нырять она конечно не решится, но поплавает вдоль берега, чтобы в любом месте можно было коснуться ступнями дна.
Минут через 10 она уже куталась в полотенце, и гордилась собой так, будто выиграла олимпийскую медаль по плаванию. Пара стояла под мощными березами у края лесной тропинки, по которой Маня пришла сюда и по ней же должна была уходить с пляжа. Как она их не заметила? А что, если они в засаде – узнали, где скрываются свидетели, вычислили их с Глебом. А теперь под благовидным предлогом постараются познакомиться и попасть на их конспиративную квартиру. Маня старалась не смотреть в их сторону, обернувшись полотенцем сдирала с себя мокрый купальник и пыталась придумать как лучше уйти от слежки. Уже в платье она достала айфон, изобразила звонок и громко произнесла в трубку:
– Можешь не спешить – я уже искупалась. У шестого дома? Через три минуты буду там!
По мнению Мани выдуманный собеседник, который поджидает Маню в двух минутах пути, сломает коварные планы парочки… Те рассматривали ее в упор, и наконец спросили:
– Ну как вода?
– Кажется я согрела ее своим ужасом.
Мужчина и женщина хором рассмеялась, Маня прикурила сигарету, пара тоже чиркнула зажигалками и приблизилась к ней.
– Вы здесь живете?
Маня кивнула.
– Я отца ищу, вот и решили с первым пляжным днем обосноваться здесь и поспрашивать старожилов.
– Если он живет здесь, – быстро найдется. – Маня не поверила ни единому слову, но решила включиться в игру. – Гарнизон маленький все друг друга знают. Правда некоторые приехали недавно и снимают тут пустующие квартиры. Но на лавочках у каждого подъезда в хорошую погоду собираются пенсионеры. – Она говорила и маршировала к тропинке.
Маня постоянно видела в соседнем дворе компанию из пяти бабулек, которые отчаянно резались в карты. Они-то точно старожилы, но на пляж не ходят. На ходу она поделилась своими наблюдениями и посоветовала навестить эту компанию.
Женщина вздохнула:
– Пробовала, услышат фамилию и замолкают. Инспектор жилищной конторы приезжая.
– Найдется. – Подбодрила их Маня и перекинула пляжную сумку на другое плечо.
По дороге домой она уже почти сняла подозрение с пары и размышляла, может быть люди, как и они неожиданно вернулись в Россию и теперь пытаются восстановить утраченные связи. Они с Глебом тоже пытались, но пока получается не очень. Друзья и родные за 16 лет успели пройти солидную часть своего жизненного пути, и сильно изменились. Человек слаб, держится на плаву только в составе стаи. У кого-то это семья с детьми и внуками, у кого-то трудовой коллектив. У Мани – Глеб. И сейчас на родине, они как потерявшиеся в лесу дети и уже ровно год старательно изучают новые правила дружбы, общения и даже организации быта. В магазинах ассортимент продуктов Мане казался незнакомым, она постоянно путалась в ценах. Переводя рубли на евро, изумлялась трехзначным цифрам и училась вводить в память телефона новые контакты. Она постоянно пугалась, и чувствовала себя неуверенно, как только что на берегу. Переезд в гарнизон слегка ослабил напряжение, но не до конца. Ничего удивительного – за 16 лет, в Москве все поменялось, новые дороги, развязки и сами люди. Маня пообщалась со своей бывшей сотрудницей, по ватсапу, они повспоминали редакцию, общих знакомых, акционерный конфликт в Торговке. Но на встречу Маня не решилась – голосом милейшей Люси Славской говорила совершенно незнакомая ей женщина. А сейчас вообще полный караул на фоне войны с Украиной, люди кинулись вешать друг на друга ярлыки: свой-чужой.
Маня с Глебом чужие и свои одновременно, их здесь определили, как первых беженцев из Латвии. Сосед по лестничной площадке, который еще два дня назад помогал Глебу затаскивать в квартиру кухонный стол, вчера устроил под дверью митинг протеста. Пьяный Валера «Мигарь» требовал определить свою позицию немедленно! Надо вводить войска в Ригу или не надо!
– Я летчик, пенсионер, Прибалтику пора проучить, сам полечу первым же рейсом! Ни на минуту не задумаюсь. А проучить ее давно надо!
Валера «Мигарь» не одинок, на фоне шторма мировых событий по стране и миру распространяется пугающий холод, порывы этого ветра уже проникли и в скромные квартиры отставных летчиков, и в роскошные особняки нуворишей. Здесь в гарнизоне олигархов не наблюдалось, и даже казалось, что война, это где-то там, в другой вселенной. Что касается окрысившегося на страну Запада, так обитателям городка этот самый Запад по барабану. Ан нет! В апреле здесь похоронили первого героя войны, сын одноклассника Глеба пошел добровольцем и подорвался на мине под Волновахой. Одноклассники героя, родственники, соседи оплакивали Димку Гурова, вслух вспоминали каким он парнем был, а про себя думали – война не может быть далеко, и двух месяцев не прошло, а долетел ее осколок и в этот военный городок. Тяжело ранил мать парня – Алену Гурову, лето, а она ходит в черном платке на голове и все время кутается в кофту.
Маня миновала двор жилого дома номер четыре и успокоилась – женщина с кровами серьгами и кавказец за ней не следили.
Следователь Чуров, навестив в городке Маню с Глебом, советовал:
– Место спокойное, если сами высовываться не станете, никто вас не найдет. До суда никаких визитов к друзьям и родным. Куда вы там по легенде улетели?
– В Марсель. – Со вздохом подсказала Маня.
– Да уж, выпендрились. – Укорил Чуров. – Ваших доходов и на месяц жизни в Марселе не хватит. А вы уже на год там застряли.
Чуров окинул взглядом покосившуюся крышу бывшего гарнизонного универмага и хмыкнул: «Марсель, говорите. Ну-ну». Потом предостерег от новых знакомств, и неоправданных выездов из гарнизона. Запретил заполнять под своими именами любые бумаги. Прятаться осталось недолго – суд скоро, уже осенью.
Маня добросовестно пряталась от родных и знакомых, шугалась от незнакомцев и старательно восстанавливалась после перенесенной операции. Знакомых с озера можно забыть.
А вот маникюр с педикюром нужно сделать немедленно, в парикмахерской не засветишься, там паспорта никто никогда не спрашивал.
Маня присела на качели под старой яблоней и достала телефон, чтобы подобрать салон красоты неподалеку, и записаться на процедуры. Случайно нажала на Дзен, а там без комментариев показывали разрушенный жилой дом. Город уже контролировали русские и все равно долетел какой-то заморский снаряд, прошил все шесть этажей и рванул в подвале. На снимке она рассмотрела висящие на живой нитке балконы, и груду обломков вокруг и в середине дома. Утешает одно – многие с началом боевых действий успели выехать из города. Но в каждой квартире этого дома хранилась история семьи, мебель и бытовая техника, подушки одеяла. Теперь людям придется начинать с нуля. Маня с Глебом дважды так начинали. Удовольствие еще то!
На нулевой старт сегодня обрекают миллионы жителей Украины. И все во имя аферы узкой группы политиков, объявивших себя хозяевами мира. А мир за пределами границ России молчит о бомбежках нацистами мирных городов, западный обыватель не знает реальной картины и злится на Путина.
Вон Витас опять прислал свои обвинения Глебу. За убитых азовцев, взорванный тоннель, и вообще за все муж должен ответить не только потому что он русский так еще и подозрительно свинтил из Латвии перед войной. Витас был уверен – Глеб воюет. Муж спорить давно перестал, прослушал звуковой файл, вздохнул и чуть слышно произнес: «Два мира – два Шапира».
Хотя они, Маня с Глебом, волей судьбы попали в какой-то третий почти сюр реальный мир. Здесь в городке он был особым. Люди жили не спешно, разновозрастная ребятня большими стаями носилась по городку. Идешь мимо их компании и слышишь:
– Здравствуйте, здравствуйте.
Здесь все здоровались и даже малыши трех лет отроду, они уже гуляли по городку без взрослых и могли в любой момент вынырнуть из высокой травы и оказаться под ногами. Маня шла к цели и раскланивалась на каждое приветствие, наконец она добралась до детской площадки. Там ухватилась руками за перекладину, вытянулась на металлической лестнице так, чтобы почувствовать себя туго натянутым канатом. «7, 8» – считала она про себя. Сегодня следовало провисеть 15 секунд. Но на девятой она услышала очередное «Здравствуйте». С обратной стороны трубы несмотря на жару, в высоких ботинках и куртке стоял бородатый мужик и смотрел ей прямо в глаза.
– Здравствуйте! – Ответила она и отцепившись от трубы решительно произнесла: – Сигарет нет!
– До свидания! – Вздохнул местный бомж и поковылял за кусты.
У Мани сигареты лежали в сумочке, пару раз она выдавала их бедолаге. Но сейчас решила пресечь эту практику. Так получилось, что в один и тот же день она отломила кусок колбасы бродячей собаке и угостила сигаретой бородатого. Пес размером с овчарку буквально караулил Маню на каждом повороте, забегал вперед, бил лапой по всему, что она держала в руках, тыкался носом в спину. Не всегда у Мани было с собой лакомство для пса, зато пес вырастал перед ней всегда. Понадобился целый месяц, чтобы хвостатый понял – колбасы не будет и перестал гоняться за ней. Бомжа отучить от дармовых сигарет оказалось куда сложнее.
Этот спившийся и овдовевший летчик, один такой на весь гарнизон. Он получает пенсию и пропивает ее за три дня, остальные 27 дней курит и питается из милостыни. Об этом Мане поведала соседка, и предупредила – если станет помогать бедолаге деньгами сигаретами или продуктами, то очень скоро он будет сидеть под дверью квартиры и придется решать стоит ли лишний раз высовываться за дверь. Без дани перешагнуть порог, не получиться.
Мир меняется со дня его сотворения господом, и каждое новое поколение становится немножко другим. Люди в подростковом возрасте приобретают основные социальные инстинкты, которым будут следовать до конца жизни. У Мани в школе, на уроках литературы они несколько часов подряд обсуждали образ Обломова, пытаясь разобраться почему его следует отнести к категории «лишние люди». А на стыке социализма и капитализма лишних людей в России оказалось чуть ли не 80 процентов. Их увольняли с работы, отправляя на улицы торговать чем попало, кормили пенициллиновыми ножками Буша и опаивали спиртом рояль. Так их хотели приспособить к нуждам новоявленных капиталистов. Но это многочисленное племя так называемых «совков» было недурно образованно.
Вчера выбрасывая мусор Маня нашла стопку перевязанных веревкой книг. Маня просмотрела – литература в основном техническая. И здесь же общая тетрадь в дерматиновой обложке. На клетчатых страницах аккуратным почерком написаны формулы, нарисованы графики. Сейчас мало кто пишет от руки, и Маня с двумя книгами по вертолетам прихватила и тетрадку. Муж полистал, нашел фамилию автора записей убедился, что не знаком с ним и подвел итог:
– Джинсов тогда конечно не было, но учили нас хорошо. Между прочем, именно по разработкам советских инженеров сегодня создали и Сармат, и Авангард, и Циркон.
Маня подумала, создавали одни, а миллионерами стали другие. Осколки этих людей, увлеченных наукой и изобретательством, разлетелись и затерялись. А гарнизон, как остров забытый во времени, вместе с людьми, которые росли и приобретали свои социальные инстинкты в условиях равенства братства и справедливости. Ну не везде и не всегда – будем честными. Но они верили, что так должно быть. Этих людей воспитывали на принципах социализма – от каждого по способностям каждому по труду. И здесь в гарнизоне такой народ чудом выжил. Его каким-то образом обошли потрясения на заре первоначального наворовывания капитала. Устоял гарнизонный народ даже тогда, когда на всех россиян новые власти вместе с их заморскими кураторами напяливали смирительную рубашку. И что странно – почти везде удалось, а здесь не очень.
Теперь, курс поменялся – народ надо вернуть обратно в патриотизм и героизм. И что интересно, стараниями пропагандистов это тоже неплохо удается. Народ в стране посмеивается над европоликами, искренне ненавидит обитателей Банковской в Киеве, радуется, когда сообщают о ликвидации целых бригад и батальонов нациков. В 90-ые у россиян отобрали прошлое, а теперь нарисовали цель, эдакую мишень, пуляя в которую можно отомстить за потерянное, и мечтать о будущем, правда, пока в формате личных желаний. Но пятидесятилетнего лётчика-бомжа, на образование которого в СССР потратили немало средств, вычеркнуть из списка лишних людей и вернуть хоть куда-нибудь в созидательную жизнь уже не получиться.
Волей судьбы Маня с Глебом, попали сюда, чтобы зализывать свои раны, спрятаться от невзгод, набраться сил и жить дальше. Их приняли с сочувствием и те, кто помнил родителей Глеба, даже взяли под свое крыло. Считали – по ту сторону кордона своя мишень, там русских объявили лишними. Их капитал пригодится, а сами особи ни к чему. Там нарисованы свои мишени, а стрелы ненависти стараниями пропагандистов нацелены как в Россию целиком, так и в каждого ее гражданина в отдельности. Через прицел на восток смотрят не только политики, но и целые полчища одурманенных граждан. Уж Маня знает, через день да каждый день она разговаривает со своими подружками и знакомыми. Они не поверили, что, восстановив страховой полис, Мане сделали сложную операцию абсолютно бесплатно. Удивились, что украинских беженцев не ссылают в Сибирь, а разместив во временном жилье всем миром помогают им и одеждой, и питанием. Навыки коллективизма злобные власти девяностых не смогли разрушить до конца. Маня с Глебом смотрели репортаж из Лисичанска, где прямо на улице в большущей кастрюле, женщины варили гороховый суп на весь подъезд. В квартирах нет ни газа, ни воды, до поваров доносятся раскаты боя, а они знай себе помешивают суп и радуются жизни. Этот самый коллективизм помог и Мане с Глебом обустроиться, едва соседи услышали фамилию Глеба, как вспомнили его родителей. В гарнизоне, в свое время, отец был, влиятельным, авторитетным и чрезвычайно уважаемым человеком.
– Так ты Глебка Прокшин? – а что бородатый такой? – С интересом рассматривала Маниного мужа грузная женщина. – Опираясь на клюку, она протянула руку и коснулась ежика на голове Глеба. – В юности твой муж был костматым – Обратилась она к Мане, – а теперь бородатый и седой. Но глаза те же хитрющие-е-е. Я вам пару кастрюль приготовила и занавески. Знаю, что сняли вы пустую квартиру. Ничего, поможем.
И помогли, весть о латышах-беженцах разнеслась по старожилам гарнизона мгновенно. И скоро прибывшие в городок с одним чемоданом летних вещей Маня и Глеб получили в дар два стула, стол и 4 тарелки.
Соседка снизу на улицу давно не выходит – после смерти мужа отказали ноги. Алла Викторовна подкараулила Прокшиных у двери, а заманила к себе. Они с Прокшиными вместе служили и здесь и в Сирии, крепко дружили.
– И вы мне не чужие. – Заключила она и выдала им три цветочных горшка стопку вафельных полотенец и еще одну занавеску. Алла Викторовна велела называть ее Алей. Каждый вечер по ватсапу присылала пожелания «Спокойной ночи», и подписывала «Целую Аля». Через три часа Маня с Глебом повезут Алю к стоматологу.
Маня поднималась по лестнице с пучком срезанной осоки для Алиных котов. Она положит пучок на тумбочку у двери, туда откуда прихватила перед озером пакет с мусором. Беспокоить звонком Алю не станет ей тяжело добираться до двери, чтобы открыть ее. Было еще одно обстоятельство – Аля любит поболтать, и чего греха таить, посплетничать. В памяти Мани осели уже пять историй об адюльтерах местного значения. И что интересно, Аля постоянно оправдывала неверных мужчин и с яростью осуждала изменниц- женщин, которые настолько глупы, что не понимают какой незаслуженно щедрый подарок вручила дурехе судьба в виде мужа-летчика. Маня попыталась вступиться за слабый пол. У нее самой в истории уже четвертый брак. Но так спокойно и защищенно, как сейчас, она не чувствовала себя никогда. На лице Али с солидными остатками былой красоты хорошо очерченные брови поползли наверх, глаза застыли на Манином лице так, будто два луча готовятся прожечь в ее темени дырки.
– Ну ты то поняла, что лучше нашего Глеба никого быть не может! Да, ошибалась. А что касается счастья спокойствия и защищенности – об этом никому вслух не говори ни-ког-да! Завистников вокруг море. И если уж сейчас в пустой квартире ты чувствуешь себя и уютно и спокойно, то есть основания предположить, что в нашем маленьком городке тебе достался самый шоколадный муж. Держи его подальше от наших охотниц, как я своего держала.
Как именно и где Аля прятала мужа от охотниц, Маня уточнять не стала, и даже представить себе, как можно посадить Глеба на цепь и запереть дома не могла.
Но сама философия Али и ее проникающий взгляд вызвал два батальона мурашек – один пробежался по правому плечу второй по левому.
Маня потихоньку открыла дверь и шмыгнула в квартиру. Тишина, Глеб, наверное, не проснулся, Маня сняла пляжные шлепки и на цыпочках направилась к балкону. Купальник на солнце высохнет быстро, и муж не узнает о ее своевольничестве. Все предписания по Маниной реабилитации доктор выдал не ей, а Глебу. И теперь оказавшись под полным контролем мужа, Маня насобирала порядка 30 «Нельзя», и поняла, что под таким прессом запретов человек не выживает. Больше 2,5 килограммов поднимать нельзя, следовательно, самостоятельный поход в магазин под запретом. Нельзя простудиться и не дай бог отравиться, нельзя есть жареное соленое твердое острое и градусное. Нельзя долго ездить на машине и почему-то летать самолетом. Все было нельзя, и Маня стала предполагать, что, не желая отпустить жену к подруге в Черногорию, он по личным соображениям добавил в список запретов самолеты. То же самое и с Питером. Сапсан идет всего три часа, но это время придется провести в сидячем положении, а это тоже вредно.
Иногда Маня огрызалась:
– Жить вообще вредно, некоторые от этого даже умирают.
Муж давал сдачи:
– Доктор тебе категорически запретил курить, а я разрешил.
И Маня примолкла. Иногда надо быть немножечко хитрее вот, например, сейчас она ходила пройтись, а не купаться. Муж оказывается не спал, он выслушивал кого-то по телефону и не заметил Манин манёвр с мокрым купальником. Они спокойно позавтракали Маня рассказала про бомжа. А Глеб сообщил, что хозяин гаража пока не приехал, должен был, но… И вообще сказал, что сдавать и даже продавать гараж пока не собирался. Поболтав еще чуть-чуть они спохватились, пора было везти Алю к дантисту. А это целая операция Маня на лестнице поддержит Алю под руку при этом она должна шагать на ступеньку ниже и слева. Правой рукой Аля держится за поручень, а строго впереди на две ступеньки ниже спускается Глеб. Машина уже стоит у бордюра напротив подъезда. Такой высоты хватит чтобы Аля могла сесть в салон, а потом руками одну за другой поднять туда ноги.
Взбалмошные муж и жена опоздали на целых три минуты, Аля уже сидела на тумбочке в подъезде. Умело накрашенная, тщательно причесанная и с идеальным маникюром она строго посмотрела на Маню, и та поняла – в такие важные моменты, следовало быть поточнее. Наконец они разместились в салоне и ринулись с места. Глеб, сворачивая на центральную дорогу спросил:
– Аля ты не помнишь, где был гараж отца?
– Как где?! Рядом с нашим. Только Антон отдал его Михееву.
– А ты кому отдала свой?
– Никому. Там Васины вещи, как я могу чужого туда впустить. А ты почему спрашиваешь?
Глеб пожаловался, что вторую неделю не может арендовать гараж. Одноклассник переехал с семьей в Москву и дарит им с Маней на бедность два велосипеда. Просит забрать, а некуда. Маня уже сварила клубнику. Тоже надо куда-то девать… Аля помолчала:
– Хватит вам скитаться по чужим углам! Порылась в сумочке и протянула Глебу массивный ключ.
Так начинались очередные приключения это бедовой семейки. Сначала ключи от гаража, а с ними и чужие проблемы уже готовы были шарахнуть их по голове.
Глава 2
Домой они вернулись только через три часа, утомленная Аля немедленно отправилась в кровать. Маня озадаченная программой лечения зубов тоже плелась по лестнице понурив голову. Показывать свои виртуальные клыки доктору, Глеб категорически отказался:
– У меня ничего не болит! – Осадил он дантиста и пулей вылетел за дверь. Врач, молодая стройная женщина изумленно проводила его взглядом, потом вопросительно посмотрела на Маню, которая прыгала на одной ноге пытаясь не свалиться на пол. Синие бахилы прилипли к босоножкам, и она старалась отодрать полиэтиленовый пакет от подошвы. Не дождавшись ответа на взгляд, доктор решила повторить вопрос голосом:
– Что-то не так?
Маня замерла на одной ноге как цапля, в зеркале встроенного шкафа для одежды посетителей отразилась картина: врач с вопросом на лице и еще 4 пары вопросительных взглядов с банкетки, ожидающих приема страдальцев. Стремительность, с которой муж ретировался за дверь частной стоматологической клиники могла зародить у клиентов сомнения. Понятно, почему хозяйка клиники в странной сцене решила сразу поставить точку.
Мане надо было что-то сказать:
– Глеб просто привез нас сюда. Даже если бы женщина и захотела объяснить ситуацию, то не смогла бы. В русском языке нет слов, которые смогли бы отразить глубину страха Глеба перед стоматологами. Ужас и паника охватывали его при одной фразе: «Едем к зубному». Это была самая надежная кнопка управления, та самая слабость, используя которую мужа можно было завербовать даже в бригаду переселенцев на Марс. Прыгать с парашютом, дать смачного пинка амбалу, на две головы выше его самого, поставить на место дебошира – это вмиг без сомнений и с дорогой душой. А вот пожаловать в зубоврачебное кресло ни – за – что.
Однажды Мане удалось-таки втолкнуть мужа в стоматологический кабинет. Это была история с продолжением, которое дает о себе знать до сих пор. Как только набухнет правая щека Глеба, начинает корить себя – ну зачем заставила мужа пойти к врачу. Впрочем, выбора у них не было, зуб разболелся перед самым выездом из дома. Путь предстоял не близкий – 2000 километров только в один конец. Тогда они мотались по Европе исключительно на машинах, подготовка к вояжу велась заранее, уточнялся маршрут и время встреч в разных точках. Было это зимой, улицы и парки Елгавы покрыло снегом, градусник опустился до двадцати ниже нуля. Три дня велись переговоры с двумя издательствами – одно в Праге, второе в Австрии. Глеб рассчитал маршрут, наметил три дополнительные встречи и две масштабные съемки по автомобильным делам. Выехать они собирались в ночь, – к утру доберутся в Польшу, там осмотрят для заказчика первую машину, сбросят снимки и рванут дальше. На границе с Германией снимут отель, немецкие апартаменты слишком накладны. Закупят продукты, чтобы хватило на три дня и потом прямиком в Мюнхен. Сумки собраны, загружены в багажник, а зуб, который ныл с самого обеда разошелся не на шутку. Махнуть бы на все рукой, и полоскать рот теплой водой с содой каждый час, или подержать во рту ложку подсолнечного масла, принять пару таблеток кетанова и забраться под одеяло. Лежать глядя на огонь в камине и баюкать свою щеку. Но нельзя. В Мюнхене человек будет проездом, специально запланировал пересадку, чтобы встретиться с Глебом и Маней. Вот тогда и удалось Мане запихнуть мужа к дежурному врачу, провокационный зуб молодой врач удалял с таким рвением, что пробуравил в челюсти Глеба дыру, устроив в полости рта не предусмотренный природой сквозной проход между полостью рта и носом. Поездка была еще та. Стоматолога не добрым словом поминали каждый час, и как только вернулись – сразу в клинику. Повезло эскулапу, горе-умельца на месте не оказалось. Выслушав разгневанного клиента, хозяйка клиники выставила вперед ладошку в тонкой резиновой перчатке, и нырнула за дверь кабинета. Через пять минут пригласили и их с Глебом, за столом сидела милая женщина, которая честно глядя в глаза Мане заявила, что никаких мужчин в ее штате нет и не было никогда. Чек они не сохранили, это выяснилось еще на фазе горячей стадии в приемной, а договора растяпы клиенты и вовсе не подписывали, даже привычка делать снимки в любом месте, не сработала – в клинике Маня ничего не снимала. Получилось, что десять дней назад, аккурат во время визита Глеба к врачу по техническим причинам был вообще отменен ночной прием, а коли так, то этот «кревиес» (так по-латышски звучит слово русский) просто фантазирует, либо зуб мужу в этом самом кресле зверски выдрал некто мистер полтергейст. Злоумышленник пробрался в клинику, ответил на звонок и предложил бедолаге с острой болью немедленно приехать. Дальше искать этого доктора Глеб категорически отказался. Маня потратила на расследование целых три дня, и уже выяснила, что племянник хозяйки учится в медицинском и периодически дежурит по ночам в клинике под строгим наказом родственницы в сложных случаях немедленно звонить ей. Но сейчас сессия закончилась, и племянничек с медсестрой укатили кататься на горных лыжах.
Глеб отмахнулся рукой от информации о враче-вредителе и сказал, что, если Мане интересно пусть выслеживает себе на здоровье неумеху, только сам Глеб ни к какому дантисту в трезвом уме и твердой памяти больше не пойдет.
– В крайнем случае, отвезешь меня туда под общим наркозом. Дома укол и вперед в бессознательном состоянии.
Эту историю троица вспоминала уже в машине по дороге домой. Перспектива везти Глеба к врачу под наркозом Алю развеселила, они даже вспомнили, что здесь в военном городке был врачебный кабинет с настоящим пыточным аппаратом. Зубы доктор сверлил механическим аппаратом, который приводился в действие нажатием педали. И от того, насколько врач силен, зависит скорость вращения бура, а уже от скорости степень болевых ощущений объекта, намертво пристегнутого к креслу. Не удивительно что, имея личный опыт таких зубных экзекуций многие подросшие гарнизонные детки, всю сознательную жизнь старались избежать стоматологических услуг. Маню стоматолог приговорил к удалению обломанного зуба, а потом через неделю планировал установить на пустующее место имплант. Пустующих мест у нее во рту было всего два. Доктор долго раскачивала каждый зуб и приговаривала – этот тоже сомнительный. Подумать было над чем – стоимость одного импланта равнялась цене стеклопакета размером два тридцать на метр восемьдесят, которые Мане устанавливали сейчас в питерской квартире на Петроградской. Теперь она склонялась к мысли – пожить пока с обломанным зубом. Задумчивость жены Глеб расценил по-своему:
– Пока не болит, нечего его и трогать.
Они сидели на кухне, отпиваясь чаем и закусывая зефирками зубодробительные воспоминания. По дороге они свернули к гаражам, Аля показала свой, потом они с большими предосторожностями переместили соседку от машины к квартире и теперь наслаждались покоем и зефирками. Странное дело, еще три часа назад они расстроились, что хозяин пустующего гаража неделю морочит им голову – сдам не сдам, а теперь ключ в барсетке, идти к месту не больше пяти минут. А они не спешат. Аля сказала, что в гараже есть погреб – вообще отдельная удача. Сама Аля в погребе не бывала никогда, а в гараж не ходила целых пять лет, но Глеб разберется. Муж копался в телефоне. Маню, как магнитом тянуло на озеро, день был теплым, вода прогрелась и можно отличненько поплавать. Подконтрольная Маня, чтобы не схлопотать семейный выговор с занесением в дневное расписание, делиться утренним геройством с мужем не стала. Наслаждаясь давно забытыми ощущениями в одиночку, и покачиваясь на приятной волне утреннего мокрого преступления, она смотрела на мужа, но думала о своем.
